– Почему же ты тогда не пришёл ко мне?
– Я не мог. Я думал, что не имею права на это. Первые десять лет я ждал тебя, а потом сдался. Я не мог позволить, чтобы мой род прервался.
– Ты любишь её?
– Нет. Но я очень благодарен ей за наших детей.
– Я не сомневаюсь, что ты замечательный отец.
– А ты? Почему ты одна? Все эти годы одна?
– Наверное, я однолюб.
– Прости, что сломал тебе жизнь.
– Жизнь себе я сломала сама.
– А почему ты так и не пришла ко мне? Хотя нет, не отвечай. Я знаю, слишком гордая, слишком упрямая…
– Слишком дура, – всхлипнула Биатрис.
– Мы с тобой оба дураки, потратившие свою жизнь неизвестно на что.
Она слышала, как дрожит его голос и чувствовала, как дрожат руки.
– Это точно, – сквозь слёзы усмехнулась она, а потом медленно развернулась в его руках, подняла полные слёз глаза и прошептала:
– Спасибо. И прости, что сегодня я всё-таки заставила тебя отступить от своих принципов.
– Не льсти себе, – грустно усмехнулся Девид, – Я уже давным-давно отступил от них. Только никому не рассказывай, особенно моим подчинённым. Я прожил достаточно долгую жизнь, и она научила меня, что глупо делить всё на чёрное и белое. И этот урок я усвоил, заплатив слишком дорогую цену.
Он наклонился, прислонившись своим лбом к её и закрыв глаза, прошептал:
– Если бы я мог. Если бы я только мог, но разрушить будущее своих детей я не имею права, а на роль любовницы ты не согласишься. Я слишком хорошо тебя знаю.
– Хозяйка борделя и губернатор, – плача прошептала она в ответ, – это за гранью добра и зла даже для нашего сумасбродного города.
Биатрис отстранилась и глядя на него, нежно провела пальцами по его скуле и выдохнула:
– Прости меня, Девид, прости за всё… и отпусти… слишком больно и… слишком поздно… – и неожиданно прижалась к его губам. И когда он ответил, сжимая её в своих объятиях, их обоих захватил нежный, медленный, чувственный и невыносимый поцелуй, заставивший сгорать их сердца на только их личном, построенном собственными руками пепелище, заставляя их сердца одновременно умирать и возрождаться, молить о прощении и прощать. Почувствовав, что её душа умирает, Биатрис в отчаянии отстранилась, расцепила всё ещё обнимавшие её руки, отступила на шаг и быстро сказала:
– Прощай, Девид, и береги себя. Спасибо за всё, – после чего развернулась и всё также с прямой спиной вышла в коридор. Сделала несколько шагов и пошатнулась, опёршись о стену.
Минуту назад Биатрис попрощалась со своим прошлым. Теперь она точно знала, что навсегда. Поставила точку в этом бесконечном адском марафоне. Но и будущего у неё не было. Казалось бы, что сегодняшний бесконечный и невыносимый день смог убедить её, что она спасает свою семью. Но кого она обманывает? Нет у неё никакой семьи. Скажут ей спасибо и исчезнут из её жизни навсегда. «А чего я хотела? Кому я нужна? Всё, что я сейчас имею, дело моих рук, только моих. А раз я упрямая дура, то и нечего сейчас сопли распускать. Жалеть всё равно некому».
Она расправила плечи и шагнула в приёмную. И когда всё также потеющий и румяный секретарь, не поднимая глаз, протянул ей бумагу, она нагнулась и прошептала ему на ухо:
– Всё, я ухожу. Приятно было пообщаться. И приходите к нам, девочки будут рады Вам, – и тут же растворилась за дверью.
Секретарь снова плюхнулся на стул. И ещё долго помощник губернатора медленно умирал от страха и любопытства: Зачем Бетси приходила к губернатору? И не взболтнула ли она ему чего лишнего про него? А когда он спустя время увидел губернатора бледного, с дрожащими руками, невпопад отвечавшего на его вопросы, он и вовсе впал в предобморочное состояние. Таким он его никогда ещё не видел, хотя служил при нём лет десять, не меньше.
Глава 13
Эбби держалась из последних сил. Болезнь еще до конца не отступила и к тому же девушка стала ощущать, что ждёт ребёнка. Как бы она себя ни уговаривала, но с трудом могла смотреть на еду.
После того, как ушла тётка, Эбби стало казаться, что время остановилось. Поначалу сердце её выскакивало из груди от волнения, а дыхание сбилось, но спустя время она впала в какое-то оцепенение, боясь впустить в своё сердце надежду и окончательно поверить в возможность его спасения. Ей казалось, что если она сейчас поверит и ничего не получится, то сердце её уже не выдержит. Она сидела в экипаже, не шевелясь, боясь лишний раз моргнуть.
Адлард всё это время топтался поблизости, бросая исподлобья на барышню тоскливые взгляды. Наконец не выдержав, он подошёл к ней.
– Мисс Эбби, ну не изводите Вы себя так. Бледная вон вся как полотно, – и увидев, как она поёжилась из-за сырости, быстро достал плащ и накинув ей на плечи, сказал:
– Давайте-ка забирайтесь поглубже в экипаж и отдохните немного.
Эбби отрицательно покачала головой.
– Я вот никак не пойму, Вы хотите родить этого ребёнка или нет? Он и так бедный настрадался, – Адлард уже понял, что единственное, чем можно было пронять эту упрямую взбалмошную девчонку, это жизнь и здоровье ребёнка, поэтому при случае успешно этим пользовался, тем самым значительно облегчая себе жизнь. Эбби распахнула голубые глаза и замерла в нерешительности.
– Я буду следить, и, если что, сразу скажу.
Эбби кивнула и скрылась в глубине экипажа. Она устало откинула голову на подголовник и закрыла глаза. «Сейчас всего секундочку, только отдышусь», – и тут же незаметно для себя отключилась. Поэтому, когда спустя время, она почувствовала, как кто-то осторожно тряс её за плечо, и открыла глаза, она не сразу сообразила, где находится. А когда сориентировалась, то уставилась на Адларда в немом вопросе. Тот молча показал головой в сторону окна и вылез из экипажа. Эбби кинулась к окну и увидела Бетси, которая вышла из здания и усталой походкой направилась в их сторону. Девушка мгновенно выскочила на улицу и замерла, не отрывая глаз от тётки и пытаясь прочитать хотя бы что-то по её лицу. Но, то ли та умело скрывала свои эмоции, то ли причиной было волнение, которое накрыло девушку с головой, она так и не смогла ничего рассмотреть. И когда Бетси подошла к ним вплотную, она отступила на шаг и ухватилась за дверцу экипажа. Тётка молча наградила её своим фирменным взглядом. Девушка хорошо знала его, она всегда смотрела на неё так, когда злилась или хотела скрыть свои эмоции. Эбби с мольбой уставилась на неё. Не выдержав этого молящего взгляда, Бетси вспылила:
– Да не смотри ты на меня как на Миссию.
Преданный бугай, который всё это время топтался у своего экипажа, молча накинул хозяйке на плечи тёплый плащ. Поплотнее укутавшись в него Бетси протянула бумажный свиток:
– Держи. Иди, спасай уже своего ненаглядного.
Девушка побледнела и её повело в сторону. Верный Адлард тут же подхватил её, еле стоящую на ногах.
– Так, так… Не вздумай сейчас умирать, а то все мои старания пойдут прахом.
Бетси еле заметно повела плечом. Охранник тут же приблизился к ней.
– Возьми в экипаже один мешок с монетами и отнеси в приёмную к секретарю. Такой плешивый, с красной мордой. Да ты его сразу узнаешь. Хватит барону и столько, а вам деньги, думаю, ещё пригодятся, да и слишком тяжело они достаются моим девочкам, чтобы разбрасываться ими. А? – она вопросительно кивнула в сторону ничего не понимающей девушки. Та молча смотрела на неё полными слёз глазами. Охранник тут же ретировался. Бетси сначала с тоской молча оглядела Эбби, которую по-прежнему поддерживал Адлард, а потом переведя взгляд и скептически посмотрев на слугу, сказала:
– Ну с этим никто и разговаривать не будет… Господи, да за что мне это всё? – она подняла глаза к небу, – Этот день когда-нибудь закончится? Где твоего хозяина носит? Пускай сам с ними возится… Ну что застыли? Ты, веди её в мой экипаж, – она ткнула в Адларда пальцем. Тот замер в нерешительности.
– Ну и долго будем стоять? Мы едем вызволять вашего Уэлби или оставим его гнить в тюрьме?
Адлард первым вышел из оцепенения и строго сказал:
– Мисс Эбби поедет в нашем экипаже. Я отвечаю за неё головой перед хозяином.
– Мисс Эбби, – она сделала язвительное ударение на этом непривычном для неё обращении, – поедет в моём экипаже, или я уезжаю. И не надо испытывать моё терпение. Я не собираюсь целый день разъезжать по городу на десяти экипажах. И так слухи теперь полгода ходить будут. Тогда можете ехать сами, но никто не даст вам гарантии, что пока вы будете пробиваться к начальнику тюрьмы, вашего «героя» не отправят тем временем на каторгу, и тогда уже никакие помилования не помогут.
Эбби тут же рванулась в сторону тёткиного экипажа.
– А я смотрю, ты начала быстрее соображать. Давай-ка, пожалуй, это побудет пока у меня, – она взяла из дрожащих рук девушки свиток, – что-то ты совсем расклеилась.
Адлард бубня себе под нос что-то типа «вот же стерва», сопроводил Эбби в другой экипаж и уже собрался бежать к своему, как был пойман за лацкан камзола цепкой женской рукой.
– А вот за нами ехать не надо. Чем меньше шума, тем лучше. Не нужно привлекать к нашему делу внимание всего города, слишком уж у нас заметные экипажи, тем более вместе, – и увидев решительный настрой слуги, уверенно добавила, – Езжай домой, мы сами справимся. Там, наверное, твой доктор уже все волосы себе повыдёргивал на макушке. Пустит ещё с перепугу кровь кому-нибудь не тому, а у меня бумажка только одна, – она потрясла перед его носом свитком, – Расскажешь Джастину что к чему, а там уж сами решите, что делать дальше.
Адлард бросил обеспокоенный взгляд в сторону чужого экипажа.
– Да что с ней случится? Не съем я её. Выжила же она у меня как-то девятнадцать лет. Это у вас она то болеет, то умирает.
– Да ты не женщина, а какой-то главарь разбойников, – не выдержал слуга.
– Эй, ты что мне тыкаешь? Мои предки между прочим в родстве с королем. В дальнем, правда, – она усмехнулась, – Жить надоело?
Сзади подтянулся вернувшийся охранник и угрожающе шагнул в сторону слуги.
– Тише. Не трогай его, пускай живёт, – снова усмехнулась Бетси, – ещё пригодится. Как же наш дорогой Джастин останется без няньки? – а потом строго подытожила, – Так, всё давайте разъезжаться. И так торчим тут уже полдня на виду у всех, как бельмо на глазу, – и быстро нырнула в экипаж.
Как только экипаж тронулся, Бетси устало откинулась на спинку сиденья. «Боже, как же я устала. Быстрее бы всё это уже закончилось. А что потом? Заставили меня почувствовать себя кому-то нужной, а потом снова поставят на место».
Эбби видела, как дрожат её руки, и подняв на неё глаза, тихо спросила:
– Как?
– Какая разница, – устало ответила Бетси.
Эбби раньше никогда не видела её такой, настоящей и открытой, без напускного цинизма и желчи. Откуда-то из складок своего платья Бетси выудила миниатюрную фляжку.
– Спасибо. Я даже не знаю, как тебя благодарить.
– Ну только не начинай. Ты же знаешь, как я ненавижу все эти сопли, – дав себе слабину, она снова стала сама собой. – И вообще, мы его ещё не вытащили. Будешь? – она протянула девушке фляжку. Та отрицательно покачала головой.
– Ну как знаешь, – и сделав сама пару глотков, спрятала фляжку и бросила быстрый взгляд на Эбби, – Эй, что-то ты совсем зелёная. Если плохо, скажи, остановимся, а то потом убирай тут за тобой.
– Всё нормально.
– Ну тогда дыши ровно и водички там вон попей, а то супруг не признает, – а потом неожиданно развернулась к ней, – Всё, выдохни. Если бы ты только знала, как ему повезло. Кто бы рассказал мне раньше, никогда бы не поверила, – а потом легонько толкнула Эбби плечом, – Да не трясись ты. Теперь мы его точно вытащим, даже если придётся разобрать эту чёртову тюрьму по кирпичу.
Эбби смотрела на неё во все глаза, как на нового, незнакомого ей человека, и не в силах больше сдерживать свои эмоции, она кинулась в объятия к тётке, уткнулась ей в шею и разрыдалась. Бетси опешила от таких бурных проявлений чувств.
– Спасибо. Спасибо. Я знаю, что это для тебя… что тебе стоило…
Бетси так и замерла с поднятыми руками, а потом поколебавшись, как-то неуклюже и неуверенно приобняла девушку и еле касаясь успокаивающе похлопала её по спине.
– Всё-то ты знаешь. А раз знаешь, то и помалкивай. Кто старое помянет, тому и… ну ты поняла меня, – и как-то неуклюже смутившись, скомкано сказала, – Ну хватит уже, успокаивайся давай. Мальчик твой там и так натерпелся.
Бетси была сбита с толку тем, как просто это было, обнять и пожалеть её, и ни один кусок при этом от неё самой не отвалился. Но было поздно. Как ей сейчас казалось, для всего хорошего в её жизни было уже слишком поздно. И винить в этом кроме себя было некого.
«Проклятый алкоголь. Всего два глотка, а глаза уже на мокром месте. Пить мне совсем нельзя», – она украдкой смахнула слезу.
***
Такого физического и морального штурма тюрьма не испытывала, казалось, с момента её постройки. За несколько минут Бетси умудрилась убедить начальника тюрьмы, что он не только держит в клетке невиновных людей, но и что гореть ему за это в аду. Но куда больше его напугало заявление Бетси о том, что если он немедленно не отпустит Уэлби, двери её «благословенного» дома будут для него закрыты навсегда. При этом она тыкала ему в физиономию бумагой, подписанной самим губернатором.
«Надо, так надо. Мне-то что? Одним больше, одним меньше. Да и этот Уэлби мне уже осточертел. Половина города сюда прётся. Сначала доктор за грудки тряс, теперь эта «благословенная» тычет бумагой в лоб. Мне уже порядком надоел весь этот цирк. Пусть забирают этого полоумного, такого же, как и они, и проваливают отсюда все вместе к чертям».
Но распоряжение выпустить этого счастливчика он отдал только тогда, когда выпроводил эту неугомонную Бетси на улицу, ждать там, и получил от неё клятвенное заверение, что его по-прежнему будут пускать в её бордель.
А в это время Двейн сидел на полу, устало прислонившись спиной к холодной стене и глядел пустым взглядом перед собой. «Почему за ним никто не приходит?» Он был плохо осведомлён, как это всё должно происходить, но в чём был точно уверен, что кормить его неделями тут никто не будет. Судьба его предрешена. Зачитают решение судьи, закуют в кандалы и вперёд, – Двейн устало потёр запястья, – «Вот уж не думал, что буду ждать, когда меня закуют в кандалы». С одной стороны, сердце его рвалось на части от того, что его Эбби была всё ещё здесь, совсем рядом с ним, а с другой, обезболивающее, которое оставил доктор, кончилось, и рёбра болели нещадно. Поэтому лишний день, чтобы отлежаться и не умереть по дороге, ему бы точно не помешал.
Из невесёлых мыслей его выдернула трижды проклятая ржавая щеколда. Она ему теперь всю жизнь будет снится по ночам. Увидев входящего тюремщика, в голове Двейна пронеслось: «Как говорится, не успел подумать».
– Вставай, чего расселся? Ещё бы разлёгся. Сидят отдыхают, а тут весь зад уже с утра в мыле.
Двейн медленно поднялся по стене.
– Слышишь, хромой, давай двигай на выход.
Парень растеряно замер.
– Зачем? А кандалы?
– Иди, говорю на выход. Много вопросов задаёшь.
Двейн непонимающе оглядывался. «Что они задумали?»
– Нашли дурака? – как можно спокойнее сказал он, – Я сейчас за порог переступлю, а вы меня до смерти забьёте, сказав, что при попытке побега.
– Да ты правда дурак, – тюремщик подошёл к нему вплотную, – Зачем усложнять? Мы тебя если надо, и в камере прибьём, делов-то.
Он был прав и Двейн уже ничего не понимал.
– Проваливай. Отпускают тебя. Совсем, – он потряс перед носом парня пальцем, – За всё время, что я тут стерегу, на моей памяти такого не было, но это факт. Слух прошёл, что бумага пришла с печатью губернатора о твоём помиловании. Ты оказывается, у нас птица важная, так что прости, если мы тебя помяли. Ты зла-то на нас не держи. Сам виноват, – он похлопал парня по плечу.
– Ничего не понимаю. Ерунда какая-то. Может меня перепутали с кем? Откуда вообще обо мне губернатор узнал?
– А я почём знаю. Проваливай, пока отпускают. И сходи свечку поставь всем святым. На моей памяти отсюда два выхода всегда было: или на каторгу, или в могилу. Считай, второй раз родился.
Двейн по-прежнему стоял на месте, пытаясь хотя бы что-то понять, но в голову ничего не шло.
– Слушай, давай я тебя отсюда выведу, а ты там стой потом хоть весь день. Некогда мне.
– Ну скажи хотя бы кто бумагу-то привёз? Доктор?
– Ага, доктор, – хохотнул охранник, – Бетси, собственной персоной и привезла. Знаешь такую? А теперь стоит во дворе, тебя дожидается.
Глаза Двейна стали в пол-лица. Расценив это по-своему, тюремщик охотно продолжил:
– Ну что пялишься-то? Ну есть там у тебя мамка, сестра или жена? Кто там за тебя мог похлопотать? Знатно кого-то твоя девочка уважила, что аж сам губернатор бумагу подписал. Бетси она толк в сладких девочках знает. Только вот ума не дам, что там у твоей такого должно быть, чтобы тебя отсюда вытащить?
Кровь мгновенно ударила парню в лицо, и он схватил охранника за грудки.
– Да ты что? Ополоумел что ли от радости? – охранник с силой оттолкнул его.
Удар пришёлся по многострадальным рёбрам, от чего Двейна согнуло пополам, а в глазах потемнело. Увидев это, охранник прорычал:
– Эй, слышишь ты, дурень, подыхать будешь на улице, мне тут мертвяки не нужны.
И рывком потянул плохо соображавшего от боли парня к выходу и вытолкнул его в коридор.
– Тащат сюда всякий сброд, а мне потом тягай их на себе.
Двейн практически повис на стене. Воздуха не хватало, он никак не мог сделать полный вдох, от чего голова мгновенно поплыла. И дело было даже не в рёбрах, вернее не только в них. Боль, отчаяние, злость – всё это обрушилось на него лавиной, накрыло с головой, лишая последних сил и рассудка. Он почувствовал, как на глазах выступили предательские слёзы. Остатки сил ушли на то, чтобы сдержать их. И ощутив настойчивый толчок в спину, парень двинулся вперёд по коридору, цепляясь за стену. В голове отчаянно стучало: «Зачем? Как она могла? Зачем пошла к ней, и что та потребовала взамен? На что она пошла? Что пообещала? Что отдала? Чем расплатилась за его свободу?» Слёзы обиды и отчаяния душили его, не давая дышать. «А доктор? Как он разрешил ей? Как позволил? Он же обещал?» – Двейн простонал и сжал зубы.
Эта дорога по тёмному, сырому, вонючему коридору показалась ему бесконечной. Цепляясь за стену и прыгая практически на одной ноге, он упрямо двигался вперёд, и как ему сейчас казалось, это была дорога на его личный эшафот, на котором придёт конец всем его надеждам и мечтам. И когда он наконец переступил порог тюрьмы, то мгновенно задохнулся от свежего воздуха, а глаза, уже привыкшие за эти дни к полумраку, теперь никак не могли привыкнуть к свету, до боли и слёз. Парень потерялся в пространстве, не понимая, куда ему идти дальше. И тут услышав сзади отборные ругательства, почувствовал, как его грубо схватили за плечо и поволокли к воротам.
– Давай, двигай ногами. Посмотри, какие девочки тебя дожидаются. Эх, я бы не отказался провести с ними вечерок, – и с силой выпихнув его в открытую дверь, пробурчал, – Почему дуракам всегда везёт?
Двейна трясло, а глаза всё никак не могли привыкнуть к свету. Нещадно болели рёбра и поэтому, когда к нему на шею кинулась Эбби, парень еле устоял на ногах, с размаху прижавшись спиной к забору. Он сразу понял, кто кинулся к нему в объятия. Свою любимую девочку он ни с кем не перепутает.
Измученная Эбби не могла поверить, что Двейн стоял перед ней. Она рыдала в голос, уткнувшись ему в грудь, а потом отстранилась, и не переставая плакать, нежно гладила его по лицу, волосам, рукам.
– Вей, любимый, это и правда ты? – сквозь рыдания шептала она, – Это сон. Я не могу поверить.
А потом она принялась нежно целовать все те места, которых только что касалась.
– Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя… – без остановки шептала она как заведённая.
Двейн задохнулся от эмоций. Всё, казалось, что за воротами тюрьмы его последние силы кончились. И он тоже разрыдался, уже не в силах сдерживаться. Он крепко прижимал Эбби к себе, и плакал, уткнувшись ей в макушку, а спустя время нагнулся и со стоном зашептал ей на ухо:
– Дурочка, какая же ты дурочка. Зачем? Зачем ты пошла на это? Глупенькая, что ты пообещала взамен, чем пожертвовала? Я же, – он плакал, – Я же не смогу жить, зная, что ради меня ты…
Эбби не дала ему договорить, приложив ладошку к губам, а потом глядя ему в глаза, быстро сбивчиво зашептала в ответ, всхлипывая:
– Я ничего… я была готова на всё… чтобы тебя… Я не могу без тебя жить, дышать не могу… я просила, умоляла… я всё предлагала… но она так без всего… помогла…
Двейн непонимающе смотрел на неё полными слёз глазами. Эбби почувствовала, как напряглось его тело и в отчаянии зашептала, уткнувшись ему в шею:
– Все эти дни я думала, что лучше бы ты не встречал меня. Я принесла тебе только страдания и боль, загубила твою жизнь. А потом я поняла, что я теперь не выживу без тебя, не выживу.
Эбби в отчаянии поняла, что не сможет сейчас ему всё объяснить, как они смогли вытащить его, про Бетси, как и почему она. Она с испугом смотрела на него.
– Ты мне не поверишь сейчас, но был один шанс на миллион, чтобы спасти тебя, только один, и Бетси, она… – девушка бессильно разрыдалась.
Двейн уже ничего не понимал, он как пьяный еле стоял на ногах.
Бетси всё это время стояла в стороне у экипажа. Сказать, что она чувствовала себя неловко, это ничего не сказать. Неловкость? Она уже и забыла, что это такое. Развернуться и уехать сейчас она не могла, видя, что они оба еле стоят на ногах. Но куда она могла их отвезти? К себе в бордель? Вряд ли они согласятся, да и возится с ними она не собиралась. Внутренний голос подсказывал ей, что совсем скоро сюда должен примчаться знакомый всем доктор.
«Вот пусть Джастин с ними и нянчится. Развели тут детские сопли, аж тошно», – Бетси старалась на них не смотреть, нервно притоптывая маленькой ножкой и кутаясь в плащ от сырости. И только охранник, всё это время бестолково нарезавший круги вокруг экипажа, с удивлением увидел набежавшие на глаза хозяйки слёзы, которые она отчаянно хотела скрыть. На мгновение он застыл от увиденного, но тут же почувствовав на себе строгий испепеляющий взгляд, отпрыгнул в сторону.
Биатрис старалась не слушать о чём они говорят. Она понимала, что это слишком личное, но обрывки фраз всё равно до неё долетали. Надолго её, как всегда, не хватило, и резко развернувшись и сделав пару шагов в их сторону, она с раздражением выпалила:
– Господи, да не трогал её никто. Кому она нужна с пузом-то? – а потом поймав на себе ошарашенный взгляд парня, быстро добавила, – и денег с неё никто не брал, а наоборот ещё и свои отдала, между прочим заработанные, – последние слова она пробурчала себе под нос, а потом развернулась и быстро отошла в сторону к экипажу.
Двейн устало закрыл глаза. Он ничего не понимал, но почему-то сейчас поверил Бетси. С его Эбби всё в порядке. Всё, что сейчас происходило было похоже на сон, и парень всё никак не мог поверить в происходящее, наконец выдохнуть и хотя бы немного расслабиться. Так не бывает. Он уже отчаялся и смирился со своей участью. И тут? Никто никогда не делал ради него ничего подобного. Всегда один против всего мира, против судьбы, против всех. Никогда ни у кого он не просил помощи, даже не надеялся на неё. А теперь… Сначала доктор помог им, а теперь Бетси? Как? Почему? За что? Двейну показалось, что он сходит с ума. Сейчас он был не способен во всём этом разобраться. Потом, всё потом. А сейчас до него всё-таки начало доходить, что всё это происходит наяву, что он свободен, что держит сейчас в своих руках любовь и смысл своей жизни.
Двейн осторожно поднял её голову за подбородок и страстно приник к её губам. Этот долгий, страстный, требовательный поцелуй давал ему сейчас возможность поверить в то, что всё происходящее – это реальность, и что он не проснётся со стоном разочарования. Эбби еле держалась на ногах. Ощущение его близости и тепла переполняли её душу счастьем. От этого чувства у неё перехватило дыхание и казалось, что сердце вот-вот остановится. А от его страстного и требовательного поцелуя голова её поплыла окончательно, и чтобы не упасть, Эбби крепче неосознанно обхватила его, теснее прижимаясь к нему. Застигнутый врасплох, Двейн простонал от резкой боли, полоснувшей огнём по рёбрам, непроизвольно прижав руку к груди. Эбби мгновенно отстранилась, со страхом заглядывая ему в глаза, и увидев, как он побледнел, еле слышно дрожащим голосом прошептал:
– Прости, милый, прости. Тебе больно? – она коснулась его дрожащими пальцами, не отрывая испуганно взгляда от его лица.
Устыдившись своей минутной слабости, Двейн обнял её, снова прижимая к себе, и попытался отшутиться:
– Всё в порядке. Это от волнения. Я просто так давно не обнимал тебя, – он уткнулся ей в макушку, утопая в любимом, родном аромате её волос. На его глаза снова навернулись слёзы. Все эти дни это снилось ему по ночам, лишая рассудка и выжигая душу дотла, а сейчас всё это стало реальностью. Он чувствовал, как его девочка всё ещё дрожит всем телом, слышал её всхлипы. Она осторожно прижалась к его груди и тихо плакала. Двейн чувствовал, что уже устал опираться на больную ногу, и перед тем, как хромая переступить, и опережая новую порцию её паники и слёз, сказал:
– Эбби, детка, посмотри на меня, – и дождавшись пока она робко поднимет на него мокрые от слёз глаза, осторожно вытер слезинки на её щеках и дрогнувшим голосом продолжил, – Ну хватит плакать. Ты же знаешь, что я не могу видеть твои слёзы.
Эбби непроизвольно всхлипнула.
– Руки, ноги, рёбра, всё это ерунда. Главное, что мы оба живы, что мы вместе. И, послушай меня, – он приблизился к её лицу почти вплотную, заглядывая в омут её голубых глаз, – ещё утром я думал, что потерял тебя навсегда, что никогда больше тебя не увижу. И от этого душа моя горела в таком аду, что сил жить дальше не было. А сейчас, Эбби, любимая, я точно знаю, – он перешёл на шёпот, – что жить без тебя я теперь не смогу.
Слышишь, ты лишила меня воли и рассудка, забрала моё сердце, лишая возможности дышать без тебя. Я уже не могу жить, не чувствуя твоё тепло, не сжимая тебя в своих объятиях, не пробуя на вкус твои губы, – он нежно поцеловал её, – Я хочу, чтобы ты знала, что теперь только вместе, до конца, что я тебя больше никуда не отпущу, что только со мной рядом, всегда за моей спиной, навсегда, или пока ты… сама меня не прогонишь, но и тогда я не смогу без тебя, не смогу, – обессиленно выдохнул Двейн, не в силах сдержать подступивший к горлу ком.
Эбби осторожно провела по его щеке и не разрывая взгляд, прошептала:
– Навсегда…вместе…навсегда… Я люблю тебя, Вей, ты даже не представляешь, как я люблю тебя.
– Я люблю тебя, ты вся моя жизнь, – он снова приник к её губам.
Бетси не выдержала и слегка кашлянув, сказала:
– Я конечно, всё понимаю. Но, может быть, мы уже уберёмся отсюда, а то скоро полгорода соберётся.
Эбби и Вей вздрогнули от неожиданности. Они совсем потерялись во времени и пространстве, полностью погрузившись в свой маленький мир.
Двейн развернулся в её сторону и хромая, сделал несколько шагов. Эбби осторожно поддерживала его, обхватив за пояс.
– Спасибо, – севшим от волнения голосом сказал парень, глядя Бетси в глаза, – Большое спасибо. Даже не знаю, что ещё сказать.
– Да на здоровье, – она скептически оглядела его, – тем более, что выглядишь ты что-то не очень. Споткнулся?
– Да нет, двери узкие, – уголком губ улыбнулся Двейн.
– А ты мне всё больше нравишься, Уэлби.
– Я теперь Ваш должник на всю жизнь.
– Надо же на «Вы»? Помнится мне, последний раз, когда мы встречались, я такого обращения не удостоилась.
– Будем считать, что в прошлый раз я был немного не в себе.
– А, ну если так, то тогда прощён. А по поводу долгов. Я предпочитаю не одалживать и не брать в долг, – она с усмешкой перевела взгляд на Эбби, – мне будет достаточного того, что тебе придётся мучится с этой девчонкой до конца твоих дней, – она усмехнулась, – Назад не приводи, даже не думай.
Двейн прижал Эбби к себе сильнее и поцеловав её в макушку, ответил:
– Я её теперь никому не отдам.
– Ну вот и славно, – голос Бетси предательски дрогнул, – Хороший мальчик. Выходит, не зря я тебя вытаскивала.
– Спасибо, Биатрис, – сказала Эбби, прижав ладонь к животу, – сегодня ты спасла жизнь нам троим.
– Только не начинай снова, – Бетси подкатила глаза, – закрыли эту тему раз и навсегда. Что вы оба мне очень благодарны, я уже поняла, и закончим на этом, – уже с раздражением добавила она.
«Да где уже этот доктор? Дорогу что ли забыл?» – Бетси чувствовала ужасную неловкость, теряя остатки терпения.
Повисла тишина. Двейн, уже уставший стоять, попытался сделать несколько шагов. Дались они ему с большим трудом. Наблюдая за этим, Бетси вздохнула:
– Да. Так вы далеко не уйдёте, – а потом нерешительно и как-то скомкано добавила, – Давайте, что ли, подвезу вас. Только куда?
Двейн не знал, что ей ответить. Что с его домом он не знал, конфисковали его или нет, а до поместья его отца он точно сейчас не доберётся. Парень тяжело вздохнул.
Услышав этот вздох, Эбби заглянула ему в глаза:
– Мне всё равно куда, хоть в шалаш в лесу, только бы рядом, только вместе.
– Ну как была дурочкой, так ей и осталась, – простонала Бетси.
Эбби уткнулась Вею в грудь. Он успокаивающе нежно погладил её по спине.
– Нет. Никаких шалашей, – он, обнимая, прижал руку к её животу, – Наш ребёнок должен получить всё, что ему положено по праву. И теперь я точно не отступлю.
В этот момент послышался цокот копыт. Все не сговариваясь, повернули голову и увидели просто летящий по улице экипаж.
«Ну вот, только подумаешь про… хорошего доктора, он и появится», – с облегчением пронеслось в голове Бетси.
Не дожидаясь, когда экипаж полностью остановится, Джастин Харрис соскочил с его подножки, и не верящими глазами уставился на всю эту компанию.
– Боже, Джастин, я и не думала, что ты ещё способен на такие прыжки. Да ты не так стар, как прикидываешься, – усмехнулась Бетси.
Не обращая на её слова никакого внимания, доктор ошарашено переводил глаза с одного на другого.
– Правда. Значит, это всё-таки правда. Когда Адлард всё мне рассказал, я не поверил. Я подумал, что его обвели вокруг пальца, обманом увезя Эбби, – от волнения доктор ни сразу понял, что взболтнул лишнего.
– Так, всё, я умываю руки. Началось. Сколько можно? Я уже поняла, что я главный источник разврата в нашем «богобоязненном» городе и хватаю бедных девиц прямо на улице, и насильно заставляю на себя работать. Всё, всем до свидания. Не хочу больше всё это слушать, – Бетси развернулась на каблуках и направилась к своему экипажу, – Дальше без меня. Харрис, теперь сам возись с ними, – бросила она через плечо, – И скажи своему слуге, чтобы забрал её вещи из моего экипажа.