Формальность

– Мудрец знал об Аиде, потому так сказал. Знал, что после смерти судим будет – достойными! Нет, не Творцом, а теми, с кем он готов продолжить диалог и после смерти – в Аиде исследовать себя и других, в этом была его цель и, тогда возникает вопрос – не цель разве в этом самого Творца, если он вложил в уста эти слова мудрецу?!

– Может ты и прав…, как всегда. У тебя долгая жизнь за плечами, а что я знаю о жизни или смерти в свои годы, ничего ведь не знаю.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

– Я должен благодарен быть тебе… за всё!

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

***

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

– За то что вечно жду конца и смерти – а для чего?

В чём смысл жизни той что мне дана Тобой?

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Мужчина лет тридцати, нагой, смуглый от солнечного загара, со свёрнутым выцветшим фиолетовым плащом, переброшенным через плечо, стоял в круге посередине куполообразного зала Храма под висящим над его головой на цепи колоколом. Вокруг него снизу от пола начал образовываться световой голубоватый вихрь, поднимающийся вверх. Он своим светом скрыл от глаз всё вокруг мужчины, и тогда прозвучал громкий внятный голос: «Девять-три-восемь». Световой вихрь начал опускаться, вокруг проступали очертания стен большого, но уже бесформенного каменного зала, перед ним стоял в ожидании такой же высокий в белых одеждах Смотритель, как и в Храме.

– Следуй за мной, – с лёгким поклоном головы сказал Смотритель и пошёл впереди мужчины. Они прошли через весь зал и стали спускаться по очень широкой каменной лестнице. Спустившись, они оказались в огромном каменном зале, повсюду посередине рядами стояли колонны, подпирающие на высоте метров тридцати или выше каменный потолок. Конца зала было не видно, его заслоняли уходящие вдаль колонны. Но больше всего поразило мужчину то, он понял, что это была пещера, вырезанная прямо внутри скалы. Было холодно и довольно светло, но откуда шёл свет было не понятно.

Из-за колонны к ним навстречу вышел среднего роста мужчина, выглядел он лет на сорок или чуть старше, но, пожалуй, его возраст как-то было не определить. В такой же одежде от шеи до пола, как и у Смотрителей, но значительно проще, из обычной грубой ткани сероватого оттенка. Он подошёл к ним, Смотритель отступил в сторону, опустил глаза в пол: «Восьмой», – сказал он коротко и застыл. Тот остановился метрах в пяти от них, у него были правильные черты довольно красивого лица, почти без морщин, глаза глубокие, умные и они немного, совсем чуть-чуть, как будто светились изнутри. В его лице и вообще во всем его облике ощущалась какая-то внутренняя грусть и усталость, а может даже печаль.

– Меня зовут Георгий.

Георгий, какое-то время размышляя, молча рассматривал восьмого. Откуда-то из далека в голове восьмого появилось ощущение небольшой боли, она начала понемногу нарастать или приближаться. Он автоматом одним сознанием отключил боль, но она, перепрыгнув через поставленный барьер, буквально обрушилась на голову восьмого. Боль была резкой, как будто в голову отовсюду били разряды молний. Восьмой сосредоточился на источнике боли, не сопротивляясь, а наблюдая за ней со стороны и одновременно стараясь успокоить своё сознание, не поддаваться панике, в которой он отчасти находился. Но в этот момент снизу в живот ударила мягкая ядовитая волна и его сразу стало ужасно мутить, да так сильно, что он невольно весь скрючился и чуть не упал. И всё равно он держался за своё ослабевающее сознание, из последних сил, не просто цепляясь за него, а стараясь, по возможности, его контролировать. Резко всё прекратилось, восьмой застыл и с облегчением выпрямился в упор и с нескрываемой злостью глядя в глаза Георгия.

– Твой код – восемь, располагайся, завтра приступим к работе, – Георгий развернулся к ним спиной и медленно стал удаляться. Смотритель рукой показал восьмому следовать за ним, они подошли к боковой стене и прошли в скрытый от глаз очень узкий и низкий проход, который почти не был заметен, пройдя по нему по очереди метра два они вошли в просторную и очень высокую комнату. На противоположной стене от входа, от пола до потолка было окно метра два шириной, сбоку стояла деревянная кровать, на противоположной стороне вдоль стены – деревянные большой стол и кресло, рядом один стул. В углу, вырезанная прямо в стене большая глубокая ванна, а из стены торчали два крана холодной и горячей воды.

– Оденься, – Смотритель подошёл к кровати, на которой лежала одежда, на полу стояли высокие со шнуровкой и на толстой рифлёной подошве башмаки. Он помог восьмому одеться в специальный рабочий комбинезон такого же серого цвета, как и у Георгия, с большим количеством карманов и отсеков, потом Смотритель ушёл. Восьмой, сев на кровать, сразу начал изучать содержимое бесчисленный карманов. Там были различные инструменты, блокнот, ручка, аптечка и ещё разные мелочи, о предназначение которых он даже не догадывался. Потом восьмой встал и подошёл к окну, видимо оно было закрыто какой-то тонкой невидимой прозрачной не продуваемой плёнкой. Там далеко до горизонта возвышались снежные вершины гор. Солнце постепенно клонилось к закату и в комнате становилось темно. Осматривая комнату восьмой заметил, что у выхода на стене на уровне груди расположена кнопка, нажав её загорелся свет и в комнате стало светло, но откуда шёл свет было опять не понятно, всё светилось как будто отовсюду сразу. Такие же кнопки он увидел на стене рядом с кроватью у изголовья и рядом со столом, нажав их – свет загорелся от невидимого источника только над столом или кроватью. Оставив включённым свет только над столом восьмой сел в кресло, достал блокнот, ручку и положил их на стол, потом он погрузился в свои невесёлые размышления, отрешённо глядя в каменную стену перед собой.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

– Скажу тебе раз задал ты вопрос себе

Мне ничего не надо веришь слову

Тебе она дана лишь для того чтоб насладиться ею

Для радости она для созидания дана.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Через некоторое время, так ничего и не написав, он положил блокнот и ручку обратно в карман комбинезона, выключил свет и лёг, не раздеваясь на кровать, поверх одеяла. Ему снился солнечный летний день, зелёный берег реки или канала, а он почему-то старался убить какого-то врага и ни как это не получалось…, в голове звучал громкий звон, и он бежал к кому-то в сторону от врага….

Восьмой проснулся резко от очень сильного внутреннего толчка, от которого он буквально вылетел с кровати на пол, было абсолютно темно и гремел звонок. Спросонья, ещё ничего не понимая, восьмой на ощупь включил свет. Наконец сообразив, что надо быстро выйти из комнаты, он протиснулся боком в проход в стене и стал пробираться к выходу. В зале отовсюду бежали в таких же комбинезонах, как у него, люди и быстро строились в шеренгу по росту. Восьмой сразу сообразил, что, отойдя сейчас от стены, он уже не найдёт вход в свою комнату, потому он молниеносно отсчитал количество колонн от лестницы до той колонны, за которой был проход в его комнату и сразу встал в шеренгу. Краем глаза, почти автоматом, восьмой отметил для себя, что в строю примерно человек тридцать. Все замерли, звонок умолк. Перед ними стоял, в таком же комбинезоне, как у них, Георгий. Глаза его сегодня были совсем другими, не теми, которые видел восьмой вчера, сегодня они были серые, стальные и безжалостные, он смотрел на всех не как на людей, а скорее перед ним были аппараты, бездушные роботы, которым он просто отдаёт команды.

– С этого момента вы все в моей полной власти, наши отношения укладываются в одно слово – борьба. Вы все будете бороться со мной, а я с вами. Останется только один! Распорядок следующий: в четыре подъем, в пять построение, потом работа, после полуночи комнату не покидать. Сколько утром вышло – столько же вернулось, независимо ни от чего. Вопросы есть?

– Есть, – раздался чей-то голос, но сразу же спросивший, схватившись за горло, стал медленно оседать и упал, корчась на полу от боли.

– Ещё вопросы? – Стояла абсолютная тишина! – На выход, в колонны по трое.

Подхватив под руки уже поднимавшегося с пола спросившего, все быстро строем пошли к лестнице. Восьмой понял, что он проспал своё время с четырёх до пяти и потому на весь день остался голодным. Всё происходило как-то быстро, точно и мозг восьмого бешено работал, пытаясь разобраться в ситуации. Строем они начали подниматься по лестнице, по той с которой вчера восьмой спустился в зал, Георгий шёл позади и в этот момент восьмой почувствовал на себе острый и неумолимый взгляд ему в спину, такой, от которого у него всё похолодело внутри. Такой ненависти и злобы по отношению к себе восьмой ещё не испытывал никогда – это была угроза, смертельная угроза. Враг бросил вызов, и он не отступит, а станет медленно и с наслаждением делать всё, чтобы восьмой погиб, неминуемо, причём, чем более мучительной будет смерть, тем врагу лучше. Он будет добиваться именно мучений, он исчадие ада, воплощение зла, вспомнились ему давно ещё сказанные слова библиотекаря.

Строй поднялся по лестнице и остановился в нерешительности на большой площадке наверху, не зная куда теперь идти, вокруг были одни каменные стены. Георгий поднялся за ними, вышел вперёд и пошёл влево к дальней от них стене. Каменная стена начала медленно, сотрясая каменный пол где-то глубоко, отодвигаться в сторону и когда Георгий подошёл к ней, то перед ним уже был открыт выход из пещеры, но такой большой, что в это невозможно было поверить, наверное, Титаник смог бы свободно поместиться в нём не задевая стен. Все стояли поражённые увиденным, Георгий казался крошечным в каменном проёме, он вышел наружу и остановился, глядя вдаль. В этот момент все неожиданно оживились и побежали, сохраняя строй. Они выбежали из пещеры, перед ними расстилалась большая каменная и гладкая долина, был очень сильный мороз, холод сразу начал охватывать восьмого беспрепятственно проникая сквозь комбинезон. Хотя было ещё темно, но видно все вокруг было, как ни странно, довольно хорошо. Восьмой уверенно бежал вместе со всеми, практически не отвлекаясь на то, чтобы хоть бросить взгляд на окружающие его панораму, всё его внимание было сосредоточенно только на том, чтобы держать строй. Бежали почти в ногу. Пересекли плато, когда начало светать. Пробежали по небольшому ущелью, в конце которого выбежали на открытое пространство – перед ними расстилались горы до горизонта и там далеко всходило солнце. Вдруг они неожиданно перешли на шаг и начали спускаться. Восьмой увидел, что сразу от ущелья началась довольно широкая дорога, выложенная очень ровно из разного размера плоских камней, как мозаика. Дорога шла вниз, и они строем шли пешком, потом начался подъем, они строем сразу побежали, опять спуск – пешком, подъем – бегом. К полудню солнце начало сильно припекать, стало жарко. Восьмой уже так устал, что с трудом мог воспринимать окружающее, он смутно различал только дорогу под ногами и ноги впереди бегущего, как на привязи. Всё его сознание практически отключилось, и он как все, то бежал, то шёл, подчиняясь только общему движению, ничего не понимая и не воспринимая: куда, зачем, где? Неожиданно строй свернул в сторону от дороги и пошёл по бездорожью, даже не пошёл, а полез через большие острые камни, но старясь, как могли, не нарушать строй. Через час, уже падая от изнеможения, они вышли к горному озеру, сразу встали с большим трудом, но всё также вытянувшись в струнку строем на его берегу. Оно было гладким, как зеркало, шириной метров двести или чуть больше.

– Раздеться, переплыть озеро и вернуться.

Голос Георгия восьмым даже не воспринимался, он его, наверное, даже не слышал, у него двоилось в глазах и чудовищно болела голова, как будто молот бил внутри неё. Скорее интуитивно поняв приказ, он судорожно сразу начал раздеваться, как все, даже не сознавая, что конкретно надо делать. Он плыл и плыл, взмахивая руками в ледяной воде, захлёбываясь, кашляя, останавливаясь без сил, и снова плыл, как заведённый. Плывя обратно, как в чёрном тумане, восьмой рукой ударил кого-то под водой. Он не видел кто это, но восьмой остановился и стал ощупывать руками что-то, это была чья-то голова, он постарался схватить того за волосы и когда уже потянул вверх, то неожиданно ударился очень сильно коленом об острый, непонятно откуда взявшийся, камень под водой. От неожиданного удара волосы выскользнули из рук, но он тут же схватил тонущего за руку, тот даже не цеплялся, но он всё равно потащил того наверх и сразу, ещё сильнее, опять коленом ударился о тот же камень. Восьмой судорожно оглядывался и как он не пытался нащупать что ни будь под водой ничего не было, только вдалеке впереди и позади всплески плывущих людей. До берега было ещё не менее ста метров, в голове мелькнула мысль, что нельзя останавливаться, надо шевелиться, пусть медленно, но не стоять, иначе сведёт от холода ноги или руки, он поплыл к берегу. Кое-как, ничего не чувствуя, восьмой всё-таки добрался до берега. Он не смог встать на ноги, а просто выполз, опираясь на локти, на половину туловища из воды и так остался лежать на какое-то короткое время без сил на камнях. Восьмой видел, что многие лежат, как и он на берегу, не в силах подняться, а некоторые уже одеваются, он попытался встать на ноги и почувствовал острую боль в колене. Опираясь на руки и одну ногу доковылял до своей одежды и сел на камень, рассматривая колено. Ощупал его и осторожно сгибая убедился, что колено не сломано, просто сильный ушиб и небольшая, но глубокая резаная рана. Хорошо, что так, думал про себя восьмой, колено в ледяной воде не распухло от естественной заморозки, он быстро открыл карман комбинезона и достал пакет аптечки. Вчера, рассматривая содержимое карманов, он знал, что внутри и помнил – там лежит тюбик с мазью, которая очень хорошо помогает при сильных ушибах. Быстро продезинфицировал рану, втёр мазь в ушибленное место и натянул небольшой стягивающий бинт, потом одел комбинезон и сидел на камне, пока остальные ещё доплывали и одевались. Как только последний оделся все сразу построились и начался путь в обратную сторону. Восьмой старался как-то мысленно заглушить боль в ноге, но это не получалось, нога плохо слушалась, её постоянно и неожиданно сводили судороги, было ощущение, что она отнимается, от этого он всё время оступался, спотыкался и нарушал строй. Один раз, оступившись, упал на руки и сразу получил сзади сильнейший удар в спину, как будто тонкой палкой или плетью. Удар был очень точен, «в наиболее болезненную точку», – автоматом в мозгу восьмого сама собой отпечаталась мысль. В глазах от боли потемнело он ударился лицом обо что-то твёрдое и одновременно почувствовал, как его, не сбавляя шага, быстро подхватили под руки и рывком поставили на ноги. Он снова, как мог, держался в строю, по лицу текла кровь. Вдруг, на середине пути строй замер. Георгий прошёл по склону немного в сторону и остановился.

– Отсюда пойдёт дорога, – и махнул рукой в направлении далеко расположенных заснеженных вершин гор, – начинаем! – коротко и жёстко отрезал он.

Сзади на пояснице в комбинезоне располагался большой накладной карман, в котором восьмой ещё вчера видел несколько пар различных рабочих перчаток. Все одели их и начали вручную расчищать от камней широкое пространство, и складывать их в большие кучи в стороне от того места, где будет проходить дорога. Восьмой, как мог, работал наравне со всеми, не показывая виду, что нога практически перестаёт подчиняться. Он старался ступать как можно осторожнее, выбирая место, и ставил ногу, скорее на ощупь, чтобы не оступиться, но всё-таки один раз нога предательски подвернулась, и он упал на бок, выронив большой камень, который нёс в руках. Удар был точен и безупречен, но теперь в самой болезненной точке в живот. Восьмого жёстко скрючило от невыносимой боли, в голове стоял звон, как будто он одновременно головой со всего маха влетел в колокол, острая боль держалась некоторое время, потом отступила, восьмой с трудом поднялся, вытер лицо перчаткой, чувствуя, что снова ударился об острые камни лицом. Солнце скрылось за вершинами гор, стало темно и опять очень холодно, все построились, начался путь домой. Со всех сторон раздавались крики от боли и звуки спотыкающихся людей. Строй совсем развалился, он напоминал уже стадо, сбившихся и толкающихся в безумном страхе, с выпученными глазами, животных, которых неумолимый пастух сзади заставляет силой ударами кнута идти вперёд, не обращая внимания на боль, страх и охватывающую животных панику. Но, как ни странно, восьмой вдруг не зависимо от себя, даже не вникая в то, что происходит, преобразился. В мозгу отчётливо воспринималось, что колено болит невыносимо, фиксировалась тупая изматывающая боль, которая распространилась и на бедро, но он совсем вдруг, неожиданно для себя, перестал заботиться о ноге. Совсем! Он перестал обращать не просто на неё внимание, он перестал обращать внимание на себя, вообще, а просто констатировал, что на ногу можно опираться и идти вперёд, идти или бежать. В ботинках ноги горели так, как будто он шёл по раскалённым углям, он отчётливо понимал, что там внутри всё совсем не в порядке – и это тоже его совсем не беспокоило, пусть горят, но он же идёт, бежит. Спереди и сбоку постоянно кто-то оступался или падал, он автоматом подхватывал под руку и ставил их на ноги и снова шёл, бежал…, а в голове, как метроном под каждый шаг звучал выбранный им ритм: «Идти, идти…, идти…, иди, иди…, иди!». Всё отошло куда-то в сторону, как мешающее: и силы, и боль, и смысл, и понимание…, осталось только сознание, которое ничего не чувствуя, не обращая на восьмого никакого внимания, просто отдавало приказы телу, а оно безропотно подчинялось и почему-то вдруг перестало сопротивляться, а наоборот помогало, будто знало само, что ему надо делать и как.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

– Творить…, ведь это лишь иллюзия Тебя

Чтоб просто оправдать своё существованье.

– Не надо ничего мне от тебя!

– В твоих словах лишь заточенье

В труде Ты видишь радость данную Тобой

Бесплотный дух паря в бескрайнем море бытия

Познать хотел Ты – или Я!?

– Но в этом лишь твоё желанье!

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Спустившись с лестницы строй навытяжку неподвижно стоял перед Георгием. Восьмой неотрывно смотрел тому в лицо. Обводя взглядом своими стального цвета глазами строй, Георгий останавливался, не торопясь, на каждом отдельно. Восьмой с громадным внутренним напряжением ждал этого взгляда, того момента, когда подойдёт его очередь и он остановится на нём, как последнего в своей жизни, к которому он готовился – взглядом врага перед последним и решающем боем. Они посмотрели друг другу в глаза так, как будто скрестили мечи. Взгляд Георгия застыл в спокойном ожидании… восьмой опешил, никакого удара, наоборот, это он сам нанёс удар «мечом» по нему. В какой-то неуловимый миг ему померещилось, что перед ним сейчас стоит глубокий старик с длинными белыми свободно ниспадающими по плечам волосами и длинной бородой, глаза у старика яркие, живые, совсем как у молодого и одновременно мудрые, смотрели на него скорее с любопытством, чем с осуждением или тревогой. Но чего уж совсем в них не было, так это угрозы, жестокости или злобы – совсем! Глубоко в груди восьмого раздался еле ощутимый вздох, чего-то живого, неуловимого и сразу скрылось, даже не показавшись. Но это видение длилось лишь бесконечно малое мгновение, в тот же миг он столкнулся со взглядом убийцы: циничного и беспощадного, прекрасно знающего слабые стороны своей жертвы. Удостоверившись, что восьмой всё понимает, он с усмешкой превосходства перевёл взгляд на следующую жертву.

Все разошлись, восьмой отсчитав от лестницы свою колонну, пробрался к себе в комнату, зажёг свет и осторожно сел на стул, вытянул ноги. Посидев, не шелохнувшись несколько минут, он заставил себя раздеться. Стащив ботинки, констатировал, что ноги стёрты до костей, там не было живого места, колено, благодаря быстрым и грамотным его действиям на берегу, как раз было в более-менее сносном состоянии. Оглядев себя и ощупав, но, как ни странно, больше повреждений не нашёл, даже на лице было лишь несколько синяков и оно, пусть сильно, но не критично расцарапано. Он набрал в ванну воды и уже собирался лечь в неё, но остановился, что-то вспоминая. Начал искать в карманах комбинезона и, в конце концов, в одном из них нашёл белый водонепроницаемый пакет, в котором лежали мешочки с засушенными травами. Один из них он высыпал в ванну, размешал, дал немного настояться и только затем лёг в воду. В воде, расслабившись, восьмой на некоторое время отключился, перестав воспринимать окружающий его мир, как реальность.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

– Узреть себя как в зеркале? Не знание всё это

Тщеславие своё лишь скрыл ты от людей.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Очнувшись, он вылез из ванны и, не одеваясь, лёг поверх одеяла на кровать. Холода не чувствовал. Он пытался вспомнить, что у него сегодня, вроде даже вечером, в голове мелькнула какая-то мысль, очень важная, которая ему необходима, но вспомнить не получалось. Он только запомнил ощущение, что что-то не так, причём буквально даже всё не так, а что это было, о чём, он не понимал. Достав аптечку, восьмой разложил всё её содержимое на кровати и стал себя лечить. Продезинфицировал и смазал раны, забинтовал ноги. Приведя себя, как ему показалось в некоторый порядок, восьмой вышел из своей комнаты в зал с колоннами, напротив стоял Смотритель.

– Где кухня? – спросил восьмой, Смотритель с небольшим поклоном, ничего не отвечая, а только приглашая рукой, провёл его до колонны, за которой в стене виден был высокий арочный проход в большую комнату с длинным столом.

Восьмой поблагодарил и уже собираясь уходить, вдруг неожиданно остановился в нерешительности, потом, обернувшись, спросил: «Библиотека есть?». Смотритель, также ничего не отвечая, опять чуть поклонившись, пригласил жестом следовать за собой. Пройдя вдоль колоннады, он остановился у высокой деревянной двери, очень похожей на вход в библиотеку Храма, только значительно выше. Восьмой открыл дверь и вошёл, было темно, нащупав сбоку кнопку выключателя нажал, свет загорелся, осветив просто гигантскую библиотеку. Высотой метров десять, стеллажи с книгами, уходящие вдаль, лестницы на второй и третий этажи, которых было не видно, столы повсюду с рукописями. Восьмой остановился поражённый увиденным и не совсем понимая, как здесь возможно что-то найти. Потом просто повернулся к стоящему позади него Смотрителю и что-то прошептал тому на ухо. Смотритель учтиво поклонился и неслышно очень быстрым шагом ушёл вглубь библиотеки и практически сразу вернулся, держа в руке небольшую книгу. «Я могу её взять с собой к себе в комнату?», – спросил восьмой. Смотритель лишь молча кивнул в ответ.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

– Я время дал тебе отныне – возьми своё!

Ты проживёшь лишь то что сможешь обрести как путь

Захочешь быть собой – так будь им

Ты сам всё будешь делать для себя – не жди Меня

Не упрекай и не старайся быть полезным

Признай себя – что ты или откуда кто ты и кем ты стал!

Всё здесь твоё Я лишь приму о чём ты умолчишь.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Выйдя из библиотеки восьмой, немного пройдя, остановился у стены, опираясь на неё рукой. Боль в ногах была очень сильной, он уже жалел о том, что решил найти библиотеку, лучше бы он сейчас лежал и дал бы им отдохнуть, потому что от завтрашнего дня не стоило ждать ничего хорошего. И зачем ему сейчас книга, он даже сам не понимал и не мог объяснить свой поступок. Он почувствовал какое-то движение, слышно было, что кто-то шёл по залу. Восьмой притаился за колонной у стены, в проёме между колоннами, вдалеке посередине зала показалась фигура Георгия, в своём светло-сером до пола балахоне. Он шёл, заложив руки за спину и погруженный, как видно, в глубокие размышления. Поравнявшись с колонной, за которой притаился восьмой, он остановился и не поворачивая головы застыл неподвижно. Восьмой чувствовал – Георгий знает, что он здесь и не глядя смотрит на него, но постояв несколько секунд, Георгий пошёл дальше, не обращая больше ни на что внимания.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

– О чём же я по-Твоему молчу?

Не думаешь ли Ты что я поверю и бескорыстие приму

Тебе открыл мечту – мне радость лишь мешать Тебе!

– Мешать…, и что потом?

Не сможешь ты ничто нарушить

Лишь потеряешь путь к себе

Не сможешь обрести Меня!

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Добравшись, наконец, до своей комнаты, погасив свет, восьмой лёг в кровать и накрылся с головой одеялом, положив книгу рядом на подушку. Он не собирался читать или вообще что-то делать. Он сжался в комок и застыл так под одеялом в темноте, глядя опустошённым бездумным взглядом в пространство тьмы, лишь наблюдая со стороны на то, что было единственным сейчас в его жизни: как болят его ноги, лицо, как ноет и ломит от усталости всё тело. Потом, через некоторое время, в голове начали проноситься, независимо от его желания, образы, пустые фразы, мысли. На сердце было очень тяжело, даже невыносимо горько. Эта скопившаяся горечь сейчас вдруг накрыла незащищённого восьмого, а он даже не пытался сопротивляться ей: «Почему в моей жизни всё так плохо? – спрашивал он себя, – почему я не могу жить, как все обычные люди? Почему я всё время чего-то жду? Чего мне ждать? От кого? – восьмой чувствовал, что сейчас расплачется, комок в горле душил его, – Мама…, ну что я такого сделал, что…, где ты…? – восьмой чувствовал, что слезы всё-таки стоят в глазах. Он много раз в своей жизни силился вспомнить её и не мог, только что-то тёплое, ласковое…, она держит его на руках, говорит ему что-то, смеётся и целует его в лоб, щёку, прижимает его к себе…, и каждый раз все воспоминания на этом обрываются…– я завтра утону, – восьмой вспомнил, как он хватал кого-то за руку, которая была уже мертва, – просто утону и всё закончится. Я никому не нужен! Никто не пожалеет обо мне…, и мне никого не жаль. У меня ничего нет и никого…, даже имени…, только инвентарный библиотечный номер, – он представил, как нырнёт незаметно под воду и будет со всех сил плыть вглубь, чтобы больше никогда не всплыть…, – завтра…».

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

– Мне в жизни цель – чтоб погубить Тебя!

В противоречии к тебе найду я радость что дал Ты мне

Во всём что сделать Ты задумал или обрёл я разрушать лишь стану

Не помогать не следовать во всём чем занят Ты а погубить!

Вот Твой удел в моём стремление к Тебе!

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Вдруг неожиданно прозвенел не громкий звук гонга. Полночь, решил для себя восьмой, значит в четыре тоже будет гонг, не просплю – последний гонг в его жизни, с некоторой решимостью, констатировал он.

Во сне восьмой стоял среди множества людей и все кого-то ждали, глядя в сторону. Из-за поворота то ли дома, то ли скалы вышла средних лет женщина с прямыми тёмными волосами и направилась к нему. Все расступились, улыбаясь ей, а она ни на кого не глядя, только смотря на восьмого, подошла к нему и поцеловала его в щёку… «мама…».

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

– Ты хочешь погубить всё что задумано?

– Не всё что сделано тобой…

Тебя я погубить надеюсь!

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Восьмой проснулся резко, как от толчка. Было очень холодно, подушка заиндевела, изо рта шёл пар, вокруг было абсолютно черно. Восьмой лежал не шевелясь, глядя в черноту, и внутри него была чернота, он с ней слился и ждал гонга – как приговора.

Раздался гонг, восьмой резко повернулся в постели и включил свет, с подушки что-то упало. Наклонившись, восьмой увидел, что книга, падая, раскрылась и лежит текстом вниз на каменном полу. Он застыл на некоторое время, раздумывая, потом осторожно взял книгу, не закрывая и начал читать первый попавшийся на глаза текст с начала абзаца: «… Итак, чего же я заслуживаю, будучи таковым? Чего‑нибудь хорошего, о мужи афиняне, если уже в самом деле воздавать по заслугам, и притом такого хорошего, что бы для меня подходило. Что же подходит для человека заслуженного и в то же время бедного, который нуждается в досуге вашего же ради назидания? Для подобного человека, о мужи афиняне, нет ничего более подходящего, как получать даровой обед в Пританее, по крайней мере для него это подходит гораздо больше, нежели для того из вас, кто одержал победу в Олимпии верхом, или на паре, или на тройке, потому что такой человек старается о том, чтобы вы казались счастливыми, а я стараюсь о том, чтобы вы были счастливыми, и он не нуждается в даровом пропитании, а я нуждаюсь. Итак, если я должен назначить себе что‑нибудь мною заслуженное, то вот я что себе назначаю – даровой обед в Пританее».

Дочитав до конца, восьмой немного подумав, вдруг горько усмехнулся, покачивая головой и глядя куда-то ввысь. В груди опять появилось это тонкое неуловимое чувство грусти и необъяснимого бесконечно далёкого счастья, совсем крохотного, но счастья: «Я здесь… – громко шёпотом сказал он, кому-то вверх, со злостью и решимостью, – слышишь, Ты! Здесь я – вот он…, весь перед тобой…», – потом видимо хотел что-то добавить, но передумал.

Восьмой быстро оделся, намазал мазью ноги и снова забинтовал их, с трудом натянул ботинки. Было больно, но он с абсолютным равнодушием воспринимал её и всё вокруг. Как заведённый он вымылся и вылетел в кухню, ни на кого не обращая внимания взял свою порцию, не разбирая вкуса запихал в себя, как можно больше еды и вернулся в комнату. Он неподвижно сидел на стуле уставившись взглядом в одну точку и ждал звонка.

Стена открылась, они выбежали из пещеры, мороз был лютый. Дышать было трудно, восьмой натянул как можно выше на лицо ворот комбинезона и старался дышать внутрь него, ему это удавалось, ощущая хоть какое-то мнимое тепло. Они бежали в два раза быстрее чем вчера, но мороз пронизывал насквозь и согреться не удавалось. Поев впервые за последние двое суток восьмой чувствовал, что у него появилась энергия. Он бежал не из последних сил, как вчера, а уверенно и чётко, как машина. Они не свернули в сторону озера, а пробежали дальше и стали подниматься по змеевидной дороге всё выше и выше. Километр за километром дорога всё поднималась и поднималась, казалось, что ей не будет конца. Повсюду лежал снег, и они бежали по щиколотку утопая в нём, и всё равно держали как могли строй, хотя измотаны были в конец. Обогнув вершину восьмой увидел далеко внизу маленькое, покрытое льдом, сверкающее на солнце озеро, а дальше за озером в стороне внизу далеко-далеко расстилался перед ними большой город. Восьмой видел только контуры его, он был ровный и круглый, а в самом центре его какое-то очень большое и высокое строение, нити улиц стремились к нему или от него, напоминая паутину. Но сразу же дорога резко свернула в сторону, начался спуск, и все перешли на шаг. Город скрылся за камнями. Спускаясь сверху, восьмой увидел внизу, как на ладони, развилку дорог, откуда вчера они начали расчищать от камней пространство для строительства новой дороги. Но с высоты отчётливо было видно, что она не новая, как он думал вчера, чётко было видно, что там уже раньше проходила дорога, только она сейчас была завалена камнями и угадывались только общие, но чёткие контуры её. Значит, нам надо расчистить от камней, отремонтировать основание и положить сверху новое покрытие, такое же, как то, по которому они сейчас идут. Контуры будущей дороги уходили куда-то в сторону от города, далеко в горы.