Элли

IX

Как и планировалось, утром в понедельник мы с Томасом заехали за Элли, с которой предварительно созвонились, и все вместе отправились в город. Томас по просьбе родителей должен был заехать в один маленький магазинчик, чтобы принять окончательное решение по поставке продуктов с фермы его родителей, и завезти на первое время пару ящиков с домашними заготовками. Я помог Томасу занести ящики в магазин и вернулся в машину. Ждать его пришлось недолго и уже через пятнадцать минут мы поехали дальше.

Пунктом назначения был наш любимый книжный магазин, хотя оговорюсь, магазин был не совсем книжный. На первом этаже трехэтажного белоснежного дома располагался магический магазин нашего знакомого Алекса. Открывающаяся дверь задела колокольчик и медный звон оповестил о нашем приходе.

– Приветствую! – воскликнул Алекс. Это был мужчина среднего роста лет пятидесяти, не смотря на то, что в его закрученных густых усах пробивалась седина, выглядел он прекрасно – был строен, а руки и плечи можно было смело назвать накачанными. Меня всегда удивляло и восхищало, как он успевает держать себя в форме с учетом того, что половину жизни проводит или стоя за прилавком, или сидя в кресле с книгой, и опять же за прилавком! – а как зовут вашу прекрасную спутницу?

– Элли, позволь представить тебе Алекса, Алекс это наша подруга Элли, – когда я произнес слово «подруга» Томас посмотрел на меня и довольно улыбнулся.

Мы рассредоточились по магазину, а посмотреть здесь было на что! Томас сразу пошел к знакомой полочке где стояли книги, посвященные христианскому мистицизму, а Элли начала изучение ассортимента магазина с чугунных ведьмовских котлов (которые Томаса интересовали в последнюю очередь). Был светлый безоблачный полдень, поэтому освещение пока было лишним. Интерьер будто перемещал нас в иную эпоху, здесь совсем не было пластика, одно дерево – старинные шкафы, полочки и табуреточки с резными ножками – все было из светлого отшлифованного дерева. Всю мебель Алекс собирал по барахолкам и сараям и ремонтировал, таким образом, он с одной стороны делал свой магазин атмосфернее, а с другой его душа не болела от мысли что красивый столик гниет в сарае или чьем-то гараже без дела. Только под самые тяжелые книги здесь был выделен современный стеллаж из темного дерева. Ближе к окну стояли изделия из металла – котелки разных размеров, курильницы и подсвечники. Ближе к прилавку со старой кассой стоял небольшой, полностью застекленный шкафчик с тремя полками, на которых лежало несколько самых редких книг и был разложен ассортимент алтарных ножей. У дальней стены стояли полки с алтарными статуэтками и различными благовониями, а над головой Алекса висел мой подарок – вырезанный из старой амбарной доски силуэт крокодила.

Подойдя к прилавку, я опустил на него небольшую коробку и нетерпеливо начал её распаковывать.

– Найдешь достойное место на полочке? – спросил я, доставая стопку недавно отпечатанных брошюрок с моим текстом под названием «Руническая магия для чайников», чьи обложки украшало изображение Бога Повешенных, прикованного копьем к древу.

– Конечно. Поставлю рядом с твоим «любимым» Ральфом Блюмом, – сказал он, ехидно улыбнувшись, и продолжил отсчитывать оговоренную сумму, за которую он выкупил мой первый тираж.

– Его-то можешь отправить на растопку камина, – ничего не могу с собой поделать, но его книги, недавно начавшие пользоваться популярностью, вызывали у меня неприязнь, – нет, ну ты же читал, он вообще заглядывал в рунические поэмы? Перевернутые значения, какой же это бред! Откуда они это все берут?

– Напиши по объему такую же работу, а лучше несколько, и я попробую убрать с полок подобную литературу. Но люди ко мне приходят, спрашивают, а если у меня не будет популярных книг то они перестанут ко мне приходить. На одном энтузиазме магазин не проживет. А берут они это всё из юнгианства. Ну, а с другой стороны, это ведь лучше, чем то что о рунах Каннингем писал?

– Вот поэтому я и ушел с психологического! Хорошо, еще фрейдисты до рун не добрались. В гробу я видал такое возрождение традиций, хороши рунологи – надо будет надпись памятную написать, и то не смогут, зато в самоанализ лезут!

Ход моих мыслей прервала подошедшая к кассе Элли, она уже выбрала пару книг по фольклору и книжечку с гэльскими сказками.

– Замечательный выбор, сегодня предоставлю вам скидочку на первую покупку, – сказал Алекс.

– Спасибо, – ответила Элли, – я ещё посмотрю, у вас тут так интересно!

Я присоединился к Томасу у книжного стеллажа и начал листать книги, которые не видел здесь в прошлый раз. В этот раз ничего из книг мне не приглянулось, и я переключил внимание на полочку с ножами. Один из них мне очень приглянулся – черная полированная рукоятка, зеркально отполированная гарда и обоюдоострое лезвие – выглядел он очень красиво, но покупать я его не собирался, стоил он недешево, а материал из которого делают такие ножи даже для срезания трав не годится. А вот нож с рукояткой из козлиного копыта выглядел очень эффектно, и пока я размышлял, не полиняет ли рукоять, в магазин вошло ещё двое посетителей.

Парень и девушка, примерно наши ровесники или чуть младше, выбирали алтарные фигурки из искусственного камня.

– Будьте добры, вот эту среднюю фигурку Богини и Кернунна, – сказал парень Алексу.

– Странно, почему сейчас так почитают именно Кернунна, а не Камула или Эзуса? – задал риторический вопрос Томас.

– При чем тут Иисус? – недовольно спросил парень, – мы кельтские язычники и не поклоняемся Иисусу.

Мы оставили это высказывание без ответа и только когда покупатели вышли, мы с Томасом позволили себе расхохотаться, даже Алекс не сдержал улыбку под густыми усами.

– Впредь попрошу не глумиться над моими покупателями.

– Прости, не удержался, – ответил Томас. На самом деле к кельтскому язычеству он относился хорошо, и считал что как религиозная традиция оно имеет право на существование, но современных хиппарей, переодевшихся в друидов, которые считали руны кельтским письмом, а Гекату записывали в пантеон кельтских богов, он не жаловал.

– Да уж, тоже мне реставраторы священной традиции, – проворчал я.

Мы ещё двадцать минут пообщались с Алексом, обменялись шутками, обсудили книжные новинки и переводы, Элли набрала несколько видов благовоний. После мы отправились в кафе, где на свой первый писательский гонорар я угостил друзей кофе с мороженым.

Эти благовония и несколько любимых книг Элли, уже через две недели переехали ко мне вместе с хозяйкой. Не могу сказать что наши отношения были такими, как их описывают в старинных романах, где благородная дама с первого взгляда влюбляется в отважного рыцаря. Да, наши чувства зародились с первого взгляда, но скорее это была любовь двух крайне одиноких людей, видевших в своем объекте любви своё же отражение. Наконец из моей головы ушел голос бывшей девушки которая пару раз говорила во время наших отношений: «Такой странный человек, вроде тебя ни одной девушке кроме меня не нужен». Сначала я воспринимал это как своеобразное признание в любви несмотря на мои недостатки, но позже оставшись совершенно один я почувствовал что эти слова и эти мысли зависли надо мной словно змеиная голова с зубов которой сочится яд капающий мне на грудь, а рядом не было никого кто мог бы подставить чашу под горячие капли. И каждый раз, когда яд этой мысли капал мне на сердце я сотрясался от боли и впадал в истерику, крича и ломая всё на своём пути.

Я видел что Элли многое скрывает, она как и я привыкла прятать все свои переживания от других, зная что расскажи окружающим о своих чувствах – они не поймут, то что разрывало её душу казалось окружающим банальным дискомфортом, волнение о судьбе мира было «не нашего ума дело», а на историю, рассказанную с открытым сердцем, смотрели как на фантазию. Поэтому мы первое время почти не говорили о чем-то важном что нас волнует. Хотя Элли часто спрашивала про мои старые отношения.

– Может и ты расскажешь что-то о своём прошлом? – парировал я.

– Да, мне особо нечего рассказывать, даже до помолвки дело не доходило, как у тебя. Наверно, я не самая перспективная партия – в младших классах я не нравилась окружающим как «кривоглазая», а уж после того как год провалялась в коме за мной очевидно закрепилась репутация нездоровой. Так что невеста я незавидная, – усмехнулась она, – в старших классах была пара парней, с кем недолго встречалась, но последний уже видел меня в роли матери его детей. А я себя матерью не вижу, мне страшно – вдруг и мой ребенок родится нездоровым. Возможно, глаз это меньшая из генетических аномалий, что может передаваться ребенку.

Меня тема детей и наследников на тот момент не особо интересовала, поэтому я просто внимательно слушал её речь.

– Знаешь, у многих же тела неидеальные, я даже не говорю про ассиметричность лица, – продолжила она, – у многих ноги и руки разной длины, врожденная кривизна конечностей. Но так как глаза – это зеркало души, я столкнулась даже с каким-то диким презрением.

– Не знаю, мне это кажется очень красивым, – и я посмотрел ей в глаза, – у тебя самые красивые глаза, что я видел когда-либо.

– Начнем с того, что ты слишком продвинутый для деревни, и принял мой зрачок за линзу. Наверно, когда я бываю в городе многие тоже так думают. Хотя в городе мне кажется каждый погружен в себя и даже в глаза людям не всматривается, и отчасти мне это даже нравится. А тут, в деревне, всем до всех есть дело, в этом и минус её и плюс.

– А ты не думала переехать в город? Многие так делают ведь.

– Думала, но мой дом, моё место здесь, я это чувствую.

После этого разговора её настроение заметно упало. Наверно, не вовремя разговор перешел в это русло.

– Так, Элли, – начал я, – что-то мы заболтались, а тем временем мы уже должны быть собраны и в идеале уже должны были выйти из дома.

Я попросил её спуститься вниз и переместить что-нибудь из холодильника в корзинку для пикника, а сам отправился на поиски походного пледа. Да, погода была замечательная для поездки всей компанией к морю, прекрасный солнечный безветренный день.

За нашей спиной остались бурые холмы, а перед нами лежала узкая тёмная полоска пляжа сплошь усеянная мелкими черными камушками, у самого берега из воды выглядывали светлые валуны. Море в этот день было совсем тихим и мы любовались на гладкую ярко-синюю поверхность морского зеркала, над которым простерся нежно-голубой небосвод, и лишь в самых высоких слоях атмосферы проносились полупрозрачные облака, в этот особый день они тактично огибали солнечный диск находящийся в зените, боясь даже на минуту убавить своей тенью его яркость.

Холмы позади нас скрывали дороги и дома, и мы будто оказались одни на целом свете. Только белые силуэты чаек иногда откалывались от таких же светлых облаков и с воинственной песней ныряли за рыбой. Мы же не спешили последовать примеру чаек и решили сначала понежиться на берегу. По нашим местным меркам в начале лета вода ещё недостаточно прогрелась, да и по-настоящему жарких дней еще не было, поэтому только самые преданные любители купания в море изредка могли встретиться в этих краях на пляже.

Наша компания расположилась буквально в двух метрах от воды. Теперь мы уже не были квартетом, нас было пятеро. Ребята познакомились с Элли раньше меня, и изредка приглашали её посидеть в пабе, но теперь она была полноценной частью нашей компании и наш летний отдых мы планировали уже на пятерых.

На Элли и Сенге были новые открытые купальники с ярким цветочным орнаментом. Кажется, Сенга взяла шефство над Элли. Сегодня она уговорила её позагорать, раз уж выдался такой чудный день, и Элли согласилась пожертвовать белизной своей кожи в угоду уговорам подруги. К вечеру её кожа на полтона порозовела, и несмотря на мою любовь к бледности, меня очень радовало это новое дыхание лета под её кожей. Они лежали рядом на походном пледе, не обращая внимания на твёрдые камни, оставляющие вмятинки на локтях. Сенга щурилась, глядя вдаль, её волосы были заплетены в две косы чтобы полностью открыть лицо лучам солнца, взгляд Элли проследить было невозможно из-за больших темных очков, ветер заботливо откидывал её волосы назад.

Пока две стройные нимфы загорали, мы втроем занялись распаковкой взятых с собой продуктов и Томас взял на себя сложную задачу настроить идеальную громкость небольшого магнитофона, чтобы дополнить веселье, но чтобы чрезмерная громкость не мешала нам разговаривать.

– Милые леди, – обратился я к девушкам во время нарезания легких закусок и сервировки походного стола, – не поможете ли нам с сервировкой? Скоро всё будет готово.

– Вы обознались, – ответила Сенга, она и Элли уже пригрелись на солнышке и не хотели шевелиться, – мы не леди, мы Селки – девы-тюлени! – и они с Элли задорно рассмеялись. Их упругие плоские животы и обнаженные плечи вздрагивали в такт заразительного смеха перешедшего и на нас. Через минуту на пляже снова наступила тишина и только чайки, кажется, подхватили наш смех.

Кому-то их голоса кажутся противными, но не мне, да и вообще у нас нет права судить их голоса, ведь они были хозяевами этих побережий задолго до людей. Интересно, говорили ли четыре тысячи лет назад птицы точно также, изменился ли их язык? Маловероятно, наверно их язык был тем же, в отличие от нашего. Тогда на этих берегах славили морских богов, резали огамические письмена на долгую память, а теперь волны выбрасывают на берег ядовитый пластиковый мусор с яркими бессмысленными надписями, такими же бессмысленными, как и весь наш язык рекламы и поп-музыки. И как наивны те, кто считает что язык можно спасти бездарными заимствованиями ради мнимого «обогащения»! Мы берем чужие красивые слова и также опошляем их. Как хотел бы я понимать язык птиц! Сигурда птицы предупредили об опасности, а человеческие речи сплели сеть интриг, погубивших его.

– …В январе я буду свободен, – говорил Томас, – что думаете о том чтобы махнуть на праздник на север в Бургхед?

– А от форта там что-то осталось? – спросила Сенга.

– Практически ничего.

– Жаль, но я всё равно хочу съездить. Главное, очень хочется посмотреть на праздник.

– А что за праздник? – спросила Элли.

– В Бургхеде каждый год одиннадцатого января празднуют новый год. И это сопровождается праздником огня, уходящим в глубокую древность, – ответил Пол, – ты как, заинтересована?

– Я так далеко не ездила, только на местных фестивалях была, но посмотреть было бы интересно.

– До праздника ещё полгода, – сказал Томас, – но лучше договориться заранее, чтобы планировать дела с учетом поездки. А поехать туда стоит, места там очень красивые, я там у дальних родственников летом гостил, но зимой должно быть не хуже.

– А у меня для вас тоже приятные новости, – сказал Пол, – из достоверных источников стало известно что расследование но поджогу зашло в тупик. Алиби рабочих перепроверили, никто из них ни при чем. Думали, сам хозяин мог устроить поджог, но у него тоже алиби, хотя и не отрицают что ради страховки мог и заказать. Из местных никого подозревать причин нет, так дело и повисло.

– Замечательная новость, – сказал я, – может теперь и спать смогу спокойно.

– И самое главное, – продолжил Пол, – грандиозный проект свернут окончательно.

– Замечательно, но главное чтобы не нашлось желающих продолжить стройку, может кто-заинтересуется и захочет продолжить начатое, – высказал опасение Томас.

– Этот бизнес так не работает, – сказал Пол, качая головой, – это строится для любителей тишины и благополучия. А мы закрепили за этим местом недобрую славу, поэтому маловероятно что сюда ещё кто-то сунется. Хотя гостиница для туристов, вроде той что на севере, вещь неплохая, в принципе. Но, если появляется гольф-клуб, то в такое место сразу тянется толпа толстосумов, и вот уже ближайшая деревня становится придатком элитного гольф-клуба. И ладно ещё если хозяева из местных. Я такое зрелище видел уже, мерзко всё это. Наверно слышали про церковь на юге которую в театр переделали при живом-то пасторе? Мы дружно кивнули.

– Так вот, – продолжил Пол, – это тоже началось с элитного загородного клуба, там чья-то женушка с театральными амбициями положила глаз на церковь для постановки своих пьесок. Муж замолвил пару слов перед нужными людьми, и вот уже Божий дом превращается в сцену для экспериментальных постановок.

– Ребята, мы как соберемся вместе, так всегда начинаем критиковать современность, – прервала ход мыслей Пола Сенга, – надо переместить разговор в другое русло.

– Да, мы показали кто тут главный, – сказал я, – будем жить дальше и будь что будет. Хотя моя жажда разрушения ещё не удовлетворена, в идеале я бы взял турнирное копье и посшибал бы эти уродливые антенны-тарелки, которые многие начали устанавливать чтобы смотреть дурацкие спортивные соревнования или прочую чушь.

– Точно-точно, – услышал я одобрительные голоса.

– На самом деле пусть смотрят что хотят, тут человека не переубедить, но тарелки эти конечно уродство редкое.

– Знаете, – обратился к нам Пол, – в евангелии от Матфея прямо сказано что не стоит давать клятвы. Но меня одолевает желание в такой славный день принести свою клятву-беот, как это делали в древние времена.

Мы все внимательно слушали его, и даже Томас, недолюбливавший англосаксонские традиции, затаил дыхание.

– На самом деле сейчас, оценивая наши действия, я понимаю что мы перегнули палку с поджогом, но жалею ли я об этом? Нет. Я долго думал и понял что поступил правильно. Мне очень не хочется чтобы прогресс и мода касались моей родной деревни.

– И это с учетом того, что ты живёшь уже чуть за границей деревни, – добавился Сенга.

– Тем более. И сегодня я поднимаю этот бокал вина и клянусь, что до своей смерти буду защищать нашу деревню, буду принимать участие в сохранении культурного наследия, природы и защищать интересы местных жителей, если они (эти интересы) не вредят культуре и природе. С Божьей помощью в моей борьбе я буду обходиться только законными средствами! – закончив речь, он осушил свой стакан с красным вином и наступило молчание.

Томас встал со своим стаканом и повторил клятву. После него, с небольшими изменениями в конце, произнес клятву и я, затем Сенга, и в конце к нам присоединилась Элли.

– Мало кто представляет, насколько это место важно для меня, – сказала она в заключение своей речи.

После этой торжественной части мы наконец отдались беззаботному веселью. И даже осмелились искупаться в прохладной воде. Для меня это одно из жизненных правил – если уж судьба забросила тебя на берег моря или даже озера, то уходить оттуда не искупавшись это дурной тон, и неважно – апрель на дворе, или сентябрь.

Я дольше всех плескался в ласковом летнем море и, выйдя на берег, обнаружил Элли сидящую чуть вдалеке от остальных и что-то внимательно разглядывающую на песке.

– Что ты интересное такое нашла? – спросил я.

– Да я вспомнила что уже сто лет так просто не сидела на берегу моря, – ответила она и подняла на меня глаза. Сейчас она сняла тёмные очки, чтобы лучше видеть поверхность под ногами и краем глаза наслаждаться бликами на морской глади, – раз выдался такой славный момент чтоб посидеть на берегу, я решила поискать гадючьи камни.

В далеком детстве я мечтал стать палеонтологом или геологом, очень любил собирать интересные камни, но к вступлению в студенческий возраст эта любовь не преобразовалась в исследовательскую научную жажду, а так и осталась увлечением. У меня остались заветные места, где я любил посидеть на берегу ручья, вылавливая из ледяной воды яркие камушки, изредка там можно было выловить осколки с окаменелым стеблем морской лилии, которые в наших краях некоторые называли винтовыми камнями, а в старину использовали как обереги, и делали ожерелья из этих окаменелых стеблей. Гадючьими же у нас называли камни, в которых вода за долгие годы проточила сквозные отверстия. Правда, точно также называются в народе и окаменелые морские ежи, поэтому камни с отверстиями ещё часто называют просто ведьмиными камнями

– Давай помогу в твоих поисках. – сказал я и присел рядом. Сейчас я увидел что нас с Элли роднит не только одиночество, присущее нашей внутренней природе, но и такие мелочи как любовь к красивым камням.

– Говорят, что через отверстие, которое проточила вода в этом камне, можно увидеть представителей волшебного народа, – добавила она после минуты проведенной в молчании. Камни у нас под ногами уже достаточно нагрелись и Элли легла на живот на темный песок, усеянный камнями и поочередно подносила понравившийся камень к глазам и, не найдя в нем искомой черты, бережно возвращала на место. Она настолько увлеклась, что начала мурлыкать какую-то песенку и медленно в такт ей болтала ногами.

– Чем вы там заняты? – спросила Сенга.

– Ищу упавшую линзу, – произнесла Элли в ответ и после тихого смешка попыталась вернуть своему лицу серьезное выражение, – шучу, мы просто ищем гадючьи камни с дырочками.

– У нас на ферме один такой висит в амбаре с животинкой, – сказал Томас, – отец там его повесил ещё до моего рождения.

– А мне почему-то никогда не нравилось название «гадючий», – сказала Сенга, – мне больше нравится «ведьмин», или «стекло друидов».

– В Германии его тоже ведьмовским камнем называют, – добавил Пол, – или камнем друды, это та что вроде мары. У тебя же вроде дома животных нет? Или тебя мучают ночные кошмары, – спросил он, вспомнив основное назначение таких камней в народной традиции.

– Или это для открытия двойного видения? – спросила Сенга.

– Ну да, скорее для видения, – смущенно ответила Элли.

– К слову, может ты нам всё-таки расскажешь поподробнее про встречи со скрытым народом? – спросил Пол, – я так понял, кроме Сенги никто не знает твою историю. А мы уже кажется все свои и доверять нам можно.

– В следующий раз, я думаю, можно будет рассказать, – ответила она, – но сегодняшний день мне уж неохота омрачать. Ибо эта история связана с комой и возвращением в реальность. А это непростое время не очень хочется вспоминать.

– Ладно, в следующий так в следующий, – сказал Томас, – а пока давай поможем тебе с поиском, – и его взгляд переместился под ноги.

И вот вскоре мы насобирали каждый минимум по одному заветному камню. Черные, белые, с серебристыми прожилками. Я вручил Элли свою находку – белый камушек размером со спичечный коробок, с дырочкой на краю, в которую вполне могла пройти первая фаланга тонкого женского мизинца. В подарок я получил маленький черный камушек с тонким отверстием толщиной как раз чтобы продеть в него толстую нить.

Когда наши магическо-геологические изыскания закончились, Томас произнес:

– Напоследок предлагаю тост за нашего медиума, за тебя, Элли!

– Да бросьте вы, какой из меня медиум, – сказала она, но все же приняла бокал.

Приближалось время заката. Мы любовались темнеющим морем, на поверхности которого играли яркие алые, золотые и белые солнечные блики. Внимание туристов не привлечет открытка с морем на закате, если в кадре нет раскаленного солнца и традиционной золотой дорожки. А такой пейзаж можно наблюдать только на западном побережье, на другом конце страны. На нашем же побережье солнце садится не в море, а уходит за холмы. Но этим и уникален и прекрасен наш закат, и его красоту не передать на фотопленке.

Элли повернулась лицом к холмам, взяла в руку камешек и поднесла его к лицу. Левый глаз она закрыла, а правым ловила луч заходящего солнца в каменное отверстие.

– Вот бы у меня такой стоял на заднем дворе в саду, – сказал я, – только не маленький, а метра эдак под два, какие солнечные часы-календарь могли бы выйти!

– Точно, – сказал Томас, – как арка в Нью-Гранже.

– Как же я вас люблю ребята, – сказал я, – вот скажи я где-то в другой компании что хочу сверять время по солнечным часам и календарю, меня бы умалишенным посчитали. Мол, зачем такие извращения когда уже есть электронные часы и календарь?

– Мы тоже тебя любим, солнышко, – сказала Сенга, – но не увлекайся, не таким уж психом ты кажешься окружающим, как ты себе воображаешь!

– Хотя, к твоему настенному англосаксонскому календарю, где неделя начинается с воскресенья, я наверно никогда не привыкну, – добавил Томас.

Элли продолжала смотреть на мир через белый камушек, удачно поместив его перед лицом напротив солнца. Солнечный зайчик лег на её лицо рядом с правым глазом. Я аккуратно отстранил прядь волос и поцеловал её в точку, куда падал луч солнца. Она повернула голову и, потянувшись в мою сторону, ответила на поцелуй. При этом она опустила руку, но продолжала крепко сжимать камушек в ладони, словно любимую игрушку.

Меня переполняла радость. Я даже забыл что здесь не каждый день так тепло и тихо, гораздо чаще на берег обрушиваются хищные волны, и собственного голоса бывает не слышишь из-за сильного ветра. В тот момент мне хотелось остаться на этом пляже навсегда. Как хорошо, что я решился записать эти воспоминания, которые уже начали стираться. Мучительно подбирая слова, я словно заново переживаю все что со мной произошло, будто это было вчера.