Наташа закрыла глаза руками и жалобно заплакала, отвернувшись к стене. Марийка подошла к девочке, обняла её и произнесла расстроено: – Прости меня. Пожалуйста.
Затем она погладила подругу по плечу и сказала: – Позволь мне покормить тебя. Я только маленький ломтик картофелины тебе дам. Свой.
Школьница была очень рада, когда Наташа согласилась. Она с большим удовольствием размяла в чайной ложечке кусочек отварной картошки и подала девочке с остатками молока из кружки. Сама Марийка ничего так и не поела, не хотелось совсем.
Незаметно подкрался вечер. Марийка успела закончить уборку, натаскать воды. Школьницу беспокоило состояние Наташи. Подруга так и не сумела встать с постели, слабость и головокружение с каждой попыткой возвращали её в лежачее состояние.
Зажгли керосиновую лампу. Тишина и тусклый свет удручали.
– Как же я тебя оставлю больную? – переживала Марийка.
– Я сильная, я справлюсь. А ты должна уехать, – сказала Наташа, не открывая глаз.
– Я никуда не поеду, я останусь с тобой! – заявила школьница подруге.
– Пойми, нужна твоя помощь, речь идёт о детях. С ними некому ехать. Те, кто могли поехать ранее, умерли. Взрослых осталось единицы и они нужны здесь, – изможденным голосом сказала Наташа.
– Да, – чуть слышно произнесла Марийка.
С разбитым сердцем школьница переоделась в свои вещи, собрала продукты в рюкзак для детдомовцев, оставив незаметно от подруги немного хлеба и картошки на столе под листом бумаги. Повязала платок, одела тяжелый полушубок, обулась в валенки, и, поцеловав спящую Наташу в бледную щеку, вышла из квартиры.
– Я никогда тебя не забуду, – прошептала плача её душа.
Дальше всё происходило, как в туманном сне: узкие тропы средь снежных могил; свирепый северный ветер; старый автобус с огромными заледенелыми окнами, мотающий до сотрясения мозга; маленькие, скрюченные сонные полутрупики, на которые были навьючены зимние одёжки; роковой взрыв и отчаянный вскрик шофера; жуткий треск льда и слепая губительная пучина.
Тоня
Марийка, распластавшись, лежала на обледенелой кромке воды на бетонном полу школьного подвала. Рядом вибрировал, не умолкая планшет. Руки машинально потянулись к устройству, открыли эсэмэску: «ПРОБЕЙ ПЯТНО. АНТОНИНА ИВАНОВНА». Чушь! Я что, сошла с ума в этом чёртовом подвале, какое ещё пятно? Школьница села, потёрла глаза ладонями и ещё раз прочла сообщение. Всё верно, речь шла о загадочном пятне. Ладно, разберёмся по ходу движения отсюда. Только бы сил хватило. Тело было разбито после ледяного купания в Ладожской бездне.
Марийка включила фонарик на планшете. Рядом осветился рюкзак, в котором лежали фляжка с водой, спички, мёрзлая картофелина и молоток. Хорошенький наборчик! Есть каша из топора в одной русской сказке, и есть вот такой, блин, чудо-наборчик суповой: вода, картошина и молоток. Школьница рассмеялась и посветила вокруг. Осмотревшись, стало вовсе не до смеха. Со всех сторон были лишь холодные стены почерневшего бетона. Она оказалась замурованной!
В душе нарастала паника, сердце учащенно билось. Что делать? Что же мне делать? Марийка стала быстро перебирать в памяти все подсказки ветерана: выход в лесу, карта в аптечке, пятно. Ну, конечно, карта! В заднем кармане джинсов Марийка нащупала заветный листок, вытащила и стала пристально всматриваться в размытые водой обозначения.
Карта была топографической. Все знаки до надписи «Ленинград» были смыты. После роковой надписи было нарисовано шесть знаков: полоса из пунктирных точек по обе стороны, незаконченная петля, перекрещенные молотки, памятник, пунктирная линия, плавно переходящая в сплошную с пересеченными двумя черточками. Линии уходили в неизвестность, за пределы листа, будто карта была обрезана.
О′кей, Гугл, где же ты, зараза, когда так нужна твоя помощь???! Антенна на планшете была недоступной. Оставалось рассчитывать только на свои знания!
– Так, – начала анализировать Марийка. – Полоса из пунктирных точек от Ленинграда, это явно дорога, причем зимняя дорога. Петля, это скорей всего, то место, в котором я сейчас нахожусь, и раз она не сомкнутая, следовательно, есть выход. Перекрещенные молотки – это, наверное, какой-нибудь завод. Памятник – он и есть памятник, кладбище, что ли? Ну, а линии – верно дороги. Получается, остались две важных точки – завод и кладбище.
Неожиданно включился экран планшета, замигала иконка с книжками. – Моя библиотека с учебниками и справочниками! – обрадовалась Марийка. – Как же я сюда давно не заглядывала!
Нашлись толкования всех обозначений: зимняя дорога, пещера, штольни-шахты, памятник, лесная и железная дороги. Ближайшее будущее прояснилось. Осталось дело за малым, найти выход из бетонной якобы пещеры.
Марийка осветила фонариком все углы, осмотрела и простучала молотком каждый миллиметр четырех стен, пола и низкого потолка. Загадочного пятна не было нигде. Девочка села на пол, прислонилась спиной к стене, запрокинула голову и закрыла глаза. Планшет и молоток она положила возле себя. Ненадолго забылась воспоминаниями о человеке, которого любила.
Взбудоражил Марийку шорох в её рюкзаке. Школьница тут же включила фонарик. Из открытого рюкзака торчала мерзкая серая крыса порядка двадцати сантиметров длиной с противным голым хвостом из кольчатых чешуек. Свою удлиненную морду с грязными зубами она воткнула в картофелину. На Марийку крыса никак не прореагировала, будто девочки здесь не было вовсе. – Ах, ты наглая гадина! – воскликнула школьница и схватилась за молоток. Крыса противно зашипела. Марийка со всего размаху швырнула в нахальную гостью молоток. Крыса издала истошный визг и неожиданно исчезла, оставив лужу крови на полу. Марийка ещё раз обшарила с фонариком всё замкнутое пространство, в котором находилась. Никаких дыр, щелей и тому подобного, куда бы мог скрыться бесстыжий пасюк, не было. Зато эта дрянь оставила пятно!
Школьница подняла молоток и стала изо всех сил бить в кровавое место. Всё вокруг стало трястись, как при землетрясении. На стенах появились трещины, куски бетона стали падать вместе с полом и Марийкой куда-то вниз в пустоту.
Марийка открыла глаза и непонимающе посмотрела кругом себя. Она находилась в какой-то узенькой пещерке. По обе стороны от входа располагались трехъярусные нары с зеленым настилом из ветвей и мха. Поверх настила была неряшливо разбросана одежда. Между высокими самобытными кроватями на каменном полу стояли две чурки бревна. На одной лежали книги, на другой посуда и малюсенькая зажженная коптилка. Школьница лежала на нижнем ярусе одной из кроватей.
В её каменную комнатушку заглянула красивая кареглазая девушка лет семнадцати. На голове ее был повязан серо-белый платок. Льняная блузка с незатейливой вышивкой на воротнике, тёплый жилет и синяя юбка плавно облегали девичий стан. На ногах девушки были солдатские кирзовые сапоги.
– Ну, здравствуй, зеленоглазый найдёныш, – улыбнулась приветливо девушка, протягивая правую руку. – Давай знакомиться! Меня зовут Антонина. Можешь для простоты звать Тоней.
– Мария, – буркнула школьница, пожав в ответ руку.
– Как себя чувствуешь? Голова не болит? – спросила Антонина.
– Трещит немного, – ответила Марийка, ощупывая забинтованную голову.
– Мы когда утром обнаружили тебя в наших штольнях, долго гадали, откуда ты взялась, ведь вход здесь под усиленной охраной. Как ты очутилась у нас?
– Не помню, – уклончиво ответила школьница.
– Есть хочешь? – спросила кареглазая.
– Нет, – сказала Марийка.
– Тогда пойдём? Покажу тебе штольни и расскажу, что делать будешь, – произнесла Антонина.
Марийка встала и последовала за кареглазой девушкой. Вышли в темный тоннель-коридор, высотой примерно с грузовую машину. Весь тоннель держался на плесневелых бревенчатых балках-опорах. В зеленовато-белых каменных стенах были пробиты комнатушки-ходы, по типу той, в которой очнулась школьница. Марийка насчитала двадцать ходов, по десять на каждую сторону.
Вдали виднелась синяя дыра выхода, по обе стороны которой сидели тени людей, охраняя своё пристанище.
– В этих штольнях когда-то работали каторжники, добывали известняк. Потом произошел обвал, и уцелело лишь несколько пещер. Здесь прячутся те сельчане, кто успел убежать от немцев. Село наше за рекой прямо под горой. Фашисты дома заняли, многих людей расстреляли. По другую сторону за горой лес, там прячутся боевые отряды наших.
– Сколько здесь людей? – спросила школьница.
– Человек восемьдесят. В основном женщины, дети и раненые солдаты, – ответила Антонина.
– Как вы тут живёте? – поинтересовалась Марийка.
– Мы не отчаиваемся. Здесь жизнь кипит и работы много. Молодежь ходит на задания, в разведку или на посты, – показала девушка на вход. – Женщины готовят, стирают, за больными ухаживают. Дети помладше им помогают.
– А какие задания вы выполняете? – расспрашивала Марийка.
– Воды на речке набрать, травы, грибов да ягод для еды собрать. Ночью парни в село пробираются, продуктов, разной утвари раздобыть. Иногда в лес ходят к нашим, докладывают обстановку в селе и на дорогах. Ещё на полях мы трофеи после боёв собираем, вещи там, оружие разное.
– Ну, вы даёте! – удивлялась школьница.
– Не побоишься, с нами вскоре пойдёшь, – заявила Антонина. – А коли страшно, кухарничать будешь, да деток малых нянчить. Пойдем уже дальше, покажу тебе наши главные пещеры – госпиталь, прачечную, кухоньку и школу.
– Что, у вас и школа есть? – воскликнула Марийка.
– А как же! Не учиться – позорно! – громко сказала Антонина.
– И сколько в вашей школе учителей? – с интересом спросила школьница.
– Двое, – отозвалась девушка.
– А каким предметам обучаетесь? – не унималась Марийка.
– Математика, русский язык и литература. Для младших ещё пение.
– Надо же! – недоумевала Марийка.
Заглянули в одну из пещер. На каменистом крошеве лежали рядами брёвна, на которых в полумраке сидели дети разного возраста в обтрепанной одежонке. Они громко повторяли за женщиной средних лет какие-то рифмы.
– А как же вы пишите? – озадаченно спросила Марийка.
– Карандашами на старых газетах или обрывках бумаг. Иногда прямо на полу сыплем землю, разравниваем и палочками задачу какую-нибудь решаем.
– Ну, вы даёте! – повторила школьница.
Дальше Антонина последовательно показала Марийке прачечную, кухню и госпиталь.
Прачечная представляла собой сырое помещение с вёдрами, цинковыми корытами и огромными горами военного белья из гимнастерок, нательных рубах, портянок, грязных окровавленных бинтов и другого. – Так мы помогаем, чем можем, нашим солдатам из леса, – пояснила девушка. Здесь вовсю кипела работа, и было очень шумно. Женщины, словно роботы орудовали руками в воде, покрикивая на детей, которые тоже булькали пособляя. Кто-то из взрослых был угрюм, кто-то без умолку болтал, кто-то смеялся.
В пещерной кухне на чурках стояли примусы с котелками и кастрюльками, возле которых также хлопотали женщины и старшие дети. Они что-то беспрестанно резали, мяли, толкли и крошили.
В пещере-госпитале Марийка насчитала семеро мужчин, лежащих на нарах. Две молодые женщины промывали раны какими-то отварами, перевязывали травмы. Здесь также находились дети, которые поили и кормили больных.
В тоннеле у входа послышались шум и беготня. Антонина и Марийка выбежали из госпиталя. Двое парней тяжело втаскивали в пещеру кричащего русского бойца. Всё тело его было в рваных кровоточащих ранах, из одного глаза торчал металлический осколок, левой руки не было.
– По дороге в лес подобрали, – объяснил один из ребят. – На мине подорвался.
– Еле дотащили под обстрелами фашистов, – сказал, задыхаясь, другой.
Из всех ходов показались омраченные лица обитателей. Солдата внесли в госпиталь и уложили на свободное место.
– Тоня, – позвала одна из женщин пещерного лазарета. – Быстро пойдите сюда!
Антонина схватила Марийку за руку. Девочки подбежали на зов.
– Раздевайте его! – скомандовала женщина. – Мы пока с Валентиной подготовим воду, инструменты и бинты.
Марийка была в смятении. Тут не то, что трогать, страшно было даже посмотреть на столь ужасающие телесные повреждения. Она посмотрела на Тоню. Насупив брови, кареглазая девушка мужественно расстегивала гимнастерку страдающего солдата.
– Может, следует разрезать на нём одежду, чтобы лишний раз не тревожить? – тихонечко спросила Марийка.
– Ты права! – ответила Тоня.
Внезапно кто-то заголосил из тоннеля: – Немцы! Немцы идут!
Издалека затарахтела стрельба, раздались глухие взрывы. Всё вокруг стало содрогаться, посыпались камни, из подземного коридора раздался пугающий хруст деревянных балок. В пещеры неожиданно стал врываться жёлтый дым. – Твари! – закричал кто-то из воинов на нарах госпиталя. – Шашки дымовые пустили.
Все стали кашлять и задыхаться, спеша к выходу. Тех, кто пытался выскочить из горы, моментально расстреливали.
Марийка жадно глотала воздух, положив руку на грудь. Она вслепую ползала по пещере. Глаза раздирала режущая боль, они слезились.
– Вот и конец, – пульсировал мозг. – О, Костик, ты? Привет! Теперь и я умерла. Навсегда. Теперь я буду с тобой.
– Протяни мне руку, – слабо звучал родной детский голосок.
Марийка словно смотрела кино. Вот лежит её тело в потрёпанных джинсах и вязаной черной кофте, окутанное жёлтой туманной хмарью. Вот её тянет за руку маленький белый ангел с личиком маленького братика, взмывает в воздух и стремительно летит, петляя между лабиринтами каменных глыб. Вот прорываются они точно солнечные стрелы сквозь черную гору, парят над лесом и опускаются в мягкое цветочное облако зеленой поляны. Ангел слегка коснулся пушистых ресниц девочки и тут же исчез.
Школьница открыла глаза. Какое чистое небо! Высоко в ослепительной синеве порхают ласточки, проворно догоняя друг друга. В воздухе играет легкий аромат душистой земляники. Солнце нежно ласкает теплом. Такая упоительная нега.
Внезапная боль пронзает тело насквозь. Какое чёрное небо! Злые коршуны кружат в поисках добычи. Воздух пропитан гарью, огнём и смертью. Взрывы! Взрывы! Взрывы! Всюду детский крик, пытающийся перекричать собственный страх. Сильная конвульсия, рывок и вдруг она стоит на коленях. Тишина. Мёртвая тишина. Веет холодом. Скорбь.
Что это? Трёхметровый бронзовый монумент девочки, поднятой взрывом в воздух и выпавшая из её рук кукла. Внизу буквы, прожигающие душу «Детям, погибшим в годы Великой Отечественной войны».
Душит, что же так душит? Чья дьявольская волосатая рука давит хрупкое горло? Почему в ушах стук колёс по железной дороге? Что это за немые черно-серые картины мелькают в глазах? Разорванные вагоны, фрагменты детских тел на обгоревших кустах, яма с изуродованными детскими телами и игрушками, обезумевшие матери на искореженных путях.
Почему рука не отпускает? Почему тащит за шиворот и швыряет в адский вагон? В вагоне тесно, люди плотно стоят друг к другу, даже колени нельзя согнуть. Куда мчится этот эшелон смерти? Нехватка воздуха. Смрад. Душераздирающий вой. Мёртвые дети стоят зажатые со всех сторон взрослыми. Двери вагона внезапно открываются. Люди живые и мёртвые выпадают ничком. Дьявольская рука со свастикой на манжете хватает Марийку из этой кучи за волосы и бросает о железную дверь школьного подвала. В глазах расплывается распахнутая дверь с гигантским кровавым словом «ПОМНИ!» и закрывается изнутри черным занавесом тьмы.
Планшет звонил не переставая. Марийка с трудом открыла сонные глаза. Дверь. Коробки. Лестница. Она в школе, она уже не в подвале! Быстро выбравшись из завала коробок, школьница подняла с пола поющий гаджет. Звонил историк. Марийка сбросила звонок и стремительно метнулась вверх по лестнице. Навстречу шёл он, человек, ради которого она хотела жить.
– Ну и где ты была, Мария Сергеевна Ковалёва? – спросил озадаченный историк.
– На войне, – тихо ответила школьница, пряча слёзы в его белой рубашке.
– Не думал, что поход в туалет тебя так расстроит, – улыбнулся педагог, осторожно отстранив девочку за плечи и вглядываясь в глубину её зелёных глаз. – Пойдём в класс, прогульщица. До звонка осталось пять минут, – напуская строгость, произнес он и добавил: – Между прочим, очень интересный и познавательный рассказ пропустила.