XIX
Увядание, которое принесла с собой осень, ощущалось особенно сильно вкупе с чувством одиночества. Пол уехал с отцом из деревни на несколько месяцев. Сенга вышла на работу – она получила место преподавателя танцев, и мы почти перестали с ней видеться. Я же засел за переводы, которые без помощи Пола давались мне тяжелее.
И живущая рядом Элли не просто не помогала избавиться от чувства одиночества, но даже усиливала его, и, возможно, была его источником…
Она отстранилась и пребывала будто в другом месте. Когда она не работала в родительском магазине, то проводила почти все время в кладовке, которую я выделил ей под магическую лабораторию. И её практические занятия начали меня сильно пугать, когда я заметил изменения в её поведении. С постоянно отсутствующим аппетитом я кажется смирился, но этим дело не ограничилось. Она также часто пребывала в состоянии транса, и мне буквально приходилось будить её, чтобы начать разговор. Элли все чаще была заторможена, медленно двигалась, медленно включалась в разговор, подолгу обдумывая ответ. И если левый глаз её почти не менялся, то правый время от времени казалось стекленел.
В такие моменты один её зрачок оставался вытянутым как у кошки при ярком солнце, а другой расширялся практически полностью затмевая зеленую радужку. Однажды, находясь состоянии опьянения позабытыми растительными ядами, она чуть не свалилась с лестницы, я чудом успел подхватить её, и после того как усадил в кресло не выдержал и перешел к угрозам.
– Элли, мне это надоело, ты хочешь чтобы я сдал тебя в реабилитационную клинику?! – повысил я голос, – но я не знаю, лечат ли там наркоманов, подсевших на белену и прочую экзотику.
Она с удивлением смотрела на меня и непонимающе хлопала глазами. Долго молчала, обдумывая мои слова, но вот её лицо изменилось, она перестала моргать и, глядя мне в глаза, произнесла:
– Никаких клиник, у меня всё под контролем. Не нужно обо мне беспокоиться.
– Что значит не нужно? Ты постоянно под кайфом, если тебе так надо вмазаться, давай я пойду к врачу и совру что у меня опять бессонница и депрессия, чтобы он выписал мне таблетки. Уж лучше таблетки, чем неизвестно что. Ты хоть поняла, что чуть не навернулась с лестницы? Я тебя не имею права запирать, но если ты продолжишь в том же духе, я верну тебя в родительский дом и мы запрем тебя там на недельку-другую, пока голова не проветрится.
– Ты так ничего и не понял, если бы мне надо было просто «вмазаться», я бы тайно обратилась к аптекарю, – она медленно покачала головой, – это просто опыты. Не волнуйся, я почти закончила их. И даже не думай обращаться к моим родителям, – сказала она тише, в её голосе послышались шипящие нотки угрозы, – решите сдать меня в клинику, так я живой не дамся.
Её реакция напугала меня, я ожидал отрицания проблемы, но никак не угроз.
– Ты понимаешь что я очень тебя люблю, – я сел на пол рядом с креслом и взял её за руки, – мне страшно смотреть что ты делаешь с собой.
– Глупенький, я тоже тебя люблю, – сказала она, медленно сползла с кресла и обняла меня. Шипение полностью исчезло из её голоса, – я делаю это ради тебя.
– Так может, объяснишь мне?
– Нет, я хочу чтобы это был сюрприз.
– Ты хочешь устроить мне поездку на метлах? Или что?! – я невольно вновь начал повышать голос, – если это и правда так важно для тебя, то у меня будут условия – «опыты» ты будешь проводить только с утра, когда я не занят, чтобы я мог контролировать твоё состояние. Никаких опытов перед сном, мне только не хватало чтобы у тебя остановилось сердце, пока я сплю.
– Ладно, нет проблем, – сказала она, пожав плечами, – только не волнуйся, скоро ты всё узнаешь.
Я чувствовал себя как старик из сказки про ведьму из Файфа, который обнаружил что его жена уходила из дома каждую ночь и возвращалась под утро уставшая. Он тоже мечтал узнать каким же колдовством его жена занимается. Только ему она сразу сказала что не раскроет свои тайны, в то время как Элли мне пообещала вскоре все рассказать.
Пару раз она подходила ко мне с утра со словами «ты не против, если я приму пару капель настоя для опыта», мне оставалось или смириться или прогнать её обратно к родителям. Насильно тащить к врачу, или отбирать её травы было бы самым худшим решением проблемы. Но, кажется, она действительно уменьшила дозировку и была вполне вменяема, закончив смешивать травы она спускалась в сад, где гуляла в течении часа.
В самом конце октября, однажды утром, я обнаружил что Элли, которая всегда любила поваляться в кровати, нет рядом. Я уже заподозрил что она с утра пораньше заперлась в кладовке и продолжает свои эксперименты с сознанием, которые уже вошли у неё в привычку. Но в кладовке её не оказалось, в маленькой комнате на удивление царил порядок – и мензурки и пестик со ступкой были отмыты и стояли на полках, а бутылочки с настойками трав были убраны в коробку.
Элли встретила меня внизу на кухне, впервые за последние три недели я видел её такой бодрой и активной, с яркими зелеными глазами, которые не скрывались за тонкой стеклянной пеленой от ядов, постоянно бегущих по венам и сосудам.
– Уже есть планы, как сегодня отметим Самайн? – она стояла у кухонного стола и ловко нарезала маленькими кубиками очищенную репу. Рыжие волосы были откинуты назад и прижаты пластиковым черным обручем, чтобы не падали на лицо во время готовки. Она повернулась ко мне и улыбнулась, – я решила приготовить праздничный обед.
– Да я, вообще-то, Самайн не привык отмечать, – растерянно сказал я. Как уже говорил, я не привык отмечать кельтские праздники, ибо кельты в моей семье были только по маминой линии. тётя Бонни, пожалуй, последняя кто может считаться шотландкой из знатного клана. Собственно говоря, сестра тёти Бонни – мама моей мамы, также была коренной шотландкой, но вот моя мама уже только наполовину шотландка, а по отцовской линии у меня были только англосаксы. В жилах Пола, как бы он ни подчеркивал своё происхождение, крови кельтов течет гораздо больше, чем в моих жилах. Я предпочитал пользоваться древнегерманским календарем, чтобы не было путаницы как в современном, так называемом «колесе года». Без сомнения, это важная дата, на которую у древних германцев выпадал первый день зимы. Солнце убывает, год клонится к концу, наподобие человеческой жизни, но человеческая жизнь не обрывается с приходом зимы, благодаря запасам, сделанным осенью, при условии, что души предков послали на землю хороший урожай. Здесь невероятным образом переплетаются культ предков и аграрные праздники, и так было по всей Европе. И, если собранный урожай помогает не умереть человеку с голоду, то по аналогии солнце, умирающее и воскресающее зимой, выживает за счёт неизвестного нам урожая. Странно слышать такие мысли от человека, получавшего «отлично» по астрономии, но даже физика не решила проблему объективного взгляда на вселенную. Отнеситесь к моим рассуждениям как к поэтическому наблюдению непрекращающегося эксперимента.
– Да? – кажется эта новость сильно удивила Элли.
– Не, ну я планировал сходить на кладбище, скромные дары принести прадеду на могилу. И дома у алтаря перед фотографиями поставить бутылочку вина, да табаку сжечь. Уж как бы я ни обожал хорроры, но в этот день не хочу их смотреть, хотя по телевизору будет марафон классики ужасов. Эх, такой праздник превратили в посмешище… Костюмы из ужастиков, что это такое?…
– Ну, не знаю, мне кажется ты сгущаешь краски, – сказала Элли и отправила в рот маленький кусочек репки, – в нашем обществе смерть превращается в табуированную тему, она одновременно и есть и её нет. А тут переодевание в зомби, какое-никакое, а мистическое соприкосновение с потусторонним, пусть и в искаженном виде.
– Может, ты и права, – ответил я и задумался, – но дети выходят в костюмах на улицу на полдня, а оставшиеся полдня сидят перед телевизором, но ведь это праздник семейный – и живых предков, и мертвых.
– Но это же не повод отказываться от праздника, отметим его канонично. Кто нам помешает? И я тоже на кладбище сходить хотела. А вообще, у меня для тебя сюрприз на сегодня запланирован!
– Это интересно, ты меня заинтриговала, – я задумался о словах Элли. Конечно, отказываться от кельтского праздника не стоит, и возвращаясь к своим прерванным мыслям о родословной, я подумал, что если я породнюсь с Макдугаллами и у нас с Элли будут дети, то они будут наполовину кельтами.
После праздничного обеда мы сходили на кладбище, где зажгли свечи у каменных крестов наших прадедов, немного прогулялись на свежем воздухе и вернулись домой. Позвонила Сенга и мы договорились встретиться завтра с утра. Так потихоньку и прошел этот день. Но чем ближе дело шло к вечеру, тем в большее возбуждение приходила Элли, она не могла усидеть на месте, смотрела на часы, барабанила пальцами по коленке и поправляла волосы.
Когда тьма опустилась на деревню и осенние тучи скрыли от нас свет маленьких небесных фонариков, Элли наконец заговорила о том, что волновало её с самого утра.
– Одевайся, я хочу тебе кое-что показать.
– И куда мы пойдем?
– К эльфийскому холму.
У холма мы не были с конца весны, с тех самых пор, когда оттуда убрали технику. Мы решили дать месту отдохнуть от людей и всё это время наблюдали только издалека.
– Хорошо, – только и ответил я. Хотя, на самом деле, внутри я весь сгорал от любопытства. Что же мне хочет показать Элли?
Я вышел в коридор и уже зашнуровав свои высокие ботинки и накинув любимую камуфляжную куртку, вспомнил куда мы идем и зашел на кухню за бутылочкой вина и свежими пирожками с репой, которые испекла Элли. Итак, я уложил в рюкзак бутылку красного сладкого вина, вытянутую деревянную шкатулку, в которой хранил свой рог для вина, ланчбокс с тёплыми ароматными пирожками, две деревянные миски и пакетик с красными ягодками.
– Готов? – спросила незаметно подошедшая Элли. Она собралась удивительно быстро, и сейчас поправляла шнуровку на высоких сапогах, сверху она надела камуфляжную куртку.
Половину пути мы прошли по главной деревенской улице, где дорогу нам освещали редкие уличные фонари и горящий в окнах домов белый свет. Затем мы свернули в сторону холмов и пошли через темное пустынное поле, поэтому мне пришлось достать фонарик, чтобы не споткнуться о лежащие тут и там крупные камни.
Казалось, я уже очень давно не видел этот холм. В детстве он казался мне не менее высоким чем лежащие на линии горизонта скалы, но с возрастом он перестал казаться таким большим, и вот сейчас мне вновь показалось что холм немного подрос. Через три дня должно было наступить новолуние, поэтому тоненький серп луны, выглядывающий из-за туч, почти не освещал землю. Не видно было далеких скал, серый камень слился с ночным небом, лишь угадывался вдали силуэт рощи, через которую мы бежали сюда в ту весеннюю грозовую ночь. Сейчас в этой кромешной темноте я почувствовал как внутри меня притаилась тревога.
– Пойдем, – сказала Элли и взяла меня за руку. Она сделала первые шаги в сторону холма и я последовал за ней. В свете фонаря мы без проблем нашли тропинку, ведущую на вершину холма, хотя на самом деле на такой пологий склон без проблем можно было взойти с любой стороны.
Плоский холм порос длинной травой. И если у подножия холма ещё оставались участки почвы, поврежденные гусеницами экскаваторов, то здесь, на вершине, казалось не ступала нога человека. Длинная трава укутала тропинку, которую внизу ещё вполне можно разглядеть. Лицо Элли сияло от радости, длинные распущенные волосы поднимал легкий ветер, откидывая их со лба, рыжие непослушные волны взлетали с плеч и, стоило ветру чуть затихнуть, ложились обратно.
В центре холма лежал небольшой плоский камень на который я поставил деревянные миски, в одну налил вина, опустошив треть бутылки, а вторую миску заполнил пирожками ягодами.
Не все позабыли скрытый народ,
Что танцует в кругу, в зеленых одеждах
Пусть длится века ваш хоровод
Как тысячелетия прежде.
Позабыты давно, почти уж не помним
Правил жертвы и должных обрядов
Только в знак уваженья мы чашу наполним
Для народа в чудесных нарядах.
Я произнес стихи по древней скальдической традиции, вышло немного слабовато, похоже, в тот день у меня не было вдохновения, но не могу сказать что я не старался. Только я наполнил рог вином наполовину, как меня остановила Элли:
– Подожди, – сказала она, расстегнула куртку и достала из внутреннего кармана маленькую вытянутую бутылочку, размером не превышавшую флакончик от дорогих духов, и коробочку нюхательного табака, – дай мне рог, нужно добавить туда этот состав, и возьми это, – она положила включенный фонарь на землю, приняла из моих рук рог и протянула мне табакерку.
Фонарь лежал на земле неровно из-за своей округлой формы, поэтому желтый свет чуть дрожал, будто он исходил не от электрической лампочки, а от дрожащего на ветру фитиля. Элли села на колени, взяла в левую руку рог, правой рукой поднесла ко рту флакончик и аккуратно открутила яркую красную крышку зубами, чуть мутноватая жидкость с зеленым оттенком была перелита в рог и полностью смешалась с вином.
– Открой крышечку, – сказала она, – я взяла старую коробочку от табака и отмыла её. Это мазь, намажь любой глаз, но совсем немного, если будет сильно слезиться ты ничего не увидишь.
– Это волшебная мазь? – спросил я и открыл коробочку, где вместо черного табачного порошка была густая маслянистая мазь зеленоватого оттенка.
– Да, я закончила её, все пропорции идеальны, и я добавила туда четырехлистный клевер, что ты мне принёс в подарок, – она обнаружила в моих глазах признаки растерянности, – после того как я начала рассказывать тебе о том, что со мной случилось, воспоминания начали возвращаться ко мне. Оказалось что самые прекрасные моменты я позабыла, но сейчас я начала их вспоминать, -она встала и подошла ко мне, стараясь не расплескать вино, её лицо вышло из потока света и я увидел лишь приближающийся в темноте черный силуэт, когда я подошел ближе, то смог только разглядеть как рассеянные лучи фонаря подсвечивают бронзой её волосы, – Сорли, я никогда и никого так не любила, но ещё я люблю тот мир. что скрыт от нас и я считаю что ты должен его увидеть. У меня конечно есть двойное видение, но полностью на него полагаться нельзя, поэтому для усиления я сделала мазь и напиток.
Я молча поднес коробочку к глазам и набрал немного мази указательным пальцем, очевидно, мазь только перед выходом из дома была изъята из холодильника, такая холодная и густая она была, но от тепла моего тела она моментально начала таять. Я втер несколько капель тающей мази в левый глаз против воли закрывающегося века. Почти сразу я ощутил пощипывание в глазу, но через минуту оно унялось и, глядя на лежащий на земле фонарь, я понял что зрение мое ничуть не ухудшилось.
Элли взяла из моих рук баночку, закрыла её и убрала во внутренний карман.
– Теперь пей, – сказала она и двумя руками поднесла к моим губам рог, я положил свои руки поверх её тёплых ручек и сделал первый глоток, наклонив рог. Вкус вина не сильно изменился, в нем не появились нотки таинственных трав, а если и появились, то вкус спиртовой настойки их перебил, а так как я предпочитал самые сладкие сорта вин, то и напиток вышел не очень горьким и на самом деле его вкусом вполне можно было насладиться.
Я опустошил сосуд наполовину и ещё не успел облизать влажные губы, как Элли прижалась ко мне и впилась жадным поцелуем в мои губы, через минуту она прекратила поцелуй и озорно улыбаясь поднесла рог к своим губам и допила остатки вина.
– Поглядывай в это, – сказала она и дала мне плоский серый камень с отверстием, через которое можно было просунуть мизинец, другой камешек похожей формы она взяла себе.
С фонарем в руке я стоял на вершине холма, направляя его луч во все стороны света и вглядываясь в темноту, но так ничего и не видел. Подождем ещё немного и пора будет тащить Элли домой. Земля уже растратила все тепло, накопленное солнечным днем, становилось всё холоднее и холоднее. Надо просто оставить пирожки и ягоды в миске, чтобы их разобрали птицы и звери, а вино смешается с утренней росой или дождем, перельется через край и впитается в землю без нашего участия. У меня в рюкзаке оставалась ещё одна треть бутылки вина и я перелил её в рог, чтобы утолить внезапно напавшую нестерпимую жажду.
– Элвина, какая же ты настойчивая, – услышал я голос Сенги у себя за спиной, но повернувшись, я увидел совершенно незнакомую девушку и понял что голос только поначалу казался знакомым. Фонарик осветил незнакомку, она спокойно стояла в лучах желтоватого света, давая мне себя разглядеть. Длинное зеленое платье почти стелилось по земле, узкая талия была перехвачена пояском с золотыми накладками, на плечах лежала накидка из зеленого тартана, золотая фибула фиксировала эту накидку очень свободно, настолько, что я мог видеть её обнаженные белые плечи. Под накидкой на ней был только корсет и белая блузка с широкими рукавами без воротника, сшитая из полупрозрачной ткани с тонкой вышивкой золотой нитью, сквозь эту ткань легко просвечивали её тонкие руки, одну из которых над самым локтем обхватывал витой браслет. Поначалу она поразила белизной своей кожи, которая была ещё светлее чем у Элли, будто обескровленная жертва вампира. Но в ней горела жизнь, это ощущалось в движении её губ во время разговора, в том как она слегка поворачивала голову, откидывая назад светло-русые волосы, перехваченные тонкой золотой диадемой, и в блеске её светлых голубых глаз.
«Это твоя подруга? Это какое-то представление?» – хотел я спросить у Элли, но во рту у меня всё пересохло, губы склеились и я не мог пошевелить языком. В это время таинственная фигура проскользнула мимо меня, вплотную подошла к Элли и они некоторое время пристально смотрели друг другу в глаза.
– Милая, зачем тебе напиток и волшебные камушки? – она звонко рассмеялась, – уж в такой день как сегодня, или на новый год мы бы и так полностью предстали перед тобой, и даже не в виде теней как обычно! Возможно, и твоему спутнику достаточно было бы видения через камень. Его мы не ждали, – она повернулась в мою сторону и начала сверлить меня острым взглядом глаз цвета летнего моря, – но в такие дни отказывать гостям нельзя.
Я даже не пытался что-то произнести, поняв что все равно ничего не получится. Незнакомка взяла Элли за руку и подвела её ко мне.
– Дай мне свою руку, – сказала она и протянула мне свою маленькую ладошку с тонкими изящными пальчиками. Я не заставил её долго ждать и протянул руку. Несмотря на сбивающую с толку бледность, её рука была невероятно теплой и нежной на ощупь. Без слов поняв что она хочет, я направил свет фонаря на землю, и нажатием кнопки потушил последний источник света.
Легким плавным движением она притянула мою руку к себе и я успел сделать только два шага в темноте, как ощутил что проваливаюсь в густой пушистый мох, мои ноги медленно тонули в нём, мягкие тёплые лепесточки мха касались моих рук, затем я ощутил их прикосновение на своей шее и выше, но при этом ничто не затрудняло дыхание и всё время я чувствовал прикосновение мягкой тёплой руки в своей ладони.
Ощущение падения закончилось также внезапно, как и началось. Я оказался в кромешной темноте, несколько раз я моргнул, но ничего не изменилось, разницы не было – открыл я глаза или закрыл. Тонкая рука уверенно потянула меня за собой и, стоило мне сделать первый шаг, как вокруг начало постепенно светлеть. Казалось что свет откликается на наши приближающиеся шаги. И вот, повернув голову, слева от себя я увидел девушку-эльфа и идущую рядом с ней Элли.
Мы оказались в тёмном узком и длинном коридоре, мне было сложно определить откуда всё-таки идет свет. Вдоль стен, через небольшое расстояние друг от друга, висели стеклянные светильники. Колбы из прозрачного стекла крепились на выкованных из черного металла ветвях со множеством тонких лепесточков. Внутри колб рос светлый лишайник, испускавший желтовато-зеленое фосфоресцирующее сияние. Маленькие островки этих лишайников росли внутри углублений в стенах и тонкими ручейками шли вверх, ища на каменных стенах дорогу к кованным деталям светильников и по черным цепям спускались в колбы, достигая там максимальной концентрации.
В этом приглушенном свете я разглядел тонкую резьбу, покрывающую стены из светлого камня, некоторые рисунки оставались в тени, а некоторые, подсвеченные из углублений лишайником или идущими сверху лучами света, я смог разглядеть довольно хорошо. Подобной резьбы по камню я ещё никогда не видел – множество человеческих фигур, рыцари с мечами и процессии музыкантов с трубами, олени с длинными ветвистыми рогами, гигантские змеи и драконы – всё это переплеталось друг с другом, змеи обвивали тела животных, бороды сплетались в причудливые косы и, расходясь, превращались в острые стебли и листья. Эти узоры напоминали резьбу по дереву из самых древних церквей Швеции и Норвегии, которые я видел на фотографиях в книгах, и нечто подобное, исполненное также на дереве, я видел в самых старых церквях Шотландии и Англии, где реформаторы чудом сжалились над резными изображениями святых, ангелов и зеленых людей. Только там резьба начала трескаться от времени, от постоянного усыхания и расширения древесины, здесь же каменные узоры оставались без изменений. В отличии от церковной резьбы здесь совсем не было крестов, только ближе к потолку, который освещался крайне слабо я разглядел так называемые кельтские кресты, или, правильнее сказать, солнечные кресты в виде колес. Лишайник нигде не нарушал целостности резьбы, казалось что он рос только в прорезанных заранее канавках, не выходя из границ.
От изучения стен меня отвлекли доносящиеся издалека звуки. Мне слышался звук волынок, который немного терялся на фоне более низкого и громкого гула, эхом звучащим в галерее, по которой мы следовали. Звуками волынки меня не удивить, но этот гул… Нечто потустороннее и далекое, будто через всё Северное море до меня доносятся звуки древних германских бронзовых луров, этих мощных труб, извивающихся словно змея и завершающихся в метре над головой музыканта сияющими бронзовым диском. Или же это был звук более близких карниксов – кельтских труб, украшенных головой кабана, которую музыканты своими сильными руками поднимали на высоту двух человеческих ростов. Я слышал похожие звуки в передачах по археологии, когда музыканты играли на реконструированных древних инструментах. Но я понял что тогда в их игру закрадывались нотки неуверенности «а так ли оно звучало тысячи лет назад?», но в музыке что я слышал в этих каменных коридорах отсутствовала эта неуверенность, я ощущал сердцем что эти музыканты не просто играют как играли тогда, но и что сами музыканты пришли из тех времен.
Вдалеке, в конце тоннеля, появилась арка из которой исходил более яркий свет, чуть белее того что был вокруг нас. Девушка-эльфийка и Элли ускорили шаг и я последовал их примеру.
Наконец мы прошли под аркой, переступили порог и вошли в огромный зал. Светильников здесь было гораздо меньше чем в тоннеле, но как я уже говорил, свет на удивление был гораздо ярче, из иных источников света вдалеке стояло несколько крупных подсвечников, но казалось что свет исходил от самих стен и окружающих предметов.
Каменные стены также были украшены сложной резьбой, только круглый свод потолка был настолько высоким, что я не смог разглядеть что на нём изображено. Но не все стены были каменными – в нескольких местах, словно в прямоугольных окнах, был виден сплошной слой черной почвы из которой прорастали тонкие корешки вековых деревьев которые очевидно росли высоко на поверхности. Часть стен была закрыта деревянными панелями, которые также были украшены сложными переплетениями резных узоров, и я не мог не заметить несколько ярких гобеленов.
Вдоль стен стояли невысокие керамические вазы, наполненные землей, в которых росли разнообразные цветы, а в тени зеленых листьев и ярких бутонов росли довольно крупные грибы на чистых белых ножках.
Зал, в который мы вошли, был полон людей – вдоль одной стены стоял длинный стол за которым сидели мужчины и женщины, у самой дальней стены стояли кресла, сундуки и скамейки сдвинутые подальше чтобы не мешать десяткам танцующих пар.
Когда мы вошли, все эльфы замерли, музыка резко остановилась, все девять музыкантов отложили инструменты и смотрели на нас. Все они были одеты одинаково в красные куртки старинного покроя с узкими манжетами и на голове у каждого был берет, украшенный брошью с сияющими камнями и яркими перьями. В оркестре было три арфы, три волынки и трое музыкантов держали в руках длинные бронзовые трубы, возвышавшиеся над их беретами футов на шесть, эти инструменты действительно извивались словно луры, но не расширялись в виде тарелки, а оканчивались раскрытой пастью неизвестного зверя с вытянутой мордой украшенной не то щетиной, не то плавником.
Гости за столом отложили приборы и поставили на длинный стол свои кубки, остановились танцоры, что бесшумно кружились по залу. Все они перешептывались, глядя на нас, и на их серьезных задумчивых лицах расцветали улыбки. Я увидел всё то, что описывала мне Элли, и теперь с жадностью запоминал все детали. Мужчины были одеты весьма разнообразно, некоторые в старинные большие килты и пледы, но большинство носило брюки из зеленого тартана или зеленые старинные мужские трико, сверху были одеты куртки старого покроя с пуговицами из драгоценных металлов и через плечо шли нарядные перевязи. Некоторые мужчины отличались преобладанием красных оттенков в одежде, также встречались фиолетовые тартаны и белые со светлой, почти незаметной клеткой. Все мужчины были довольно молодыми, среди них было много юношей, но в целом они выглядели лет на тридцать, максимум сорок, некоторые носили ухоженные бороды, другие были гладко выбриты, у всех были длинные волосы, доходящие до плеч, а у некоторых даже спускались ниже лопаток. Кажется, разница в мужских костюмах обуславливалась не личным выбором, а принадлежностью к клану, в целом же их наряды были весьма строгие и форменные.
А вот наряды девушек отличались друг от друга гораздо сильнее. Многие носили шерстяные накидки, украшенные разнообразными фибулами, но многие танцующие девушки снимали накидки, обнажая свои белоснежные плечи и длинные шеи. Платья были довольно длинные – самые короткие из них были немногим выше щиколотки, но фасоны сильно отличались, одни были одеты в белоснежные платья из невесомого шелка, другие носили юбки из выкрашенной шерсти, но шерсть эта была обработана так искусно, что во время танца так же легко плыла по воздуху и казалась тонкой и невесомой как шелк. Широкие браслеты, вроде тех что носили в древности, ещё сильнее подчеркивали хрупкость их нежных рук. В их лицах, казалось, не было изъяна, идеально симметричные, тонкие аккуратные носики, чуть припухлые губы, идеальные контуры бровей и большие выразительные глаза. Волосы они носили ещё длиннее чем у мужчин, и у многих они доходили до поясницы. Эльфийки очень ценили цветы как украшения для волос, у каждой второй в волосы были вплетены маленькие белые цветочки и, учитывая то что уже начался ноябрь, возможно, эти цветы вообще никогда не увядали.
В зале были не только эльфы – под столом у ног хозяев лежало несколько собак, похожих на немецких догов. Одного белого пса с рыжими ушами я узнал, именно его я видел в тот день у эльфийского холма во время грозы. Собаки лежали, высунув длинные языки и терпеливо ждали, когда им передадут что-нибудь со стола. Рядом с собаками сидело несколько огромных диких серых котов с тёмными пятнами на лапах и животах и с кисточками на ушах, двое забрались на колени к хозяевам и меланхолично гипнотизировали тарелки своими оранжевыми глазами.
Из-за стола встал седовласый мужчина, закутанный в зеленоватый тартан поверх расшитого золотом тёмного камзола, и поправив перевязь, на которой висел идеально отполированный кинжал с инкрустированной серебряной ручкой, он по праву главы начал приветственную речь:
– Приветствую вас на празднике, наши старые и наши новые друзья, – сказал он и собирался продолжить, как его речь прервал громкий звонкий детский голос.
– Няня! Няня! Это няня Элли пришла! – навстречу Элли бежал ребенок лет трех. Мальчик был одет в тёмный камзольчик, богато украшенный вышивкой. Для своего возраста он бежал невероятно быстро и уверенно, от бега его светлые длинные волосы развевались словно грива жеребенка. Не успел я и глазом моргнуть, как он запрыгнул к Элли на руки и повис на ней, обхватив её шею маленькими ручками. Элли крепко прижала его к себе, и, закрыв глаза, зарылась носом в копну его мягких волос.
Вслед за ребенком к Элли подошла девушка в ярком платье, с бронзовыми длинными волосами, заплетенными в косы и уложенными в сложный узел украшенный белыми цветами и алыми тонкими ленточками. Я сразу понял, что это та самая эльфийская девушка, что проводила Элли внутрь холма. Сейчас они стояли рядом и моя девушка даже не догадывалась, насколько они похожи, только Элли была чуть повыше и больше походила на старшую сестру.
– Прояви приличия, – сказала она, забирая сына с рук Элли, – разве можно так вешаться на шею и, главное, перебивать речь короля?
Седовласый мужчина подошел ближе, и я сразу узнал его по описанию Элли, он и правда был похож на моего друга Алекса, только чуть пониже и не такой загорелый. Сложно было определить его возраст, так как из-за густой белой бороды проглядывало лицо тридцатилетнего мужчины, ещё не начавшее покрываться морщинами. За его спиной встали двое эльфов довольно высокого роста, они стояли, широко расправив плечи, и каждый держал руку на рукояти кинжала, свисавшего с яркой перевязи.
– Переоденьте гостью, – сказал он и повернулся к двум наиболее молодо выглядевшим эльфийкам, которые прислуживали за столом, в ответ они поклонились и вот они уже уводили Элли в один из множества коридоров, – а я пока развлеку гостя, – он кивнул своим спутникам с кинжалами и движением руки повелел мне следовать за ним.
Мы вчетвером прошли под высокой аркой и вошли в узкий коридор, освещенный все теми же редкими светильниками что и в первом тоннеле. Я шел позади «Оберона» и его стражника, второй страж следовал за мной. Единственный звук что я слышал, это был звук моих собственных шагов, эльфы ступали абсолютно бесшумно и, казалось, они шли не по полу из светлого мрамора, а по лесному ковру из мха, но этот звук перестал быть таким оглушительным, когда у меня за спиной из зала вновь донеслись таинственные звуки музыки.