Ворон вынул клинок из шеи старейшины и оттуда стала выходить тёмная кровь. Меч его был длинной восемьдесят сантиметров, на протяжении которых сталь извивалась, будто змея. Эфес был выполнен с мастерской точностью и вниманием к деталям: гарда представляла из себя небольшое изваяние змея. Его пасть тянулась к навершию, перетекая в рукоять. Навершие же клинка, к которому змей тянул свои клыки, представляло из себя золотое яблоко. Пасть змея отчасти касалась прекрасного фрукта, сверкая своими крошечными, рубиновыми глазами. Дамасская сталь переливалась тысячей мелких узоров, что сводились в одну завораживающую картину. Стекающая по лезвию кровь, освещаемая бледной луной, придавала змеиному клинку зловещий вид. Воздух вокруг меча колебался, а сама сталь будто бы переливалась разными оттенками: от серебристого до светло-алого.

Старик долго не хотел умирать. Когда он увидел, что все его воины перебиты и барьеры у ворот пали, он принялся складывать печати, которых Ворон доселе не видел и исторгать из себя пламя. К удивлению Ворона, старик умел ставить мощные защитные барьеры, бросать завесы, которые лишали соперника возможности даже через астральное зрение отследить свою цель, старейшина даже владел навыками призыва. Прежде чем клинок, который Ворон прозвал Падшим, рассёк двух огромных рыжих вепрей, громоздких и свирепых, от которых вились языки пламени, старейшина успел призвать огненного коня. Чудовищных размеров, широкий и мускулистый, он озарял округу бело-красными отсветами. Ржание его заставляло ветви деревьев дрожать, а снег под ним таял от нестерпимого жара. Даже стоя от рыжего коня в десяти метрах, Ворон чувствовал языки тёплого пламени.

– Думаешь, твоя кобылка меня остановит? – крикнул он старейшине, который, несмотря на свой солидный возраст смог оседлать коня несмотря на то, что тот исходил жаром и огнём. Глаза старейшины зашлись красными углями и тело его обрело более мужественные черты.

– Пламя Сварога тебя остановит! – прогрохотал старейшина и поднял небольшой молот кузнеца, порядком изъеденный временем, к небу. Вознесы молитву, языки пламени обуяли молот, проникли в железо и обратили старый инструмент в древнее оружие.

– Так значит, ты владеешь трансформацией? – Ворон удивился не на шутку. Он, конечно, знал, что язычники владеют навыками манипуляции энергии гораздо глубже, чем почти что любой из Святой Инквизиции, но он и не подозревал, что лесные дикари обладают настолько внушительными контрактами.

– Провались ты в Навь, нечестивец!

Язычник стеганул коня и рванул вперёд. От копыт рыжего коня остались дымящиеся проталины. Ворон отпрыгнул вбок и было посмеялся медлительности своего соперника, пока не заметил, что правый рукав его горит ярким красным пламенем. Махнув рукой, он сбил пламя чёрной энергией и вновь отскочил от навалившегося старейшины. Надо сказать, старик орудовал молотом умело: Ворону то и дело приходилось вилять то влево, то вправо, чтобы не попасть под удары этого чудовищного оружия. На месте своих промахов это оружие оставляло либо глубокие ямины, либо горящие деревья.

– Ты сожжёшь свой же острог! – Ворон сложил руки в знак птицы Гермеса и пространство перед ним разрезалось. Из открывшейся чёрной воронки вылетел чёрный, как сам мрак, феникс, с горящими тьмой крыльями. Стрелой он разрезал воздух и со свистом пролетел аккурат пламенного коня. По бедру призрачного животного заструилась чёрная кровь. Конь заржал, но старейшина удержал его. В эту же секунду птица Гермеса, сверкая красными глазами развернулась и с пронзительным криком ударила рыжего пламенного коня ещё раз. Затем ещё и ещё, пока призывное животное не рухнуло на землю, проплавив сугробы снега. Старейшина тоже свалился, и феникс прицелился своим острым, длинным клювом в шею старика, но за секунду до решающего удара, язычник быстро, слишком быстро, взмахнул молотом.

– Ниграникс! – взвыл Ворон, глядя, как феникса разъедает яркое, рыжее пламя. Птица Гермеса пронзительно крикнула несколько раз и растаяла в одеяле пламени.

– Жалко птичку?! – Старейшина засмеялся, но фальшиво. Потеря рыжего коня лишила его основного преимущества.

Ворон выхватил Падшего и ринулся на старейшину. Молот норовил пробить дамасскую сталь и два соперника закружились в смертельном танце. Старик норовил достать Ворона медленными, но крайне тяжёлыми ударами, в то время как Ворон бил соперника точными, колющими ударами.

«Он меня не достанет, – знал старейшина, – не сможет!»

Старик пригнулся и приложил старые пальцы к земле. Снег прожгли несколько печатей сварожича, но Ворон быстро отскочил. Из полос, составляющих печать, высоко вверх взмыл поток пламени. Ворон выругался, вздел две руки и из широких рукавов его чёрной мантии стрелами вылетело несколько десятков воронов. Они громко каркали и норовили впиться своими острыми клювами в старика, но барьер жарящего пламени сжигал чёрных птиц. Но их поток не останавливался, они всё летели и летели. Одна из птиц всё же, обгорев, проникла за пламенный барьер и клюнула старика в лоб. По небу заструилась тонкая полоска крови и в следующее мгновение от птицы остались тлеющие кости.

Когда бесконечное карканье и чёрное одеяло из ворон спало, старик увидел своего врага.

– Сима-а-а-ргл! Явись! – Старейшина ударил несколько раз молотом в землю и воздух рассёкся. Из подпространства выскочил крылатый волк, обуянный пламенем. Волк обнюхался и быстро бросился на врага, подхваченный своими пламенными крыльями. Ворон не успел отпрыгнуть и существо разодрало его глотку, лицо, вспороло брюхо, выпустив кишки наружу. Старейшина тяжело выдохнул, поманил крылатого волка и, махнув рукой, хотел отпустить его. Вдруг старик почувствовал тёмную, пульсирующую в затылке тёмную энергию, развернулся, но холодная сталь уже зашла ему в горло. Симаргл зарычал, хотел было броситься на врага, но вместо этого вцепился старику в ногу.

– Хороший волк, – сказал Ворон.

Старейшина что-то прохрипел, но вместо слов только кровь брызнула из второго рта на горле. Перед ним стоял он сам, облачённый в утеплённые волчьи меха, с ободком на голове, длинной бородой и старческими морщинами.

– Похож, верно? – Ворон, укрытый личиной старейшины, расхохотался. Симаргл, его верный волк с огненными крыльями оторвал от старика кусок ноги и бросил остаток на снег. – Знаешь, перед твоей смертью, я тебя ещё немного расстрою.

Ворон схватил крылатого волка за шею и тот взвыл. Человек в чёрной мантии взмахнул Падшим и клинок отсёк крылатому волку голову. Тело волка рухнуло на снег и стало затухать, как костёр, на который вылили воду. Голова же Симаргла обратилась чёрным цветом, а яркие глаза синего пламени, зажглись кровью.

– Ты… не… отнимешь его… нет… – Старейшина протянул пальцы к голове крылатого волка, но из-за этого только глубже вогнал Падшего себе в глотку. – Нет…

Ворон вынул клинок из шеи старейшины и оттуда стала выходить тёмная кровь. Вождь «Сварога» ещё не умер, хотя признаков жизни не подавал.

«Так быстро я тебе умереть не дам», – Ворон приложил свои пальцы к окровавленному горлу старика. Несмотря на то, что Ворон давно утратил возможность манипулировать позитивной энергией, он отлично умел пользоваться «лазарем» – техникой регенерации, во время которой негативная энергия обращалась в позитивную, что позволяло регенерировать даже самые тяжёлые раны. Вождь «Сварога» вдруг закашлялся, а в его стекленеющие глаза вернулась ясность. Он было хотел сложить печать, но ворон пригвоздил его руку клинком к земле. Старейшина взвыл.

– Что тебе… от меня нужно, ублюдок? Пусти меня… в царство Прави…

«Жаль у нас только один Кинжал Душ, – огорчённо подумал про себя Ворон, – в ином случае, пацан бы уже мог впитать в себя силы этого старикашки, но придётся отдать этот подарок демону…»

– Эй, Когнос! – крикнул Ворон. Спустя несколько мгновений, земля рядом с ним задрожала и оттуда вынырнули три гнилых головы, с длинным конским телом. Демон неспеша воспарил над землёй. – Вот твоя жертва, как мы и договаривались.

Существо вздёрнуло свои головы и защёлкало всеми челюстями разом. Длинные, спутавшиеся волосы свисали с них, словно черви.

– Жертва… – прошептал демон. – Дар… За жизнь…

– Давай быстрее с ним заканчивай и выполняй свою часть, – бросил Ворон и направился к алтарному камню, не желая смотреть на жертвоприношение.

Сотни рук демона, которые бессвязно копошились под длинным плащом, выползли из-под дряхлой накидки и обступили несчастного старейшину.

– Да сохранит меня Владыка Огня и Отец наш всемогущий, – дрожащим голосом лепетал вождь «Сварога», чувствуя, как холодные пальцы сотни мертвецов ползают по его тёплому телу. Сначала они с хрустом сломали жертве ноги, затем руки, рёбра и переломили позвоночник, утягивая старейшину в чрево демона, скрывавшееся под плащом. Лицо старейшины побледнело и глаза стали почти кроличьими, испустив последние нотки мужества. Он, наконец, не в силах молчать, громко и протяжно закричал, его голос перерос в испуганный визг.

– Хи-хи-хи, – шептало треглавое чудовище, своими гнилыми зубами впиваясь в тёплое тело жертвы. Когда множества чёрных глаз встретились с глазами старейшины, последний побледнел пуще прежнего, в страхе раскрыл рот и почернел. Светло-рыжая эссенция вырвалась из его рта тонкой струйкой, норовя сбежать, но чёрные пальцы Когноса утянули остатки души в себя.

На промёрзшую землю рухнула истлевшая голова старейшины, вывалив почерневший язык. Древний демон ещё что-то пробубнил себе под нос и растворился в воздухе.

– Закончил? Хорошо. Теперь твой черёд выполнять контракт, – Ворон поднялся с алтарного камня, подле которого стояла внушительных размеров, гордая статуя Сварога.

– Сила… за силу…

Одна из рук демона выволоклась из-под чёрной мантии и потянулась к правой голове демона. Пасть существа широко раскрылась, ощерившись гнилыми, квадратными зубами. Рука, чьи пальцы были украшены бронзовыми перстнями, проникла глубоко в рот демона.

«Какая гадость, – подумал Ворон, глядя на эту отвратную картину, – не дай бог стать демоническим гнездом или одержимым, не дай бог…»

Наконец, рука что-то схватила внутри, дёрнулась и поволоклась назад. Демон продолжал хихикать и аморфное его тело дрожало, как осенний лист.

– Обмыл бы хоть, – хмыкнул Ворон, видя, как по длинным чёрным пальцам стекает густая слизь. В культе Когнос сжимал всеми шестью отростками блестевшего в лунном мраке скарабея. Маленькое тельце насекомого было выковано из чистого золота, в острых рожках вперили крошечные изумрудные камни. Панцирь был большим и занимал почти треть от тела изваяния жука и был обрамлён грядой маленьких, кроваво-красных рубинов. В самом центре панциря зиял малахитом огромный изумруд, своими гранями переливаясь на лунном свете. От него отступала тонкая линия золота, затем плавно переходя к рубиновой гряде.

– Солнечный жар… – прошептал Когнос, перекладывая скарабея в тёплые руки Ворона, – Перерождение…

В лунном свете артефакт переливался красно-малахитовыми цветами, а крошечные глазки, блестящие белым алмазом, хищно блестели.

Ворон вынул серебряный нож из ножен на поясе, снял перчатку и лёгким движением руки разрезал ладонь по одной из вертикальных линий на ней. Кровь проступила по коже и мягко стекла на изумрудный панцирь скарабея. Артефакт жадно впитал людскую кровь и изумруд наполнился тёмно-багровыми цветами.

– Gemma, – сказал Ворон, и скарабей зашевелил своими золотыми лапками. Через несколько мгновений существо уже бросилось под чёрные одежды Ворона. Он почувствовал, как скарабей ползёт по грудной клетке и, нащупав середину между левой и правой грудиной, насекомое, скованное из золота, вгрызлось Ворону в грудь. Тот тихо выматерился, но не дрогнул. – Кусачий паршивец. У вас в Египте там все такие?

Когнос нервозно захихикал.

– Теперь… сделка завершена…

– Да, завершена, – подтвердил Ворон. – Можешь идти в свои жаркие пустыни, или где ты там обычно ошиваешься? Впрочем, неважно.

Когнос было начал растворяться так, как снег таят от жара, но вдруг развернул свою голову на сто восемьдесят градусов. Древние кости прохрустели.

– Я чувствую… кровь и… брата… – сказало существо и руки мертвецов стали выползать из-под рваной мантии, будто желая кого-то нащупать.

– Кровь? – Ворон попытался сыграть в голосе удивление. – Брата?

Глаза существа пульсировали, становясь то больше, то меньше и оно протянуло часть рук к северу, а часть – к югу. Земля под Когносом почернела и стала почти что жидкой.

– Я не уйду, – захихикало древнее чудовище, дёргая тремя головами, – не… уйду…

«Первый», – подумал про себя Ворон, а сам сказал:

– Ну, моя работа здесь окончена. Могу пожелать только кровавой охоты, – Ворон сложил руки в печать и следующим мгновением на его месте появилась стая чёрных птиц, со свистом стрелы, разрезавшая воздух.

Птицы быстро растворились за горизонтом, но в пути только одна из них свернула вправо, отбившись от толпы. Среди густых деревьев, прилипших друг к другу и белого снежного ковра, Ворон без труда отыскал присыпанную ветками ямину. Солнце должно было прорезать небосвод в ближайшие часы и до того времени, человеку в вороньей маске предстояло сделать многое. Он снова принял человеческий вид и оказался возле ямины. Присыпал он её весьма неудачно, и всякий случайный человек смог бы обнаружить укрытие. Но почти никому из любопытствующих не удалось бы, приподняв деревяную крышку, остаться в живых.

– Cadere deorsum.

Клыки, блестевшие во мраке, рассеялись. Да, не повезло бы случайному путнику, быть разорванным в клочья Зубами Цербера. Эту технику Ворон выучил давным-давно, но она всегда надёжно защищала его тайники, ведь могла докучать даже потусторонним второго и первого порядка, не говоря уже о людях.

– Кто там? – пискнул голос в темноте. – Я тебя не боюсь! Слышишь?

Изо тьмы выступил силуэт маленького человечка, больше смахивающего на домового. Копна чёрных волос ела голубые, чистые, как родниковая вода. В руках мальчик держал остро наточенную палку, а в поясе, который представлял из себя повязанную верёвку, болтался самодельный каменный нож.

– Эй, дружище, я сдаюсь, только не бей! – засмеялся Ворон и поднял руки кверху. И что мальчишке не спится? – Ты тут как, не испугался?

– Я сын Быка и ничего не боюсь! – грозно проговорил Бушуй и топнул ногой. – Здесь были крысы, аж четыре штуки! Во-о-от такие! – Мальчик широко раскинул руки. – Я их всех убил! У тебя есть огниво? Давай разведём костер, а то я страшно голоден. Мы можем зажарить крыс.

Теперь Ворон рассмеялся совсем искренне. А мальчик совсем похож на своего заносчивого отца. Крепкий духом и отважный даже в свои-то годы. А голосок-то какой! Жаль вот только, что сегодня ему предстоит попрощаться с детством.

– Ты хочешь есть крыс? – Ворон прошёл вглубь этой землянки и присел за самодельный деревяный стол. Срубили его грубо, а стулья представляли из себя круглые чурки. Ему пришлось значительно сгорбиться, чтобы не ударить голову о мёрзлую землю, с которой свисали тонкие корешки и мороженный мох.

– Мы с друзьями часто их ели, хотя отец, когда это видел, грозился меня выпороть, – отвечал Бушуй. Он по-хозяйски потопал к правому, голому углу и схватил трёх, действительно больших, мёртвых крыс, смиренно ждавших своей участи. – Тебе какую?

– Я, пожалуй, откажусь, – не станет он есть никаких крыс. Быть может, от них будет несварение, или ещё какая гадость.

– Если не хочешь крыс, мы можем смастерить лук и прибить парочку ворон, – совсем не скрывая ехидной улыбки проговорил Бушуй. – Они вкуснее, чем крысы.

– Издеваешься? – Ворон ткнул пальцем на свою костяную маску.

– Да, издеваюсь, – гордо подтвердил Бушуй. – Ворона есть ворону, вот смех-то! Так мы сможем развести костёр?

Если его не покормить, он ведь не успокоится. Надеюсь, он потом удержит всё это в своём желудке. Картина будет неприятная.

– Да, давай разведём.

Бушуй, не без помощи Ворона, приподнял деревяную крышку и выполз наружу. Солнце, не торопясь сменяло луну, отправляя легионы своих копий прорезать ночной мрак. Бушуй быстро умчался в чащи леса и Ворон даже испугался, что парень заплутает, или наткнётся на диких зверей, но маленький домовёнок вернулся из объятий леса через пятнадцать минут, в руках удерживая внушительную охапку палок. Часть из них промокла, но в целом все они были сухими и придавались растопке. Аккуратно сложив ветки друг с другом и, пропихав между их рядами, бересту Бушуй, гордо сложив руки посмотрел на своего птичьего спутника.

– Нам нужно огниво, – приказным тоном сказал мальчик. – Оно у тебя есть?

Вместо ответа, Ворон наклонился к веткам, снял перчатку и щёлкнул пальцами. Раз, второй, третий, но ничего не произошло.

«Нельзя же так позориться перед этим сопляком!»

– Ты что, совсем головы лишился? – Бушуй, завалив голову на правое плечо, с интересом наблюдал за тщетными попытками Ворона высечь пламя из воздуха. – Нам нужно огниво! Или, как их… Спичкари? Спичиницы… Спи…

– Спички, – оборвал Ворон. Они, конечно, были у него во внутреннем кармане, рядом с сигаретами, но он не желал так просто сдаваться. Он ведь только-только одолел вождя «Сварога»! А у этого племени вся техника завязана на высечении огня. Да, поглощать чужие техники полностью он не может, но какие-то кусочки должны были перейти к нему в арсенал, прямо как крылатый огненный волк. – Подожди минутку, сейчас всё будет…

Щёлк, щёлк, щёлк. Из пальцев на секунду вырвалась слабая искра, которая упала на бересту, но пламя не занялось. Только крохотная струйка дыма поползла вверх.

– Спички! Или огниво! – скомандовал Бушуй и протянул руку. – Дай, я покажу тебе, как это делается.

Ворон нехотя протянул маленький коробок, и домовёнок ловким движением открыл её, вынул спичку, ударил е й по тёрке на боку и почти что небрежно бросил спичку в наваленный хворост. Через пару минут пламя во всю объедало сухие ветки, поднимаясь всё выше и выше.

– Откуда тебе, лесному жителю, знать, как пользоваться спичками?

– Отец часто приносил мне разные мелочи, которые снимал с поверженных соперников. Спички, какие-то длинные, квадратные кирпичи, со стеклянной поверхностью, железки, провода, однажды я даже сам потрогал серебряный клинок! Это было просто охрененно!

– Слышал бы тебя отец, давно язык бы оторвал.

– Я – будущий вождь, а значит, могу сквернословить. Ты вообще знаешь, что мой отец кричит во время битв? Или когда заседает в Великом Совете с другими вождями? Я та-а-ких слов нахватался!

Ворон коротко посмеялся. Он хотел было закурить, но эта чёртова маска мешала. Снимать барьер сейчас не стоит.

Бушуй предложил пожарить крыс и Ворон не стал отказываться. Было чертовски интересно посмотреть, какой из домовёнка повар. Бушуй взял три своих больших трофея, выпросил у Ворона нож и, даже не поморщившись, отрезал им головы и хвосты, сдёрнул их шкуры и выпотрошил. Затем он отыскал три ровных палки и насадил крыс на них и отправил на костёр.

Как бы Ворон от всего этого не морщился, скоро запах стал походить на вкусный шашлык, какой он пробовал в элитных ресторанах Невска.

– Попробуй, – Мальчик протянул шпажку с ужавшейся, поджарой тушкой крысы. – Это вкусно.

– Сомневаюсь, – отмахнулся Ворон, но желудок дал знать, что был бы не против насытиться. Он не ел уже почти что день и слюна сама стала вырабатываться в ответ на запах.

– Если ты снимешь маску, я опять увижу маму, да? – Голубые глаза ребёнка зажглись надеждой.

– Нет, – сказал Ворон, принимая шпажку с зажаренной крысой. – Твоя мама редко выходит на контакт, но мы её обязательно отыщем, просто доверься мне.

Он схватил маску за клюв и поднял её. От пропотевшей, гладкой кожи исходил пар.

– Ого-о! У тебя очень красивые глаза, – Бушуй слишком широко раскрыл челюсть, видя, как длинные белые волосы треплет лёгкий ветерок. Глаза Ворона были глубокого, фиолетового цвета. – Но я помню, когда ты в прошлый раз в деревне, ты выглядел иначе, – Бушуй сказал это и тут же загрустил. Он вспомнил доброго старика Вторака, своих друзей, старших братьев, отца… Теперь никого нет, и он почти что остался один.

– Это мой настоящий облик, – солгал Ворон. – Но редко кто видит меня таким, какой я есть. Обычно люди видят во мне лицо, которое ожидают увидеть, – Он откусил небольшой кусочек от жаренной крысы и хотел было поморщиться, но проглотил кусок. Затем ещё, и ещё.

Далее, ели они молча. Ворон дал Бушую воды из фляжки и тот жадно глотал её, попеременно поедая свой шашлык. Когда он набил своё детское пузо, то довольно завалился недалеко от костра, где успел растаять снег.

«Подумать только, этот ребёнок ест крыс и всю ночь сидит в сырой землянке, но он доволен, – Ворон видел, как мальчик улыбается, глядя на лазуритовое небо. – Наелся крыс и доволен, подумать только!» – Каин вдруг почувствовал, как странное, давно забытое тепло протекает в области его сердце и впервые за долгие годы, улыбнулся. Искренне, без тени иронии и сарказма, какие он обычно выказывал всем остальным.

Он вспомнил далёкое, совсем забытое детство. На секунду ощутил, как к нему касается рука матери, почувствовал доброжелательный взгляд отца. Он вспомнил своего старого друга, не того, кем он стал сейчас, а того, кем он был. Прозорливым, весёлым, несмотря на свою глубокую инвалидность и невозможность двигаться.

«Ты улыбался, даже сидя в коляске, не в силах двинуть ни рукой, ни ногой, – подумал про себя Каин. Он вспомнил изумрудные глаза того мальчишки, вспомнил как они играли. И пусть, что их считали странными, а самого Каина часто поддевали тем, что он играет с инвалидом. Со слабым, беспомощным и немощным. Но он всегда защищал своего друга. Всегда держал кулаки за себя и за него. И никогда его не оставлял.

«А что теперь? – Он, не думая, вытянул из внутреннего кармана одежд пачку сигарет и закурил. – Теперь ты летаешь так высоко, что вряд ли я смогу тебя коснуться. И я всё пытаюсь за тобой угнаться, – Каин протянул пальцы к небу, будто желая ухватить силуэт своего товарища, который летел всё выше и выше. – Я взлечу на твою высоту, друг, – пообещал он себе вот уже в который раз, – и взлечу ещё выше. И тогда мы снова… станем настоящими друзьями…»

– Э-эй! Ты что, уснул что ли? – Бушуй бил Каина в плечо своими крошечными кулачками. – Просыпайся, что ты, небо ухватить решил?

Лживая маска снова наползла на его лицо, и грустная улыбка обратилась в ехидную усмешку.

– Нет, просто… Брось, я просто задумался, – Каин бросил сигарету в снег, и та зашипела. – Ты что-то хотел?

Бушуй отвернулся, не желая показывать своего лица.

– Когда… когда мы пойдём к папе? Я ужасно соскучился.

– Истинным вождям не гоже скучать, – Каин хлопнул мальчика по плечу, как бы подбадривая. – Бык сейчас… – «Вырезает когда-то дружественным вождям их сердца», – занят… Демоны из Каменных Городов сейчас наседают, и твой бравый отец защищает свой народ от них.

– Но потом мы пойдём к нему? И к маме? Да? Да?

– Да, – кивнул Каин. Пусть он и нагло ему лгал, мальчишке не стоит знать правду. Не стоит знать, что он лишь пешка в его игре, в игре, где правят грехи. Но цель, как говорил себе Каин, оправдывает средства. – Обязательно, не переживай насчёт этого.

Когда солнце встало в горизонт, Бушуя сразил сон. Мальчик свернулся калачиком и спал спиной к костру, слишком близко. Каин отодвинул мальчишку подальше и тот, инстинктивно прижался к его ногам. Каин хотел его отодвинуть, но, увидев, как лицо Бушуя становится недовольным, не решился.

«Не смей к нему привязываться, – говорил он сам себе, – это твоя пешка. Твой инструмент. Если ты привяжешься к нему, то весь твой план пойдёт прахом. Так что не смей…»

Решив отвлечься от мыслей, он сел в позу лотоса, сложил руки знаком Птицы и глаза его стали белыми, скрыв фиолетовый хрусталик.

Он был чёрной птицей, которая сидела на ветке. Взмыв чёрной стрелой в небо, он миновал ряды берёз и тополей, прилипших друг к другу, тонкую речку, которую почти сковал мёртвый лёд… Наконец, заметив чёрные, выжженные деревья и разваленные бревенчатые постройки, он слетел на ветку, невдалеке от каменного алтаря, что стоял подле статуи. Каин видел трёх человек в чёрных одеждах. Два скрещённых христианским крестом клинка, на пересечении которых зияло всевидящее око – этот символ был вышит на левой или правой грудине костюма или за спиной. Такое расположение позволяло даже самым далёким людям понимать, что перед ними стоит не простой солдат, а член Святой Инквизиции, спец. корпуса «Зима».

Один человек был беловолосым, обросшим инвалидом с протезированной рукой, другой – чуть выше ростом и шире в плечах, с короткой бородкой и голубыми глазами. Третий, как понял Каин, был пленником этих двоих и связанный лежал на алтаре.

«Неужели, всё складывается так замечательно?»

Птица, чьим тельцем управлял Каин, раскрыла чёрные крылья и слетела вниз, прямо к распластавшемуся пленнику. Увидев ворону, тот заёрзал на камне и что-то промычал, но больше никто на это внимания не обратил. Только однорукий инвалид, взглянув на птицу, принялся лепить снежок.

В одном из голосов Каин узнал Виктора Зверева. Во втором – его товарища, который едва не попал в «Лёд». Они говорили о Когносе, но Ворону нужно было не это. Он хотел знать, что эти придурки сейчас замышляют. Зачем им пленник? И как они так удачно забрели в этот лагерь?

Каин принялся слушать внимательно, но чёртов снежок угодил вороне прямо в клюв, и он пришёл в себя, лёжа на снегу. Засранцы ещё поплатятся, обозлившись, думал Каин, ещё как поплатятся. Но если Бык, как планировал Каин, успел перебить вождей «Даждьбога» и большую часть Огненных Лагерей, то сейчас он должен направляться сюда.

«Древний демон, обозлившийся на Инквизицию вождь язычников, и парень, который заключил таинственный контракт, – Каин невольно улыбнулся, – как бы не обернулась их встреча, победитель будет только один – я».

Чем дольше Каин пытался попытаться вновь проследить обстановку в языческом лагере, тем хуже у него получалось. С каждой секундой будто какой-то барьер рос вокруг того места, плотной стеной закрывая любой обзор. Каин тяжело вздохнул – ему осталось только смиренно ждать развязки, если она, конечно, случится. В ином случае…

Небо прорезала вспышка молнии. Гром прорычал вслед за ней. Снова удары горбатых светло-голубых линий забили в землю и округа наполнилась хаосом. Даже сидя на приличном расстоянии от лагеря, Каин расслышал дикий рёв, больше похожий на скрежет, а аура этого место, доселе девственно чистая и белая, начала наполняться тёмно-красными оттенками.

«Твою ж мать, – выругался про себя Каин, астральным зрением видя, как тени ползут на белый снег, переливаясь бордовыми тонами, – что там творится, если их аура ползёт аж сюда?»

Он в спешке надел воронью маску и усиленно анализировал пространство вокруг себя. Нельзя дать им себя обнаружить. Нужно подавить выработку негативной энергии, чтобы этих дебилов не притянуло сюда.

– Бушуй! – Каин дёрнул мальчика и тот, сонными глазами осмотрелся. – Вставай и беги в ямину.

– Что? Зачем?

– Кажется твой папочка вернулся, – прошипел Каин, указывая на яркие вспышки разноцветных молний. – Нам лучше переждать их бойню в безопасности.

Оказавшись под землёй, они ещё долго слышали далёкие крики и грохот грома, а чёрные, окровавленные тени, тянули свои липкие пальцы всё дальше и дальше.

– Смерть, – вдруг сказал Бушуй, – я чувствую… смерть.