На полях Кударагары, около небольшого городка Аванти, работал высокий юноша-брахман по имени Судата, распахивая плугом поле Субгути, которого народ звал Маха-Субгути, потому что он был богат и царь назначил его начальником деревни, чтобы он судил народ и при тяжбе решал, кому надо понести наказание.

Судата, идя за плугом, запряженным быками, весело пел. И было чему радоваться, потому что Маха-Субгути, начальник, выбрал его своим зятем и когда согласно древнему обычаю юноша дал своей невесте четыре куска: один, содержащий семена, другой с навозом из коровника, третий с пылью от алтаря и четвертый с землей, взятой с кладбища, – невеста не коснулась куска с землей, что было бы дурным знаком, а выбрала кусок, заключавший пыль с алтаря и указывавший таким образом, что ее потомки могут отличаться как выдающиеся священники и служители религии.

Это, по мнению Судаты, была благороднейшая и наиболее желаемая судьба. Богатая жатва и благополучие при разведении скота было великим благословением небес; но что значат все мирские приобретения в сравнении с блаженством религии! И вот эта-то мысль и заставила Судату петь, и он был счастлив, очень счастлив, как сам Индра, могучий бог, когда он упивался сладким соком из сомы. Но вдруг плуг Судаты уперся в заячью нору, оттуда выпрыгнул заяц и бросился бежать, беспокойно оглядываясь на своих детей. Судата размахнулся палкой, которой он погонял своих быков, бросился за зайцем, желая убить его, и, вероятно, успел бы в этом, если бы не был остановлен голосом человека, который проходил по дороге и закричал ему:

– Эй, друг мой, что дурного сделало тебе это бедное здание?

Судата остановился в своем преследовании и сказал:

– Заяц не сделал ничего дурного, кроме того, что он живет на полях моего хозяина.

Странник был человек с открытым лицом. Его выбритая голова указывала, что он был самана – монах, сделавшийся бездомным, для того чтобы получить спасение. Это был Ануруддха, ученик Благословенного. Увидев благородное и праведное лицо пахавшего, Ануруддха приветствовал его и, как бы пытаясь извинить поведение юноши, сказал:

– Тебе, вероятно, для еды нужно было тело зайца?

– О, нет, – отвечал юноша, – в это время года не годится есть заячье мясо. Я погнался за зайцем только ради забавы. Зайцы быстры, и немного найдется людей, которые могли бы их нагнать.

– Дорогой друг мой, – продолжал Ануруддха, – представь себя на месте родителей этого зайца. Что было бы тогда, если бы какой-нибудь могучий гигант лишил тебя твоих детей и погнался бы за тобою, чтобы убить тебя, как ты намеревался сделать это с бедным зайцем?

– Я бы дрался с ним! – отвечал быстро Судата. – Я бы дрался с ним, хотя он, разумеется, и мог бы убить меня.

– Ты храбрый малый, – ответил ему самана. – Но представь себе, что гигант убил бы всех любимых тобою: твоего отца и мать, твою жену и детей и оставил бы жить только тебя, смеясь над твоим несчастьем.

Юноша стоял в замешательстве. Никогда он не тревожил ума своего подобными мыслями. Никогда не думал он о том, что есть несчастие в этом мире. Никогда не заботился он о созданиях слабее его самого и не задумался бы причинить страдание другим только ради своего удовольствия. Он был самолюбив, старался исполнить все, что говорил, был хорошо одарен от природы, однако же не доставало ему одного.

Ануруддха подумал про себя: «У этого юноши благородная душа, но на него дурно влияли. Если он останется без просвещения, то его ничем не руководимая энергия может сделать ему великий вред. Если бы он понял религию Татхагаты, которая славна как по проповеди своей, так и по духу своему, которая истинна в своих основаниях, сияет, как солнце, в своих учениях и любовна в своем применении, то мужество и храбрость этого юноши, которые иначе пропали бы бесплодно, можно было бы обратить к совершению великих дел».

И он обратился к Судате, говоря: «Ты не знаешь, друг мой, слов Татхагаты о том, как надо себя вести по отношению к животным? Благословенный сказал: „Наполняйте мир дружелюбием. Пусть все создания – и сильные и слабые – не видят ничего от вас, что могло бы причинить им вред. И все тогда узнают цену пути мира“. Заяц этот, подобно другим созданиям в мире, имеет те же самые чувства, какие есть у тебя. Он так же, как ты, испытывает боль, старость и смерть. Ты не всегда был силен и здоров. Много лет тому назад ты был слабеньким, беспомощным ребенком и не выжил бы, если бы не было нежных забот твоей любящей матери и защиты твоего дорогого отца. Ты думаешь только о настоящем, забывая прошлое, так и неведомое еще тебе будущее. Точно так же, как ты не помнишь, когда тебя кормили грудью, тем более ты не помнишь своего состояния, когда ты был во чреве матери, еще более не помнишь ты прежних существований, в которых душа твоя постепенно развивалась до своего теперешнего состояния».

– Почтенный муж, – сказал юноша, – ты хороший учитель, и я хотел бы поучиться у тебя.

Самана продолжал:

– Даже Татхагата, наш господь, прошел через все ступени жизни в правильной последовательности. Стремясь к истине, управляя собою, будучи любовным, он так исправил сердце свое, что все поднимался по лестнице существ, пока не сделался Просвещенным, Совершенным и Святым Буддой и не достиг нирваны. Мириады лет тому назад он был червяком; точащим почву на земле, он плавал в океане, как рыба; как птица, жил он на ветвях деревьев и сообразно своим делам переходил из одной формы существования в другую. Говорят, что он также был и зайцем, влачившим свое случайное существование на полях. Слышал ли ты когда-нибудь рассказ о зайце?

– Нет, никогда! – отвечал юноша. – Расскажи мне его.

Рассказ о зайце

Ануруддха начал:

– Так я слышал однажды, Бодхисаттва жил зайцем в полях плодоносной страны, но зайцев стало так много, что начал ощущаться недостаток в пище и распространяться мор по стране.

Тогда Бодхисаттва подумал, будучи зайцем: «Трудное время настало, и народ страдает от недостатка риса и пшеницы. Он подымется в гневе и станет убивать всех зайцев, которые живут в стране, и я также должен буду умереть. Не могу ли я совершить благородный поступок даже и в этом моем состоянии, пока я живу без толку? Я слабое создание и жизнь моя бесполезна, если я не сделаю чего-нибудь такого, что хотя бы и было маленьким, но клонилось бы к просвещению, ибо только через одно просвещение достижимо блаженство бессмертной нирваны. Буду же я стремиться к нирване. В мире этом может проявляться сила добродетели, в мире этом может проявляться сила правды. Состояние Будды возможно, и те, кто достигает Будды мудростью искренних мыслей и добрыми делами, покажут другим путь к спасению. Сердца будд полны истины и сочувствия, сострадания и долготерпения. Сердца их стремятся с одинаковой любовью ко всем живущим существам. Стану я подражать им, буду стараться все более и более уподобляться им. Истина одна, и существует только одна вечная истинная вера. А потому следует и мне, размышляя о буддах и поступая согласно моей вере, применить ее на деле, идти по путям истины, которая приведет к доброте и облегчению страданий».

Бодхисаттва подошел к своим братьям зайцам и стал проповедовать им. Но они не послушали его слов. Они сказали:

– Ступай, брат Бодхисаттва, и соверши благородный поступок; ступай и принеси себя в жертву истине; умри, чтобы другие могли жить, и прими свой удел, чтобы снова родиться к высшей и лучшей жизни. Но не причиняй нам беспокойства своими проповедями. Мы любим жизнь и предпочитаем то счастье, которым мы наслаждаемся сейчас и которое действительнее распространения истины, благо от которой еще сомнительно. На полях для нас много маиса и пшеницы, риса и всевозможных сладких плодов. Не беспокойся о нас, каждый должен смотреть за собою.

Неподалеку был там брахман, который удалился в лес для размышления и достижения нирваны. Брахман жестоко страдал от голода и холода. Он зажег огонь, чтобы согреться после холодного дождя, и, протянув свои руки к огню, покорялся своей судьбе, говоря:

– Я должен умереть, прежде чем закончу мое размышление, так как я умру от недостатка пищи.

Бодхисаттва, видя достойного человека в нужде, сказал самому себе: «Этот брахман не должен умереть, потому что мудрость его может быть светочем многим другим, которые бродят в темноте. Я предложу ему себя в пищу».

И с этими мыслями в сердце своем Бодхисаттва прыгнул в огонь и спас брахмана от голодной и смерти.

Вскоре после этого люди в той стране, боясь голода, начали большую охоту. Они вышли все в один день, загнали зайцев в узкое пространство, и больше ста тысяч зайцев умерли в один день под ударами охотников.

Что такое нирвана?

Когда Ануруддха кончил свой рассказ о зайце, он сказал Судате.

– Жить – значит умереть. Ни одно создание, которое дышит дыханием жизни, не может избежать смерти. Все, что сложно, подвергнется разложению. Никто не может избежать разложения. Но добрые дела не умирают. Они пребывают вечно. Это и есть суть Абхидхаммы. Тот, кто осмеливается отдать смерти то, что принадлежит смерти, будет жить и достигнет, наконец, благословенного состояния нирваны.

– Что такое нирвана? – спросил юноша.

Ануруддха отвечал словами великого учителя:

«Когда огонь вожделения исчезает, тогда можно достигнуть нирваны.

Когда пламя ненависти и заблуждения потухнет, тогда достигается нирвана.

Когда волнения ума, происходящие от гордости, тщеславия и прочих грехов, прекратятся, тогда достигается нирвана».

Лицо юноши выдавало его неудовлетворенность новым учением, а буддист продолжал:

– Ни один, цепляющийся за заблуждения о своем я, если не испытывает прелести нирваны, не может понять ее. Всякое временное существование проходит. Всякая сложная вещь снова разложится, и ничего не останется от нашего телесного существования. Все существующее приняло свой вид вследствие известных причин, и всякое высшее существо явилось из более простого путем медленного, постепенного развития, вследствие условий, которые определяют его историю.

Составные части существа находятся в постоянном развитии, и здесь нет ничего, на что можно было бы смотреть как на постоянное я, как на бессмертное существо, как на некоторую суть, которая может оставаться тождественною сама себе.

Знай же, что то, что остается тождественным само себе, то, что вечно, то, что безусловно неизменно и постоянно, не есть конкретное существо, не есть какое бы то ни было материальное тело, не есть особенное личное существование, это не есть я какого бы то ни было рода.

И все-таки это нечто существует. Бессмертна, вечна, неизменна его действительность. Действительность эта самая значительная, самая важная в мире, но действительность эта духовная, а не субстанциональная.

Что же это такое? Бессмертная в своем вездесущии, неизменная и вечная действительность – это есть бодхи – гармония всех тех добродетелей, которые во век и веков остаются теми же самыми.

Та истина, на которую опирается мудрый, когда он начинает говорить, не есть особенная вещь, это не есть я какого бы то ни было рода, это не боги и не одушевленные существа, это ничто, если ничто обозначает отсутствие представления о каком-нибудь особенном я, и тем не менее это ничто не есть несуществование. Если бы бессмертное, вечное, неизменное не существовало бы, тогда не было бы убежища от мирских страданий. Если бы бодхи было бы одно заблуждение, то не могло бы быть просвещение, нельзя было бы достигнуть нирваны, и никакой Будда не мог бы явиться, чтобы указать путь к спасению.

Но Будда явился.

Он понял всю необоснованность веры в неизменность я, он открыл, что все несчастие состоит в нашей привязанности к нашему я, и он указывает путь к спасению через достижение бодхи, ведущего всех тех, кто искренно ищет света, к восьмикрестному благородному пути праведности, к славной и бессмертной нирване.

– Почтенный муж, – сказал Судата, – благородного Шакья-Муни, того мудреца, которого ты изучил и которого, кажется, ты провозглашаешь великим учителем, не станут почитать в Кударагаре, потому что все мы хорошие правоверные брахманы, и нет между нами ни одного последователя Будды. Тем не менее я не должен скрывать от тебя, что есть у нас в деревне один человек, который высоко уважает Шакья-Муни. Это Маха-Субгиту, друг царя Бимбисары, Судья и начальник деревни. Если ты будешь в деревне, пойди к нему, и он примет тебя. Не потому, что он последователь Будды, но он личный его друг, он встречал Готаму на царском дворе и говорит: «Если бы когда-нибудь сам Брама-бог спустился на землю, то он был бы таким, так Готама, ибо, наверно, Брама не мог бы казаться более величественным, более божественным, чем благородный Шакья-Муни». Когда ты встретишь Субгути-начальника, приветствуй его от имени моего, от имени Судаты, сына Раджи, и он пригласит тебя присутствовать завтра на свадьбе его дочери.

Ступай же теперь в дом Маха-Субгути, там я встречу тебя, потому что я и есть тот, за кого он выдает свою дочь.