– Вы, безусловно знаете, неска Клариса, трех китов, на которых базируется подлинность картины, – медленно слегка растягивая слова вещал мэтр Басюдором.

– Безусловно, мэтр. Я…

– Но все же, позвольте мне их вам напомнить. Итак.

В последнее время с Рихардом творилось что-то непонятное. Мне казалось, что теперь, когда его враг был убит, прошли выборы в Совет Магов и победил даже его друг и приятель можно и расслабится. Но все было наоборот. Он нервничал и постоянно куда-то уезжал. Я просто изводилась в такие дни, понимая только теперь про эти самые пресловутые нити, что нас связывали. Мы стали мало, где бывать вместе. Мне его не хватало, но я все же надеялась, что всё, как-нибудь, образуется.

Это мое заключение в Бастиде и последующая за ним болезнь повлияли на него гораздо сильнее, чем на меня. Он после приключения с разбойниками не был таким. То время, что он меня искал, и потом, когда я боролась с лихорадкой, он назвал одним из самых трудных в его жизни. Он очень испугался, что потеряет меня.

Арчибальд рассказал, что у Рихарда была старшая сестра. Они вместе играли, и она предложила без взрослых попробовать новое заклинание. Этого делать было нельзя. Но очень хотелось. И Рихард, сам еще будучи ребенком, ее поддержал. Не должно было произойти ничего страшного, но видно девочка что-то перепутала в формуле. И вместо безобидного заклинания вызвала сильный вихрь магии, типа урагана. Пытаясь все исправить, только ухудшила положение и как итог – погибла. Рихард и тогда, и сейчас обвиняет во всем себя. Не удержал, не помог, не остановил. И как объяснил Арчи, еще одна смерть по его вине может губительно на нем сказаться. И не действуют никакие доводы, что он был по сути еще ребенком. И не мог ничем помочь или остановить старшую сестру. Что это просто несчастный случай. Они бывают, и никто от них не застрахован.

И в Бастиду я попала не по его вине. Мне самой и в голову не приходило обвинить в чем-то его. Я обвиняла продажных полицейских, герцога Фредерика де Дюжерон, даже ту Бабу-Ягу тюремщицу. Но Рихард-то тут при чем? Но он так не думал. Считал, что охрана, которую он мне предоставил, не сработала и отпустила меня с полицейскими. Мало того, не потрудилась проследить, куда именно меня доставили. Считал это своим просчетом. Обвинял себя в неправильной организации моих поисков. И этот список его просчетов был очень длинный. И что делать с этим, я пока не представляла.

Он продолжал делать мне подарки и сюрпризы. Только вот меня больше бы порадовала эта встреча в Лувриоре с Мэтром Басюдором, если бы на ней он был со мной. Но нет. Я была с Мэтром Липринором. Мы вместе шли в реставрационные мастерские Лувриода и вели беседу с одним из кураторов Мэтром Басюдором.

– Итак. Первым и важнейшим критерием подлинности является провенанс, – он говорил так медленно и заунывно, что, если бы я сидела у него на лекции, давно уснула бы.

– Или, по-другому, история картины. Желательно знать, куда она попала, начиная от мастерской художника и заканчивая нашим временем, – поспешила я проговорить, иначе мы никогда до третьего кита не доберемся.

– Нет, милочка. Только провенанс. Все остальное для любителей. Вот и у нашей картины, к которой мы идем, провенанс весьма недурен, – высокомерно и очень медленно продолжал этот сноб.

Ах, ты! Вот мэтр высокий профессионал своего дела. И то не пользуется этим твоим термином. Мэтр всегда просто и понятно спрашивает у посетителя, принесшего картину. Где? Когда? И сколько? А не вопрошает пафосно: какой у картины провенанс? И когда бедняга позеленеет презрительно так сказать. История картины. И я тебе не милочка! Но, я отвлеклась.

– Второй кит – это, безусловно, лабораторно-химический анализ. Вы должны всегда чётко представлять себе, какие компоненты краски присущи тому или иному промежутку времени. – Скорее бы мы уже пришли. – С этой характеристикой у нашего шедевра все безупречно. Состав всех красок проверен мною лично, несколько раз.

– И третий кит – это мнение профессионального эксперта. Вот тут и начинаются разногласия. До реставрации картины никаких проблем не было. Но этот вопиющий случай, который до сих пор не укладывается у меня в голове. – И он остановился, достал платочек и промокнул несуществующие слезы. Потом еще и лысину вытер.

– Да. Мы в курсе. Сумасшедший студент актёрского факультета порезал ножом в трех местах шедевр Тинторетто «Происхождение Млечного Пути». Мы читали газеты. – И почему это мэтр молчит?

– Якопо Робусти Комин. Это плебейская кличка Красильщик-Тинторетто не может быть применима к этому гениальному художнику. – И он опять остановился и от моего жуткого бескультурья, достал платочек и промокнул слёзки.

– Я прошу прощения. Я просто процитировала столбец газеты. Прошу меня извинить, – нужно подстраиваться.

Иначе мы никогда не дойдем. Поняв мой манёвр, мэтр Липринор сдержанно кивнул. Мол, давно бы так.

– Эти газетчики! Вот, кто страшное зло. Хуже нет этих безграмотных и невоспитанных невежд. Все зло идет от них, – неожиданно окрысился мэтр Басюдором.

Ну, надо же. Я думала убийцы, воры, насильники, взяточники, ну и вообще преступники – это худшее зло. А оказывается, это журналисты.

– Представьте, никто из этой шайки газетчиков так и не пришел взять у меня интервью, по поводу случившегося, – возмущенно продолжил мэтр Басюдором.

– Да что вы говорите? У вас величайшего эксперта в области живописи. Позор! Да как они могли! – Ой, не переборщить бы с восхвалениями.

Но мэтр Басюдором все принял за чистую монету.

– Вот в вас есть потенциал стать однажды истинным профессионалом, – благосклонно покивал он,– вот мы и дошли до автопортрета прославленного художника Якопо Робусти Комина.

Или, по-другому, Тинторетто. Добавила я про себя. Смуглое лицо, кудрявые черные волосы, и большие выразительные глаза, которые в первую очередь привлекали к себе внимание. Внимательный и сосредоточенный взгляд человека, которому многое пришлось преодолеть и добиться. Он был сыном простого красильщика тканей и всего достиг благодаря своему таланту и уму.

Когда мы, наконец, добрались до реставрационных мастерских, где находилась картина, ради которой мы пришли, я была уже на приделе своих возможностей. Исчерпала до донышка терпение, логику и здравый смысл. Они просто закончились.

И это странно. Я перенеслась в другой мир из родного и привычного и ни разу почти не закатила истерику и не била посуду. А вот теперь какой-то напыщенный индюк вывел меня из себя? Да что такое-то со мной? Нужно собраться. Я тут не для того, чтобы опрокидывать реактивы на лысые макушки зануд и самовлюбленных зазнаек.

В реставрационных мастерских кипела работа, и никто из мастеров даже головы в нашу сторону не повернул. А еще запах. Несмотря на огромные вытяжки в потолке, запах был специфический. Все-таки пахли все эти реактивы. Или мне кажется? Вон мэтры даже не поморщились. А по мне так запахи убийственные. Да что сегодня со мной?

А мы шли мимо столов, уставленных бутылочками из стекла всех цветов. От прозрачных флаконов, до почти черных, не пропускающих света. А света было много. С потолка, помимо вентиляционных труб, свисали кучи крутящихся ламп, позволяющих направить свет в нужную точку. А еще были лупы на ножках, вот прямо на ножках. Того и гляди убегут. Иду дальше вглубь мастерских, мимо столов, и не нюхаю, и не фантазирую про бегающие лупы.

Мы дошли до конца одной из мастерских и уперлись в дверь, которую мэтр Басюдором открыл своим ключом. Это был малюсенький кабинетик, больше напоминающий небольшую кладовку. В нем не было окна, наверное, поэтому. В кабинете-кладовке помещался маленький письменный стол и маленький шкаф. Еще стоял стул, но мэтр Липринор не рискнул в него сесть. А все остальное место занимала картина. Она была большой и главенствовала здесь, как Гулливер в стране лилипутов.

– Как видите, наши реставраторы прекрасно справились с повреждением холста. Всё соединили. Все ворсинки на холсте, и полностью восстановили потери. Но, увы. В процессе реставрации многочисленные эксперты её осматривавшие усомнились в её принадлежности кисти великого Якопо Робусти Комина.

Или Тинторетто-Красильщика, не смогла не сыронизировать я, но правда уже про себя. Ну вот не находила я ничего постыдного в данном прозвище. Для меня наоборот оно звучало более звучно, доступно и узнаваемо, чем это нагромождение трех слов.

– А что послужило толчком к нападению? Почему он выбрал именно эту картину? – спросил мэтр Липринор, так же как и я рассматривавший полотно.

– Да разве этим сумасшедшим актеришкам нужен, какой-нибудь повод? Вот тоже худшее зло в этом мире – это актеры. Все беды от их никчемных пьесок, – с пафосом изрек этот лысый коротышка, а мэтр Липринор вдруг положил мне руку на плечо.

А я с ужасом поняла, что уже собралась его ударить коленкой между ног. То журналисты худшее зло, теперь актеры. Можно я его стукну? Пусть он станет фиолетовым в крапинку. Или та дама из мультика «Тайна третей планеты» как-то по-другому этот цвет получала? Жаль, что уже не пересмотришь. Неожиданно для себя поняла, что сейчас заплачу. Из-за невозможности посмотреть мультик… Я, наверное, реактивов нанюхалась, пока шла по реставрационной мастерской. Точно. Нужно заканчивать осмотр и домой.

– Но объяснил он свой поступок неприятием самой идеи, что таким образом надругались и использовали богиню Геру. Мол, Зевс подонок и мерзавец, Геракл – это вообще не заслуживающий внимания персонаж. А вот Гера что-то вроде обманутой мученицы, – продолжил мэтр Басюдором, не подозревая, какая беда в виде моей коленки только что прошла над его головой и не задела.

– Но где-то он прав. Мне и самому всегда казался диким тот факт, что Зевс принес своего сына от другой женщины к своей спящей жене и приложил его к груди, полной молока. И когда Гера оттолкнула ребенка, молоко пролилось, и образовался Млечный Путь. Это странно, по меньшей мере.

– Не понимаю, что тут странного. Разве жена не должна подчиняться, желаниям своего мужа? А он захотел сделать бессмертным своего сына от смертной женщины. А это был самый простой способ – выпить молоко богини. А то, что она против его желания, это как раз удивительно. Она же женщина, хоть и богиня, но он-то её муж. Значит, имеет право, – заявило это невозможное существо.

– А что говорит по этому поводу ваша супруга? – поинтересовалась я.

– Я никогда не был женат. Когда обладаешь столькими достоинствами и таким богатым интеллектом, сложно найти подходящую женщину, – пафосно сказал он, по всей видимости фразу, заученную наизусть и повторенную множество раз.

– Действительно, – кивнула я, соглашаясь. Где отыскать такую дуру, что согласиться на этот подарок?

– Мастер на картине изобразил много атрибутов страсти, стрелы, зажжённый факел. Но не забыл и сеть в руках одного из ангелочков. Сеть – символ обмана, – продолжил мэтр Липринор.

– Но разве обман – это не признак отсутствия любви между супругами? Не думаю, что они вообще когда-нибудь любили друг друга. Зевс все время её обманывал и изменял, – возмутилась я.

– Клари, ты рассуждаешь как маленькая девочка, или подросток на стадии максимализма. Разумеется, в любви допустим обман. Мне сложно допустить совмещение любви и измены, но полагаю, и это возможно, – покачал головой мэтр Липринор.

– Но…

– Клари, давай ты применишь к картине магию, а все философские вопросы оставим на потом, – прервал меня мэтр Липринор.

Я кивнула, понимая, что веду себя глупо и протянула руку к картине.

В мастерской за мольбертами стояло трое. Тинторетто и двое подростков. Девочка и мальчик. У всех троих были кисти в руках. А у мальчика даже в зубах.

– Мариетта, Доминико, не отвлекайтесь! На что вы там уставились?

А смотрели дети прямо на меня. Доминико открыл рот от изумления и кисточка, выпав, покатилась по полу. Вдруг девочка подошла, и, глядя мне в глаза сказала:

– А как ты назовешь своего ребенка?

– Ребенка? Какого ребенка? – я даже и не подумала, что меня могут не услышать.

– Того, что ты носишь. Ты ждешь ребенка. Ты не знала? Он светится у тебя в животе, – и Мариетта засмеялась.

– Я беременна? Сейчас? – снова спросила я.

Стоя посреди мастерской художника Тинторетто как-то странно об этом услышать.

– Если будет девочка, назови как меня – Мариетта. А вот если сын, решай сама.

– Хорошо, – промямлила я. Что хорошо-то? Что решу?

И голова закружилась. Очертания мастерской стали расплывчаты, и я, кажется, упала.

Нет, не упала. Мэтр усадил меня на единственный стул и протягивал стакан с водой. Я огляделась и осознала, что я только что узнала и с кем говорила.

– Мэтр, я что-то говорила во время видения?– это было важно.

– Да, Клари. Ты сказала: «Ребенка? Какого ребенка?» и всё. Больше ничего, – ответил мэтр Липринор.

Я облегчённо выдохнула. Мэтру Басюдором вот совершенно не обязательно знать о моем разговоре с детьми и предполагаемой беременности. Может она не сейчас случилась? А в будущем. Может я когда-нибудь забеременею девочкой Мариеттой. Не сейчас.

– Так что за ребенок Клари? – спросил мэтр Липринор.

– Геракл. Тот, что на картине. Мастер что-то говорил про детей. Ему было нужно больше детей для картины. У него там и Геракл, и еще четыре ангелочка. Вот он и говорил про них. Я не расслышала и переспросила. Но он меня не услышал, – поведала я.

– Ну, это ожидаемо. Вы юная неска. Все ваши мысли должны быть устремлены к замужеству, детям и ангелочкам. Но вы подтверждаете, что автор картины Якопо Робусти Комина? – Мэтр Басюдором благостно покивал головой.

–Да. Безусловно, это его работа. Я подробно опишу, что видела, и вы, и мэтр Липринор, как свидетели поставите подписи под моим отчетом. Я думаю, завтра он будет уже у вас, –уверила я.

А потом очень подробно описала мастерскую. Как выглядели дети и сам художник. Даже не забыла упомянуть про девиз на стене мастерской: «Рисунок – как у Микеланджело, колорит – как у Тициана».

– Это его дети. Мариетта Робусти и Доминико Робусти или Доминико Тинторетто-младший. Они оба станут художниками. И прославятся как замечательные портретисты, – задумчиво произнес мэтр Липринор, и как-то странно посмотрел на меня.

– Замечательно. Я очень доволен нашим сотрудничеством. Непременно скажу об этом Его Сиятельству герцогу Рихарду де Алеманьа, – снова покивал мэтр Басюдором.

Мы пришли на выход гораздо быстрее. Нас не сопровождал мэтр Басюдором. Он остался в мастерской. Как его вообще на работе терпят?

Выйдя на улицу, я полной грудью вдохнула весенний воздух Лютеции. И тут же покачнулась. Голова снова закружилась. Мэтр Липринор подхватил меня под локоть и отвел к скамейке, усадил, а потом спросил:

– Что ты на самом деле увидела?

– Мэтр, я…

– Не морочь мне голову, девочка моя. Я хорошо тебя знаю. И знаю, когда ты врешь. Рассказывай.

И я рассказала. Я хорошо помнила, как почти две недели мучилась, боясь рассказать мэтру о моем первом видении. И какое почувствовала облегчение, когда все ему рассказала. Он покачал головой и сказал:

– Герцогу ты об этом рассказывать не собираешься?

Я энергично замотала головой. Я не готова к такому. Я вообще к этому не готова. Ребенок? К нему я тоже не готова.

– Я, почему-то так и подумал. Клари, не ты ли говорила только недавно про несовместимость любви и обмана? Про амурчика, державшего сети обмана на картине Тинторетто? Даже и за примером далеко ходить не понадобилось.

– Мэтр, я…

– Н-да. А ведь тебя предупреждали. Правда, об этом как-то никто не подумал. Ладно. Что уж теперь. Нужно отвезти тебя к врачу. Я пошлю вестника Арчибальду, пусть отвезет нас на машине…

– Нет! Только не Арчибальд. Он тут же сообщит Рихарду. А я не готова. И потом может это просто слабость после болезни?

Мэтр Липринор на последнюю реплику приподнял выразительно бровь. Да. Мне самой в это не верилось.

– Я пошлю вестника Свену. Он водит машину. Он приедет. Вот увидите.

Я быстро вынула из маленькой сумочки листик магической бумаги и, написав послание, скрутила птичку. Я давно навострилась их крутить. Сначала, это подобие оригами, мне не удавалось, но я научилась. Та взмахнула крылышками и улетела. А я откинулась на спинку скамейки.

– Возможно, так даже будет лучше. Свен может пригодиться, – задумчиво протянул мэтр.

– Пригодиться? Ну, да, он отвезет и привезет. Я написала, что нужна его помощь как водителя. Если сможет её найти и у него есть время. Он сейчас пришлет вестника, –ответила я.

– И вопросов будет меньше всяких, – туманно сообщил мэтр.

Прилетел вестник. Я развернула его и сообщила, что Свен будет через полчаса. Мы с мэтром пошли в кафе и выпили по чашке чая с пирожным. Болтая о чем угодно, только не о том, что волновало меня сейчас больше всего.

Я ни разу в этом мире еще не была у гинеколога. И весьма смутно представляла себе этот визит. Но все оказалось совсем не страшно. Приятная обстановка, вежливый секретарь и уютная приемная. Нас просили подождать, и мы сели в удобные диванчики. По сравнению с нашей консультацией, здесь все скорее напоминало визит к дорогому психоаналитику. Я у такого не была ни разу, но почему-то воображала себе именно эти диваны, картины, цветы и фонтан. Только скульптур не хватало.

Свен пошел со мной и мэтром. Мэтр кивнул и не возражал. А я так нервничала, что мне было все равно. Свен вообще повел себя странно. И так молчаливый, тут он казалось, вообще язык проглотил. Не высказал ни малейшего удивления. Не задал ни одного вопроса о цели нашего посещения. Просто молчал. Именно поэтому я его и выбрала. Габби тоже смог бы приехать. Друзья с машинами у него тоже были. Но при этом трещал бы всю дорогу. А потом только и разговоров было бы и ненужных вопросов.

Я зашла в кабинет и недоуменно огляделась. Ничего похожего на гинекологическое кресло не наблюдалось. Зато имелся мягкий диван куда меня, взяв за руку, отвел вежливый сверх меры секретарь. Помог улечься как будто я фарфоровая и попросил не волноваться. Мне это вредно.

А потом подошел врач с каким-то прибором, напоминающий шар в шаре. Крутящаяся игрушка, один шар был вставлен в другой побольше. И я даже испугаться не успела, и что-то возразить или спросить, как он приложил эту штуку к моему животу, и она радостно засветилась. Ярко и разноцветно.

– Поздравляю вас, неска Клариса. У вас будет ребенок. И это будет магически одаренный ребенок. Вам очень повезло, учитывая, что папа не маг. Срок примерно шесть или семь недель. И если судить по срокам, малыш будет очень сильным магом, – улыбнулся мне довольный доктор.

– Сильным магом? – пролепетала я.

– Да. У него магии уже сейчас на таком маленьком сроке довольно много. А у вас еще впереди семь с половиной месяцев. Значит, она еще вырастет. И, по моим подсчётам, пока безусловно предварительным, он или она сможет даже с Его Сиятельством герцогом Рихардом де Алеманьа в количестве магии посоревноваться, – и он улыбнулся довольный своей шуткой.

А вот мне было не смешно. Или он узнал во мне любовницу Рихарда? Все газеты об этом одно время трубили. Правда уже давно утихли, но все может быть. Тогда он надо мной издевается. Весело ему. Клари, у тебя паранойя на фоне стресса.

Мне хотелось плакать. Ребенок, рожденный вне брака, здесь носил клеймо незаконнорождённого. И, в отличие от моего мира, это было серьезно. Незаконнорожденного ребенка не брали в престижную школу, Академию как Магическую, так и обычную. С ним неохотно дружили. Их не брали на работу. А девочке было сложно подобрать жениха. Я не могла обречь на это моего ребенка. Малыш не виноват, что его мама глупая девчонка, стремящаяся к удовлетворению своих желаний и не думающая о последствиях.

Как будто прочитав мои мысли врач, посмотрев на мою руку сказал:

– Я думаю, неска Клариса, что вам необходимо вступить в брак. И как можно быстрее. Ваш ребенок магически одарен. Не ломайте ему жизнь. Я думаю, что теперь ваши опекуны не будут возражать против брака с не магом. Вам просто необходима брачная вязь.

Я кивнула, по-прежнему слегка заторможено. Я не могла поверить тому, что сейчас услышала. Мне нужно время. Я же выясняла этот вопрос. И мне и эмакум Кокорина и эмакум Альма в один голос сказали, что забеременеть от мага очень проблематично. И я могу не волноваться по этому поводу. Правда, там были какие-то исключения. Что-то связанное с идеальной совместимостью. Мы идеально совместимы? Смешно. Герцог и дочка лавочника-старьевщика. Ладно, антиквара. Но мне от этого не легче. Главное сейчас не устроить истерику. Клари, возьми себя в руки. Ты справишься.

– У меня будет ряд рекомендаций для вас, неска Клариса, по поводу питания, режима. И еще. Ваша магия усилится. Могут появиться необычные ощущения. Не пугайтесь, это нормально. Ваш ребенок сильный маг, и он может иногда влиять, оповещать или усиливать магические потоки, – продолжил доктор.

Да. Сегодня он уже оповестил. Глупая мама. Ты обратишь на меня свое внимание? Только так и смог тебе сказать о моем присутствии в твоей жизни.

Доктор завершил свою лекцию о правильном питании, регулярном сне и отсутствии волнений. Я слушала его в пол уха.

А как я скажу об этом Рихарду?

Наконец доктор выговорился, и я встала с дивана и пошла на выход. А выйдя, я прижалась к мэтру и почувствовала, что мне легче, от того, что его руки ласково гладят меня по голове и он произнес:

– Ну, ну, Клари. Все будет хорошо. Мы справимся, вот увидишь. Все будет хорошо.

Я прижималась к Мэтру Липринору.

Что же мне теперь делать?