Однажды в платяном шкафу

Ступив на кирпичное крыльцо, Уорни потопал ногами, стряхивая налипший на сапоги снег, и открыл дверь. На ступени упал бледно-лимонный луч света, и я поняла, что идти на попятную поздно, даже если передумаю или оробею: дом мистера Льюиса и его брата Уорни увлек меня внутрь своим золотым сиянием.

Стены прихожей были облицованы темным деревом, отчего она походила на вход в пещеру; на уложенном елочкой паркете у стены стояла скамейка. По обе стороны от входа на металлических крючках висели пальто и шляпы. По дому разносился отчетливый запах древесного дыма с легкой ноткой табака. Из открытой входной двери с улицы в коридор лился вечерний свет, и в его лучах было видно, как пылинки проплывают мимо и словно растворяются в пустоте. Уорни прервал их танец, захлопнув дверь, и повернулся ко мне.

– Добро пожаловать в Килнс, мисс Девоншир. Прошу за мной. – Сделав пару шагов, он свернул в комнату по левой стороне коридора.

Первое, что я заметила, войдя следом, – это камин, в котором потрескивали дрова, и легкую дымку, висящую в воздухе.

Пока я моргала, привыкая к свету, Уорни, обращаясь к кому-то, произнес:

– Джек, у нас гости.

– Правда? – откуда-то из дымки ответил густой гулкий бас, который я слышала в университетской аудитории. Кажется, будто его звук заполнял собой всю комнату. Наконец мне удалось найти взглядом его обладателя. Он сидел в просторном кожаном кресле, и, оторвавшись от книги, лежавшей у него на коленях, задумчиво жевал кончик своей трубки, чему-то улыбаясь.

Профессор окинул меня ясным, живым взглядом. Он поднялся и, положив книгу на тумбочку, поприветствовал меня:

– Здравствуйте. Добро пожаловать в Килнс.

Одет он был примерно так же, как Уорни, но, как мне показалось, выглядел он чуть более потрепанно. На нем были коричневые войлочные тапки со стоптанными пятками, а из-под пиджака с затертыми локтями выглядывала мятая рубашка.

– Джек, – сказал Уорни, – это мисс Мэгс Девоншир. У нее к тебе чрезвычайно важный вопрос.

Потом Уорни обратился ко мне:

– Давайте я повешу ваше пальто и варежки. А пока вы задаете свой вопрос моему брату, я заварю всем чай.

Я отдала свою верхнюю одежду Уорни.

Мистер Льюис улыбался, глядя на меня, словно мы были старыми друзьями.

– Что ж, мисс Девоншир, очень рад знакомству. Присаживайтесь. Какой вопрос привел вас ко мне?

Голос профессора звучал настолько располагающе, что я снова на одном дыхании выложила все, как есть.

– Моему брату Джорджу восемь лет, сэр. Он сильно болен и попросил кое-что сделать для него. Он попросил меня узнать, существует ли Нарния на самом деле. Я ответила: «Конечно же, нет», – но ему непременно захотелось узнать, откуда она. Прошу прощения, что испортила вам такой чудесный вечер. Даже мама порой говорит, что я бываю ужасно надоедливой. Но ради брата я готова на все.

– Дорогая мисс Девоншир, а кто вам сказал, что Нарнии не существует?

Он выбил трубку о поднос и наклонился поближе ко мне.

– Никто, сэр. Я изучаю математику в колледже Сомервилль и знаю достаточно, чтобы понять, что ваша история – не более чем детская сказка. Я просто хочу объяснить Джорджу, откуда взялась Нарния. Я ответила ему, что она родилась в вашем воображении, но такой ответ его не устроил. Ему нужно обязательно узнать, как… сэр…

Слезы, подступившие к глазам, грозили вот-вот рекой покатиться по щекам.

– Я не знаю, что ему ответить. Речь идет о жизни и смерти, а мне нечего ему сказать.

– Вы прочли книгу, мисс Девоншир?

– Да. Но я знаю, что это книга для детей.

Мистер Льюис затрясся от оглушительного хохота.

– У нашей мамы тоже была степень по математике. И не одна. И это в то время, когда женщины подобными вещами не занимались. И при этом она никогда не пренебрегала возможностью послушать интересную историю, миф или сказку.

От смущения я почувствовала во рту металлический привкус, словно прикусила язык. Я вдруг забыла все на свете и не могла найти ни слова в свою защиту.

Он ждал.

– С-сэр, я… н-не пренебрегаю. Просто… это детская книжка, – заикаясь, выдавила я.

– Так-так. По всей видимости, осведомлены вы плохо. Но вы присаживайтесь, не стесняйтесь.

– Плохо осведомлена?

– В начале книги я написал одну важную вещь. Я написал: «Когда-нибудь ты станешь насколько взрослой, что снова начнешь читать сказки».

Он указал на стул. Я присела, скрестив лодыжки, заранее готовая к тому, что меня в любую минуту могут отправить восвояси.

– Не уверен, что смогу ответить на вопрос вашего брата, но зато у меня есть для вас пара историй.

Из-за камина в комнате было жарко, и у меня начинала кружиться голова, поэтому я просто молча уставилась на мистера Льюиса.

– Вам известно, что у истории про Нарнию будет продолжение? – спросил он.

– Я слышала об этом. Но пока у нас есть только «Лев, Колдунья и платяной шкаф».

– Новая книга выйдет осенью следующего года.

– Джордж может не дождаться. Скорее всего… мама говорит, что он…

Я не смогла закончить предложение. На глаза навернулись слезы.

– Мисс Девоншир… Вашу боль невозможно выразить словами. Ему всего восемь?

– Да, сэр.

– В таком случае, лучшее, что мы можем сделать – это поведать мальчику истории, которые помогут в его путешествии.

– Пожалуйста, сэр. Я буду рада всему, что можно будет рассказать Джорджу.

Наш разговор был прерван внезапным шорохом: обернувшись, мы увидели Уорни, державшего черный лакированный поднос с самым обыкновенным коричневым чайником, тремя глиняными чашками кремового цвета и такими же блюдцами. Хозяева не любили ничего вычурного, и от этого мне становилось как-то уютней.

В камине потрескивал огонь. Уорни разлил чай по чашкам, и мы сели в круг. Я бы не отказалась от пары кусочков сахара, но его было не достать. Спустя пять лет после окончания войны в свободном доступе появилась мука, шоколадное печенье и сироп, но сахар по-прежнему оставался редким лакомством.

Я сделала глоток. Чай был обжигающе горячий, но я даже не вздрогнула. Я все еще нервничала и чувствовала, как волнение электрическим током пробегает по коже.

Гостиная Льюисов представляла собой совершенно неожиданное зрелище. Мне представлялось, что кабинет преподавателя и, вероятно, самого уважаемого лектора Оксфорда, обязательно должен быть обшит темными панелями и окутан полумраком, в котором виднеются книжные полки, с кучей наград и книг, библиотечная лестница и застекленные этажерки для редких фолиантов. Но не тут-то было! Комната была заставлена потрепанной мебелью с вязаными покрывалами, и повсюду, словно игрушки в детской, были разбросаны книги. Светонепроницаемые шторы, оставшиеся со времен Второй мировой войны, по-прежнему висели на окнах, словно над Англией до сих пор кружили истребители.

Книги лежали повсюду: на столиках, на полу, на письменном столе в дальнем конце комнаты. Стены, должно быть, когда-то были выкрашены в кремовый цвет, но теперь из-за табачного дыма приобрели желтоватый оттенок.

– Кто знает, откуда взялась Нарния? – начал мистер Льюис и понизил голос. – Кто знает, когда именно началась эта история? Вероятно, в начале времени. А может, Нарния зародилась в том месте, которое мы с братом сочинили в детстве, сидя на чердаке. Мы называли его Самшит. Что думаешь, Уорни?

– Вполне возможно, – ответил брат. – Но в тех историях не было настоящего волшебства. Наверное, оно появилось позднее. В Нарнии.

– Будем считать, что я учился писательскому ремеслу.

В глубине комнаты у окна стоял огромный деревянный стол, заваленный кипой бумаг и оттого бросающийся в глаза даже в полутьме.

– А рукопись книги тоже на том столе? – поинтересовалась я, чтобы позже рассказать Джорджу, что в доме мистера Льюиса видела исписанные от руки страницы оригинала.

– Рукопись? – спросил он.

– Рукопись «Льва, Колдуньи и платяного шкафа».

– Увы. Рукописи у меня больше нет. Когда я заканчиваю писать книгу, я пишу что-нибудь еще на оборотных сторонах страниц. И когда все листы исписаны и перепечатаны, – я с ними прощаюсь.

– Вы написали ее за этим столом?

– Нет. Это стол моей матери. Мой кабинет находится на верхнем этаже.

Его глаза потускнели. Он взглянул на Уорни так, словно во всем мире не было никого, кроме них двоих, а стол матери хранил какую-то тайну, которую мне не было дозволено знать.

– Мистер Льюис, я хочу понять одну вещь: как можно просто взять и придумать Нарнию?

– Между фантазией и разумом есть определенная разница – ответил он. – Вы хотите понять разумом. «Когда-то и я считал, что они борются друг с другом – фантазия и разум, – поскольку они противопоставлены друг другу». Он взял трубку и затянулся.

– Но мы здесь собрались не поэтому, мисс Девоншир. Может быть, со временем вы почувствуете эту разницу.

Я не поняла, что он имел в виду, но кивнула.

– Может, расскажем ей о крохотной комнатке в нашем фамильном поместье Литл Ли? – обратился мистер Льюис к брату. – Которое, кстати, чем-то напоминает Килнс, не находишь?

– Да, действительно, – кивнул Уорни и сделал глоток чая. – Давай расскажем.

И мистер Льюис своим громоподобным голосом с очаровательным акцентом начал рассказ о двух братьях, коротавших время на чердаке в Ирландии. В камине медленно тлели угли. За окном опускалась ночь.

Глава 4
Крохотная комнатка

– Я его спросила! – объявила я Джорджу, влетев к нему в комнату и плюхнувшись на деревянный стул рядом с кроватью. Бросив сумку с учебниками на пол, я поцеловала брата и вытащила записную книжку с мраморным рисунком на обложке, которую купила по дороге домой в книжном магазине Блэквелла.

– Ух ты, Мэгс! Правда? И что он ответил? – Джордж приподнялся на кровати; я услышала, что его голос вдруг окреп, и отбросила все сомнения. Я была уверена, что содержимое записной книжки, которую я принесла с собой, сделает его счастливым.

– Он самый вежливый и добрый человек на земле. Он так… точно выражает мысли. Не знаю, как объяснить. Как будто каждое слово у него всегда на своем месте, и говорит он ровно то, что имеет в виду.

Джордж взял меня за руку.

– Где ты его нашла? В колледже?

– Я пряталась в лесу за его домом, пока меня не нашел его брат.

Джордж засмеялся, и его лицо расплылось в улыбке; он сбросил все одеяла, и подвинулся ближе ко мне.

– И?

– Их поместье как две капли воды похоже на Нарнию, как будто кто-то перенес ее со страниц книги прямо к ним на задний двор. Или, – я улыбнулась, – словно это она переместилась с их заднего двора на страницы книги.

– Что ты у него спросила? Что он сказал?

– Не торопись, глупенький. Я все тебе расскажу. Обещаю. Он слегка приоткрыл завесу тайны, но не так, как того можно было ожидать. Он рассказал мне пару историй и пригласил снова прийти к ним в гости в понедельник.

– Так он не ответил?

Джордж поник и откинулся обратно на подушку.

– Ответил. Но по-своему. Через истории. Он не позволил мне записывать за ним, как я обычно делаю на лекциях, но зато разрешил делать записи по памяти, когда я вернусь домой. Вот они, – я показала ему записную книжку. – Так я их запомнила.

Джордж взял ее у меня из рук и принялся листать страницы, второпях исписанные убористым почерком.

– Я плохо понимаю, что ты тут написала. Не слова, а гармошка.

– Сама вижу. Писала быстро, чтобы ничего не забыть. Давай я сама прочту.

Я взяла у Джорджа свои записи и начала читать ему вслух. По оконным стеклам медленно сползал мокрый снег.

«За пределами Белфаста, в графстве Даун, жил-был один маленький…»

– Стой! – Он положил свою руку на мою. – Так не начинается ни одна история.

– А как лучше? – поинтересовалась я, оторвав взгляд от страницы. – Может, с «однажды»?

– Можно.

Судя по всему, такое скучное начало не внушало ему оптимизма.

– А может… – взяв паузу, я сделала пару глубоких вдохов. – Может, «в недалеком прошлом…»?

– «И не так далеко отсюда…», – продолжил он.

– Или, – я лукаво улыбнулась, – во времена одного… платяного шкафа!

Он просиял.

– Да! – воскликнул он, переведя взгляд на шкаф, стоящий в другом конце комнаты.

– Отлично! Так и начнем. Во времена одного платяного шкафа, в недалеком прошлом и не так далеко от нас, в графстве Даун за пределами Белфаста, жил Джек Льюис – маленький мальчик восьми лет, того же возраста, что и ты, – со своим старшим братом Уорни, одиннадцати лет. А еще с ними жила мама Флора и папа Альберт, няня Лиззи и гувернантка Энни, и еще дедушка. Настоящий фамильный дом.

– Кто такой Джек? – снова перебил меня Джордж.

– Это наш писатель, мистер Льюис, – улыбнулась я. – Клайв Стейплз Льюис. Наверное, нужно было сказать раньше. Он еще в детстве поменял себе имя. Клайв Стейплз ему не нравилось, поэтому он стал Джеком. А мама ласково звала его Джекси.

Джордж залился звонким смехом, таким же приятным, как шелест прибоя о мелкие камешки на пляже Брайтон-Бич.

– Джекси? Как маленького?

– Довольно милое прозвище, как по мне. И вообще, все мамы так себя ведут, сам знаешь.

Он снова засмеялся и мельком глянул на дверь: а вдруг мама подслушивает.

– А теперь попрошу меня не перебивать.

Джордж кивнул и заулыбался.

– Они жили в красном кирпичном доме под названием «Литл Ли», стоявшем на холме с видом на зеленую пустошь, и в ясный день оттуда можно было разглядеть бурные воды Белфастского залива и горы Антрим. На чердаке было много потайных мест, где любили играть Джек и Уорни. Они часто сидели у окна и зачарованно наблюдали за кораблями в бухте, потому что их прадед был корабельщиком. В это время в Белфасте прямо у них на глазах строили огромный «Титаник», которому пророчили великое будущее, и им бы в жизни и в голову не пришло, что его ждет такая трагичная судьба.

Я замолчала и посмотрела на Джорджа. Не уверена, что это именно то, что он ожидал услышать, но больше мне предложить было нечего, поэтому я продолжила читать.

* * *

Джордж слушал, как сестра излагает ему факты, а его воображение расцвечивало их яркими красками. Он слушал ее голос и смотрел на красивое лицо: на левой щеке веснушек больше, чем на правой, и еще ямочка над уголком рта; кудрявые волосы пружинили, стоило ей качнуть головой; ее улыбка – редкая, но очаровательная – оправдывала любое ожидание.

Бесконечные часы, проведенные в постели, научили Джорджа находить в рассказах слабые места, от которых можно оттолкнуться, чтобы сочинять вымышленные миры и уходить в них с головой. Закрыв глаза, он сосредотачивается на словах, и они подхватывают и несут его, словно плот, по реке повествования. Нежный голос Мэгс мягко переносит его в новый мир к двум мальчикам, сидящим на подоконнике в крохотной комнатке на чердаке.

Братья, не отрываясь, смотрели на изумрудную пустошь, на пенистые гребни волн в диком заливе за ней и горную гряду, пронзавшую острыми вершинами облака. Два темноволосых мальчугана молча наблюдали, как одни корабли прибывают, а другие уходят в дальнее плавание.

– А этот куда поплыл, а? – подпрыгнул младший, в коричневых брюках и льняной рубашке, и снова прижался к стеклу. Он указывал в сторону шхуны, выходившей в открытое море настоящих приключений, которые, вне всякого сомнения, ее ожидали. В небе над заливом раскинулся огромный купол из облаков, напоминавших морскую пену.

– В Индию, – ответил старший, Уорни.

– У тебя все корабли только в Индию и плывут, – ухмыльнулся Джек. – А может, в этот раз он отправляется в Зверландию?

Братья озорно переглянулись, как умеют переглядываться только настоящие друзья. Джек очень любил этот пейзаж, а Уорни, словно загипнотизированный, смотрел на корабли: барки, бригантины, клипперы с тремя парусами и двухпалубные квадратные галеоны. Галеры с веслами и шхуны с мачтами.

Потолок в комнатушке был очень низкий, с торчащими балками. На чердаке было множество разных дверей, которые вели в другие комнаты. В одном углу притаился платяной шкаф с толстыми, как ветви дерева, ручками. В щербинках темного резного орнамента скопилась пыль. В этом шкафу мама держала шубы и вечерние платья. Не раз и не два братья забирались внутрь, чтобы рассказать друг другу какую-нибудь историю.

Однако сейчас мальчики тихо сидели и наблюдали, как парусные суда, величественные исполины, заходили в залив. Темно-синие волны разбивались о пирс; паруса, как драконьи крылья, вздымались и опускались, подобно огромным белоснежным мехам. Тут Джека осенило, и он повернулся к брату.

– Точно, Уорни. Ты же через две недели сядешь на такой корабль и уплывешь в Англию, да? В школу-пансион. И оставишь меня здесь одного.

– Ага, но я буду часто приезжать, – храбрился Уорни. – Дни пролетят незаметно, вот увидишь. Ты тоже будешь учиться. Рядом всегда будут Лиззи, Энни и мама с папой… и дедушка.

– Я ненавижу учиться. Математика – сущее зло.

Джек спрыгнул с подоконника и сел за парту, которую смастерил для него отец. На ней так и было написано: «Парта Джека». Всюду валялись раскиданные рисунки и карты, подписанные стопки бумаг и пеналы с цветными карандашами.

Уорни поднялся вслед за братом.

– У тебя все будет распрекрасно. Я скоро вернусь. И не забывай, что с тобой остается Зверландия.

Он показал на кучу листов бумаги с чертежами и картами, на альбомы с рисунками, которых было так много, что некоторые из них попадали на пол. Джек любил рисовать забавных существ: одни были наполовину люди, наполовину животные, другие – обычные животные, но в человеческих нарядах: с цилиндрами или в рыцарских доспехах и с мечами наперевес. Все карты выдуманных братом мест были тщательно продуманы и в мельчайших подробностях описывали местность: горные хребты и заливы, моря и города.

Все это Джек называл Зверландией.

Создавая этот мир, Джек использовал абсолютно каждый цветной карандаш из всех наборов, которые у него были, и абсолютно каждый лист бумаги, который попадался ему под руку. Один за другим он исписывал блокноты своим корявым почерком, выдавая историю за историей, повествующую о Короле Кролике, сэре Питере-Мыше, Голливоге и других персонажах с не менее странными именами. На разлинованном листе бумаги все тем же забавным почерком, прописными и печатными буквами одновременно, он выписал все имена и сверху озаглавил: «Dramatis Personae»^[2].

Внимательно рассмотрев рисунки, Уорни взглянул на брата и широко улыбнулся.

– У меня идея! Давай у меня будет Индия, а у тебя – Зверландия. – Он указал на рисунок, изображавший еще одного придуманного Джеком героя – сову Паддифат во фраке с длинными фалдами.

– Мы объединим наши миры и всегда будем вместе, даже если мы очень далеко друг от друга!

Он провел пальцем по рисункам на карте Джека: по пенистому морю и таинственным существам в его бездне. Извилистые линии, разделяющие королевства, складывались вместе, как части большой головоломки.

Уорни нырнул в дальний угол комнаты, пригнувшись, чтобы не стукнуться о низкую балку, и тут же вернулся обратно с картой Индии в руках. Он положил обе карты – Зверландию и Индию – рядом.

– Давай объединим их в одну страну! Займись этим, пока я буду в Виньярде. И не забывай почаще писать мне о том, что происходит в нашем новом двукоролевстве.

Джек порылся в бумагах на столе и достал рисунок Короля Кролика в доспехах.

– Давай! Мы придумаем карты и…

– Назовем это место Самшит.

Джек тут же вскочил.

– Сделаем пароходы, поезда. Добавим рыцарей, типа сэра Конана Дойла, и говорящих животных, вроде бельчонока Тресси.

Воображение Джека рисовало картины, которые в одиночку воплотить было бы просто невозможно. Объединившись с братом, Джек открыл нечто совершенно новое, что в то же время никак не стесняло мир его собственных фантазий. Тем временем дождь на улице прекратился, и через окно, подсвечивая висящую в воздухе пыль, на чердак стали пробиваться лучи солнца.

Братья погрузились в создание нового королевства, и много часов спустя, ценой едва не пропущенного обеда, наконец закончили работу, которая не только объединила две страны, но и сблизила самих создателей.

* * *

Неделю спустя ранним осенним днем солнечные лучи, острые, как воображаемый меч Короля Кролика, прорвавшись в спальню Джека, упали на паркет. Выйти на улицу Джек не мог. Как это часто бывало, с утра его тошнило и у него совершенно не было сил. Тяжесть в груди не давала ему дышать, а чудовищный кашель заставил родителей срочно вызвать в Литл Ли семейного доктора.

– У него слабая конституция, – гулким басом констатировал доктор, думая, что Джек его не слышит. Но это было не так. Джек всегда слышал, о чем говорят взрослые, даже когда те об этом и не подозревали. Сейчас над ним суетилась мать, и ему было запрещено вставать с кровати. Теперь у Джека было больше времени, чтобы читать книги, громоздившиеся на прикроватной тумбе. И в этом был единственный плюс постельного режима.

Когда мамины шаги стихли в коридоре, Джек снова плюхнулся на подушку и закрыл глаза, представив, что играет с Уорни, а не лежит в постели с кашлем.

Дом их семьи пронизывало несметное количество коридоров. Джек любил носиться по ним, из одной пустой комнаты в другую. Когда солнечные лучи пробивались через окна, дом чем-то неуловимо напоминал веселую лесную полянку. Джек знал, что волшебство можно найти абсолютно везде, надо только включить воображение. Вот тут, под дверью в столовой, вполне мог бы прошмыгнуть Кролик Питер. Если хорошенько присмотреться, на грядках в огороде наверняка можно заметить фермера МакГрегора, а под ветвями дуба, что растет у окна, – танцующих кельтских фей.

Из-за «слабой конституции» Джеку, в отличие от других мальчиков, разрешалось выходить на улицу очень редко. Что в принципе не так уж и плохо, учитывая, что дом был битком набит книгам. Их было так много, что, когда семья перебралась из старого дома в новый, построенный отцом, Джек поначалу никак не мог понять, откуда они постоянно берутся. Они словно бы появлялись из ниоткуда.

Болезнь могла надолго приковать Джека к кровати, но не могла помешать ему читать. Когда он потянулся за сказкой о бельчонке Тресси, дверь со скрипом отворилась, и в спальню вошла няня Лиззи. Из-под белой шапочки торчали темные кудри, выдававшие в ней горячую ирландскую кровь, а в голубых глаза поблескивали искорки. Она говорила с сильным белфастским акцентом.

– Джекси, – придвинув стул, она села рядом с кроватью, широко улыбнулась и поставила на столик чашку чая. – Я хочу побаловать тебя одной занятной историей.

Джек знал, что у Лиззи так начинаются все истории, и улыбнулся в ответ. Отложив книгу, он выпрямился и потянулся за чашкой.

– За западным морем есть невидимый параллельный мир, где один год равен семи нашим, где в Сиде живут феи, а люди поклоняются богине Дану.

Джек обрадовался, когда услышал начало знакомой сказки, и придвинулся ближе к няне, желая побольше разузнать о племени богини Дану и их приключениях.

– Это, – промурлыкала она, – история о короле Нуаду.

– Расскажи про то, как ему отрубили руку и…

Дверь в спальню внезапно распахнулась. На пороге возник Уорни, и комната сразу наполнилась чуть уловимым запахом суглинистой земли и атмосферой детского озорства.

Уорни, улыбаясь, поспешил к постели брата.

– Смотри, что я тебе принес!

В руке Уорни держал жестяную крышку от коробки из-под печенья. Он аккуратно положил ее Джеку на ладонь. Внутри был крошечный лес из веток и мха, – миниатюрный мир, такой же невероятно реальный, как и сотканные из воздуха миры, о которых рассказывала Лиззи. Джек зачарованно уставился на этот шедевр, и его охватило непонятное теплое чувство, которому он никак не мог подыскать название: томление, тяготение, тоска…

В руках у Джека был крошечный мир, который Уорни создал для него, а сердце переполняло это новое непонятное чувство, несмотря на то, что день отъезда брата стремительно приближался.

Последние часы и дни в Литл Ли братья провели за игрой в шахматы, шашки и Халму. Они читали книги и создавали свой новый мир Самшит.

Когда Уорни в конце концов отправился в школу-пансион – сначала в Англию на пароме, а потом в Виньярд на поезде, – Джек трепетно оберегал Самшит и крошечный лес, словно это могло ускорить возвращение брата.

* * *

Одной холодной ноябрьской ночью – Уорни на тот момент уже проучился в Англии несколько недель – дом совершенно опустел. Мама пришла уложить Джека в постель, держа в руках «Сказку про бельчонка Тресси и его хвост». Джек хотел было возмутиться, что ему уже девять и он слишком взрослый для таких сказок, но это было бы неправдой. Он так любил эту книжку, что ради нее готов был поступиться гордостью.

Мама подсела к Джеку. За окном тихо падал снег, оседавший на перекладинах оконной рамы тонкими белыми полосками. Джек подумал, что Уорни в это время наверняка лежит в каком-нибудь ничем не примечательном общежитии в окружении храпящих мальчишек, и, может быть, даже мерзнет из-за нехватки теплых одеял. Но мягкий голос мамы тут же отвлек его и рассеял печальные мысли.

Джек почти видел, как под дверь проскользнул непоседа Тресси, убегавший от мистера Гука. Тресси и Чоппи попадали в переделки на протяжении всей истории, а один раз непоседа-бельчонок даже чуть не потерял хвост, дразня старого филина.

Джек поглубже зарылся в одеяла. Тут безопасно и тепло.

Дочитав сказку, мама поцеловала Джека и пожелала ему спокойной ночи. Она уже собиралась потушить свет, как вдруг заметила кипу бумаг и стала рассматривать их при свете лампы.

– Джекси, что это такое?

Он выпрямился в постели.

– Это я написал. Называется «Моя жизнь», – сказал он, просияв от гордости. – Все, кто живет в этом доме, есть в этой истории.

Мама наклонилась ближе к свету и стала листать страницы. Джек затаил дыхание: ему очень хотелось, чтобы ей понравилось. Спустя какое-то время она громко рассмеялась и зачитала вслух: – «Скверный характер, толстые губы, необъяснимая любовь к свитерам». Это так ты видишь своего отца? Не уверена, что ему захочется это читать.

– Но ведь это правда, – возмутился Джек.

– Как бы там ни было… – она прочла еще несколько страниц и взглянула на сына. – Ты перечислил всех наших домашних животных: мышь, канарейку Пита и даже терьера Тима! И всех замечательно описал, дорогой – мне очень понравилось! Знаешь, я ведь тоже когда-то писала.

– Ты? Писала?!

Поразительно. Для Джека мама всю жизнь была просто мамой.

– Да. Когда-нибудь я расскажу тебе об этом. А сейчас пора спать. – Она собрала исписанные страницы. – Можно я возьму почитать?

– Да! Мам?

– Что?

– До приезда Уорни осталось всего четырнадцать дней, – сказал Джек и повернулся на бок.

Последнее, что он услышал, был мягкий щелчок закрывающейся двери.