Ритуалист. Том 1

Усилием воли я прогнал суеверный страх, недостойный образованного человека, тяжко вздохнул и, едва переставляя ноги, заковылял к дому ведьмы. На поиски дороги не осталось ни времени, ни сил. Начинался буран.

– А ты упорный, колдун, – поприветствовала меня фрейлейн Марта, стоило переступить через порог. – Садись за стол. Только дверь запереть не забудь.

Я стянул шапку и плащ, растер покрасневшие щеки и спросил:

– Откуда знала? Ты ведь наперед знала, что вернусь? Откуда?!

– Я ведьма, забыл? – холодно улыбнулась знахарка, разливая по тарелкам наваристую похлебку. Оставленные монеты так и лежали на краю стола.

– Это не ответ! – возразил я, снял сапоги, избавился от промокших чулок и принялся негнущимися пальцами расстегивать куртку.

Девчонка глянула на меня с нескрываемой усмешкой и пожала костлявыми плечами.

– Лес спит. Хранители не любят, когда его беспокоят, а они мастера запутывать дорогу и водить кругами.

Я нахмурился.

– Хранители?

– Духи леса, – спокойно сказала знахарка и улыбнулась. – Только не спрашивай, откуда я знаю…

Спрашивать я ни о чем не стал, заложил брусом входную дверь и уселся за стол.

– Сможешь вывести меня отсюда?

Марта покачала головой.

– Лес спит, духи меня не послушают. Только не зимой. – Она протянула ложку и скомандовала: – Ешь! Тебе надо согреться!

С этим было не поспорить – озяб просто ужасно. Я с несказанным наслаждением похлебал горячего, и нос моментально наполнился соплями. Сходил к ведру высморкаться, вернулся за стол, и хозяйка тут же сунула кружку травяного настоя.

– Пей! Еще не хватало, чтобы холодянка вернулась. Второй раз на ноги тебя могу и не поставить!

– Благодарю, – пробормотал я, делая осторожный глоток.

– И деньги забери. Потом сочтемся.

Я кивнул и неловкими пальцами принялся собирать со стола монеты.

На улице все сильнее гудела вьюга, она шуршала по крыше снежинками и билась в закрывавшие окна ставни. Дом легонько подрагивал, и оставалось лишь радоваться, что разум возобладал над упрямством и я не стал продолжать бесцельные блуждания по лесу. А то бы замело…

Глава 2

1

Мело двое суток подряд. Метель не ослабевала ни днем, ни ночью, ветер выл и стенал, рвал крышу, сек стены холодным крошевом снежинок. Я сидел в тепле и медленно сходил с ума. Знахарка готовила еду, чинила одежду, разбирала запасы сушеных трав и ягод, заботилась о живности, а мне за все это время лишь выпало несколько раз сходить в дровяник да вынести на помойку ведро.

И чем дальше, тем яснее накатывало понимание: если застряну здесь до весны, то неминуемо свихнусь. Пробовал читать труд о ментальном доминировании, но из-за тусклого света моментально разболелась голова и принялись слезиться глаза. Зверем в клетке – вот кем я себя ощущал. Диким зверем в клетке.

Дабы хоть как-то развеяться, я обошел весь дом, разве что не забрался на чердак и не спустился в подпол. Осмотрел травы и сушеные ягоды, заглянул во все шкафы с горшочками, оценил добротную мебель. Та была сколочена из потемневших от времени досок, ей явно пользовалась не один десяток лет. Да и сам дом выстроили задолго до появления на свет моей спасительницы.

Когда совсем припекла скука, я несколько раз отжался от пола, с трудом подтянулся на балке и даже слегка проработал пресс. Фрейлейн Марта смотрела с усмешкой, но никак мои упражнения не комментировала. Я был ей за это благодарен.

Ангелы небесные! Почему только знахарка не оставила меня в городе? Зачем привезла к себе? Впрочем, во мне говорило раздражение, а никак не здравый смысл. Стоило кланяться девчонке в пояс, что она не проехала мимо, а озаботилась взять с собой и выходить. Кто бы занимался мной в городе? Да и убийца не упустил бы возможности завершить начатое ударом в спину.

Меня передернуло.

Когда к вечеру второго дня гул ветра пошел на убыль, я сходил в сарай за дровами и не преминул заметить:

– Буран стихает.

Знахарка прищурилась.

– Так не терпится повторить попытку?

Я кивнул, не видя смысла лукавить и таиться. Тогда фрейлейн Марта отложила куклу, которую плела из разноцветных нитей, и поинтересовалась:

– И если получится, что тогда? Донесешь обо мне книжникам?

Книжникам? Употребление этого слова в столь архаичном значении неприятно резануло слух. Имперские книжники во времена оные выискивали знающих людей и приносили их в жертву своему ненасытному солнечному божеству. Некоторые сумасброды полагали Вселенскую комиссию наследниками тех кровожадных фанатиков, но правда заключалась в том, что мы никого и никогда не тащили на костер. И даже топили в проточной воде отступников далеко не столь часто, как об этом болтали досужие сплетники.

– Следовало бы, – вздохнул я, – но нет, не донесу. Я перед тобой в долгу.

– Следовало бы? – Девчонку подбросило, словно в тощий зад шилом кольнули. – Тебе так хочется увидеть, как меня топят в пруду?

– Наоборот, – покачал я головой. – Мне очень не хочется, чтобы с тобой случилось что-нибудь подобное. Поэтому чем раньше ты получишь лицензию, тем лучше. Необученный колдун опасен и для окружающих, и для себя самого. И потом: что значит – донесу? Местные ведь знают о тебе, так?

Марта неопределенно покачала головой и задумчиво намотала на палец локон серебристых волос.

– Для всех я простая травница. Бабка запрещала рассказывать о силе. Ты первый, кому я открылась.

– О! И почему же?

– Да ты и сам бы понял. Ты колдун.

Я почувствовал себя неловко, но сразу переборол смущение и попросил:

– Встань, пожалуйста.

Фрейлейн Марта насторожилась.

– Зачем еще?

– Хочу оценить твое эфирное тело. Вдруг ты никакая не ведьма.

– А твоя рана?

– Чудеса случаются, – усмехнулся я. – Ну?

Девчонка отложила рукоделие и вышла на середину комнаты, невесть чему смутилась и принялась теребить поясок платья. Бледные щеки разрумянились, на шее отчаянно забилась жилка.

– Стой спокойно, – потребовал я, закрыл глаза и задышал размеренно и ровно, неторопливо и без всякой спешки вгоняя себя в транс. Медленно, очень медленно и плавно, но и так почти сразу что-то липкое и теплое потекло по верхней губе.

Что-то? Да кровь это. Кровь. Вчерашние блуждания по лесу даром для меня не прошли.

– У тебя… – встревожилась Марта, и я вскинул руку, призывая ее к молчанию.

Поначалу окружающая действительность проступила через зажмуренные веки полупрозрачными силуэтами, затем налилась неведомыми цветами, а под конец обрела материальность истинной реальности.

Аура знахарки оказалась необычайно яркой, и одновременно она выглядела болезненно истонченной. Призрачное сияние слепило, мешая различить детали, но местами виднелись лакуны, а по краям будто бы тянулась истрепавшаяся бахрома.

Я этому обстоятельству ничуть не удивился. Деревенские ведьмы редко умеют правильно расходовать магическую энергию и либо погибают от истощения эфирного тела, либо начинают тянуть жизненные силы из окружающих. И тоже погибают, но уже сброшенные с моста с камнем на шее. Первым делом всех адептов тайного искусства учат именно использованию внутренних сил – это основа основ любого обучения.

Усилием воли я вырвал себя из транса, зажал пальцами нос и отошел к рукомойнику. Умылся, затем под звон в ушах доковылял до тюфяка, улегся и прикрыл глаза. Мне было нехорошо.

– И что? – с нетерпением спросила Марта. – Что ты увидел?

– Тебе надо учиться.

– А ты? Ты сможешь меня научить? Ты же колдун!

– Нет, – коротко ответил я.

Девчонка расстроенно шмыгнула носом, но постаралась скрыть разочарование и переубедить меня не попыталась. Я этому только порадовался. Обучение в частном порядке неминуемо повлечет за собой самое серьезное взыскание, ведь придется иметь дело не только с коллегами, но и с церковными властями. Не говоря уже о том, что учитель несет полную ответственность за любые действия ученика. Я к такому готов не был. Как, впрочем, и не собирался задерживаться в лесу на срок, достаточный для преподавания Марте хотя бы азов тайного искусства.

Как только закончится вьюга, я уйду. Как только кончится вьюга…

2

Снег перестал валить ночью, к утру ветер окончательно стих и прояснилось небо. Я позавтракал, поблагодарил Марту за заботу, собрал вещи и вышел на улицу. Насупленная девчонка не сказала на прощанье ни слова. То ли обиделась за вчерашний отказ, то ли просто не верила, что у меня хватит решимости пробраться через заснеженный лес.

И напрасно – я был настроен серьезней некуда, и щипавший ноздри морозный воздух меня смутить не мог. Смутил меня снег. Его навалило по пояс, и был он весьма и весьма рыхлым. Я кое-как продрался через сугробы к поляне с уснувшим до весны дубом, чья грубая кора казалась морщинистой кожей, а сучковатые ветви наводили на мысли о жутких щупальцах. Там постоял немного, да и двинулся в обратный путь.

Святые небеса! Сейчас не помогут даже снегоступы! Нечего и думать о вылазке, пока ветер не наметет прочный наст, а зверье не проложит в лесу свои тропки.

Пока вернулся, взмок. Да еще начался кашель; всякий раз в груди словно взрывалась ручная бомба. Из носа текло, голову ломило, и оставалось лишь надеяться, что дело в банальной простуде, а вовсе не в холодянке, какую бы дрянь эта напасть собой ни представляла…

Марта столь поразилась моему скорому возвращению, что даже позабыла об игре в молчанку.

– Так быстро? – округлила она в непритворном удивлении глаза.

– Как видишь, – не слишком вежливо проворчал я и расстегнул оружейный ремень.

– Не уйдешь сегодня?

– Нет, – покачал я головой после недолгих раздумий, – не уйду.

Знахарка тут же вручила мне широкую деревянную лопату и потребовала:

– Тогда отрабатывай постой, колдун.

Чувствовал я себя, откровенно говоря, погано, но не ударил в грязь лицом и отправился на улицу расчищать тропинки к дровяному сараю и пристройке с живностью. Провозился до полудня и вернулся, от усталости едва переставляя ноги.

Фрейлейн Марта уже накрывала на стол, но прислушалась к моему кашлю и принялась отмерять в заварочный чайник какие-то травки.

– Будто дите малое, – ворчала она себе под нос, заливая сбор кипятком. – Нет бы поберечься…

Я предпочел сделать вид, будто ничего не расслышал. Не чувствуя вкуса, выхлебал суп и сжевал жесткий кусок вареной солонины, потом мелкими глотками выпил травяной настой и улегся на тюфяк. Меня начало лихорадить, прошиб горячий пот.

Подошла Марта, присела рядом и потянула подол своего не по росту короткого платья, целомудренно прикрывая костлявые коленки.

– Почему ты не можешь научить меня? Ты же колдун!

Я подавил обреченный вздох и произнес, постаравшись никак не выказать раздражения:

– Тайным искусствам учат в университетах. Там, и только там.

Знахарка поджала губы, и резкая линия подбородка стала еще жестче обычного, а скулы заострились.

– Не смеши меня, колдун! Как попасть в университет неграмотной простолюдинке без гроша за душой?! – зло спросила она.

– На факультет тайных искусств берут всех, нужен лишь талант, – отмахнулся я и тут же приподнялся на одном локте. – Постой, ты разве не умеешь читать?

– Откуда?

– Ну вот с этим я помочь могу.

О чернилах и писчей бумаге спрашивать и в голову не пришло; я велел принести разделочную доску и посыпать ее мукой. Пальцем нарисовал букву «А», назвал ее и велел повторить. Девчонка все схватывала на лету, и незаметно я увлекся, даже позабыл о кашле и текущих из носа ручьях.

Занимались мы грамотой, пока на улице окончательно не стемнело. Тогда знахарка закрыла ставни, напоила меня бульоном и отваром разных трав и велела ложиться спать. Сама в неровном свете лучин занялась домашними делами. Проваливаясь в сон, я слышал ее негромкую песенку.

Марта впитывала знания будто губка. Хоть осваивала она грамоту исключительно в перерывах между хлопотами по хозяйству, но за две седмицы выучилась вполне сносно читать. Мое самочувствие оставляло желать лучшего, и о походе в город пока не приходилось даже думать. Я лечил кашель горькими отравами лесных трав, обучал знахарку письменности и счету, а в свободное время штудировал труд об управлении чужим сознанием. Сочинение оказалось небезынтересным, и я почерпнул там для себя много нового, кое-что даже применил на практике.

Нет, оказывать воздействие на Марту даже не пытался, усилия сосредоточил на проработке своих ментальных щитов и блоков. А еще выставил несколько якорей, призванных сигнализировать о воздействии на сознание чужой воли. Защитить они не могли, скорее, служили эдакими узелками на память. Просто наметил несколько поступков, совершать которые я не намеревался ни при каких обстоятельствах, и несколько вещей, отказаться от которых позволить себе попросту не мог.

И были это вовсе не фундаментальные моральные базисы, а второстепенные моменты, призванные резануть своей неправильностью и дать понять: «Э-э-э, братец! Да ты не в своем уме!»

К примеру, стремление испить человеческой крови само по себе подтолкнет к мысли об одержимости некоей сверхъестественной сущностью. Тут даже сомневаться не придется. А вот если поставлю на первое место карьеру и позабуду о стремлении вырвать из запределья душу несчастного братца, если слишком уж разоткровенничаюсь о вещах, которые лучше и не вспоминать вовсе, если решу принять мессианство, поучаствовать в заговоре против светлейшего государя или просто уйти в отшельники, – вот тогда будет самое время проверить, не покопался ли кто-нибудь в моей голове. Чернокнижники на подобные пакости большие мастера…

Когда за окнами темнело и глазам переставало хватать света, я откладывал трактат о ментальном воздействии и брался за плетение снегоступов из заранее заготовленных ивовых прутьев. Ошибки на то и нужны, чтобы на них учиться. Барахтаться по пояс в сугробах в мои планы больше не входило.

Спешить в любом случае было некуда. Бушевавший несколько дней буран наверняка замел все перевалы, и до весны на ту сторону Тарских гор теперь точно не перейти. Осознание этого прискорбного обстоятельства изрядно действовало на нервы, но поделать тут ничего было уже нельзя. Человек предполагает, а Вседержитель располагает. Все мы в руках Его.

Изредка я устраивал вылазки в лес, понемногу разведывал дорогу в город и оставлял путеводные зарубки на деревьях. Всякий раз Марта недовольно хмурилась, пока однажды не попросила остаться в доме.

– Скоро Йоль, – напомнила она. – В лесу небезопасно. Духи в эту пору злы и не терпят смертных.

– Не беспокойся, Марта, – беспечно улыбнулся я. – Что они сделают колдуну?

Девчонка шмыгнула носом и отвернулась, а я отправился на прогулку, отнюдь не испытывая уверенности, что поступаю правильно.

Йоль – последняя и самая длинная ночь в году. Ночь, когда по миру гуляют духи и позабытые божества. Просвещенному человеку не пристало верить в подобные россказни, но некоторым существам нет никакого дела до того, верят в них или нет. Их не волнуют убеждения смертных, их заботят исключительно кровь и плоть, а еще – людские души. Последняя седмица года считалась временем темным и опасным даже в обжитых землях, что уж говорить об этом медвежьем углу?!

Нервно передернув плечами, я глянул на затянутое облаками небо и закрепил на сапогах снегоступы. Было пасмурно, солнце день ото дня всходило над горизонтом все ниже и ниже, оно недолго светило и почти сразу ныряло обратно за сосны, погружая мир в темно-серый полумрак. В подобное время россказни о прежних, Дикой охоте, лесных духах, позабытых божках и неведомых демонах уже не воспринимались нелепыми байками. В такое время они пробирали буквально до печенок – пусть ты и патентованный колдун, чего только не повидавший на своем веку…

Скрепя сердце я вышел со двора и направился к давешней поляне. На открытом пространстве нанесенный ветром наст держал мой вес и не проламывался, а вот под деревьями снег был куда более рыхлым, идти там становилось заметно сложнее. Но углубляться в лес расхотелось вовсе не по этой причине.

Слишком уж сегодня было темно и тихо в чащобе. Гнетущая атмосфера давила буквально физически, да еще вдалеке почудился отблеск костра. И, показалось мне или нет, но огонь имел те невыразимые оттенки, для которых нет названий в словаре простецов. Несмотря на полнейшее безветрие, голые ветви дуба шевелились, по снегу от них тянулись противоестественно черные тени, а само дерево представилось вдруг могучим великаном, властвовавшим над всей округой.

Шорохи и мертвая тишина, обрывистые движения и полнейшая неподвижность. Этого мне хватило с лихвой. Волосы на затылке встали дыбом, а меж лопаток побежали колючие мурашки. Я попятился, затем развернулся и поспешил прочь. Над лесом разлетелось раскатистое воронье карканье, и я ускорил шаг, начал даже продираться напрямик через кусты, но вывалился из них не у дома Марты, а у зловещего дуба.

Ангелы небесные, да что за напасть?! Здесь же заблудиться ну никак невозможно!

Небо над поляной потемнело, налилось ночной чернотой, и на этом бархатном фоне полуприкрытым серебряным глазом засияла растущая луна. В лесу подул ветер, поднялась поземка, деревья закачались, а кусты будто сплелись ветвями, образуя непреодолимую преграду. И еще – волчий вой.

Я попятился от мрачного дуба и бросился наутек, едва не теряя с ног снегоступы. Сучья так и норовили пропороть лицо, еловые лапы пружинили и пытались задержать, летевший с них снег застилал глаза. Дом был совсем рядом, а я бежал, бежал и бежал. Бежал и выбивался из сил. А вой становился все громче, вой звучал все ближе. Стая нагоняла жертву.

И тогда на меня снизошло спокойствие. Я прижался спиной к сосновому стволу, потянул из ножен шпагу, но передумал и обнажил кинжал. Срезал с ближайшего куста ветвь, наскоро накидал острием на коре простенькую магическую формулу, оскалился.

В подлеске замелькали белые тени, словно мои преследователи были не животными из плоти и крови, а призрачными созданиями, обретавшими материальность лишь в преддверии Йоля. Глупые суеверия, но я искренне порадовался, что самая длинная ночь в году наступит не сегодня, а лишь через седмицу. Явись сюда господин этой своры, мне пришлось бы лихо, а так я размашистым движением волшебной палочки зачерпнул эфир и, крутанув кистью, разогрел его до немыслимых температур. И тут же подкинул в воздух над головой ослепительный огненный шар!

Тьма рассеялась, тени отступили, липкую тишину разорвал петушиный крик. Я обернулся и не поверил собственным глазам: окружавший дом знахарки частокол высился буквально в двух шагах от меня. Вот и не верь после этого рассказам о проделках лесовика и заблудившихся в трех соснах кметах…

Левую кисть неприятно заломило, я развеял огненный шар и спешно юркнул за ограду. Больше в тот год я в лес не ходил.

Глава 3

1

На Йоль знахарка взялась испечь сладкий пирог. Встав еще до рассвета, она замесила тесто и выложила в миску мороженые ягоды, затем принялась наводить порядок, мыть пол и вытирать пыль. Я, по заведенной привычке, сел у окна с «Некоторыми аспектами ментального воздействия и долгосрочного управления разумом», но занятие отыскалось и для меня.

– Принеси бадью, – попросила Марта.

Я накинул куртку и вышел на улицу, где под навесом дожидалась своего часа перевернутая кверху дном лохань. Втащил ее в дом, установил у печи и принялся таскать со двора снег. Часть высыпал в бадью, часть поставил греться в котле.

– Почистишь двор? – предложила знахарка некоторое время спустя, смущенно теребя поясок платья.

Выходить на мороз не хотелось; с превеликим удовольствием я отделался бы обещанием не подглядывать и остался сидеть с книгой, но все же не стал вгонять хозяйку в краску. С обреченным вздохом взял лопату и отправился во двор, где вдоль частокола уже высились немалых размеров сугробы.

Подумать только! Лиценциат тайных искусств и магистр Вселенской комиссии по этике чистит двор, будто последний кмет! Узнает кто – стыда не оберешься!

Как бы то ни было, за ночь снега выпало совсем немного, управился я с ним в пять минут, а потом вооружился шпагой и устроил учебный бой с тенью. Уже начал отрабатывать удары на чурбаке, когда из дома вышла Марта.

– Иди мыться, колдун! – сказала она и скрылась в пристройке.

Мыться? Ну конечно! Как же можно встретить год семьсот семьдесят пятый от Воссияния пророка немытым? О-хо-хо…

Я наскоро сполоснулся и уже таскал на помойку грязную воду, когда вернулась знахарка. Она выложила обезглавленного и ощипанного цыпленка на разделочную доску и принялась потрошить тушку. Узким кухонным ножом девчонка действовала на редкость умело – у меня бы так споро не вышло даже близко.

Невесть с чего заныла поясница, и я отпустил бадью на пол. Марта будто почувствовала взгляд и обернулась.

– Все хорошо?

– Спину прострелило.

Я с хрустом распрямился, уволок лохань под навес и вернулся в дом.

– Смотрю, сегодня будет пир?

Знахарка усмехнулась, тряхнула неровно обстриженными волосами, еще влажными и от того даже более серебристыми, нежели обычно, и попросила:

– Могу я почитать твою книгу?

Во вступительной части не содержалось ничего предосудительного, одни лишь общие рассуждения о природе человеческого разума, поэтому я кивнул.

– Конечно.

На обычно бесстрастном лице Марты расплылась счастливая улыбка.

– Здорово!

Я только вздохнул.

Праздник! Сегодня у нас праздник. Насквозь языческий день зимнего солнцеворота – мрачный и вместе с тем дарящий надежду на новую лучшую жизнь Йоль. Осталось только его пережить. На душе было неспокойно. А как иначе? Йоль и полнолуние – сочетание, прямо скажем, зловещее.

И пусть пока что луна никак не проявляла себя, я точно знал, что вскоре ее серебряный круг выползет на небо и зальет мир своим призрачным сиянием. Прошлое полнолуние я благополучно провалялся в забытье, на этот раз так легко отделаться не выйдет. Впереди меня поджидали зеленые отсветы фонарей, серое марево запределья и гул призрачных ос. Ночь предстояла не из легких.

Дурные предчувствия обуяли не меня одного. Чем дальше, тем мрачнее становилась Марта. Украсив дом свежими еловыми ветками, она закрыла ставни, хоть до заката было еще далеко, заложила входную дверь не одним брусом, как обычно, а сразу двумя, но и на этом не успокоилась, принялась вязать на окна сплетенные из лесных трав веревочки и бормотать какие-то наговоры. И такие же наговоры знахарка шептала, разжигая светильники. Грядущая ночь вызывала у нее нешуточную обеспокоенность.

Я не думал, что нам грозит серьезная опасность, но все же предложил поставить колдовскую защиту.

– Не стоит, – покачала головой девушка. – Твоя сила лишь разозлит духов и привлечет их сюда.

По случаю праздника Марта надела платье с вышивкой. То оказалось столь же куцым, что и повседневные, словно с момента пошива нарядов знахарка заметно вытянулась, пусть при этом и не особо прибавила в весе.

С кем она жила здесь раньше и как вообще попала в это лесное обиталище? Вопрос этот так и вертелся у меня на языке, но, поскольку девчонка эту тему обходила стороной, я расспросами решил ее не донимать. Если уж на то пошло, мы вообще почти не вели беседы на отвлеченные темы; кабы не обучение грамоте, то, пожалуй, и не разговаривали бы вовсе. Подозреваю, Марте просто не хватало навыка общения, а я полагал ненужным укреплять наши отношения, ведь даже мое нынешнее положение наставника могло самым серьезным образом осложнить грядущее расставание.

Праздничный стол порадовал непривычным разнообразием. Было бы грех жаловаться на стряпню Марты, и все же неизменные каши, омлеты и овощные супы успели порядком поднадоесть. Да и не столь частое появление в меню блюд из солонины тоже давно не воодушевляло. Орехи, сушеная и мороженная лесная ягода оскомины пока что не набили, но жареный цыпленок порадовал меня несказанно больше. Как и малиновое вино, пришедшее на смену давно опостылевшим травяным настоям. Ну а сладкий пирог так и вовсе был великолепен.

Лучины этим вечером знахарка заменила свечами, получился настоящий праздничный вечер, но ужинали мы, подспудно прислушиваясь к доносившимся с улицы скрипам и шорохам. В воображении невольно сложился образ огромного чудовища, которое безостановочно бродит вокруг дома, заглядывает в щели ставень, тяжело дышит в печную трубу и легонько давит на стены. А, быть может, так оно и было на самом деле: чего только не случится в такую ночь, если уж взялся пить вино с ведьмой посреди глухого леса.

Вино, к слову, оказалось сладким и не слишком крепким, но в голове после него приятно шумело. Заботы и тревоги понемногу отступали, страхи тонули в искристом рубиновом напитке и больше не отравляли своей панической безысходностью.

Ужин оказался выше всяких похвал; после него Марта начала убирать со стола, а я прислонился спиной к теплой печи и принялся без спешки попивать остававшееся в кружке вино. Дом скрипел и слегка подрагивал под порывами ветра; ночной великан, сотканный из мрака и стужи, понемногу обретал силу и усиливал натиск. Где-то завыл волк, и я готов был поклясться, что расслышал отзвук охотничьего рога. Рогатый король вывел свою чудовищную свору на охоту, и теперь мне уже не хотелось смеяться над пустыми суевериями простецов.

Так и ждал, что вот-вот – и раздастся требовательный стук в дверь. И на что тогда сгодятся наговоры лесной ведьмы? Грош им цена. Впрочем, это все только мои фантазии…

Марта разобралась с грязной посудой и подкинула в печь пару поленьев. Из-за выпитого вина ее неизменно бледное лицо раскраснелось, но вела себя ведьма даже тише и скованней, нежели обычно. Припомнив мне опрометчивое обещание дать почитать книгу, она уселась с фолиантом за стол и стала беззвучно шевелить губами, проговаривая сложные слова. Пришлось ей помогать, но, если начистоту, я был даже рад отвлечься. Вино закончилось, а ощущение необъяснимой опасности и не думало отпускать. Наоборот, с каждой минутой оно лишь усиливалось.

Будь моя воля, я бы и спать не лег, так и просидел бы у печи до самого утра. Глупо, конечно, и недостойно образованного человека, но это в городе хорошо изобличать суеверия, а когда до ближайшего жилья – полторы почтовых мили, только и остается, что молиться.

Утомившись, Марта отложила книгу и начала готовиться ко сну; не стал засиживаться и я. Улегся на тюфяк, принялся вслушиваться в ночные шорохи и завывание ветра. Знахарка задула свечи и зашуршала одеждой, прошлепала по полу босыми ступнями, а потом вдруг скользнула ко мне под одеяло.

– В Йоль никто не должен оставаться один, – шепнула девчонка, и я не нашел в себе решимости – слаб человек! – отправить ее спать на полати.

В конце концов, насчет этой ночи Марта была совершенно права. Одиночество, чтоб его…

Вышел из дома затемно. Сбежал? Не знаю. Просто не задавался этим вопросом. Шел, шел и шел через бесконечный лес. Бездумно и монотонно пробирался через сугробы. Не чувствуя усталости, шагал по укатанной санями дороге. И совершенно неожиданно очутился на окраине погруженного во мрак городка, названия которого так и не удосужился узнать.

Улочка показалась знакомой, и неспроста – именно на ней жил взявший в починку пистоли оружейник. А если дойти до соседнего перекрестка и пару раз повернуть, то окажусь у таверны. Так и решил поступить. И сразу неведомым чутьем уловил за спиной чужое присутствие!

Прыжок в сторону, разворот, удар!

Кинжал впустую рассек воздух, смазанное движение мелькнуло чуть в стороне, и тут же поясницу пронзила острая боль, в потрохах колыхнулся жидкий пламень. Земля под ногами покачнулась и скакнула навстречу, лицо зарылось в снег.

Невероятным усилием мне удалось извернуться и выставить перед собой кинжал, но повторного нападения не случилось. Темная фигура, узкоплечая и субтильная, неподвижно замерла в паре шагов, лицо убийцы терялось в тени, черневшей под глубоким капюшоном. А потом руки поднялись и откинули его.

Фрейлейн Герда!

2

Я дернулся и проснулся. Сон! Это все драный сон! Ненавижу полнолуния!

Ставни оказались открыты, лесную хижину заполнял полумрак зимнего утра, а легкий аромат трав смешивался с запахом немудреной стряпни. Ночью мы с Мартой не сомкнули глаз, забылись в дреме лишь перед самым рассветом, и все же она уже встала, растопила печь и готовила завтрак.

Я оделся и подошел к столу.

– Вот и новый год наступил… – нейтрально сказал, толком не зная, как теперь себя вести.

– Наступил, – кивнула знахарка и выставила на доску сковородку с яичницей. – Садись за стол, колдун.

Держалась хозяйка столь же скованно и отчужденно, как и прежде, и меня это обстоятельство несказанно порадовало. Никаких романтических чувств к знахарке я не испытывал, и ее сердечные терзания доставили бы нам в дальнейшем одни только расстройства. Но, как видно, опасался я выяснения отношения совершенно напрасно; фрейлейн Марта оказалась особой в высшей степени разумной.

Позавтракали мы в полной тишине, а потом я без напоминаний взял лопату и отправился на улицу. В последнее время уборка снега предшествовала атлетическим упражнениям и занятиям со шпагой в качестве разминки, но сегодня, ко всему прочему, мне хотелось остаться в одиночестве и немного привести в порядок мысли и чувства.

Волновала не столько проведенная с Мартой ночь, сколько приснившийся под утро кошмар. Сон – это лишь сон, в причастность к покушению фрейлейн Герды я нисколько не верил; ее мертвое тело давно разобрали на куски в анатомическом театре. Но, как уже успел убедиться неоднократно, случайные сновидения в полнолуние меня не посещали. Что-то зацепило в этой ситуации, что-то казалось неправильным и варилось в подсознании. Знать бы еще, что именно.

Я покачал головой и вышел за дверь. Подспудно ожидал увидеть отметины чудовищных лап, но, вопреки всему, наст оказался нетронут, лишь вдоль стены шла глубокая борозда там, где Марта пробиралась к окнам, дабы снять свои заговоренные веревочки. При этом снега намело на удивление много. Если за оградой его почти не прибавилось, то дом занесло до подоконников, будто вчера мы находились в самом центре вихря. Неспроста всю ночь поскрипывали стены и крыша.

Очистив двор от снега – сугробы вырастали у забора немалыми кучами, – я немного поупражнялся со шпагой и вернулся в дом. Тюфяк к этому времени неведомым образом пропал, но меня это нисколько не удивило и не обескуражило. Если уж на то пошло, любая ночь не лучшее время для одиночества, да и на печи спать куда теплее, нежели на полу. Что уж говорить об иных потребностях организма…

Марта сидела у заиндевевшего окна и хмурилась, пытаясь вникнуть в хитросплетения умных словес из вступительной части «Некоторых аспектов ментального воздействия и долгосрочного управления разумом». Чтение это было не самое подходящее для юной фрейлейн, но я подумал-подумал и делать замечание знахарке не стал.

Впрочем, Марта отвлеклась от книги сама и огорошила меня неожиданной просьбой: