Где спрятаться? – должна быть вешалка с одеждой, там лучше всего. Страшно, правда, в шубе какой-нибудь прятаться – всё равно, что в морге – но зато меньше всего заметно. Видит, висят куртки всякие, а длинная только одна одежда, но совсем не шуба, странная какая-то – с четырьмя рукавами. Два сверху, два снизу. И напополам делится не полностью. Что такое? Однако выбирать не приходится, полезла кое-как в это убожество, и головой-то в один из нижних рукавов провалилась. Выбраться пытается, а только хуже проваливается, да ещё рукав-то не широк, лапы там зажимаются с боков, едва смогла нос наружу снизу выставить, да полглаза, всё туловище как в узкой норе застряло, зад с хвостом где-то сверху. И ни туда, ни сюда. Висит Лиса и понимает, что сама себя поймала. Ни разу она ни в чьей звериной норе не застревала, а тут в человечьей угораздило. Всё – думает – теперь меня на пельмени пустят, да с той самой сметаной и съедят.
Тут открывается дверь, и хозяйка заходит в сени. Лиса замерла, и только вполглаза смотрит, ничего почти не видно. Видно женские сапоги, как надувные такие: вот от снега они отряхиваются у порога. Дверь за собой закрывает хозяйка и мимо в дом направляется, а потом встала и как заржёт. Лисе аж обидно стало, что же это, мало того, что конец пришёл, да ещё и позор такой! А хозяйка и говорит:
– Ты что это, голубушка, в мой лыжный комбинезон залезла? Не по размеру тебе!
Лицо человечье Лисе не видно, только ноги, но чувствует Лиса, будто бы не злорадный смех и взмолилась она:
– Выпусти меня, тётенька, я всего-то и хотела сметанки немного прихватить, меня Заяц на блины звал.
– А воровать-то ведь плохо!
– Я больше не буду, честное слово! – пищит Лиса из ловушки.
Женщина за одежду взялась и, перевернув её, Лису вытряхнула, – метнулась Лиса к двери наружной, а та закрыта. И хозяйка на Лису строго так, прищурившись, смотрит.
Закрутилась Лиса волчком, что делать не знает. А хозяйка ей говорит:
– Слову твоему Лисьему верить не буду, а вот думаю, что можно из те