Но он не проронил ни слова, смотрел исподлобья. Его молчание заставило её осмотреться; сквозь надвигающую тьму и снег, она замечает, что из этого двора не было выхода, только вход, который они только что прошли.
– Конечно, знаю, – с трудом, наконец, сказал Валерий, подходя к ней, и очень грубо притянул её к себе, пытаясь поцеловать.
Когда его губы все-таки коснулись её губ, она почувствовала жутчайший запах алкоголя и отвращение. Но девушку смутила не его разбитая губа, хотя это было неприятно, а запах. Её чуть не стошнило.
– Неужели из-за одного бокала шампанского – такой запах? – мелькнула мысль. А вслух, отталкивая его двумя руками, грубо сказала.: – Ты что делаешь? Что себе позволяешь?
Будучи отвергнутым, он стоял не двигаясь, смотрел ей в глаза. И, как будто, собравшись с силой, решительно пошел на неё.
– Валерочка, ну, не надо, – умоляла она, отбиваясь от многочисленных попыток поцеловать её, – мне пора домой. Мама будет звонить, я и так задержалась. Пока дойдем, совсем стемнеет. Ты же джентльмен, ты завтра будешь жалеть об этом. Отведи меня домой, я замёрзла.
– Иди, если знаешь дорогу, я тебя не поведу, – демонстративно отходя от неё назад на пару шагов, прокричал Валерий.
Некоторое время они стояли друг против друга, в этом плохо освещенном дворе. Милана решительно пошла к выходу или к входу, теперь она уже не знала, как правильно назвать этот проём, но на пути, ухмыляясь, стоял её провожатый, широко раскинув руки, явно с намерением не пропустить её. «Давай, давай, топай ко мне!» – слова, произносимые его разбитыми и опухшими губами, звучали ещё более омерзительно.
Она могла бы попробовать пройти, но оказаться снова в его объятиях – не хотела. Ей пришлось отступить и оглянуться. Никого! Ни единой души во дворе. Но, обрадовало то, что во многих окнах горел свет. Это её немного приободрило, хотя она не знала, что делать. В очередной раз их взгляды встретились. Противостояние длилось несколько секунд. Он и она, стояли, не говоря ни слова, только взгляды, словно бур, сверлили друг друга. Милана, гоня прочь нехорошие предчувствия, нарушив молчание первой, уже более настойчиво просила: Ты же обещал, что проводишь меня. Я бы тогда ушла с девчатами. Что ж ты делаешь? Завёл, не знаю куда, а теперь в кусты? Нехорошо!
– Ты мне будешь говорить, что хорошо, а что плохо? – наступая на девушку, очень злобно проговорил Валерий.
Миля, не ожидая от него такого напора и негодования, испугавшись, попятилась назад, споткнулась о бордюр и провалилась в невесть откуда взявшийся сугроб. Приземлилась она мягко, не ударившись, но шапка слетела с её головы, платье и шуба оголили колени, тем самым, показывая то, что он вовсе не должен был видеть. Она лежала в сугробе некоторое время, такая беспомощная, одной рукой ища упавшую шапку, другой, нетерпеливо одергивая задравшиеся, так некстати, платье и шубу. Валерий сделал шаг вперед. И Миля предположила, что он одумался и поможет ей подняться. Её протянутая к нему рука просила, взывала о помощи. Она была абсолютно уверена, что он поможет ей. Но, вместо помощи, нагнувшись над ней и облокотившись на колено, он с усилием, еле-еле проговорил: – «Смотрите, какая недотрога. Фидали мы таких!» И снова она почувствовала этот тошнотворный запах!
– Валерочка, миленький, да что же такое с тобой случилось? Где тот добрый и приятный парень? Ты ведь не такой, я знаю, – чуть не плача, проговорила она вслух, самостоятельно пытаясь подняться из сугроба. Не без усилий ей удалось этот сделать. Отряхнувшись, она подняла глаза, и их взгляды опять встретились. Она всё еще думала, точно была уверена, что это его нелепая, дурацкая, неудачная шутка, что он сейчас, как прежде, улыбнётся, извинится и отведёт её домой. И еще, она надеялась на случайного прохожего, который бы сумел объяснить, где они находятся. Но, как назло, никого не было.
«Действительно, куда девался тот немного стеснительный, милый парень, которого я знала? – пронеслось в голове. – Вымер город, что ли?» – в сердцах, про себя подумала Милана.
Валера стоял, легонько притоптывая ногами, тёр руки. По всему было видно, что он продрог. Через некоторое время поднял воротник пальто и засунул руки в карманы. Затем, нащупав что-то в одном из карманов, медленно, немного демонстративно, вынул бутылку водки, открыл её и, запрокинув голову, жадно сделал несколько глотков. Потом ещё. И тут, не говоря ни слова, протянул бутылку Милане, предлагая ей тоже выпить. Девушка отшатнулась от него и поняла, откуда этот жутчайший запах и, наконец, осознала, что ей придётся самой выбираться из этой ситуации, из этого двора тоже.
– Не говори, не надо! Думаешь, не найду? Найду! Я сама найду дорогу. Сейчас пойду и спрошу! – уже разозлившись, крикнула она. Она решила, что бесполезно выходить из этого двора: она ведь всё равно не знает, куда идти, а здесь есть хоть минимальный, но шанс узнать у жильцов дорогу домой.
Милана решительно пошла по направлению к ближайшему подъезду. Боковым зрением видя, что Валерий пошел за ней, она прибавила скорости. Но он, догнав её, грубо взял за руку, останавливая, и слегка заплетающимся языком сказал: «Ты еще не поняла? Ты отсюда одна не выберешься! Хотя от твоего дома мы недалеко. Тебе никто не откроет дверь и не объяснит, как идти. Спорим? На бутылку водки! – После небольшой паузы, добавил: Надо было три брать. Одну мы распили в кафешке. Ха-ха!» – и тут он достаёт недопитую бутылку из кармана пальто и делает еще несколько глотков.
– Дура! Возомнила о себе, чёрт знает, чего! Да поспорили мы, кто будет первым, кто тебя поцелует. Вот и всё. Этот придурок всё испортил: полез обниматься-зажиматься. Но я ему всё объяснил, правда, он мне, – Валера тронул губу и провёл рукой возле глаза, – ответил хорошо. Ну, что не примешь за такую кралю, как ты? – подытожил он, протягивая ей бутылку, – Хлебни! Замёрзнешь! Не хочешь? А я допью…
Милана стояла, в течение нескольких секунд, как вкопанная, осмысливая сказанное.
– Как поспорили? Зачем вам это надо было? Почему я? – едва сдерживая слёзы, кричала оскорблённая девушка. Проговаривая всё это, она ошеломленная его признанием, приблизилась к нему. Он, воспользовавшись ситуацией, притянул к себе и более ласково сказал, обнимая: – Не бойся. Нравишься мне ты очень! Но, уж больно несговорчивая. Не такая, как все! Не-до-тро-га, одним словом. Тем ценнее будет поцелуй!
Очередная, неудавшаяся попытка поцеловать девушку разозлила его настолько, что он в сердцах было замахнулся рукой на неё, но, не удержавшись на скользком тротуаре, припорошенным снегом, потеряв равновесие, упал. И лёжа на спине, хохоча, проговорил: – Седьмая.
– Что такое-седьмая? Я – седьмая?
– Глупая. Попытка поцеловать тебя. Даю тебе слово – только один поцелуй, и ты через двадцать минут будешь дома. У тебя есть выбор! Я подожду, время терпит.
– Никаких поцелуев. А дорогу я сейчас же спрошу, – категорично заявила Милана.
– Давай, давай, – всё еще лёжа на снегу, говорил Валерий, – спорим!? Никто не откроет тебе двери. Ни-кто! И спрашивать бесполезно, – утверждал он. – Сразу видно, что ты ничего не понимаешь. Не твоя стихия – двор! А я – знаю. Все боятся! Все до одного! Воров, грабителей, кого угодно! Еще раз повторяю: всего один поцелуй! И домой, баиньки! Ну, решайся! – уже приподнявшись, уговаривал Валерий.
И, пока он поднимался, Миля подбежала к подъезду, отчаянно пытаясь открыть дверь. Она не открывалась. Девушка начала стучать: сначала кулаками, а потом ногами, в надежде, что шум привлечёт чьё-то внимание. Но тщетно. Валера же, стоял невдалеке, спокойно наблюдал за действиями девушки. Как ни странно, он даже не двинулся с места. Он был абсолютно уверен и знал наверняка, что никто не откроет дверь, ни, тем более, не объяснит ей дорогу.
– Ну, почему двери не открываются? Замка-то нет! – недоумевала Милана, стуча более ожесточенно. Ей-то откуда было знать, что ещё в те далёкие времена, в её родном городе, в рабочих спальных районах на входных дверях в подъездах были установлены потайные замки. У каждого жильца был свой индивидуальный ключ. Так жильцы спасались от разбоя и грабежа. А в её элитном доме, на центральной улице была парадная с консьержкой. Она думала, просто была уверена, что и здесь, в подъезде сидит какая-нибудь бабуля с телефоном. Самое главное войти в подъезд, а там ей помогут!
Так продолжалось минуты полторы. Руки болели и горели от ударов, ей стало жарко. Она расстегнула шубу и, несмотря на то, что очень устала, бросилась к другому подъезду, но не по тротуару, там стоял он, а под балконами. Не добежав несколько шагов до двери, она поняла, что и эта дверь тоже закрыта. Она металась, пытаясь в темноте определить, есть ли где-нибудь открытая входная дверь. Её взгляд молниеносно выхватывал то один подъезд, то другой. Валерий шел за ней неспешно, балансируя, чтобы не упасть, так как перед ним был довольно большой кусок дороги, залитый водой и уже успевший замёрзнуть. Видимо, дети решили сделать себе каток во дворе, и на ночь залили кусок земли.
– Ты к и-и-следующему подъезду и-и-и-иди, может, там дверь и-и-открыта, – наигранно любезничал он, явно издеваясь, подтрунивая над ней. Очередная порция водки, которую он, остановившись, допил, явно испортила ему произношение. Он говорил невнятно, немного растягивая слова, а, самое главное, он начал икать. Утробно, громко. Эхом разносилось его громогласное «и» в тишине двора. И если бы всё не было так трагично, то можно было бы посмеяться над ним, икающим. Но девушке было не до смеха. Она металась от одного подъезда к другому, но везде двери были закрыты.
Всё это время Милана мысленно ругала себя и сестру за непослушание, за идиотское желание быть взрослыми и самостоятельными. В данный момент, эти желания, казались ей очень даже детскими, а эта непозволительная глупость пойти отмечать день рождения в кафе – вообще дерзостью! И пойти туда с парнями, которых знаешь всего пару месяцев?! Совсем не серьёзно!
– «Дура, какая же я дура, – ругала она себя, – и ведь самое главное, что всё это организованно мною. – Мамочка, ну почему ты уехала? Маша, почему не настояла, не проявила характер, почему пошла на поводу двух несмышленышей? Да и Нелька! Старшая сестра называется. Позавидовала. Нашла чему! Я многое отдала бы, чтобы быть сейчас дома, как она».
Почти отчаявшись, она бросилась к последнему подъезду, думая, что если и он закрыт, то она начнёт просто пронзительно кричать, визжать, столько, сколько хватит сил.
– А можно слепить снежок и бросить его в окно, где есть свет, только надо бросить очень сильно, чтобы разбить стекло, тем самым, привлечь внимание жильцов – пронеслось в её голове.
Но на её счастье – эта, последняя из обследуемых дверей, была открыта. Она буквально ввалилась в дверной проём, и, повернувшись, увидела, как её мучитель, хотя и был пьян, молниеносно отреагировал на это, сорвался с места, и за какие-то доли секунды, добежал до двери: недаром он был спортсменом. Такой прыти от него она никак не ожидала и немного замешкалась, остолбенела, не успела закрыть за собою дверь, чтобы не впустить Валерия в парадное. Осознав, что он вслед за ней вошел в подъезд, она бросилась вверх по лестнице, торопливо подбегала к каждой двери, с ожесточением надавливая на звонки. Пара ногтей сломалась сразу же. И тут, почти за спиной, она услышала его тихий голос. С замиранием сердца, медленно оборачиваясь, всего в двух – трёх ступеньках от себя, она увидела его ухмыляющееся, совсем расплывшееся пьяное лицо.
– Звони, звони, – вкрадчиво, почти шепотом говорил он, облокотившись на перила, пытаясь отдышаться. Девушка, не дожидаясь, пока он поднимется на площадку, бросается на второй этаж. Но и там все её попытки были безрезультатными. Она буквально ползком, взбирается на площадку третьего этажа. И всё это время слышит его завораживающий, тихий голос: «Никто не откроет. Ник-то! Сколько раз можно повторять! Вот неверующая!» – эхом разносилось по подъезду. До площадки четвёртого этажа она почти ползла на четвереньках, окончательно выбившись из сил. Шуба давно была сброшена, её новое платье было всё в пятнах, и оно порвалось: видимо, она зацепила подолом за край перила, дырки на чулках коварно расползались, на правой ноге чулок спустился к сапогу, оголив колено, но она не обращала на это внимания. А какими были грязными руки и лицо – она и не подозревала.
– Фу, какая же ты! Видела б ты себя! Краля! Поверь, мне не нужен уже твой поцелуй! Нет, нет, нет, не хочу тебя такую целовать! Видела бы ты себя! Просто хочу доказать тебе, что я прав: никто не откроет тебе дверь, хоть кричи.
И тут она понимает, что она еще ни разу не крикнула.
– По-мо-ги-те! – эхом разнеслось по подъезду.
А он стоял несколькими ступеньками ниже и хохотал нагло, надменно. Её мучитель даже присел на ступеньки, держась за живот, всем этим показывая, как же она его развеселила. Он был стопроцентно уверен в том, что говорил.
Вдруг зазвенела цепочка, заскрипела одна из дверей. Он, всё еще сидя на ступеньках, но перестав смеяться, вытянул голову, с интересом смотрел что, дальше произойдет. Такого действия в его сценарии не предусматривалось. За осторожно приоткрывающейся дверью, чей-то старческий, с надрывом голос фальцетом прокричал: «Уходите, хулиганы! Сейчас милицию вызову! Спать не дают!»
Миля встрепенулась, воодушевленная и верящая, что ей, наконец-то, могут помочь. Она, собрав силы, подскочила к этой двери, но перед самым её носом, дверь захлопнулась.
– Вызовите, пожалуйста, милицию! – кричала она. – Мне нужна помощь!
Слезы брызнули из её глаз, она просто задохнулась от негодования. Откуда взялись силы так колотить в дверь, она не знала. Она била в дверь ногами, кулаками, многократно вдавливала звонок, пытаясь извлечь из него хоть какой-либо звук. Он не работал. Но и за дверью тоже была тишина. Она подумала, что всё ей почудилось, и никто дверь не открывал, и ничего не произносил. Звуковая галлюцинация, да и только.
Валерий, от нового приступа хохота, просто лежал на полу, скатившись со ступенек.
Миля, опираясь на перила, начала подъём на пятый этаж.
– Иди, иди! – неслось ей вдогонку, – я сейчас отдохну минутку и за тобой, девочка моя! Дальше ведь некуда, разве что на крышу!
Крича, отчаянно взбираясь по ступенькам, помогая себе руками, она добралась до последней лестничной площадки, абсолютно выбившись из сил. Её сердце трепетало, готовое вырваться из груди; у неё, от непрерывного крика, пересохло во рту. Она попробовала крикнуть ещё раз, собрала все силы, но кроме истошного стона ничего не получилось. И хотя, как она понимала, у неё не было никакой надежды, она всё же с остервенением, машинально надавливала на дверные звонки. Вдруг всё же кто-нибудь ей да поможет!
Он же поднимался вслед за ней медленно, обессилев от выпитого, шатаясь, еле-еле переставляя ноги, держась за перила. Она металась по маленькой площадке от одной двери к другой, истошно мыча, по нескольку раз долго звонила, но безрезультатно. А он всё медленно, но приближался. Милана пятясь, начала отступать к одной из дверей, самой дальней. Еще пять ступенек, и он поднимется на площадку. Прижавшись спиной к двери, она думала, что здесь примет последний бой. Она будет защищаться до последнего вздоха, пока есть силы.
И – о чудо! Она почувствовала, что дверь поддалась, открылась. И она буквально ввалилась в квартиру, падая на спину, но на этот раз, успевая толкнуть, а затем закрыть дверь ногами. Она слышала отчётливый щелчок, говорящий, что дверь закрыта.
– Господи! Я успела, я успела! Закрыла. …Получи свой… поцелуй! – шептала она в изнеможении, облизывая сухие губы.
Она лежала на полу, упершись ногами в дверь, боясь пошевельнуться, не веря до последнего момента, что она смогла это сделать. Она прислушивалась, затаив дыхание, пыталась предположить, что происходит там, с другой стороны двери. Полная тишина! Ни звука! Она всё еще упиралась ногами в дверь некоторое время, на тот случай, если вдруг, по какой-либо причине, она не закрылась. И тут Милана увидела свои окровавленные колени, порванные шелковые чулки, которые она надела без спроса, порывшись в мамином комоде, посмотрела на грязные, с содранной кожей и поломанными ногтями пальцы. Кольца не было.
– Потеряла. Этого только не хватало! – с досадой констатировала она.
Отдышавшись, буквально через несколько секунд, она осознаёт, что в квартире, куда она ввалилась, тоже стоит тишина. Ни звука за ней. Холод пробежал по её спине. Она пытается сесть и медленно поворачивается, прикрывая колени подолом платья, чтобы произнести слова благодарности своим спасителям, и, …о Боже, видит перед собой молодого парня.
Он стоял растрёпанный и сонный, зевая и потирая глаза. Видимо, он только что проснулся. На нем была майка и синие семейные трусы. Истошный, душераздирающий крик вырвался из груди девушки, и она потеряла сознание.
Очнулась Милана от запаха нашатыря. Открыв глаза, она увидела, того же парня, склонившегося над ней и водившего ваткой вокруг её носа, но на нём уже был надет халат. Она готова была снова закричать, уже набрала воздух в лёгкие, но он опередил её на доли секунды, отойдя на несколько шагов назад, и сказал, что он ничего плохого ей не сделает, наоборот, он готов ей помочь: вызвать милицию или проводить домой.
– Телефон?… У вас есть телефон? – прошептала она, приподнимаясь и стараясь сесть на колени.
– Откуда? Какой телефон! А что ты хотела? У соседей есть, но они сейчас не откроют. А который час? – сам себе задал вопрос молодой человек, проходя на кухню, видимо соображая, что уже слишком поздно, чтобы идти к соседям, – о, уже полночь, – буркнул он.
– Полночь? Ужас. Что будет!?.. – схватилась за голову девушка.
– Давай, успокойся. Я сейчас оденусь, и отведу тебя, куда скажешь: домой или в милицию. Я слышал, как ты кричала. …Ты чего так кричала? Разбудила меня, а мне завтра на учёбу, вернее уже сегодня! – потягиваясь и зевая, проговорил он.
Милана вернулась домой почти под утро.
Мама, бросив дела, ночным рейсом вернулась в город.
Были слёзы, объятия. Много разных чувств она испытала в этот вечер: отчаяние, разочарование, безысходность, страх, стыд и бесконечную благодарность своему спасителю.
Чтобы эти двое молодых людей встретились – нужен был этот день совершеннолетия, с его безумным, невероятным, почти сумасшедшим празднованием. Если бы ни цепочка выстроенных в ряд неординарных, просто невообразимых, ошеломляющих воображение событий, Милана ни за что и никогда бы не встретилась в многомиллионном, кипящем невероятными страстями городе со своей «половинкой». Все дальнейшие события привели её прямо к его двери, которую ему нужно было только открыть.
Её спаситель был студентом медицинского института. Позднее она вышла за него замуж, и в её день рождения он всегда дарил ей какое-нибудь жемчужное украшение.
По совету врача
Обычно читатель домысливает конец истории уже на десятой-двенадцатой строке повествования, как утверждают текстологи. Но сейчас наш дорогой читатель столкнётся с тем, что …несколько раз ошибется в главном герое. Может, это блондинка-медсестра? её несимпатичная тёзка? стоматолог? старик-хирург? один из пациентов? инспектор ГИБДД или автослесарь? Скорее, это вовсе и не … Не торопись, читатель, договорились?
Часть 1
– Ну, что, я пойду? – прошептала Леночка своему седовласому шефу. Молоденькая медсестра, она работала уже второй год в этой больнице после медколледжа. Натуральная блондинка, с пышной грудью, она была настолько мила, что все врачи и медбратья называли её ласково – только Леночка – и с вожделением провожали взглядом, когда она проходила мимо. Каждый из них старался привлечь её внимание то вопросом, то репликой. Она знала себе цену, несла свою красоту с достоинством, со всеми была ровной, обходительной.
Она, ожидая ответа, продолжала заискивающие вглядываться в глаза Валентина Ивановича, шестидесятилетнего врача, хирурга по профессии, но совмещающего еще две другие специальности: проктолога и уролога.
– Еще минут десять; если никто не придет, тогда собирайся, – тихо сказал Валентин Иванович, не глядя на неё, при этом поправил непослушные, всегда спускающиеся на самый кончик его большого носа очки. Он сидел, не шелохнувшись уже минуты две, уставившись в одну точку. Она всегда боялась его такого: он вроде бы и отвечал на вопросы, был здесь, в помещении, а взгляд был неземной, странный, отрешенный. Его сознание было по ту сторону, где-то в неведомых далях. Знала бы она, о чём он сейчас думал! Нет, не о ней, дорогой читатель! А о своей старой…машине. Ему так хотелось, хотя бы на старость лет поездить на иномарке: почувствовать комфорт, ощутить заботу кондиционера, слиться с креслом, несясь по шоссе на большой скорости… Но надо было младшего доучивать, старшему сыну помогать выплачивать ипотеку. Было не до машины.
Недавно он прошел переквалификацию, чему был несказанно рад. Как хирург он был талантлив и опытен, мудр и хладнокровен. Но он многое стал забывать, просто оказывался невнимателен и проигрывал, без обиды признавал, что молодёжь уже крепче и амбициознее, чем он. Его главным козырем была практика. Еще бы работать и работать. Но молодые, только что закончившие институты парни, «крепыши-гололобыши», как он их называл (из-за их причесок, вернее, из-за их отсутствия), дышали ему в спину. Иные шли по головам, обгоняя его не только в мелочах работы, но и на своих скоростных, шустрых, очень красивых и дорогих машинах.