Kostenlos

Полное собрание сочинений. Том 1

Text
Als gelesen kennzeichnen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

– Душевного, Игорь Сергеевич, душевного.

– По-вашему, я псих?

Медсестра подняла на него удивлённый взгляд, но, видя, что продолжения не последует, снова принялась за писанину.

– Гипервозбудимость,– промямлил Семёнов и сам себе кивнул.

– Да вы кого угодно выведете,– Игорь Сергеевич старался успокоиться.

– Нет, не любого, только ненормального человека.

– А я, значит, ненормальный?

– Ну…

– Вы что, за идиота меня считаете?

– Не кричите.

– Я пока ещё не кричал.

– Заметили? Вы сами сказали «пока ещё».

– Да что вы к словам-то придираетесь?

– Не кричите,– уже настойчивее повторил Семёнов.

– Что хоть вы ко мне пристали? Мне чуть морду не набили, а я же ещё и виноват оказался.

– Но спровоцировали…

– Что за бред? Кого я ещё спро…

– Потерпевшего.

– Он потерпевший?– Игорь Сергеевич начинал выходить из себя.– Что хоть вы несёте?

– Игорь Сергеевич, вы слишком разнервничались, успокойтесь. Сейчас мы всё обсудим.

– Не буду я ничего с вами обсуждать.

– Будете, вы же не хотите лечь в больницу?

– Чего?!– возмущению Игоря Сергеевича не было предела. За дурака его ещё, может быть, и считали, но за психбольного…

– Вы слишком агрессивно себя…

– Да идите вы!– Игорь Сергеевич встал.– Вам самому лечиться надо.

Медсестра удивлённо подняла взгляд.

– Игорь Сергеевич, сядьте.

– Нет уж, спасибо.

Он направился к выходу.

– Больной, сядьте.

– Да сам ты больной!

Семёнов встал.

– Игорь Сергеевич…

– Да иди ты!

Игорь Сергеевич открыл дверь.

– Санитары!

Все пациенты сразу встрепенулись и с интересом уставились на Игоря Сергеевича, который вообще не понимал, что происходит. Он посмотрел на врача, который весь сжался и, казалось, был готов ко всему.

– Не, ну вы и правда…

Игорь Сергеевич не заметил, как к нему подкрались два санитара.

– Эй, вы что?!

Подоспел третий санитар, который сразу же начал надевать на Игоря Сергеевича мягкие путы.

– С ума вы все, что ли, посходили?– он всё ещё не понимал всей серьёзности ситуации, а потому практически не вырывался.

Семёнов принял свой обычный вид.

– Везите в стационар. Скажите, что очень желательно девятое отделение.

Только сейчас Игорь Сергеевич всё понял.

– Чего?! Куда?!– вот теперь он начал вырываться по-настоящему, но было уже поздно.

– Пошли.

Санитары потащили его к выходу.

– Сдурели, что ли? Куда вы меня тащите?

– Скажите там, что направление будет во второй половине дня.

– Отпустите меня, сволочи! Ну, я этого так не оставлю! Что за произвол?!

– Заткнись!

– Нечего меня затыкать! Я свои права знаю!

Его едва ли не закинули в машину.

– Вы не имеете права!..

– Да заткнись ты!

– Я свободный человек…

Машина тронулась.

После регистратуры Игоря Сергеевича отвели в девятое отделение и, уладив некоторые формальности, препроводили его в наблюдательную палату. Ему указали на койку у окна. Игорь Сергеевич не сопротивлялся, так как всё ещё смутно осознавал происходящее, и ему казалось, что это или плохая шутка, или страшный сон.

Палата была небольшая, на десять коек, которые уже все были заняты. Часть больных с любопытством стали посматривать на новенького, хотя большинство или не обращали внимания, или спали. Один больной засмеялся и завалился на кровать. Игорь Сергеевич тоже лёг и простонал, скорее от злости, чем от обиды.

К нему сразу же подошёл какой-то старичок.

– Чай, чай есть?

Игорь Сергеевич посмотрел на него, как будто он говорил с ним на другом языке.

– Чай,– повторил больной.

– Отвали.

– Чай.

– Я же сказал: отвали.

С соседней койки встал молодой человек и, раскачиваясь как на шарнирах, с издёвкой посмотрел на Игоря Сергеевича.

– Крутой, да? Я вот когда, да. Так что…

– Владимир Данилович, вернитесь на свою койку,– уверенно сказала дежурная медсестра и снова принялась за кроссворд.

Владимир Данилович сел.

Игорь Сергеевич отрешённо поднял глаза к потолку.

«Что происходит? Какого хрена? И зачем я только пошёл? Вот чёрт! Козлы! Они же все заодно, как хоть я сразу этого не понял? Семёнов этот, идиот… Да он же специально меня выводил! Вот сволочь! Убил бы! Никому нельзя доверять, ни в коем случае, ни-ко-му. Будут улыбаться, а как отвернёшься…»

– Дай сигарету,– еле слышно прошептал какой-то довольно пожилой мужчина.

– Я не курю.

– Ну, дай не жмись.

– Я не курю!

– Иван Дмитриевич,– окликнула его медсестра.

Иван Дмитриевич с разочарованием несбывшихся надежд развернулся и направился к себе.

Сосед через койку снова засмеялся, глядя, как Иван Дмитриевич маленькими шажками идёт к своей кровати.

Игорь Сергеевич довольно громко простонал и закрыл лицо руками. Медсестра подняла на него взгляд, но говорить ничего не стала.

«Куда я попал? Ну, как хоть так могло получиться? Да, всё было подстроено, уж Семёнов-то точно… Решили показать мне свою власть, не понравился им видите ли мой образ мыслей. Не-ет, если вы думаете, что я откажусь от своих слов, вы глубоко ошибаетесь. Я вам просто так не сдамся. Уроды долбанные, да чтоб вы…»

– Чай есть?

– Да отвали ты!

– Пётр Константинович…

Пётр Константинович понял, что чая он сегодня не дождётся, и вернулся на свою койку.

«Все заодно, рука руку моет. Никому нельзя доверять, как бы они не старались убедить меня в своих добрейших намерениях. Знаем мы это «вам же будет лучше…», «мы же ради вас стараемся…». Я не слепой, я вижу, что скрывается под этими масками…»

Так он пролежал около четырёх часов.

– Игорь Сергеевич Кузнецов.

Игорь Сергеевич перевёл взгляд с потолка на медсестру.

– Вас вызывает главврач, идите за санитаром.

Игорь Сергеевич нехотя встал и обулся.

Через минуту он уже был в кабинете главного врача– довольно-таки упитанного человека лет пятидесяти с располагающим к доверию выражением лица.

– Добрый день, Игорь Сергеевич, садитесь, пожалуйста.

Игорь Сергеевич сел, не здороваясь.

– Ну-с, Игорь Сергеевич, на что жалуемся?

– Почему вы решили, что я псих?– с ходу начал Игорь Сергеевич.

– Я ещё ничего не решил.

– Я всего лишь открыто высказываю своё мнение, или у нас человек, говорящий правду, уже псих?

– Вы напали на человека.

– Я ни на кого не нападал. Это фальсификация фактов, я защищался.

– Понимаю, понимаю.

– Ну-ну.

– Кстати, а кем вы работаете?

– Я писатель.

– А-а, очень хорошо.

– Кузнецов, может, слышали.

– Боюсь, что нет. И про что вы пишете?

– О свободе, о мире, о жизни вообще.

– О свободе, говорите?

– Да.

– Почему?

– Вы не поймёте.

– Я попытаюсь.

– Я люблю свободу и не понимаю, почему остальные её ненавидят.

– Ну почему же ненавидят?

– Если бы любили, то не считали меня чокнутым.

– Что для вас свобода?

– Это всё, это смысл жизни, это…– Игорь Сергеевич не находил слов.– Свобода и честь– это единственные по-настоящему бесценные вещи.

– Хорошо, очень хорошо,– Антон Эдуардович сделал какую-то пометку в своём блокноте.– Почему вы так любите свободу, почему вы стали одержимы этой идеей?

– Какая разница, почему? Главное, что я ненавижу любые проявления власти.

– За что же вы её так ненавидите?

– Любая власть превращает человека в машину, с заданными параметрами и заданной целью.

– Вы считаете, что государство нивелирует личность?

– Да.

– Объясните, пожалуйста.

– Объяснить вам?– Игорь Сергеевич усмехнулся.– Не смешите.

– Хорошо. А вам не кажется, что именно общество в наибольшей степени и проявляет человека?

– Я это прекрасно понимаю. Но это ещё не значит, что надо полностью сдаться на волю людям и власти.

– И каков же, по-вашему, выход?

– Человек должен сам сохранить свою личность. На общество нечего полагаться, оно беспощадно. Независимость, свобода от окружающих, от государства, в общем, от всего.

– На мой взгляд, это утопия.

– Вы… Вот именно, что на ваш взгляд. Ведь может быть и так, что все, наконец, захотят быть независимыми, тогда никто и ни на кого не будет влиять, будет общество, но будет и личность. Я, конечно, понимаю, что люди не могут быть полностью независимыми друг от друга, но, тем не менее, если уничтожить все системы, такие, как государство, то общество, человек, будут действительно свободными. Нет общих идей – нет цепей, нет цепей– есть свобода.

Антон Эдуардович до конца прослушал этот длинный монолог и, ещё что-то записав в блокнот, улыбнулся Игорю Сергеевичу.

– Ну что же, Игорь Сергеевич, побудите у нас месяцок – другой, отдохнёте.

– Чего?

– Поверьте мне, здесь не так уж и плохо. Мы подумаем, чем вам помочь. Особо никаких препаратов вы пить не будете, так, мелочи. Посмотрим, что будет дальше. Хорошо?

Игорь Сергеевич зло улыбнулся.

– Не хорошо.

– Почему?

– А то не ясно! Вы хотите ни за что продержать меня здесь как минимум месяц и, по-вашему, мне должно это нравиться?

Антон Эдуардович молчал. Игорь Сергеевич тоже.

– Хотите ещё что-нибудь сказать?

Игорь Сергеевич решил, что предпринимать меры надо срочно и чем быстрее, тем лучше.

– Я могу позвонить?

– Да, конечно, но поверьте, здесь вам будет только лучше.

– Кто бы сомневался.

Антон Эдуардович подвинул телефон и снова улыбнулся.

«Кому же позвонить? Евгений Алексеевич никаких связей не имеет, остаётся только Лев Абрамович… Да, он должен помочь».

– Это личное.

– Хорошо, но не более минуты,– Антону Эдуардовичу не хотелось вот так сразу делать его своим врагом.

– Очень гуманно,– съехидничал Игорь Сергеевич и подвинул себе телефон.

 

Антон Эдуардович вышел.

Игорь Сергеевич набрал номер.

– Алло,– послышалось в трубке.

– Лев Абрамович?

– Да.

– Здравствуйте, это…

– А-а, здравствуйте Игорь Сергеевич. Куда же вы пропали?

– Меня упекли в психушку,– как-то безнадёжно прошептал Игорь Сергеевич.

– О-ё-ё-й, как же так?

– Вот так.

– Это моя вина,– вздохнул Лев Абрамович,– не надо мне было уговаривать вас идти. Извините.

– Вы не виноваты, если они поставили себе цель, то они всё равно бы рано или поздно упекли бы меня сюда.

– Я не хотел…

– Забудьте. Но мне нужна ваша помощь.

– Ну конечно, конечно я помогу!

– Когда?

– Это займёт определённое время, но не беспокойтесь, я вас вытащу, обязательно вытащу.

– Спасибо.

– Да не за что.

– Извините…

– Ну что вы? Это вы меня извините.

– Ещё раз спасибо. К сожалению, я больше не могу говорить.

– Понимаю. Ну, тогда до свидания, Игорь Сергеевич, и ни о чём не беспокойтесь, скоро вы будете дома.

В кабинет вошёл Антон Эдуардович.

– До свидания.

Лев Абрамович повесил трубку, Игорь Сергеевич тоже.

– Ну что, Игорь Сергеевич, больше ничего не хотите?– снова улыбнулся Антон Эдуардович.

– Нет.

– Хорошо, очень хорошо.

Он нажал кнопку под крышкой стола.

Вошли два санитара.

– Отведите его в какую-нибудь палату потише.

Санитары встали по бокам Игоря Сергеевича и вывели его из кабинета.

– До свидания.

Игорь Сергеевич даже не обернулся.

Глава 3

Игорь Сергеевич вошёл в свой новый дом, в свою палату.

Небольшая комната, голубые стены, белый потолок, решётки на окнах, четыре койки, стоящие вдоль стен и, соответственно, четыре тумбочки. «В тесноте, да не в обиде, много ли засранцу надо?». Всё просто, как и в любой больнице.

На своих койках сидели больные. Игорю Сергеевичу предстояло жить с тремя настоящими психами. «А может они такие же «психи», как и я?»– проскочила у него мысль, но развивать и как-то подтверждать её он не стал.

Игорь Сергеевич тяжело сел на пустующую кровать.

– Ну, привет тебе,– радостно заявил человек, сидевший на соседней койке.

– Угу.

– Что такой грустный?

Игорь Сергеевич поднял на него недобрый взгляд.

– Ладно, понимаю.

– Да иди ты.

– Не будем ругаться. Давай-ка лучше я представлю тебе твоих новых соседей.

Игорь Сергеевич нехотя, но кивнул.

– Это,– он указал пальцем на человека с абсолютно лысым черепом и жёстким лицом.– Митяй, он бывший боевик одной небезызвестной группировки, но ему отбили башню, и вот он теперь воюет здесь, но ты его не бойся; он рычит, но не кусается.

Теперь он кивнул в сторону довольно молодого человека с приятной, только очень уж грустной внешностью.

– А это наш святой отец– Василёк. Говорят, он был чуть ли не мессией, но потом чокнулся от какой-то там невосполнимой утраты. А я,– он развёл руками.– Я просто-напросто Вячеслав Иванович, можно просто Славик. Сижу здесь за то, что много пил и часто бил жену, а она, стерва, нашла себе какого-то психиатра и упрятала меня сюда.

Игорь Сергеевич усмехнулся.

– А теперь рассказывай, кто ты есть такой?

Несколько секунд стояла тишина.

– Игорь.

– И почему же ты здесь?

– Мыслю, не как все.

– Ну, тогда ты по адресу; здесь все мыслят не как все. Один я тут обычный, нормальный человек.

– Если ты себя называешь обычным, ты уже ненормальный.

– О-о, Игорёк, да ты философ!

Игорь Сергеевич ничего не ответил.

– Из-за этих б…ских «гениев» все враги друг другу,– прохрипел Митяй.– Всё идеи разные придумывают, а потом войны.

– Философия– это изначально мысль, а мысль– начало любого дела.

– Верно говоришь, сын мой,– голос у Василька был тихий и так наполнен болью, что Игорю Сергеевичу стало даже как-то не по себе.– Вера– главное в жизни человека.

– А при чём здесь вера?!– мгновенно разозлился Митяй.

– Господу помолимся…– начал Василёк.

– Псих, настоящий придурок,– ещё больше разозлился Митяй.– Вокруг одни психи.

– Да ладно тебе,– начал успокаивать его Славик.– Есть люди, а есть другие люди. Если человек мыслит по-другому, это ещё не значит, что он псих. Этак, все мыслят по-разному, значит, все психи.

– Мы не психи, ибо Бог создал нас по образу и подобию своему, а он не псих,– вставил своё Василёк.

– Бог и есть главный псих. Только при полном отсутствии мозгов можно было додуматься создать человека, – парировал Славик.

– Почему вы так думаете?– не без интереса спросил Игорь Сергеевич. Такой образ мысли ему нравился.

– Если он не псих, то уж мазохист точно. На хрена надо было париться пять дней, создавать землю, птичек, цветочки, чтобы потом вставить в этот весёленький мирок такую тварь, как человек, который рано или поздно всё равно жестоко поимеет всю его работу?

Митяй внезапно безудержно рассмеялся.

Василёк опустил голову и начал молиться. Казалось, что его тут больше нет.

Игорь Сергеевич завалился на кровать.

– Плохо тебе, да?– посочувствовал Славик.– Ничего, человек привыкает ко всему.

– Как же я ненавижу всю эту проклятую власть!

– А что тебе власть? Здесь тоже под конвоем в сортир не ходят.

– Как хоть вы здесь живёте?– простонал Игорь Сергеевич.

– Не так уж здесь и плохо, спокойствие, тишина, есть время поговорить. Всё население нашего мира– четыре человека, включая тебя, остальное далеко за стеной. А Василёк и Митяй неплохие ребята, просто к ним надо привыкнуть. Так что поверь, всё не так уж и плохо, как тебе кажется, тем более, что больше пары месяцев ты тут вряд ли задержишься.

– Я не хочу жить.

– Вот это ты зря. Прожить везде можно. Знаешь такую поговорку: вода дырку найдёт? Так вот, я однажды увидел на кухне мясорубку и понял: мясо дырку найдёт; мы все мясо, мы где угодно найдём, хоть маленькую, совсем плохонькую, но всё же дырку.

Игорь Сергеевич тихонько простонал.

Эту ночь Игорь Сергеевич почти не спал. В голове бродили всякие злые мысли и не менее злые домыслы по поводу того, почему он здесь оказался. Следующего дня для Игоря Сергеевича не было, для него всё ещё продолжался предыдущий, впрочем, здесь завтра никогда не наступает; по крайней мере, именно так он сейчас и думал.

Пришла медсестра и, разбудив всех, раздала лекарства. Игорю Сергеевичу тоже достались две какие-то таблетки, которые он не захотел пить, но медсестра не уходила, и ему всё-таки пришлось их проглотить.

Завтрак.

Столовая ни оптимизму, ни аппетиту не способствовала, впрочем, оптимизм здесь и не особо-то и был нужен, здесь главным было спокойствие.

– Что это ты не ешь?

– Не хочу,– пробурчал Игорь Сергеевич.

– А ты захоти, а то заметят, забеспокоятся по поводу твоего состояния и примут соответствующие меры. Тебе нужны лишние проблемы?

– Ладно.

Игорь Сергеевич через силу начал есть тягучую манную кашу.

– Злой ты какой-то.

– А чему мне радоваться? Меня ни за что упекли в дурдом, а я должен плясать от счастья?

– Понимаю.

– Вряд ли.

– Ну почему же? Вот меня тоже сюда жена упекла, потому как пил много и доставал её часто, так что я здесь тоже получается ни за что, я тогда тоже ой как злился.

– И надолго ты здесь?

– Минимум ещё полгода лежать, пока всё не утрясётся. Я ж здесь всего четыре месяца.

– Всего,– Игорь Сергеевич усмехнулся.

– Люди здесь всю жизнь проводят,– Славик принялся за чай.

Игорь Сергеевич отставил почти полную тарелку и тоже отхлебнул чая.

– А ты что делать собираешься?

– Судиться.

– Ну, это надолго.

– Главное выиграть, а я выиграю.

– Даже если ты через несколько месяцев выиграешь, ты всё равно ничего не изменишь, ты же нападал? Нападал. Ну, признают, что небольшая ошибочка вышла, а тебе-то что толку? Только ещё дольше лежать будешь.

Игорь Сергеевич молчал.

– У тебя родственники есть?

– Нет.

– Ну, тогда вообще лучше и не пытайся, кто за тебя хлопотать будет? Никто.

– Есть у меня пара хороших друзей.

– Важные люди?

– Один со связями, второй нет, по крайней мере, в этих кругах.

– Если со связями, это хорошо. Звонил ему?

– Да.

– И что?

– Обещал помочь.

– И когда же?

– Говорит максимум пара недель.

– А ты уверен, что у него действительно есть связи?

– Уверен. И эти знакомые поважнее Эдуардыча будут.

Славик кивнул и отставил допитую кружку чая.

Митяй и Василёк уже куда-то ушли, и в столовой оставалось не больше десяти человек. Завтрак подошёл к концу.

– Пошли.

И вновь палата.

Василёк и Митяй были уже здесь. Митяй просто лежал, уставившись в потолок, а Василёк как обычно читал библию, иногда что-то бурча себе под нос и кивая головой.

– Нужно бы чаю купить.

– Зачем?

– Почифирили бы.

– На хрен,– Игорь Сергеевич махнул рукой.

– А что ещё делать? Только читать и чифирить.

Через несколько минут пришёл Антон Эдуардович.

– Добрый день.

Все, кроме Игоря Сергеевича, улыбнулись ему в ответ и поздоровались.

– Ну-с, Игорь Сергеевич, как дела?

– Нормально.

– Как спали?

– Великолепно.

– Лекарства сегодня пили?

– Само собой.

Антон Эдуардович на несколько секунд замолчал.

– Вы, я вижу, к беседе сегодня не расположены.

– Какой вы догадливый.

Антон Эдуардович не знал, что говорить.

– Ну что ж, тогда я зайду к вам завтра.

– Угу.

Все, опять же кроме Игоря Сергеевича, попрощались, и Антон Эдуардович ушёл.

– Что это ты с ним так?

– Урод.

– Зря ты к нему так относишься. Ему, конечно, палец в рот не клади, хоть он и кажется таким добреньким, но, тем не менее, человек он уважаемый и важный, и идти против него – это идти против себя.

– Прямо уж такой важный.

– А то! Он здесь авторитет, ему все подчиняются, уважают. Это со стороны может показаться, что он лояльный, но на самом деле персонал у него здесь по струнке ходит.

– А больных он, значит, даже и не трогает?

– Нет, может, конечно, и совсем замучить, но это если больной сначала замучит его. Был тут месяц назад один псих: на всех кричал, таблетки не пил, уколы делать не давался, но ничего, Эдуардыч сказал медсестре вколоть аминазина чуть больше чем надо, так он после второго раза ко всем только на вы обращался, даже поддерживающую терапию не пришлось назначать.

– А что такого в этом аминазине?

– Если колоть столько, сколько надо, просто будешь заторможенным и безвольным, спать всё время будет хотеться, а если передозировку сделать…

– И что?

– Что?

– Вся дурь из башки исчезает?

– Нет, не исчезает, но показывать её желание пропадает. Неприятные, мягко говоря, ощущения.

– Тебе делали?

– Было дело, я здесь первую неделю всех доставал,– Славик улыбнулся.

– И как?

– Как? Хреново. Мне делали всего один раз, и больше что-то не хочется. Главная медсестра любит этим пугать, сразу все успокаиваются.

– Получается, что всё-таки он порядочная сволочь.

– Это если его основательно достать, так что с одной стороны, это даже и правильно. Хотя да, его здесь все побаиваются, а потому недолюбливают.

– А что же тогда все с ним здороваются, все улыбаются?

– Я же говорю, побаиваются, тем более что нам-то он, в принципе, ничего плохого не сделал, а кому сделал– тех единицы, особо ретивые были.

– Были.

– Да, были.

Игорь Сергеевич кивнул каким-то своим мыслям и замолчал.

Большую часть дня они пролежали в тишине.

Так Игорь Сергеевич провёл почти всю неделю.

В субботу Славик уговорил его пойти на прогулку.

Прогулкой это можно было назвать с большой натяжкой. Вся территория имела размер примерно тридцать на тридцать метров и была огорожена высоким железным забором. Народу было немного, буквально несколько человек. Трое, неспеша, ходили взад-вперёд и о чём-то тихо разговаривали. Посередине клетки сидел довольно-таки пожилой человек и играл на баяне какую-то заунывную песню. Около него сидел парень и кивал в такт, иногда восхищённо поглядывая на баяниста. Ещё один больной медленно ходил по кругу и нюхал жёлтый берёзовый листик.

– Ну, как тебе?– Славик улыбнулся.

– Просто нет слов.

– В принципе, ничего особенного, но атмосфера специфическая.

– Да уж.

Они немного прошли молча. За всю неделю Игорь Сергеевич не наговорил, наверное, и часа.

– Ужас.

– Когда ж ты отойдёшь? Пора бы уже.

– Никогда.

– Да не так уж здесь и плохо.

– Всё равно, здесь же себя за человека считать перестаёшь.

 

– Почему? Я считаю себя человеком, да и все считают, по мере сил.

– Что же это за человек, которого лишили воли?

– Человек как человек.

– Здесь же всё решают они.

– Да, они, но так всем только лучше.

– И что в этом хорошего?

– Спокойствие.

– И это хорошо?– Игорь Сергеевич усмехнулся.– Это уже не жизнь.

– Человек привыкает ко всему.

– А я не хочу привыкать.

– А куда ты денешься? Не хочешь, заставят.

– Всё равно надо бороться. «В проигранной войне сопротивляйся до конца».

– Тебе хорошо говорить, за тебя там хлопочут.

– Даже если бы меня не пытались бы вытащить, я всё равно что-нибудь делал.

– А, кстати, Льву Абрамовичу своему звонил?

– Звонил, минут двадцать назад.

– Ну и что?

– Говорит, что старается, сложно.

– А он точно может?

– Это сто процентов, он, помнится, как-то сам в разговоре упоминал.

– Только что-то ты ему уже целую неделю названиваешь, а толку никакого.

– Он вытащит.

– Если захочет.

– Ну, мы с ним всё-таки друзья, не один год уже друг друга знаем.

– Ясно.

Баянист начал играть весёлую мелодию и молодой человек, сидевший около него, пустился в пляс.

Славик засмеялся. Даже Игорь Сергеевич первый раз за неделю улыбнулся.

– Да-а.

– Весело. Видишь, и здесь бывает веселье.

– Это больной смех, это не настоящее.

– Только это и настоящее.

– Это развлечения для больных, для дураков, а я не дурак.

– Скоро и ты будешь этому от души радоваться.

– Не буду. Я не сдамся ни при каких обстоятельствах.

– Кому?

– В каком смысле?

– Кому ты можешь сдаться?

– Им, всем этим… И Эдуардычу в частности.

– Он всего лишь врач.

– Вот именно, а я больной, мы враги, в данном случае.

Они снова замолчали.

Из-за облаков выглянуло Солнце, но почти сразу же снова исчезло.

– А ты был известным писателем?

– Что это ты спрашиваешь?

– Да так, на Солнце посмотрел…

Игорь Сергеевич снова улыбнулся.

– Не, ну до Солнца мне ещё далеко. Да меня вообще мало кто знает.

– А журналисты интересуются как великой знаменитостью.

– Какие ещё журналисты?

– А ты что, ничего не знаешь?

– А что я должен знать?

– Во, ты даёшь! Я думал ты сам всё это и устроил или друзья твои.

– Ничего не понимаю.

– Журналисты стали сюда захаживать.

– Да ну?

– Персоналу это, конечно, не нравится, допекли их видимо эти товарищи, так что они сейчас только об этом и говорят. Я даже сам один раз видел двоих, у одного, кстати, была видеокамера.

– Вот так новость.

– Уж всё отделение знает.

– А может не ко мне?

– Точно к тебе, я разговор медсестёр слышал.

– И давно они появились?

– Видел я их вчера, а так они уже дня три или четыре ходят. Практически как ты здесь появился, так они и стали ходить.

– Да-а.

– Так что жди, завтра у тебя будут посетители.

– А почему именно завтра?

– Воскресенье, день посещений.

– А-а.

– Кстати санитары были очень недовольны.

– Ещё бы, в этом деле известность ни к чему,– в глазах Игоря Сергеевича появился блеск, и он замолчал, о чём-то упоённо думая.

– О чём задумался?

– Да так. Это получается, что мою историю уже все знают.

– Нужно в понедельник взять у кого-нибудь газету, может, напишут чего.

– Да, может, и напишут.

– Газет здесь читают довольно-таки много, так что я думаю хоть где-нибудь ты, да будешь.

Игорь Сергеевич усмехнулся.

– Хм, но кто же это всё рассказал?

– На то они и журналисты, чтобы знать. Может Лев Абрамович или этот, как его?

– Евгений Алексеевич.

– Да, Евгений Алексеевич, им всё рассказали? Дабы привлечь общественное внимание к данной проблеме.

– Может быть, и так.

– Ну, теперь журналисты Эдуардыча доконают.

– Да ничего они не доконают. Домой не сунутся, а сюда просто так не проберёшься, да и отговорки всегда можно найти. Так что грош цена всем этим статьям, разве только то, что эта история станет известной,– и снова Игорь Сергеевич улыбнулся.

– Да, популярностью ты теперь обеспечен.

Они замолчали и задумались каждый о своём.

На лице Игоря Сергеевича появилась злорадная улыбка.

– Позвонил?

– Позвонил.

– Я вижу, всё как обычно.

– Ага,– Игорь Сергеевич завалился на койку.

– И не надоело тебе ещё звонить этому Льву Абрамовичу?

– А что поделать? Другого пути нет.

– Хм, даже интересно, если он такой крутой, что же ты тогда уже вторую неделю торчишь здесь?

– Говорит, договориться сложно.

– Что-то мне в это не очень верится.

– Ты это к чему?

– Что-то здесь не так.

– А…

– Гля!– в палату вошёл сияющий от счастья Митяй и протянул Славику какую-то газету.

– И что же тут?

– Ты посмотри, посмотри, седьмая страница.

Славик открыл газету на нужной странице. Он прочёл заголовок.

– «Назад в семидесятые».

– Про что?

Славик прочитал пару абзацев.

– Игорёк, да здесь про тебя,– заулыбался он.

– Неужели?

– Честное слово,– Славик читал дальше.– Всё, весь твой творческий путь.

Игорь Сергеевич улыбнулся.

– Творческий путь,– мечтательно протянул он,– красиво.

– Довольно-таки злая статья, я имею в виду по отношению к власти.

– Это правильно.

– Ты здесь прям герой какой-то.

– Да?

– Мол, ты всю жизнь боролся с произволом власти, за что тебя и упекли сюда.

– Бред,– усмехнулся Игорь Сергеевич.– Во-первых я боролся не с произволом, а с властью как таковой, а во-вторых… да и не боролся я по существу, так… А вот насчёт того, что положили сюда– это верно написано.

– И то хорошо, хоть какая-то доля правды.

– Ну не совсем,– Игорь Сергеевич задумался.– Там масштаб всей моей жизни, всего моего творчества, а на самом деле нужно брать масштаб одного дня. Просто я очень не понравился некоторым людям, не понравились ментам мои речи, вот они заодно с тем Семёновым и Эдуардычем упекли меня сюда.

– Вот молчал бы, не был бы здесь.

– Это точно.

– Язык мой– враг мой.

– Но я не жалею, что тогда высказал всё, что думаю. Если бы у меня сейчас была вторая возможность, я бы и говорил, и делал всё то же самое.

– Значит, ты и правда больной.

– Если все будут молчать, в кого мы превратимся?

– В счастливых людей.

– Нет, в рабов.

– Какая разница, если господин не виден?

– Это, по-твоему, счастливыми могут быть только рабы?

– Нет, конечно, господа их тоже могут быть счастливыми. Поэтому и становится сейчас всё больше самоубийств и депрессий, потому что ни рабов, ни господ больше нет.

– Счастье может быть только в свободе.

– А свобода, это когда одни рабы, или одни господа?

– Господа, конечно же, но господа самих себя.

– Господин ничего уже не господин.

– Почему ничего? Он господин своего Я.

– А зачем оно ему при свободе нужно? Зачем «Я», когда всё есть, когда не к чему стремиться?

– Чушь.

– Не чушь. Вот где-нибудь в США уже близки к этому идеалу, по крайней мере, в том плане, что всё есть, поэтому там и психологов посещают чаще, чем зубных врачей; некуда направлять своё Я, свою энергию.

– Ты не прав. Когда ты свободен, когда на тебя никто не давит, ничего не нужно искать и добывать, ты наедине сам с собой, только тогда ты и обретаешь самого себя.

– «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идёт на бой».

– Я об этом думал. Но это война, а на войне нельзя быть свободным.

– Можно, если война всех против всех.

– Такая война может продлиться не больше пяти минут, пока не встретятся двое старых знакомых.

Славик хотел было ещё что-то сказать, но передумал.

– Ладно,– он махнул рукой.– Не хочу спорить, у нас слишком разные фундаменты.

Игорь Сергеевич кивнул и тоже замолчал.

Славик снова принялся за чтение, но уже через несколько минут отбросил газету.

– Бесит меня такая напыщенность.

– От этого никуда не денешься, иначе читать не будут.

– Тоже верно.

Славик потянулся.

– Ну и как тебе вкус славы?

– Никак. Здесь я её не ощущаю.

– Зато когда выйдешь…

– Я уж и не надеюсь,– Игорь Сергеевич сразу помрачнел.

Славик понял, что зря он это говорил.

– Да ладно тебе, не раскисай. Могло бы быть и хуже.

– Куда уж ещё?

– Всегда может быть хуже.

Игорь Сергеевич усмехнулся.

– Извини, но меня это не обнадёживает.

– Зато на свободе теперь…

– На свободе…

– Знаменитость, миллионером, наверное, станешь.

– Прямо уж таки и миллионером.

– Наверняка ты сейчас один из самых покупаемых авторов в России.

– Вот уж никогда не думал, что стану известным благодаря психушке, благодаря власти, с которой я всё время и боролся.

– В жизни всякое бывает.

– Ага,– вздохнул Игорь Сергеевич.

– Как ты думаешь, когда ты выпишешься, сколько будет на твоём счету?

– Не так много, как тебе кажется. Большая часть идёт издателю.

– Это Льву Абрамовичу, что ли?

– Ему,– Игорь Сергеевич усмехнулся.– Вовремя меня положили, у меня ж буквально только что новая книга вышла.

– Нагреется он на тебе теперь.

– Ты думаешь, ему приятно, что я здесь? Мы ж друг друга уже не один год знаем и у нас очень хорошие отношения.

– Всё равно, ему повезло.

– Меня это мало волнует.

– Но сам факт. Новая книга, он, наверное, думал, что её как обычно никто покупать не будет, уж извини за прямоту, а тут на тебе– тебя упекли в психушку.

– Да, получается, повезло.

Славик резко сел на край койки.

– А ты не думал, что это всё он подстроил?

– Ты что, с ума сошёл? С чего ты взял?

– Новая книга, низкий рейтинг, тот странный врач в диспансере…

– Но он же мне всё-таки друг, а не кто-то там.

– Но здесь деньги, и немалые.

– Ерунда. Я его знаю, он на такую подлость не способен.

– Психиатр в диспансере тебя провоцировал, попал ты в самое серьёзное отделение, почему?

– Потому что я не понравился некоторым власть имущим людям.

– Не так уж ты им и насолил.

– Ну и что? Проучить меня вздумали, чего им стоит?

– Как-то слишком напыщенно, всё должно быть проще.

– Ну не мог он этого сделать!

– Ты просто не хочешь об этом думать. Ты же сам говорил, что у него хорошие связи, а он уже больше недели никак не может всучить взятку. С деньгами это можно и без связей сделать.