Дети

– Кто это? – понизив голос до шепота, спросил я.

– Не знаю, ходит у нас по округе, коз у бабок ворует и жрет целиком. Народ от него скотину закрывать начал, так он ночами в городе начал появляться, но людей пока не трогает.

– Неужели ничего нельзя сделать.

– Из наших никто не пробовал. Да и как такого убьёшь?

Существо удалилось, не обращая на нас никакого внимания – мне показалось, что оно искало кого-то другого. Это может показаться странным, но было в его образе нечто, вызывавшее во мне воспоминания о Катиной записке. Вернувшись в комнату, я достал из кармана оставленное для меня послание, развернул и принялся читать, но его текст стал совершенно иным. «Медицинская карта прерывания беременности» – было написано типографским шрифтом в верхней части листа тонкой желтой бумаги. Чуть ниже рукой врача были выведены фамилия, имя и отчество моей жены, ее возраст, группа крови, место жительства, а в самой последней строчке значилась дата проведенного аборта… Я отказывался верить своим глазам: «Почему вместо записки от моей жены появилась эта справка из женской консультации? Кто и зачем подделал документ и подложил его мне?»

Несмотря на поздний час, я достал телефон и набрал Кате – металлический женский голос оператора сообщил, что абонент находится вне зоны действия сети. В Смоляном и его окрестностях были проблемы со связью, что уж говорить об еще более удаленных от города Нижних Погребцах. Однако я серьезно был настроен на разговор и открыл переписку, но там меня ждал сюрприз: вместо свадебных фотографий непрочитанным сообщением светился видеоклип. Я нажал на кнопку воспроизведения, но запись не загружалась.

Степан Иванович куда-то ушел, но мне это было даже на руку. Я пока не хотел говорить ему ни о сообщениях, ни о медицинской справке – было страшно оказаться на улице, где бродит нечто способное пронзить меня насквозь острым костяным шипом. Лучше уж заночевать здесь, на этом скрипучем, пахнущем плесенью диване и разобраться со всем уже утром. Несмотря на смертельную усталость, я не был уверен, что у меня получится уснуть. Однако едва моя голова коснулась подушки, я провалился в странное забытье, наполненное пугающими образами: скелет в моей одежде наблюдает как хомяк пожирает своих детей и одобрительно кивает, а затем резко пронзает одного из детенышей острым как игла пальцем, внезапно увеличившемся раза в три… Обратив на меня взгляд пустых глазниц, существо провело по моему лицу окровавленным пальцем, оставляя липкий красный след. «Она просто не могла себе позволить содержать их», – прозвучало в моей голове голосом, будто сотканным из моего собственного и того механического лязганья, что издавал ночной гость.

Я вздрогнул и проснулся, чувствуя себя настолько разбитым, будто вовсе не спал, хотя за окнами было уже светло. Решив, что снаружи связь будет лучше, я отключил телефон от зарядки и направился во двор. В коридоре мне бросился в глаза рыжий трупик хомяка, вытянувшийся на окровавленных обрывках газеты. Нельзя было допустить, чтобы Миша и Ксюша видели это, и я взял клетку с собой, чтобы выбросить в мусорный контейнер за коммуналкой. Проще будет сказать детям, что их любимицу отнесли обратно в зоомагазин для перевоспитания.

Пряча трупик хомяка за спину, я прошел через заросший бурьяном двор мимо играющих на куче песка детей и кивнул Степану Ивановичу, который накачивал Мишин футбольный мяч скрипучим, ржавым насосом. С брезгливостью выбросив клетку в мусорный контейнер, источающий запах гнили, я достал телефон. Внимание снова привлекло видео, которое осталось непросмотренным со вчерашнего вечера. Я нажал кнопку воспроизведения. На экране появилась наша гостиная, снятая откуда-то из-под потолка. На кресле у стены в неестественной позе спала Катя, растрепанные серые волосы почти полностью застилали ее лицо, а в ослабевшей левой руке она держала ярко-оранжевую баночку из-под лекарств. Минута за минутой ничего не происходило. Ее фигура оставалась неподвижной даже когда послышался звук открывания входной двери и чьи-то шаги из коридора. Некто включил свет, полоса которого осветила испачканную рвотой футболку.

– Ты решила остаться? Зачем тогда было… – искаженный плохим качеством записи голос принадлежал мне. Я абсолютно не