Нефритовая Орхидея
В юности её называли Нефритовой Орхидеей. Издревле в китайской традиции этот нежный цветок ранней весны олицетворял собой всё самое утончённое и чистое. О, как она была прекрасна в те далёкие годы! Гибкий изящный стан, благородно белая кожа, вьющиеся шёлковые локоны и ослепительно чёрные глубокие глаза. Не только мужчины, но и женщины не могли налюбоваться её красотой. Придворные поэты слагали о ней стихи. В самых дальних уголках Срединного Царства рассказывали истории об удивительной красоте любимой наложницы Императора.
Цыси провела по зеркалу длинным лакированным ногтем. Из отражения на неё внимательно смотрело одутловатое лицо грузной пожилой женщины. Белила и румяна уже с трудом скрывали морщины и темнеющую дряблую кожу на щеках. Волосы стали ломкими и тусклыми. Уголки губ сурово опустились вниз. Лишь из-под набрякших век всё так же ярко пылали чёрные глаза – последнее напоминание о головокружительной молодости.
Как бы она ни боролась, все эти годы её красота утекала, словно песок в часах. От красоты, благодаря которой когда-то она вошла в сонм императорских наложниц, практически ничего не осталось. Зато, как и прежде, оставался хитрый изворотливый ум, что привёл её на самую вершину власти, сделав Великой Императрицей – могучей правительницей огромной державы.
Сколько пришлось ей испытать на этом пути длиной в несколько десятилетий, сколько принести жертв! Она до сих пор помнила то жгучее чувство стыда и неловкости, когда её в числе нескольких десятков других девушек, выстроенных в ряды, придирчиво осматривал жирный придворный евнух. Будто выбирал лошадь на рынке. Как потом привели её в постель к Императору Сяньфэну – немощному юноше, от которого противно пахло лекарствами. Как она терпела на себе его хилое тельце, силящееся исполнить царственный долг.
Какими бы неприятными они не были, но это были её первые шаги во власть. Вскоре шустрая сообразительная девочка стала прекрасно ориентироваться в хитросплетениях интриг Запретного Города. Она сумела подружиться со своей сверстницей Императрицей, которая из-за женского бессилия всё никак не могла родить Сяньфэну сына. Тогда, чтобы сохранить преемственность правящей династии, наивная Императрица предложила стать матерью наследника ей – Цыси. Отражение в зеркале едва заметно улыбнулось – одними уголками губ. Воспоминание о первой успешной интриге всё ещё грело очерствелое сердце старой правительницы.
Став матерью законного наследника Империи, Цыси огненной кометой ворвалась в тесный круг приближённых к кормилу власти. В течение всего нескольких лет с помощью врождённой сметливости ей удалось сделать этот круг менее тесным, а вскоре и вовсе остаться у престола в одиночестве. Трагически скончался от неведомой болезни слабый Сяньфэн, оставив малолетнего сына на попечение двух регентш – любимой жены и любимой наложницы. Первым делом Цыси жестоко расправилась с заговорщиками из числа родственников почившего правителя, которые пытались оттеснить её от трона. С молчаливого согласия подруги она получила статус уже не бывшей наложницы, но второй вдовствующей Императрицы.
Вся её последующая жизнь была наполнена борьбой. Одного за другим она истребила самых влиятельных и опасных сановников. Подросший Император заартачился и возжелал править единолично, а потому ненадолго пережил своё совершеннолетие, неосторожно заболев от сквозняка. Соправительница и подруга вскоре тоже отправилась вслед за пасынком на тот свет, отравившись рисовыми пирожными. Посадив на престол нового младенца – на этот раз своего родного племянника, Цыси стала править Империей единолично. Ей удалось одолеть своих коварных и жестоких врагов. Из всех схваток она вышла победительницей. Из всех, кроме схватки со временем.
Императрица отвернулась от зеркала и повернулась в сторону озера. Лёгкая рябь пробежала по водной глади, отражавшей в себе высокое чистое небо. Через озеро, на вершине холма Долголетия высились аккуратные башенки буддистских храмов. Отсюда, из Мраморной Ладьи, открывался изумительный вид на красоты загородной императорской резиденции. Величественный павильон на берегу озера, выполненный из камня в форме грациозно рассекающего волны корабля, был любимым местом отдыха Цыси. Сюда она приходила пообедать и подумать.
Когда-то, когда она ещё была молода, это восхитительное место было уничтожено круглоглазыми варварами, пришедшими из-за моря. Вооружённые невиданным доселе в Китае оружием, чужаки навязали Империи неравноправные договоры, пили из неё соки, одурманивали её подданных ядовитой отравой – опиумом. А самое невыносимое – они несли с собой грандиозные перемены, грозившие подорвать вековые устои монархии Цин. В прибрежных городах Китая чёрными столбами густо задымили в небо заводы и фабрики. Через древние священные земли протянулись шрамы железных дорог. Тысячелетний уклад жизни Империи менялся. С каждым годом всё отчётливее ощущая мощное дыхание новой эпохи, Цыси чувствовала себя осколком исчезающего прошлого – стремительно дряхлеющей древности. И это ей не нравилось.
Она пыталась противостоять переменам. Поддерживала народные движения, боровшиеся с засильем иностранцев. Умело лавировала между сторонниками прогресса и ревнителями старины, пытаясь удержать расползающуюся по швам державу. На деньги, собранные для строительства более современного флота, восстановила Мраморную Ладью – её твёрдым убеждением оставалось, что внешний блеск Империи важнее, чем игра мускулами. Только уверенность в своих силах, выраженная в роскоши и богатстве, внушает подданным уважение и раболепие.
Но чем старше она становилась, тем сложнее становилась её борьба. Заокеанские варвары наглели всё больше. Росло число их сторонников в самой Империи. Самое страшное – вместе с наступающими переменами Цыси начинала чувствовать себя беспомощной и жалкой старухой. Сначала ей ещё удавалось отгонять от себя эти мысли. Но они становились всё навязчивее и постепенно овладели всем её существом. Тогда она чуть было не сдалась.
Её выручил один из придворных евнухов. Он принёс древний трактат забытого тибетского мыслителя и врачевателя Чжэнь Цзы. Эта книга была одинаково запрещена к распространению как буддистскими, так и даосскими монахами. Написанные в ней сокровенные знания переворачивали с ног на голову всё, о чём Цыси читала в юности. Она поняла: эта книга спасёт и её, и Империю.
Размышления Императрицы прервал осторожный кашель позади. Она обернулась. В дверном проёме стоял тот самый евнух, Цао Чжан. Склонившись в глубоком поклоне, он пробормотал:
– По вашему приказанию они явились, великая госпожа.
Не удостоив слугу ответом, Императрица величественно выплыла из павильона и направилась к ближайшему малому дворцу. Евнух поспешил за ней.
В главном зале дворца стройными рядами уже стояли одетые в красочные халаты фигуры. Шесть рядов, в каждом по дюжине. Большие глаза, бархатная кожа, густые волосы. Все как на подбор, здесь были самые красивые девушки Империи, отобранные с разных её концов специально назначенными верными людьми. Прекрасные юные лица боязливо потуплены в пол. Цыси медленно прошлась вдоль рядов, внимательно вглядываясь в каждую девушку. Давным-давно, целую жизнь назад, так же, как они сейчас, стояла и она в другом дворце, под пристальным взглядом старого евнуха. Такая же испуганная, она ещё не знала, как вскоре преобразится её жизнь. Теперь роль осматривающего играла сама Императрица. Цао Чжан почтительно стоял поодаль.
Цыси остановилась. Её внимание привлекла одна из девушек. Высокая и стройная, она тоже опустила своё вытянутое лицо в пол, но из-под длинных ресниц любознательными огоньками поглядывали глубокие чёрные глаза. Над правым ухом, в тёмных, слегка вьющихся волосах прятался свежий цветочек орхидеи. Императрица изящным, но сильным прикосновением пальцев подняла лицо девушки за подбородок.
– Откуда ты, дитя?
Красавица стрельнула взглядом в сторону евнуха. Тот нахмурил свои седые брови. Тогда девушка посмотрела Императрице в глаза и с заметным акцентом проговорила:
– Я родом с севера, госпожа. Мой отец – торговец фарфором в Харбине.
– Народная молва правдива: северные орхидеи – самые прекрасные.
– Это из-за того, что они дольше набираются красоты под снегом, моя госпожа.
Евнух за спиной Цыси шумно охнул. Старый чудак, наверное, чуть сознание не потерял от такого нарушения дворцового этикета. Как же: Императрица не давала девушке слова. Цыси ухмыльнулась и поправила цветок в волосах молодой красавицы.
– Ты красива и умна, дитя. Совсем как я когда-то. Нежная, но сильная орхидея севера. Мне тоже были нипочём лютые ветры. И вот я здесь. И ты тоже.
Девушка поклонилась Императрице. Но Цыси уже отвернулась от неё. Она кивнула евнуху. Тот трижды хлопнул в ладоши, и в зал вошли несколько стражников. Евнух сделал девушкам несколько быстрых знаков, о которых они договорились заранее. Вереницей они потянулись за ним в соседний чертог, сопровождаемые почётной охраной. Цао Чжан светился от радости. Императрица осталась довольна смотром.
Когда дверь за ними закрылась, и Цыси осталась одна, она подошла к окну и посмотрела в сад. Клонящееся к закату солнце пряталось за раскидистыми ветвями маньчжурского орешника. Эта девушка так сильно напомнила её саму пятьдесят лет назад. Глупые девичьи мечты, неловкие ухаживания соседского красавчика Жунлу. Далёкая, ушедшая молодость. Мир, который давно угас.
*****
Императрица скинула с морщинистых плеч халат. Две служанки подхватили одеяние и поспешно удалились из комнаты, затворив за собой дверь. Цыси с наслаждением погрузилась в ласковое тепло заполненной до краёв огромной нефритовой ванны, стоявшей под шёлковым балдахином. Горячая волна, передавшись через кожу глубже в тело старой женщины, затопила её сознание. Окунувшись в этот жар с головой, Императрица вынырнула и хрипло рассмеялась.
Прав был древний нечестивец Чжэнь Цзы! Тысячу раз прав. Недаром его преследовали по всему Китаю за «богопротивное учение». Цыси чувствовала, как её тело молодеет буквально на глазах. Она испытывала могучий прилив энергии. Теперь она сможет всё! Она сохранит Империю, вернёт ей былое величие, восстановит старинные порядки и выгонит круглоглазых варваров. Никто не устоит перед ней.
Краем глаза она заметила на мраморном полу рядом с ванной маленькое светлое пятнышко. Присмотревшись к нему, она поняла, что это цветочек орхидеи. Осторожно подцепив его ногтями, Цыси поднесла цветок ближе к глазам. На лепестках виднелись крохотные красные капельки. Нужно будет наказать сегодняшнюю прислугу, допустившую такую досадную оплошность.
Проводить необходимую Императрице ванную процедуру становилось всё обременительнее. Если раньше было достаточно делать это раз в месяц, теперь приходилось наполнять ванну раз в неделю. Она чувствовала, что скоро понадобится сделать процедуру ежедневной. А находить нужных девушек становилось всё сложнее и сложнее. С дочерей благородных родов она давно перешла на простолюдинок. А скоро и вовсе придётся пользоваться услугами крестьянок. Цао Чжан докладывал ей, что в Пекине уже начали бродить кривотолки о десятках юных девушек, бесследно исчезающих за воротами летней императорской резиденции. Но с помощью своей тайной службы евнух справится с кликушами, разносящими эти слухи. Она была уверена, что он не подведёт. Слишком дорого бы это ему встало.
Тут Цыси почувствовала, что кровь в ванне начала густеть. Безжалостно смяв в ладони хрупкий цветок орхидеи, она выбралась из купели. Оставляя на белоснежном мраморе красные следы, пожилая Императрица бодро направилась к бассейну с водой.
Бремя белого человека
Запряжённый четвёркой лошадей дилижанс остановился у роскошного краснокирпичного особняка модного индо-сарацинского стиля. Лакированная дверь кабины открылась, и на мостовую выпрыгнул высокий моложавый мужчина в оливковом мундире без знаков различий. Подкованные каблуки звонко стукнули о брусчатку. Мужчина стянул с головы суконное кепи и обтёр им взмокшее от пота багровое лицо. Пышные огненно-рыжие усы топорщились в стороны.
– Ну и духотища! А ведь ещё раннее утро.
– Добро пожаловать в Бомбей, мистер Вулворт, – тяжело пыхтя, из дилижанса выбирался пухлый джентльмен в очках, светлом сюртуке и шляпе-котелке. – Сегодня у нас хорошая погода, вам повезло.
– Я любимчик Фортуны, это верно, – с ухмылкой ответил рыжий.
– Пройдёмте в дом, там вас угостят холодным мятным лимонадом.
– Я бы предпочёл бурбон со льдом. Вы, бриташки, ведь пьёте бурбон?
– Мы называем его виски, мистер Вулворт, – пропустив колкость мимо ушей, ответил собеседник. – Несомненно, у профессора Киплинга лучший винный погреб во всём Бомбее.
– Чего же мы тогда тут мнёмся. Идём скорее в дом. Эй, полегче с коробками, обезьяна! Уронишь хоть одну – я тебе содержимое под хвост запихаю!
Последняя фраза адресовалась смуглому парню-носильщику, ловким движением взвалившему на свои худые плечи багаж приезжего господина и поднимавшемуся теперь по высокому крыльцу. Собеседник Вулворта поморщился.
– Лакшит работает у меня несколько лет и прекрасно исполняет свои обязанности. Зря вы с ним так.
– Скажете тоже! Такие, как он, без острастки не работают. Уж я-то кое-что в этом понимаю, поверьте. Ладно, где там мой бурбон?
Беседа продолжилась через пятнадцать минут на втором этаже особняка – в просторном кабинете с мебелью из орехового дерева. К мистеру Вулворту и его давешнему попутчику присоединился хозяин дома – статный светловолосый мужчина тридцати с небольшим лет. Закурив трубку, профессор Киплинг внимательно оглядел гостя и произнёс:
– Итак, мистер Теннеси Вулворт. Генри уже рассказал, что от вас требуется?
Джентльмен в очках встрепенулся:
– Джон, я подумал, что детали дела расскажешь ты. Поэтому лишь обрисовал в общих, так сказать, чертах…
– Тигр. Я должен прикончить грёбаного тигра, – бесцеремонно перебил его Вулворт. – Это всё, что я знаю. И ещё знаю, что к вашей телеграмме был приложен чек на солидную сумму.
Профессор удовлетворённо кивнул.
– Всё верно. Ваша репутация настоящего профессионала в своём деле определила наш выбор. Нам нужен не просто хороший охотник. Нам нужен самый лучший.
Вулворт усмехнулся и одним махом влил в себя целый стакан виски, после чего подлил себе ещё.
– Значит, вы обратились по адресу. Тигр – не страшнее льва, а этих кошек только за год работы в Африке я завалил с десяток.
– Это не простой тигр, мистер Вулворт. Этот тигр – людоед.
Вулворт презрительно фыркнул.
– Все они людоеды. На других я давно уже и не охочусь. В Африке это были львы, нападающие по ночам на караванщиков. Во Флориде – гигантский аллигатор, сожравший несколько дюжин нигеров, пока я его не прикончил. Здоровенный медведь-шатун, разоривший три деревни в сибирской тайге. Вот с этим пришлось повозиться…
– Мы подробно изучили ваше резюме, мистер Вулворт. Но этот тигр – не просто людоед. То, о чём говорят очевидцы…
– Он умеет передвигаться на двух ногах, – поправив очки, встрял в разговор Генри, – Местные говорят, что это настоящий демон, ракшаса.
Поперхнувшись виски, Вулворт расхохотался. Отставив стакан на стол, он вытер рыжие усы и спросил:
– Вы ведь не серьёзно, Нокс?
– Ноксвилл, – вежливо поправил его Генри, – и я абсолютно серьёзен.
– Но как можно серьёзно относиться к тому, что говорят эти дикари? Их россказни – как детские байки. Там всё нужно на сто делить. Слышали бы вы, какие бредни сочиняли наши негры, чтобы не идти в поля работать. Демон, скажете тоже!
– Как бы то ни было, показания очевидцев из разных деревень сходятся в одном, – сказал профессор Киплинг, – гигантский тигр на двух ногах приходит по ночам и похищает маленьких детей. Тех, кто пытается его остановить – убивает, а иногда утаскивает в лес и их тела тоже.
– Пока что это похоже на обычное поведение хищника, распробовавшего человечинки. А то, что он на двух ногах ходит – так это у страха глаза велики. Эти туземцы вам ещё расскажут, что у тигра крылья выросли. Не нужно всему верить, профессор. Вы ведь человек науки.
– Я профессор архитектуры. И я прожил в Индии достаточно времени, чтобы научиться отличать местные суеверия от противоречивых сведений. А мой друг, мистер Ноксвилл, прокладывает здесь железную дорогу, и не первый год живёт с этими людьми бок о бок. Не надо считать нас наивными.
Выслушав Киплинга, Вулворт прошёл через кабинет к поставленному в угол длинному кожаному чехлу, который он не доверил нести носильщику, а пронёс в дом сам. Развернув чехол, охотник достал из него винтовку. Вынутое нас свет оружие блеснуло воронёной сталью ствола. По лакированному цевью из морёного дуба были мастерски вырезаны разные хищные животные: волки, пумы, львы. Генри Ноксвилл одобрительно присвистнул.
– А это – кавалерийский карабин 50-го калибра, господа. Сделан для меня по индивидуальному заказу фирмой «Ремингтон Армс». Валит с ног любого зверя с дистанции в сто шагов. Вот чему я верю, а не каким-то россказням. Верю его надёжности, мощи, весу. И знаете что? Даже если ваши дикари правы, и этот долбаный тигр ходит на двух ногах, да пусть он хоть на крылатом слоне верхом ездит – из своего верного «Рема» я его продырявлю вместе со слоном!
В эту секунду дверь в кабинет распахнулась, и вбежал шустрый мальчуган четырёх-пяти лет. Увидев высокого мужчину с красивой винтовкой в руках, мальчик заворожённо замер. Вулворт присел на корточки и взъерошил ребёнку волосы.
– Видишь эти царапины на прикладе, малыш? Их оставил клыками свирепый барс два года назад. Я выслеживал его почти месяц по Кавказским горам, и всё же он меня выследил вперёд. Если бы не эта винтовка, не было бы меня сейчас здесь. А шкура засранца украшает теперь мою гостиную в Кэмдене. Хочешь подержать?
Профессор нахмурился и поднялся с кресла:
– Рад, не приставай к мистеру. Мисс Грин! Я, кажется, просил вас!
В кабинет быстрым шагом вошла запыхавшаяся молодая женщина с внушительными формами и взяла малыша за руку. Быстро поклонившись охотнику, она повернулась к профессору:
– Извините, мистер Киплинг. Рад сегодня сам не свой. Я и не заметила, как он убежал. Идём, малыш. Не отвлекай папу и его гостей.
– Собачки! Там собачки! – звонко крикнул мальчишка, указывая на резное цевьё винтовки. Вулворт засмеялся.
– Это не собаки, малыш. Волки.
– Вовки, – повторил ребёнок и радостно засмеялся.
– Извините ещё раз, – застенчиво улыбнулась гувернантка и увела ребёнка прочь из кабинета. Проводив взглядом её пышные формы, Вулворт хмыкнул.
– Славный парень. Ваш сын? – повернулся охотник к профессору.
Киплинг устало потёр глаза и кивнул:
– Отдохните сегодня у меня. А завтра отправитесь в дорогу вместе с Генри. По пути он расскажет вам детали.
*****
Теннеси Вулворт невзлюбил Индию с первых же часов пребывания в ней, на что удивительная страна отвечала ему взаимностью. Привычный викторианский уют колониального Бомбея с его особняками и каретами, брусчатой мостовой и фланирующими по тротуарам дамами в роскошных нарядах исчез буквально через пару кварталов – там, где началась настоящая Индия. Охотника раздражали громкие крики уличных зазывал, грязные узкие улочки, запруженные смуглыми людьми и тощими коровами, доносящийся отовсюду противно пряный запах туземных кушаний. Но больше всего Вулворта бесила невыносимая душная жара. Даже в Африке он не чувствовал такого дискомфорта – там хотя бы не было так влажно. Кожа под мокрой одеждой невыносимо зудела. Хотелось раздеться, но это значило бы подставить себя не только под прямые лучи свирепо жарящего солнца, но и под укусы сонма насекомых. Из-за постоянного раздражения Теннеси чаще обычного прикладывался к фляжке с виски.
Из Бомбея на север, к месту охоты, Вулворт и Ноксвилл отбыли по недавно построенной железной дороге на Дели. За окном мелькали утлые лачуги местных жителей, диковинные храмы, широкие реки и изумрудные леса. Комфортная поездка продлилась, однако, недолго. Уже к вечеру поезд достиг города Индаур, где путникам пришлось выйти. Отсюда их путь лежал на восток, куда ещё не было проложено ответвление железной дороги. Когда беседа заходила о железнодорожном строительстве, глаза Генри Ноксвилла загорались фанатичным огнём.
– Дорога из Бомбея до Калькутты – это самый значительный проект для всей Британской империи! – рассказывал инженер, сходя на перрон. – Она наконец соединит два побережья Индии и озолотит корону.
– А заодно и вас.
– Да что я! Я всего лишь подрядчик. Только представьте, какое это немыслимое чудо – проложить магистраль через девственные леса, бурные реки и подчинить здешнюю природу себе. Заставить даже её работать на прогресс, во благо человечества.
– Чего тут представлять? У нас уже построили такую магистраль. Вам ли не знать.
– Ваша правда. Я пристально следил за новостями о строительстве Трансконтитентальной железной дороги в США и аплодировал успехам ваших инженеров. Но это немного другое. Поймите, ваша магистраль проложена через практически пустые земли. Да ещё и по равнине. А здесь… Мы тянем наши пути не только через дикие нетронутые леса и горные гряды, но и по густо заселённым регионам. В итоге нам приходится бороться не столько со стихийными силами, сколько преодолевать сопротивление местных жителей. А они страшно суеверны. Вечно им всё не нравится. То какие-то запретные земли, то звёзды им что-то не то говорят. Теперь ещё этот тигр.
Инженер вздохнул и немного помолчал. Его верный слуга Лакшит перетаскивал багаж с перрона в поджидавшую важных путешественников повозку. Поезд издал громкий гудок и отправился дальше на север, разбрасывая вокруг себя угольно-чёрные клубы дыма. Проводив железного монстра влюблённым взглядом, Ноксвилл продолжил:
– Поймите, мистер Вулворт…
– Можно просто Теннеси. Нам теперь вместе работать, Нокс.
– Поймите, Теннеси, этот тигр перемешал мне все карты. Почти все наши рабочие – из местных, и они страшно напуганы из-за этих слухов о тигре-людоеде. Чем дальше мы продвигаемся в чащу, тем неохотнее они работают. Наш прогресс сильно замедлился. Мы отстаём от графиков уже на два месяца. Работа стоит, убытки накапливаются. Акционеры в панике! Хорошо, что профессор Киплинг помог мне найти вас.
– Готов поспорить, у мистера Киплинга изрядный пакет акций в вашем обществе.
– Среди наших акционеров много уважаемых людей. Неудивительно, что один из них принял близко к сердцу наши общие проблемы.
– Значит, вы переживаете за свои кошельки? Слава Богу, а то я уж и правда подумал, что вам есть какое-то дело до этих голозадых дикарей.
Ноксвилл потупился.
– Конечно, остановить хищника нужно в первую очередь, чтобы спасти местных жителей…
Охотник улыбнулся и похлопал инженера по плечу.
– Со мной вы можете не притворяться, Нокс. Вы делаете своё дело, я – своё. Мы честные люди, как говорят у нас – бизнесмены. Нам нечего стесняться. Идёмте. Ваш слуга уже подготовил караван.
Следующие несколько часов повозку с путешественниками нещадно трясло на ухабистой грунтовой дороге. Ноксвилл объяснил американцу, что на данном этапе строительства его бригада прокладывает просеку через густые джунгли. После того, как лесной участок будет пройден, можно будет начать укладывать рельсы.
– На этапе проектирования дороги мне казалось удачным решением вести линию через Индаурское княжество. Во-первых, по прямой здесь наикратчайший путь через лесистую местность между двумя равнинами. Во-вторых, раджа Индаура во время сипайского восстания остался лояльным Британской короне, и его подданные не грозили нам возможными проблемами. Если бы я знал тогда про этого Шерхана, то лучше бы обошёл проклятое княжество стороной. Пусть это стоило бы в полтора раза дороже.
– Что ещё за Шерхан?
– Ах да, я ведь ещё не упоминал. Так местные называют этого тигра. На их языке это значит что-то вроде «царь тигров». Оказывается, он уже орудовал в этих землях, года три назад! А мы даже и не слышали об этом.
– Царя зверей – льва я уже убивал. Справлюсь и с этим царьком. Всё с вашей железной дорогой будет нормально. Давайте лучше выпьем.
К закату повозка доехала до пункта назначения – рабочего посёлка №1 Трансиндийской железной дороги. Грунтовая дорога здесь заканчивалась, дальше начиналась широченная просека, вырубленная прямо среди первозданных джунглей. Вулворт стоял у входа в этот исполинский изумрудный коридор и невольно любовался тем, как удлиняется его чёрная тень в лучах заходящего солнца. Сейчас, когда изнуряющая жара наконец-то спала, он был даже почти счастлив.
Новое испытание ждало американца ранним утром. Оказалось, что дальнейшая дорога к рабочему посёлку №2 в глубине джунглей лежит строго по просеке. И передвигаться по ней можно исключительно на слонах. Недоверчиво осмотрев ушастого гиганта, охотник с помощью Лакшита вскарабкался на холку чудовища и кое-как уселся в неудобное деревянное седло рядом с погонщиком. Минут десять он смотрел сверху, как суетятся внизу носильщики, перетаскивающие на спины слонов поклажу – багажи путников, тюки с запасами продовольствия и строительными материалами для рабочего посёлка. Когда все приготовления закончились, слоновья процессия сдвинулась с места и, покачиваясь, побрела по просеке.
Примерно полчаса спустя Вулворт пережил свою минуту позора. С самого начала пути ему было жутко неудобно в высоком седле. Словно чувствуя неуверенность своего пассажира, слон раскачивался всё сильнее и сильнее, из-за чего американец в конце концов выскользнул из седла. К счастью, его падение с высокой спины животного смягчил какой-то густой кустарник. Плюхнувшись лицом во влажные мясистые листья, охотник выругался. Поднявшись на ноги, он с гневом услышал, как смеются индусы-погонщики. Даже слуга инженера, этот худосочный Лакшит, злорадно ухмылялся. Яростно ругаясь, Вулворт схватил слона под уздцы и прошипел тому на ухо, что пристрелит его, если тот ещё раз вздумает устроить такую выходку. Понял ли его слон или нет, охотник не знал. Однако весь оставшийся путь животное вело себя смирно.
Вечером путники наконец достигли финального пункта своего путешествия. Покинув спину ненавистного слона, американец огляделся и недоверчиво покачал головой. Рабочий посёлок железнодорожников его приятно удивил своей основательностью. На краю просеки стояли ровными рядами полторы дюжины приземистых временных бараков из досок, напротив них расположился бревенчатый склад для стройматериалов. По периметру посёлка был установлен невысокий частокол и горели костры. Между кострами медленно прогуливались солдаты в красных мундирах.
– Позаимствовал у губернатора полуроту солдат для охраны от диких животных, – шепнул Ноксвилл. – Да и вообще: мало ли что.
Вулворт понимающе кивнул. Коварство туземцев было ему хорошо известно по стычкам с индейцами сиу ещё в юности. Для дикарей не имеют значения достигнутые договорённости. Лояльность для них – пустой звук. Хорошо, что стройка охраняется такими внушительными силами. Не все британцы, стало быть, чопорные слюнтяи. Генри Ноксвилл нравился американцу всё больше.
Едва расположившись в выделенном ему под жилище домике, Вулворт позвал к себе на совещание главного инженера и командира гарнизона – немолодого служаку лейтенанта Честерфилда. Ноксвилла охотник попросил отметить на принесённой им карте туземные деревни, подвергшиеся атакам тигра. От офицера охотнику нужно было одно – чтобы его солдаты не путались под ногами, когда не просят, и оказывали бы необходимую помощь, когда от них потребуется. Честерфилд мрачно кивнул и удалился, сославшись на вечерний обход.
Внимательно изучив поставленные англичанином метки, Вулворт удовлетворённо хмыкнул.
– Дорогой Нокс, выше нос. Судя по вашим отметкам, тигр действует только вот в этом районе. Зная повадки хищников, могу сказать наверняка, что эта тварь скрывается где-то здесь, – охотник ткнул пальцем в зелёное пятно на карте, изображавшее дикий лес. – Дайте мне два дня, и его шкура украсит порог этой роскошной виллы.
*****
На след тигра-людоеда Теннеси Вулворту не удалось выйти ни через два дня, ни через двенадцать. Местность, в которой по его предположению скрывался хищник, оказалась до безобразия непроходимой. Болотистые участки перемежались то густыми джунглями, то каменистыми оврагами, то поросшими мхом и лишайником скалами. И нигде не было даже намёка на то, что здесь вообще водятся тигры. Через неделю бесплодных поисков охотник забросил это занятие и сосредоточился на осмотре атакованных людоедом деревень. В переводчики для опроса свидетелей к нему был приписан Лакшит.
Как и говорил Джон Киплинг, все свидетели рассказывали одно и то же: Шерхан приходил в самое тёмное время ночи, он передвигался то на четырёх, то на двух ногах, похищал маленьких детей, но не гнушался утаскивать в чащу и тех взрослых, кто пытался противостоять ему. Никому из тех бедолаг, что дерзнули бросить тигру вызов, ещё не удалось выжить. Все они пропали без вести, а идти по горячему следу людоеда ни у кого из туземцев не хватило духу. Нащупать следы теперь не представлялось никакой возможности – все они давно были скрыты под буйно растущей местной флорой.
Каждый вечер возвращаясь в рабочий посёлок с пустыми руками, Вулворт чувствовал, как всё более скептически относится к нему Ноксвилл. Лейтенант Честерфилд и вовсе издевательски подмигивал, здороваясь с охотником. Настроение портили и гигантские комары, не дававшие американцу спокойно спать по ночам. От этих чудовищ не помогала даже москитная сетка, в которую Вулворт заворачивался вместо одеяла. Он стал ещё более нервным и раздражительным. А ко всему прочему заканчивались запасы виски, которыми его щедро снабдил профессор Киплинг.
Ситуация коренными образом переменилась на тринадцатый день пребывания охотника в рабочем посёлке железнодорожников. Ранним утром, пока Вулворт подстригал перед походным зеркальцем свои усы, в посёлок примчался чумазый подросток из далёкой северной деревни и что-то залепетал караульным солдатам. Подбежавшим к нему охотнику и инженеру он повторял только одно слово, в переводе которого американец уже не нуждался: «Шерхан! Шерхан!»
*****
На главной площади деревни, в окружении нищих хибар стоял высокий алтарный камень, посвящённый какому-то языческому божеству. Песок вокруг камня был тёмно-коричневым от пролитой крови. Жуткий кровавый след уводил от площади в сторону густых зарослей. Два десятка мужчин и женщин – всё взрослое население деревни – сгрудились вокруг алтаря и благоговейно следили за действиями американца.
Вулворт ползал вдоль кровавого следа на коленях, пробовал песок на вкус, поднимал с земли какие-то шерстинки и внимательно их разглядывал. Проделав все необходимые действия, он поднялся, отряхнул колени и подозвал к себе Ноксвилла: