Есть причины, по которым я не виделась с ней чуть больше одиннадцати лет. Я бы сказала две причины – одна во мне, а другая в ней. Мы слишком разные были на тот момент. Она вся утонченная и ухоженная леди, а я неуклюжая девочка-пацанка. Многое бесило и раздражало нас друг в друге, со временем позабылось, что именно в ней мне не нравилось, но факт остаётся фактом – мы расстались не в самом хорошем настроении, когда я была в крайне агрессивном возрасте пятнадцати лет.
Её зовут Инга Арнардоттир, когда мы познакомились, ей было двадцать семь, на год больше, чем мне сейчас. Теперь ей тридцать восемь лет. Странная фамилия. Это я позже узнала, что Инга родом из Исландии, а там нет как таковых фамилий, есть лишь приставки «сын» или «дочь» к имени отца. Вот и выходит, что Инга – дочь Арнара.
Она обитает в Дальвике, городке, расположенном на северном побережье Исландии, выходящем прямиком в Гренландское море. Население города едва ли превышает две тысячи, отчего Дальвик кажется мне уютным и типичным тихим сельским местом, а наличие рыболовного порта придаёт особое очарование этому небольшому городку.
Я переместилась на берег, подальше от пристани, надеясь, что моё внезапное прибытие не будет замечено случайными людьми. Искать Ингу я предпочла в одном кафе на набережной. Названия его я уже не помнила, кроме местонахождения, но именно в нём некогда состоялась наша последняя встреча, окончившаяся перепалкой и неприятным расставанием. Сегодня был второй раз, когда я навестила Дальвик.
Время было утреннее, но достаточно многолюдное – кто-то возвращался к родному причалу с богатым ночным уловом, а кто-то только собирался войти в холодные морские воды, готовя шхуны к отплытию. Естественно, что эти люди воды жаждали погреться в маленьких и тёплых кафе, мостившихся уютными маячками вдоль прибрежной линии. Одни праздновали удачный улов шнапсом или грогом вкупе с сытным завтраком, другие предпочитали чашку крепкого кофе, как неотъемлемый символ удачного начала дня, а кто-то пил чай с травами, но это тот, кому не нужно было идти в море.
Заведение, что было мне нужно, оказалось предпоследним в чреде тех, которые я прошла мимо, впрочем, их не так много, всего-то шесть, что уже много для такого маленького городка, как Дальвик. И название у него подходящее из всех – «Приют рыбака».
Я заметила её сразу же, как только переступила порог. Прямая узкая спина в серо-синем свитере, из широкого ворота выступала изящная тонкая шея с головой, покрытой тонкими белыми пёрышками коротких волос. Инга сидела ко мне спиной за дальним столиком у окна. Это её любимое место – столик у окна, не важно, в каком кафе он стоял бы, это её пунктик. А другой пункт – всегда садиться спиной к двери.
Хоть и сидела она прямо, но некоторая вальяжность баронессы, как я её раньше называла в раздражении, ощущалась в том, как двигались её руки с тонкими длинными пальцами, как непринужденно покоилась закинутая на левую ногу правая нога, обе в серых до колена сапогах, и как были еле заметны снисходительные кивания головы. Раньше я всё это воспринимала, как ханжество и высокомерие. Но теперь, узнав людей лучше и больше, я склонна считать, что моя бывшая наставница просто является эталоном женственности с некоторой долей чудинки, которая присуща каждой женщине, но выражена у всех в уникальных вариациях.
Можно сказать, мне повезло на встречи с манерными и старомодно воспитанными наблюдателями. Первой была Инга, а последним Кливленд. С каждым шагом к её столику воспоминания детства и юности, полузабытые и прозрачные, оживали и закружили мне голову до помутнения в глазах. Сколько всего было прикрыто кулисами времени! У каждого воспоминания своя сцена и своё непроницаемое сукно, которым оно наглухо драпируется. И с годами этих сцен бессчётное множество. А когда они разом раскрываются, когда все кулисы рушатся, вместо них возникает такая нестерпимо яркая сфера, которая резонирует, растёт и вбирает тебя целиком, отчего становиться дурно и хорошо одновременно.
Она повернула в мою сторону своё, словно выточенное из слоновой кости, красивое лицо с высокими скулами, на нём не отразилось ни грамма удивления, но тонкая линия губ соизволила немного приподняться вверх, изображая улыбку или что-то в этом роде.
– Ну, что ж. Я ожидала твоего визита, – произнесла она ровным голосом и сделала едва заметный жест рукой в сторону противоположного стула. – Признаюсь, ты опоздала к завтраку, но кофе ещё успеешь со мной испить. И не более того, девочка. В свои авантюры меня не впутывай. У тебя от силы минут десять, не более.
Я опешила от такого приветствия, скорее даже разозлилась, но с другой стороны, была рада, что Инга что-то знает о моих проблемах, поэтому тут же плюхнулась на стул против неё, предварительно присоединив куртку с шапкой к женской серой шубке, висевшей на деревянной вешалке в виде рыбы у стены за моей спиной. Хоть моя некогда первая наставница и сохраняла невозмутимость, её чёрные в контраст светлым волосам глаза горели любопытством и беспокойством. К нашему столику подошла девушка-официант, одетая во фланелевую рубашку-тельняшку и мешковатые чёрные штаны, поверх которых был повязан синий фартук.
– Будь добра, Маргарет, эспрессо, как обычно. – Озвучила Инга официантке свой заказ и тут же обратилась ко мне. – А ты что будешь? Всё ещё пьёшь кофе с молоком?
– Нет, я предпочитаю американо средней обжарки. – Я произнесла эту фразу с некоторой долей высокомерия, невольно копируя ту, что сидела напротив.
– Ты повзрослела, девочка. – Голос женщины был сух, назидателен и отчуждён. – Но кофе должен быть чистым, неразбавленным водой, молоком, и тем более специями. Тебе ещё есть, куда расти.
– На вкус и цвет, – только и ответила я, борясь с закипающим во мне и знакомым с детства раздражением.
– Чушь это всё. – Парировала моя соседка за столиком. – Многие люди прикрываются этой фразой, чтобы выдать свой вульгарный вкус или полное безвкусие за хороший тон. Но ты должна помнить, я тебе повторяла это много раз в прошлом, что истинная правда заключена в чистоте, она, как небо, а добавки придумали те, кто не может дотянуться до него. Ты как была неряхой, так и осталась таковой. Мне не удалось взрастить из девочки-пацанки утончённую леди. Впрочем, это даётся от рождения и с генами.
– А вы как были, так и остались снобом и сухарём. – Вырвалось у меня.
– А я приму это, как комплимент, – без улыбки и всё тем же ровным бесцветным голосом произнесла Инга. – Потому что, будь я эмоциональной и истеричной, как ты, то вляпалась бы в историю. А ты, насколько мне известно, по уши угодила, девочка.
– Что вам известно?! – Я невольно повысила голос, отчего в нашу сторону с любопытством глянуло несколько посетителей за ближайшими столами.
– Немного, но достаточно, чтобы отослать тебя обратно и призвать, больше не пользоваться своей силой, дабы иметь шанс дожить до старости. Временная лента гудит, девочка. – Инга и глазом не повела на мою эмоциональную взвинченность.
– Я всё поражаюсь, как нас угораздило встретиться и продержаться много лет? Вы же невыносимы для любого ребенка! – Вот теперь я взорвалась сильнее, игнорируя посторонний интерес к нашему столику, переросший в ветерок шёпота.
– Во-первых, ты не любой ребёнок. – Вновь голос женщины терпеливо поучал и объяснял мне истины, словно я была малым неразумным дитятей. – Во-вторых, эти встречи определены свыше и наставник не вправе отказываться от ученика и бросать его на полпути. И, в-третьих, не повышай на меня голос и держи себя в руках, ты всё-таки достаточно взрослая для подобных вольностей и должна уметь обуздывать эмоции.
Я вспомнила ту нашу первую встречу, это произошло недалеко от моего дома, где я гуляла в одиночестве. В ту пору моя сила начала проявляться спонтанно, как у Агаты, я пугалась её и боялась, что меня будут бояться и ненавидеть другие дети, поэтому всё чаще гуляла одна. В одну из таких прогулок Инга подошла ко мне, вся в белом – пальто, туфли, платье и шляпа, я же была в джинсовом комбинезоне, лёгкой курточке, кроссовках и вельветовом берете. Помню, что карабкалась по шведской стенке и ещё каким-то детским лазалкам, что стояли в центре двора. Потом я шмякнулась на землю в песок и довольно болезненно ушибла коленку. Инга как раз проходила мимо и обратила внимание на мой неудачный полёт. Она подошла и осведомилась о моём колене, а потом предложила меня покачать на стоявших вблизи качелях. Так мы и познакомились. Она никогда не ругала меня за неудачи и детские вольности, она лишь замолкала и не смотрела на меня, что было хуже всякой ругани.
– Извините, я не хотела. Но вы всегда на меня так действовали и годы с этим не справились. – Смутилась я под взглядом ночных агатовых глаз.
– Что ж, кофе принесли, спасибо, Маргарет. – Не ответив мне, Инга тепло улыбнулась официантке. – Милая девушка, она тебе фору даст в воспитании.
– Ещё бы, она же вам кофе подаёт. – Уныло съязвила я.
– Не в этом суть. У тебя десять минут с этого момента, девочка. – Деловито напомнила женщина.
– А вы не могли бы звать меня по имени? Меня всегда раздражала ваша «девочка». – В раздражении сказала я.
– Я буду тебя называть по имени, когда ты будешь вести себя, как взрослая, а не как семилетний ребенок, которым ты и осталась. Имён достойны только взрослые, а детям достаточно, чтобы их звали «мальчик», «девочка» или «малыш», – невозмутимо ответила Инга.
– Мне у вас повышения никогда не заслужить, мадам. Ладно, как вы сами сказали – не суть. Что говорят обо мне во временной ленте? – Я решила сразу разузнать всё, так и проще было бы после озвучить то, с чем я пришла.
Я же раньше не описывала устройство и принцип работы временной петли тебе, незнакомец. Время не прозрачно, оно материально для наблюдателя, но самое точное его состояние – это вязкость и тягучесть. Петля представляет собой некую бесконечную тропу, на которой может уместиться один человек. Если ты берёшь с собой ещё кого-то, как я это делала с Агатой и Павлом, то все должны цепляться друг за друга, как составы поезда, но ни в коем случае не по бокам. Иначе тех, кто окажется сбоку отсечёт силой времени, и они будут утеряны навсегда. А ещё когда находишься в ленте, то можешь видеть, правда, мельком лица других наблюдателей, которые одновременно с тобой перемещаются в параллельных петлях. Петель ровно столько, сколько и наблюдателей. Увидеть кого-то из «своих» выдаётся крайне редко, но при этом происходит краткий контакт и обмен информацией. Я могу узнать многое о том, кто мне встретится, так же как и он обо мне. Это просто, увлекательно, я называю это «эффектом лифта». Так как в жизни редко встречаешь себе подобных, то встреча на временных лентах уже событие.
– Много чего говорят. В основном о пропавшем старом преподавателе, который увязался с тобой в сомнительный поход, – ответила Инга и отпила кофе из белой миниатюрной чашки. – Это событие взбудоражило всех, петли резонируют и бьют тревогу. Ведь петля твоего последнего наставника исчезла, а ты знаешь, что это значит.
– Он погиб, – тихо отозвалась я, вспомнив прощальный взгляд Кливленда Вайсмана и его последние слова. – Я знаю, кто это сделал. Но почему вы говорите, что он был последним наставником мне?
– Ты теперь с отметиной смерти, девочка. – В голосе Инги появились жёсткие и печальные нотки. – Со мной ты расторгла союз давно, и я не вернусь. А из-за дурно попахивающей славы, что шлейфом стелется повсюду за тобой, никто не осмелится и близко к тебе подойти. Ты осталась одна. Вот почему я тебе советую угомониться и больше никуда не прыгать. Твоя петля на грани исчезновения.
– И других советов для меня нет? Только этот? – Изумилась я, растеряно уставившись в свою чашку.
– А чего ты ожидала? Мы не виделись одиннадцать лет, я понятия не имею о твоих похождениях и делах. Ты заявляешься, когда у тебя хвост горит, и просишь совет. – Моё удивление возросло, ведь в голосе моей бывшей наставницы была явственно слышна обида. – Я тебе дала самый разумный и трезвый совет, какой тебе и нужен. К тому же, у меня есть подопечный, который нуждается во мне больше, чем ты все те годы без меня.
– У меня тоже есть подопечная, и я впервые в жизни стала наставником. – Не знаю, зачем я сказала это.
– Поздравляю. Надеюсь, ты не вырастишь из неё неряху, – равнодушно произнесла Инга, но глаза её полыхнули удивлением.
– Если вы не поможете, то она не вырастет. Ей угрожает смертельная опасность, ей и её семье, – с нажимом заметила я.
– Кто бы сомневался. Возможно, потому что ты стала её наставником? Знаешь, девочка, не всем наблюдателям дано быть наставниками. Это призвание сродни педагогике, которая либо есть в человеке, либо её нет напрочь.
– Может вы и правы, но сложность ещё и в том, что она живёт в будущем. – Решилась я открыть все карты.
– Ты понимаешь, что творишь?! – На этот раз мои слова возымели нужный эффект, моя бывшая невозмутимая наставница взорвалась негодованием. – Ты лезешь не в своё дело. Уже залезла! Оставь всё, как есть. Будущее нельзя трогать. Таково правило.
– Да к чёрту правила! Она – наблюдатель! – В свою очередь прикрикнула я. Шёпоток за спиной усилился. – Маленькая девочка десяти лет. Она два года жила в темноте страхов и боялась силы, а теперь, когда я ей обещала стать светочем во тьме и научиться править тем могуществом, что в ней заключено, вы предлагаете бросить ребёнка на произвол судьбы?! Это жестоко даже для вас.
– Десть лет? Ей десять? – Тёмные глаза Инги затуманились.
– Да, – рявкнула в ответ я.
– Тебе было десять, когда ты стала подавать большие задатки и способности. Я была уверена, что из тебя выйдет великий наблюдатель. Ты была такой необычной и трогательной в этом возрасте. – Эта ностальгия в её голосе и тёплые нотки преобразили лицо, смягчив и добавив краски.
– Агате десять, но у неё почти нет шансов дожить до одиннадцати лет, – произнесла я потухшим голосом.
– Это имя…. – Мне показалось или голос Инги дрогнул? – Так звали мою подружку из Швеции, ей было десять лет, когда она с родителями переехала в Дальвик. Десять лет… самый прекрасный возраст у детей, самый беззаботный и счастливый.
– Вы так говорите о ней, в прошедшем времени. Не общаетесь больше?
– Нет, не общаюсь. – Теперь голос наставницы дрогнув, надломился. – Она умерла через пять лет после переезда сюда. Сильно простудилась, дело дошло до воспаления легких, было упущено драгоценное время. Это время и здесь поработало во вред!
Я с удивлением заметила крохотные слезинки, наросшие в уголках глаз и слетевшие по бархатной поверхности щек, оставив блестящие дорожки. Впервые я видела слёзы моей наставницы, а ведь я была уверена, что эту дамочку ничем не прошибёшь.
– Знаешь, хоть у нас и остались разногласия, но я всё-таки помогу тебе. – Инга приложила к щекам бумажную салфетку, а затем достала из сумочки пудру. – Я не пойду за тобой, даже не проси. Но, если ты будешь любезна и посвятишь меня в детали и подробности истории, то я подумаю, чем иначе смогу помочь.
– Я согласна.
– В таком случае, предлагаю заказать ещё по чашке кофе. – Инга уже подзывала кивком головы нашу официантку. – А ещё здесь подают изумительные блинчики. Будешь?
– С удовольствием.
Мы засиделись больше, чем на чашку кофе. Мой рассказ настолько сильно увлёк Ингу, что она требовала всё больше и больше подробностей, а когда кофе был выпит и блинчики съедены, она предложила прогуляться по набережной. Это устраивало нас обеих, в конце концов, мне нужно было самой привести все эмоции и чувства в прежнее русло, насколько это было возможно, а прогулка по морскому берегу этому сопутствовала лучше всего. Я вспомнила наши с Кливлендом встречи в городском парке, бесконечные беседы, дорожки среди высоких деревьев, что неизменно приводили нас к полюбившейся скамейке. С Ингой было всё иначе, что раньше, что сейчас. Но об этом я предпочла умолчать, это моё и ничьё больше.
– У меня несколько вопросов к тебе, девочка.
Моя бывшая наставница укуталась в ту самую серую шубку, висевшую по соседству с моей курткой на вешалке-рыбе, доходившую женщине до середины бедра. Инга смело подставляла лицо сырому леденящему ветру, ничуть не боясь его, голову надёжно укрывала меховая, в единый оттенок с шубой шапка с опущенными ушками.
– Надеюсь не очень много? – Ветер пронизывал меня сквозь одежду, пробуждая дрожь в теле, я легкомысленно легко оделась для этого времени года и этого места.
– Их мало, но они ёмкие. – Моя спутница, в отличие от меня, наслаждалась в полной мере воздухом этого утра, неторопливо, с упоением закрывая глаза при каждом глубоком вдохе йодистой примеси. – Ты упомянула, что в будущем есть некое государство, Уолверт. Я не перепутала?
– Всё верно. – Подтвердила я.
– И если подсчеты верны, то с момента той жуткой катастрофы минуло меньше двадцати лет. Так? – спросила Инга.
– Да. – Кивнула я.
– Но, знаешь ли, я хочу подвергнуть сомнению то, с какой скоростью разрушались города и деревни, а также зарастали дороги и всё прочее. – Её глаза в свете утра всё больше походили на камешки чёрного янтаря с золотом в центре. – В пример могу привести печально известный Чернобыль на Украине. Там время словно остановилось, а все некогда жилые места законсервировались. И прошло с момента чудовищной аварии на АЭС более двадцати лет! Это больше, чем в Уолверте. Понимаешь суть моего вопроса?
В этот момент я смотрела на набегавшие друг на друга впереди мощные солёные волны. Они врезались в каменные волнорезы, которые гасили неистовство дикой стихии, позволяя приближаться к берегу безопасным и невысоким гребням, оставлявшим после своего отхода грязную серую пену. В неспокойную воду, оторвавшись от причала, бесстрашно входили одиночные суда, их гордые силуэты с поразительной быстротой уменьшались, становясь точками на серой полосе горизонта. Я была уверена, что будь я сейчас на берегу в самой близости воды, она меня непременно сбила бы с ног и утянула в непроницаемую толщу темноты.
– Да, мне тоже показалось странным, что разложение и падение страны произошло так быстро, – нехотя отозвалась я. Лицо начинало застывать на морозном ветру, а губы потеряв пластичность, словно пластилин, твердели. – Но я это могу объяснить последствием действия оружия, что было использовано в ходе последней войны человечества. Мы и понятия не имеем, каких высот в науке достигнут последующие поколения, и тем более, как будет жить мир будущего. Мой друг Константин высказал однажды теорию последствий: зло всегда удваивается, а добро остается неизменным. Он считает, что земля, как огромный организм или машина записывала на протяжении разных эпох все деяния человечества, а затем, накопив достаточно в себе злых последствий, отдала их тогда, когда бороться с ними стало некому. Вот почему Чернобыль стоит нетронутым. Потому что люди живут на Земле, много людей. А в Уолверте остались лишь дети, неразумные в сравнении с взрослыми, поэтому Земля и ускорила темп запустения и одичания, чтобы быстрее вернуть гармонию и покой. И год в Уолверте стал, как десять в нашем времени, только ускорение распространено на всё, кроме людей. Им еще удаётся бороться за себя. Но этот Медрод способен ввергнуть всю страну в дикость и первобытность, уничтожив последнюю надежду.
– Интересная теория. Я допускаю, что такое может случиться в будущем. Твой друг очень умён. – Щёки Инги порозовели от щипавшего кожу липкого мороза. – Но как ты объяснишь появление в будущем неизвестной страны? Нет Уолверта на нынешней карте мира.
– Как мне объяснил Константин, в нашем будущем, но в прошлом для него, было много нехорошего, – продолжила я разъяснительное повествование, сжимая кулаки в карманах. Из-за своей несобранности я забыла прихватить перчатки и теперь кисти моих рук несли наказание за растяпство. – Разорительные войны, жуткие по масштабам эпидемии мутировавших штаммов гриппа, разросшийся в неслыханном масштабе национализм. К тому же сбылись прогнозы ученых, и таяние ледников привело к сильному подтоплению континентов. Единственное, что не наступил ледниковый период, как должно было быть, по анализу и прогнозу всё тех же ученых, но и одного грандиозного всемирного наводнения вкупе с жуткими землетрясениями и цунами хватило, чтобы откусить у суши порядочную часть. Какие-то территории уменьшились в половину, а какие-то на две трети. Нужно было спасать цивилизацию. И тогда лидеры всех уцелевших государств организовали съезд, который вошёл в историю, как Величайший Исход. На нём было почти единогласно решено, что выжить человечеству поможет лишь массовое объединение. На трёх уцелевших континентах были созданы единые государства, вобравшие в себя все страны, что благополучно пережили всемирный потоп. В результате мир получил три крупнейших государства за всю историю, какая известна нашему человечеству. Это Уолверт, Логрес и Кадор. Но, к сожалению, эта новая модель мира не смогла надолго примерить народы этих стран, и войны продолжились. А дальше случилась та последняя и роковая война, которая поставила точку на мировой цивилизации.
– Как это жутко и грустно. Напомнило мне о мирах в книгах Рэя Брэдбери. Впрочем, все писатели-фантасты отчасти предсказатели, а может просто чувствуют тоньше остальных. – Инга остановилась, она смотрела на отдалённые волны. – Люди будто запрограммированы на самоуничтожение. Иногда я думаю, что будь мы все безмозглым стадом, без проблеска искорки разума, то было бы лучше. Всем лучше, природе и нам. Вот оно – истинное горе от ума.
– Но люди выжили. – Я тоже не могла оторваться от созерцания тёмных вод моря. – И у них снова есть шанс.
– Шанс заполонить поверхность Земли и снова её изгадить? – Горечь в голосе моей бывшей наставницы задела меня.
– И что же? Лучше бы было, если бы они все погибли и никого не осталось?!
– Земля лучше знает, кто достоин её, а кто нет, – грустно вымолвила Инга. – Если дети выжили то лишь потому, что Земля им позволила, а не тот вирус, что убивал только взрослых. Люди так самонадеянны в последнее время, хотя они были такими всегда. В нас заложено это высокомерие и чувство превосходства над природой. А эта идиотская уверенность, что всё под контролем? Мы заслуживаем такого урожая. Всё правильно.
Я не знала, что и сказать. И раньше, когда Инга была моей наставницей, она не раз резко и негативно высказывалась в сторону людей. Если бы она не была наблюдателем, то непременно стала бы активисткой по защите природы и её обитателей. В этой женщине любви к людям было меньше, чем к водам Гренландского моря. В детстве меня это возмущало и отталкивало от неё, но наставника не выбирают. Теперь же, я в определенной доле согласна с нею. Мы заслуживаем то, что получаем.
– Но почему же некоторым взрослым удалось выжить? Почему Медрод уцелел, а родители Константина, Марии и Артура не смогли одолеть этот жестокий вирус? – Моё дыхание белым шариком устремилось в сереющее небо.
– Земля не всех забирает, некоторые не достойны даже её, – ответила Инга.
– И они будут жить вечно? – Моя усмешка улётела вслед за шариком пара.
– Нет, конечно, они умрут в свой срок. Но я уверена, что жизнь их не столь сладка, как может казаться, а кончина их будет убогой и бесславной.
– Но Медрод процветает и правит почти всей страной, – возразила я.
– Знаешь, чтобы оступиться и упасть в конце длинного пути, достаточно одного маленького камушка. – Кончик её сапога коснулся шлифованного кругляша гальки. – Вот и это «почти» станет тем камушком, о который оступится этот негодяй.
– Иногда я не понимаю ваших аллегорий.
– Ты всегда была чуть заторможенной. – На этот раз она улыбнулась, но не зло или снисходительно.
– А вы всегда были напыщенным снобом. – Повторила я слова, сказанные в кафе, но уже без доли раздражения.
– Что ж, каждому своё. – Ответила она и на этот раз её улыбка досталась беспокойным волнам.
– Так как же мне помочь Агате и её семье? – Мой вопрос вернул Ингу из раздумий, она вздрогнула и нехотя повернулась в мою сторону.
– Ты понимаешь, что каждый твой прыжок в будущее, может закончиться неудачей? – с беспокойством спросила она. – Ты осознаешь, что оттуда можешь не вернуться и погибнуть там?
– Если вы решили меня снова отговаривать, то мы теряем время.
– Ответь. – Потребовала она с непривычной настойчивостью.
– Я всё это понимаю, но всё же рискну, – ответила я.
– Хорошо, – выдохнув, произнесла она. Её белый шарик дыхания унёс проворный ветер. – Мне нравится, что я не слышу в твоём голосе неуверенности. Возможно, это и убережёт тебя. Возвращайся туда. Но делай это крайне осторожно. Если почувствуешь в воздухе изменения, а ты это почувствуешь, сразу же возвращайся. Не медли! Твой враг, кто бы ни был, очень хитёр и ведёт охоту за тобой давно. Возможно, что даже с момента твоего рождения. Твоя задача – проследить, чтобы девочка и её семья благополучно добрались до этого нового Иерусалима, которому дали название из средневековых легенд.
– Камелот. – Напомнила я наставнице название оплота новой цивилизации на юге Уолверта.
– Да, забавно, что именно этот сказочный город стал символом возрождения в будущем. – Усмешка появилась на её тонких губах, но янтарь тёмных глаз был непроницаем. – Хотя, что может быть символичнее, взять хотя бы этого Артура, который вместе с пожилой леди Мэрилин защищает ценности рухнувшего мира и оберегает новых граждан немыслимой страны. Вот тебе король Артур и древний волшебник Мерлин подле него. Ему не хватает рыцарей, круглого стола и королевы. – Мы с Ингой вернулись к дверям кафе «Приют рыбака».
– Я боюсь за свою сестру Лили. – Озвучила я дополнительные тревоги. – Она уже пострадала от козней Волка. И нет гарантий, что Он не предпримет ещё хоть одну попытку добраться до неё.
– Я думаю, что твоя сестра вне опасности, – сказала Инга. – Хотя это лишь моя гипотеза, но этот твой Волк, Он не будет более трогать твою сестру. Смысла в этом я не вижу. Покалечить? Она уже пострадала. Убить? А смысл? Так Он точно до тебя не доберётся. Он желал, чтобы ты получила весть от Него таким образом. Он убил твоего наставника Кливленда. Теперь Он уверен, что ты совершенно одна и уязвима. Отчасти это так. Но у тебя есть козырь в рукаве, девочка.
– Какой козырь? – Я была удивлена спокойствием этой женщины и заинтригована её мыслями.
– Ты знаешь об одном Его недостатке, – заметила она, впервые в чёрных глазах промелькнул намёк на хитрый умысел. – А у смерти недостатков нет. Значит, Он не смерть, как утверждает. Он смертен, девочка, и это твой шанс, ничтожный, но шанс. Тебе придётся в конце пути вступить с Ним в схватку. Господи, прости меня за эти слова! Но честный и открытый бой ты проиграешь. Тебе придётся схитрить и заманить Его в ловушку, в водяную ловушку, девочка.
– Это не так просто. – Я была потрясена и удивлена советом Инги, она всегда была противницей агрессивных действий и тем более обманных ухищрений.
– А никогда не бывает просто, чтоб ты знала! – торжественно заявила женщина, и лицо её осветилось озорной улыбкой, которой прежде я не удостаивалась. – За жизнь нужно бороться, она тебе так просто не досталась, вот и не прошляпь её зря. Помни всегда о тех, кто и чем пожертвовал для тебя. И поцелуй Агату за меня.
– Мы уже прощаемся? – Растерялась я от такого неожиданного наставления.
– А чего тянуть кота за шерсть? – Бывшая наставница грустно улыбнулась и протянула мне ладонь цвета слоновой кости. – Я не люблю долгие прощания, они рвут душу и портят макияж.
– Спасибо, Инга. – Её прощальное рукопожатие оказалось тёплым, сильным и ласковым.
– Желаю тебе только удачи, Лиза, – ответила она и выпустила мою ладонь.
Она впервые назвала меня по имени.
Ср. past
Наверное, у тебя, незнакомец, сложилось впечатление по последним прочитанным страницам, что я, порядком, упала духом и захандрила. Это, отчасти, правда. Но всё же надежда во мне набирает обороты и не всё так уж безнадёжно. К слову, мою сестру выписали из больницы. Я совершенно не разбираюсь во все этой специфике переломов, но то, что Лили в скором времени начнёт ходить, а затем бегать и танцевать – это я понимаю совершенно ясно. Чудеса встречают нас там, где мы их не ожидаем. Я вижу блеск в сестриных глазах, она посвежела, и кошмары отступили от неё. Может Инга права и Волку Лили больше не нужна.
А может прав был Кливленд, когда предположил, что моя старшая сестра принадлежит к самой малой группе «особых» – Ангелам. От Лили исходит мощная светлая энергия, которая её оберегает. А иногда в самые солнечные и тёплые дни я вижу слабое свечение, золотистым контуром огибающее мою сестрёнку. Кто бы ни был прав, Инга или Кливленд, а Лили, надеюсь, теперь свободна, и это главное.
О Кливленде Вайсмане я не забываю ни на секунду. Да и не смогу забыть. Днём тихая грусть заполняет моё сердце, стоит мне вспомнить его бодрый голос, ясные глаза в обрамлении паутинки морщин и твёрдую руку, на которую я могла раньше опереться, когда мы прогуливались по дорожкам парка. Но во снах я счастлива, в них мой друг жив и по прежнему составляет мне компанию среди старых ветвистых деревьев городского парка, галантно доводя меня до нашей излюбленной скамейки или вдруг подавшись импульсу, заглядывает в кафе «ОранЖ». И каждый раз он увлечённо рассказывает мне о разных простых вещах, истины которых понятны и очевидны, но позабыты людьми. И каждый раз я просыпаюсь с улыбкой и этими новыми знаниями, но они, увы, улетучиваются с первыми минутами пробуждения. Сны – эти алчные существа, не желающие делиться истиной. А может быть, я уже и так знаю эту истину, сидящую глубоко внутри, а мой старый друг в сновидениях подводит меня к ней всё ближе и ближе? Со временем всё откроется.
И снова это время!
Чет. past
Решено! Я отправляюсь в будущее и не вернусь оттуда, пока не поставлю точку во всей этой истории. Это будет мой последний крестовый поход, моё заключительное приключение. Я повторяю слова Кливленда. Ах, Кливленд, если бы я знала, чем закончится ваше участие в моей жизни… Я бы, наверное, постаралась избежать общения с вами тогда в университете, мы бы не познакомились, и вы бы до сих пор ходили бы на лекции и учили премудростям любопытных студентов. Хотя всё предопределено, и мы познакомились бы при других обстоятельствах и сдружились бы. Чего гадать и тем более сожалеть. Время уже отсчитало свои волны и нужно готовиться к шторму.
Инга меня предостерегла от долговременных контактов с будущим, опасаясь моего увязания там, но я давно там погрязла одной ногой, да и душа моя наполовину там. В полсилы мне не одолеть Его. И вопреки наставлениям моей первой наставницы, я решила, что буду находиться в мире Уолверта до конца, каким бы он не получился. Я не могу оборачиваться назад и постоянно думать, что у меня за спиной, это будет отвлекать и сделает меня уязвимой.