Показалось очертание первого дома, но я побоялась открыто выходить на центральную дорогу Лона, поэтому подойдя к невысокому забору, перелезла через него и пригибаясь побежала через двор. Тонкий огненный краешек только-только показался на далёкой черте горизонта, предвещая скорую смену небесных светил, но луна ещё верховодила в спящем безветренном утре нового дня. Небо было ясным и незапятнанным облаками, отчего чистый серебристый свет довольно сносно высвечивал дорожную полосу Лона. Но двор, по которому я кралась, словно вор, был защищён несколькими деревьями. Голые, толстые ветви рассеивали лунное свечение, и под их теневым прикрытием я имела возможность благополучно перебираться, в надежде не быть замеченной. Так я миновала пару домов.
Те дома молчали, но вот другие издавали крики о помощи, проклятия и боль. Я различила несколько мужчин вышедших из одного дома напротив, они безжалостно волокли за ноги и за волосы трёх женщин, брыкавшихся и пытавшихся вырваться. Действо сопровождалось хамскими шуточками и обильными ругательствами. Всё это мне казалось дикостью. Один из мужланов бросил в окно дома зажжённый факел, разбив стекло. Одна из сопротивлявшихся женщин заорала не своим голосом, в исступлении силясь вырваться из цепких лап – в доме остались двое её детей. Но тип, что крепко её держал, тут же сильно приложил обезумевшую кулаком в лицо, отчего она обмякла и, упав на землю, больше не двигалась. Дом осветился изнутри. Я слышала, как плачут дети, став пленниками огня, которому должны были достаться на завтрак!
Бандиты спокойно дотащили свою добычу на дорогу, а один из них подвёл откуда-то из темноты трёх коней, на которых и взвалили пленённых женщин. Я озиралась по сторонам, теперь я видела, что каждый дом захвачен этими подонками. В каждую дверь вошли насилие и смерть, только где-то борьба ещё шла полным ходом, а где-то уже была проиграна. Мне не нужно было видеть всё, мне достаточно было слышать. Лон стонал, Лон взывал к Создателю, Лон умолял новый день быть милосердным, Лон прощался с этим миром навсегда.
Как же было страшно в этот миг! Я не могла помочь тем детям и тем женщинам, хоть и желала этого всем сердцем. Не потому, что я наблюдатель. Нет! Я человек. Но я безоружный человек. Все мои мысли обратились сейчас к противоположной стороне Лона, к окраине леса, где находился дом моих друзей. Я с ужасом подумала о том, что они не успели уйти вовремя оттуда. И тогда, сжав губы и прикусив до крови язык, я побежала через дворики, наливающиеся огнём и кровью, прячась в кустах и за деревьями, стараясь не смотреть в разбитые окна и на дорогу.
Короткими перебежками я двигалась от двора ко двору. Половина домов уже горела, как свечки, и пламя на верхушках крыш перетекало в слабый оранжевый рассвет поспевавшего к закату Лона солнца.
Я торопилась, как могла, к самому заветному дому, где меня должны были ждать друзья. Я кляла себя в опоздании и с ужасом осознавала, что они могут пострадать из-за меня. Этого я себе бы точно не простила.
Вот я поравнялась с домиком Флоры Августы Минестрана, моей заклятой противницы. Я затаилась в кустах напротив, благо их ветви и без листвы могли скрыть любого, давая прекрасную возможность видеть всё перед собой. Мне пришлось прятаться, потому что мадам Флора вышла на улицу в то же мгновение и подошла вплотную к калитке, а, значит, могла меня заметить. А у меня были все основания полагать, что эта женщина легко сдаст меня бандитам, ни о чём не пожалев, да ещё и плюнет в меня на прощание, а то и огреет на последок своей крепкой клюкой.
Старуха напряжённо всматривалась куда-то на дорогу, совершенно меня не замечая, она казалась как никогда обеспокоенной и растерянной. И тут до её и моих ушей донесся истошный женский крик. Я смотрела на Флору, и ужас на её лице передался мне. Я осознала в тот момент, как чертовски сильно она была напугана.
Какой-то угрюмый с сильно обросшими волосами и грязью тип волочил за собой женщину. Он держал её за левую лодыжку ноги и, не обращая внимания на отчаянные крики и мольбы несчастной, продолжал идти, словно упёртый баран по прямой линии дороги, смачно сплёвывая через несколько шагов. У женщины растрепались волосы, и задралось до груди платье, оголяя ноги и низ живота. У меня не было никаких сомнений в том, какая участь ожидает эту беднягу, и от этого меня затошнило, а в глазах помутилось.
– Эй ты! Я тебе говорю, говнюк! – Это звучал грозный и знакомый мне голос Флоры. – Да, да, это я! Знаешь, кто с тобой разговаривает?
– Да насрать мне, кто ты такая, старуха. Старуха и есть. Сиди себе за забором тихо и не вякай, может кости свои и сбережёшь. – Бандит смачно сплюнул в сторону калитки и снова принялся тащить вырывавшуюся женщину.
Только теперь мне стало лучше видно, что рот пленницы обильно кровоточил, являя обозрению прорехи выбитых зубов, она могла лишь рыдать и стонать, издавая утробные звуки. По всей вероятности, челюсть страдалицы была сломана.
– А я тебе говорю, стой, мудак ты этакий! – Старушка вышла на дорогу и угрожающе помахала клюкой. – А ну, отпусти Клару, немедленно, бесстыдник!
– Мамаша, угомонись, в последний раз тебе говорю. Старухи, вроде тебя, меня не интересуют. – Тип остановился и ещё раз сплюнул.
– Какая я тебе мамаша, ублюдок?! Твоя мамаша давно гниёт в клоаке преисподней. Живо отпусти эту женщину! – Флора приблизилась достаточно близко к негодяю и его жертве.
– А то что? Ударишь меня своей зубочисткой?
Он засмеялся хриплым и ехидным смехом, но ненадолго. Флора Августа Минестрана не стала больше ждать и что есть силы ударила молодого хама по голове. Удар получился что надо, уж я-то знаю, на что способна эта женщина. Бандит охнул и выпустил жертву из рук, схватившись за затылок. Женщина тут же отползла и спряталась за спиной храброй старушки.
– Видно совсем худые настали времена, раз подобное творится в Лоне. Беги, милая, спасайся, Клара, уводи детишек. Прячьтесь. – Флора подтолкнула плакавшую женщину в сторону.
– А ты… Флора?… А… как же… ты? – Женщина с трудом выговаривала слова и не решалась бежать, хотя ужас и боль стояли в её мокрых от слёз глазах.
– А моё время видно пришло. Беги, милая, спасайся! – С ледяным спокойствием подбодрила её старуха.
Клара бросилась наутёк от дома Флоры, а бандит уже окончательно пришёл в себя и достал большой нож из-за пояса.
– Не нужно было делать этого, старая карга. Я тебя предупреждал. Сидела бы себе за забором, доживала свою жизнь.
– А тебе бы следовало слушаться старших, грязная образина! – с вызовом выкрикнула мадам Минестрана, гордо выпрямив спину и крепко держа в руках палку. – Видно и родителей у тебя не было, обезьяна. А воспитали тебя собаки да шакалы.
Она вновь замахнулась, но на этот раз он увернулся, прицеливаясь остриём ножа. Они ходили по узкому кругу, как две хищные кошки, пригибая спины, и выжидая миг, когда можно пустить в ход оружие. Я не дышала, я молилась за Флору, я знала, что силы не равны, но надеялась на чудо. Старушка решилась и первой сделала выпад, который оказался обманным, противник среагировал, но поздно и получил смачный удар по спине, от которого упал на колени. Моё сердце возликовало.
– Я тебе сказала, говнюк, что надо слушаться старших. – Она тут же нанесла второй не менее сильный удар по спине противника. – Сказали – стой, значит, стой! Сказали – отпусти, значит, отпусти! Никогда не смей ослушиваться Флору Августу Минестрана! Никог…
Неожиданно для Флоры бандит сделал резкий выпад рукой вверх и вонзил по самую рукоятку нож в её грудь, прямо в сердце, оборвав её властную речь. Она сделала последний замах, но верная клюка выпала из ослабших пальцев, а сама старушка с негодованием и злостью ещё стояла и смотрела на своего убийцу.
«Нет! Флора! Нет! Нет!» – Крики возмущения и боли дохли в гортани, но слёзы беспрепятственно залили моё лицо.
Убийца сильным рывком вытащил нож из груди пожилой женщины и тут же полоснул им по её горлу, окрасив своё лицо её тёплой кровью.
– Ну и что ты теперь скажешь, старая карга?! Кому будешь указывать, дохлятина? – С торжеством прохрипел убивец, плюя на поверженную женщину.
Флора Августа Минестрана упала на мёрзлую дорогу рядом со своей палкой.
– Ни…ко..лас… сы..нок… – Её прощальные слова улетели в небо.
Открытые глаза смотрели прямо на меня, и в них не было ни страха, ни гнева, ни презрения. Там был только покой. И какими же бездонными они стали! Какой бы ни была при жизни эта старушка, она показала себя с самой лучшей стороны на пороге смерти и была достойна уважения.
«Прости, Флора, ты лучше, чем хотела казаться. Прости, что считала тебя плохой. Артур в тебе видел то, что я разглядела только сейчас. Прости».
Меня стошнило в этих самых кустах. Я не боялась быть услышанной тем грязным типом, что только что отнял жизнь у старейшей жительницы Лона, он уже удалился прочь по дороге, очевидно решив вернуть себе сбежавшую жертву.
Мне так было страшно идти дальше, но промедление всегда имеет страшную цену. На дрожавших ногах, шатаясь, я продолжила свои перебежки. Когда оставалось одолеть всего два двора, я увидела дом друзей, он стоял молчаливо с тёмными окнами. Вокруг него уже копошилась кучка людей, в стороне от которых, в затенении деревьев двое всадников величаво восседали на высоких скакунах.
Я отважилась сократить расстояние на один двор, ближе идти не имело смысла, слишком открытый обзор сделал бы из меня прекрасный объект для нападения. Да и мои друзья, как я поняла, успели скрыться до начала разорения Лона. Об этом я догадалась по раздосадованным окрикам одного из всадников, да остервенело рыскавшим в поисках беглецов его подчиненных. К тому же эти двое предводителей ближе всех находились ко мне, и хоть разглядеть их я не могла, зато смогла расслышать часть их приглушённой беседы.
– Вы точно уверены, что они здесь были? Дом пуст, хотя Хромой Кран утверждает, что очаг ещё не остыл. Но это лишь доказывает, что семья покинула место с час назад, – проговорил мужской низкий с хрипотцой голос, в котором чувствовалось нетерпение и раздражение.
– Я уверен, что они знали о нас задолго до сегодняшнего утра, но убежали перед самым нашим приходом, – ответил другой мужской снисходительный и надменный голос, от которого меня бросило в ледяную волну ужаса. – Подумай сам. С чего вдруг им ни с того ни с сего уходить затемно, когда до рассвета всего ничего? Зачем бросать всё? Они оставили всю скотину, да и в доме много вещей. Только не говори, что это блажь или сумасбродство. Я уверен, что они здесь были!
– Вы их чувствуете, Милорд? Обоих? – Первый голос, казалось, чего-то испугался.
– Троих, если быть более точным. – Вкрадчиво и с ядовитой усмешкой последовал ответ. – Сильнее всех воняет старая лиса. Предлагаю прочесать окрестность во всех направлениях. Далеко уйти они не могли, пошли пешим ходом. Ты с парнями возьми на себя восток, север и юг, а я направлюсь на запад.
В этот момент, я готова поклясться, Волк, а это был именно Он, оглянулся в мою сторону и стал носом жадно втягивать воздух, отчего рой мурашек на моей коже удвоился.
– Да, я определённо пойду их искать на запад, – удовлетворенно и с каким-то чудовищным упоением произнёс Волк-Милорд.
– Может вам взять несколько моих парней? Всё-таки Артур превосходный стрелок, хоть и чёртов сукин сын, – спросил, вне всякого сомнения, Медрод, хотя я не уловила в его голосе определённой доброжелательности в отношении спутника.
– Нет. Я пойду один. К тому же, твои люди непроходимо тупы и нерасторопны. Они будут обременять меня. – Волк уже развернул коня в сторону центральной дороги Лона.
– Как скажете, Милорд. – В голосе первого слышалось явное облегчение. – Я бы хотел знать, где мы встретимся после?
– А вот у этого дома и встретимся, Медрод. И, кстати, – повелительно распорядился всадник, – прикажи своим людям не жечь его. Должен же остаться хоть один целый дом, где я смогу переночевать.
Я не стала ждать, когда Волк проедет мимо меня, а может и не мимо. Я боялась того, что Он меня учуял. Здесь я была беззащитна. Но ещё страшнее было за Кливленда, ведь Волк направлялся точно к тому месту, где мой друг остался меня ждать.
Вновь перебежками от двора ко двору, спотыкаясь и рискуя быть замеченной, или угодить в западню пожарищ, удалялась я от любимого и дорогого моему сердцу дома. Мне везло, грабители и насильники были так увлечены дележкой и разорением остатков жилищ, что не обращали на меня внимания, когда я прошмыгивала у них прямо перед носом. Я презирала себя и ненавидела за каждый свой шаг мимо чужой беды, но не позволила себе остановиться, чтобы помочь хоть одной нечастной жертве этой утренней бойни. И дело не в том, что я следовала кодексу наблюдателя. Чушь! Я давно преступила его. Я боялась не успеть к пустырю. Спасая одного, я могла потерять другого. И едкий с копотью дым горевшего до небес Лона я принимала, как горькое благословление, как тяжкое проклятие, как вечную память.
Везение было на моей стороне так же, как и время. Волк потерял своего бесценного скакуна, когда перескакивая через поваленный на дорогу забор одного из домов, конь угодил передней левой ногой в зазор меж досок и с жутким хрустом сломал её, завалившись на бок. Всадник упал, но тут же вскочил на ноги. Бедное животное подняться не могло, оно издавало жалобное ржание и дёргалось, силясь высвободить повреждённую ногу из случайной ловушки. Волк не стал облегчать участь своего поверженного скакуна, одержимый смертью, Он продолжил путь в избранном направлении.
Я знала, что Он идёт по пятам, не знала только, сколько у меня в запасе времени. Я уже бежала по тропинке к развалинам, боясь оглянуться и различить среди кустов блеск Его синих глаз.
Кливленд встретил меня у конца тропинки, он не вытерпел и собирался идти в Лон за мною.
– Лиза, что там творится? Этот шум и выстрелы! Там война началась? – «Профессор» был сильно встревожен, шляпа сползла назад, открыв его высокий морщинистый лоб.
– Это не война, Кливленд, это намного хуже. На Лон напал Медрод, его люди убивают и насилуют, жгут и грабят дома. От Лона скоро ничего не останется. – Я подхватила за руку мистера Вайсмана и потащила обратно к пустырю.
– А как же твои друзья? Они здесь не появились. – Он был в замешательстве и никак не мог попасть в такт моей ноги, тормозя наше бегство.
– Они ушли раньше! – нервно выкрикнула я. – Но их ищут в округе. Надеюсь, что Артур увёл их достаточно далеко. Профессор, скорее! Нам нужно покинуть это место немедленно.
– Но как же те люди? Разве мы их так оставим? – обескуражено промямлил он.
– Кливленд, мы не сможем им помочь! Мы безоружны, а там банда вооруженных людей, не знающих пощады. И там Волк! – Я буквально тащила ошеломленного Вайсмана за собой.
– Ты уверена?! – Дрожал его голос наравне с телом.
– Я Его видела слишком хорошо и достаточно близко. И мне кажется, Он меня учуял. Он идёт сюда, профессор! Быстрее! Нам нужно убираться отсюда! – Я обрадовалась, когда различила впереди знакомый пустырь.
– А как же твои друзья? Где ты их будешь искать? – Мистер Вайсман пребывал в какой-то прострации, мешавшей нам обоим скорее осуществить побег.
– Я найду их позже. Но нам надо прыгать, Кливленд. Он совсем близко, я чувствую это! – Из последних сил вразумляла я друга.
И мы прыгнули, но наши ноги вернулись вновь на заснеженную землю пустыря. Я и Кливленд Вайсман непонимающе переглянулись и решили повторить прыжок. Но повторилось тоже самое – мы никуда не переместились. Временная петля была заблокирована, мы оказались в ловушке.
– Так, так. Какая приятная встреча. – Позади нас раздался холодный голос Волка. – Невежливо уходить, не поздоровавшись со старым другом.
– Это ты сделал?! – Вырвалось у меня.
– Я бы это назвал маленькой уловкой, чтобы повременить с твоим уходом. – Волк был одёт в точности так, как описывали его Морган и Лили. – Твои друзья оказались весьма смышлеными и смылись вовремя из этой деревеньки. Признайся, ты их предупредила?
– Морган тебя выследил, а я лишь сказала им, что ты – монстр, и им лучше бежать как можно быстрее и дальше отсюда, – отступая назад ответила я Ему.
– Умно. Наверное, этим ты меня и зацепила, милая моя. Я смотрю ты сегодня не одна, с тобой ещё один горемыка-наблюдатель. Такой же неудачник, как и ты. – Волк направил трость в сторону Кливленда, указывая на него.
– Я знаю, кто ты такой! – с вызовом крикнул Кливленд. – Не смей к ней приближаться!
– Рыцарь! Как благородно и старомодно. – Волк поднёс свободную руку в перчатке ко рту, изобразив зевок. – Я знаю всё о тебе, благодаря нашей любимице Лизе. Если бы не она, я бы не прознал о тебе, рыцарь, не узнал о твоих тайнах и не воспользовался одной из них, чтобы заманить нашу прелестницу в ловушку прошлого. Но девчонка оказалась не проста.
– Кто ты такой?! – Кливленд казался смущённым и напуганным одновременно. – Что ты такое?!
– Да ну, старик, не думаю, что тебе так уж нужно знать. Сидел бы себе дома, учил детишек и не совал свой нос туда, куда не следует, пожил бы ещё несколько годков. Ты же наблюдатель, не хорошо лезть, куда не должно. Не хорошо. – Волк улыбнулся, обнажая белые длинные клыки.
– Не тебе мне указывать! – Эти слова задели моего друга за живое. – Оставь девочку в покое! Чего ты к ней прилип? Найди себе ровню и рви глотку сколь душе угодно.
– Ровню говоришь? Так она мне как раз равна, почти. Я её одарю смертельным поцелуем, и ты мне не помешаешь, потому что будешь уже мёртв к тому моменту. – Глаза Его полыхали огнём холодным и синим.
– Это мы ещё посмотрим! – Задиристо рявкнул Кливленд.
– Старик, ты этого точно не увидишь. – С издёвкой произнёс Волк.
– Ты сюда проник из-за меня? – Я решила отвлечь на себя монстра.
– Чести, соглашусь, многовато для одного наблюдателя, но что-то в тебе есть. – Чуть ли не замурлыкал Он, отчего мне стало тошнотворно противно. – Признаюсь, не смог устоять перед искушением, попасть сюда вслед за тобой. К тому же, только здесь я могу воздействовать на твою силу.
– А мои друзья? Как же с ними? – Вспомнила я о тех, чей дом теперь стоял одиноко покинутый у кромки леса.
– Они мне неинтересны, – с пренебрежением сказал Волк. – Они лишь рычаги, которыми можно воздействовать на тебя. Как и твой разлюбезный рыцарь. Хотя этот Артур любопытный объект.
– Если ты меня убьёшь, то оставишь их в покое? – У меня во рту пересохло от одной мысли о неизбежном.
– Не могу этого обещать. – В голосе монстра зазвучало угрожающее рычание. – Я беру то, что нужно мне, не давая обещаний и клятв. Никаких договоров, никаких расписок. Ничего. Я не христианский Дьявол, чтобы заключать сделку на обмен души. Кстати, Дьявола придумали евреи, нация торговцев и лукавых выдумщиков. А что ещё они могли подарить миру, как не самого величайшего Торговца, Покупателя Душ?! Это единственная их заслуга. Хотя хватит об этом. Ты меня отвлекла.
– Медрод. – Я отчаянно пыталась выкрасть время у того, кто его отнимал у меня. – Зачем ты с ним связался? Ты же и один отлично можешь существовать.
– Согласен, – отозвался Он, – мне никто не нужен. Но этот напыщенный индюк, его нужно немного осечь и припугнуть. Забавно видеть страх в его глазах.
– Так ты с ним из-за забавы?
– В основном, – ответил Волк. – Но он тоже полезен мне до поры. А потом, как знать. Дороги наши всё равно разойдутся.
– Лиза, я отвлеку его и попытаюсь задержать. – Прошептал рядом Кливленд. – Когда он сфокусируется на мне, постарайся прыгнуть ещё раз. Это твой единственный шанс.
– Я так не могу! – Отчаянно воспротивилась я намерению мистера Вайсмана. – Я вас не брошу. Это всё из-за меня.
– Девочка моя, или он убьёт нас обоих или только одного. Арифметика на моей стороне. Беги! – Кливленд сделал шаг вперёд.
– Хватит шептаться! – Прорычал Волк, с подозрением взирая на нас. – Рыцарь, ты сделал свой выбор. Хотя я бы всё равно тебя убил. Ты надоедлив со своей пустой благородностью и никчёмностью. Ты умрёшь, так и не узнав, что стало с той красоткой из Праги. Как её там звали? Кажется, Натали.
Кливленд застыл на месте, руки его дрожали, плечи резко опустились, будто на них навалилась непомерная тяжесть времени.
– Смотрите-ка, он до сих пор сохнет по ней. А она уж давно тихо и мирно тлеет себе в земле, разлагаясь и уж не будучи, как прежде прелестницей. – Злорадно засмеялся Волк.
– Что?! Ты это сделал? Ты её убил?! – «Профессор» сжал кулаки и угрожающе их выставил.
– Тише, тише, старик. А то тебя преждевременно хватит удар. А я этого не хочу, твоя жизнь принадлежит мне. Она умерла от старости. Но не спеши вздыхать с облегчением. В тоске и печали она прождала своего принца у окна, пока старая смерть не прибрала её. Как тебе такой конец истории, старик?
– Не верьте ему, Кливленд! – крикнула я. – Я видела глаза Натали, я с ней говорила. Она была спокойна и счастлива. Если она и не вышла замуж, то не ваша в том вина. Она была очень смелой и сильной девушкой. Не слушайте его, он врёт!
– Вру? Я никогда не вру. Девчонка умерла одна и одна лежит на том погосте. Это вся жалкая правда о ней. – Гневно рявкнул Волк. – Но правда не вся о тебе, рыцарь.
– О чём Ты? – Нижняя губа на лице Кливленда задрожала.
– Твоя обожаемая Вероника. – Это имя заставило сильно вздрогнуть Кливленда Вайсмана. – Она тоже стала жертвой твоей самонадеянности.
– Что? Её сбила машина. При чём тут…? – Кливленд смотрел на Волка с ужасом надвигавшегося осознания.
– Ты думаешь, что стал мне интересен только сейчас, на закате своей жалкой жизни? Глупец! – Голос зверя ликовал с особым злорадством и нотами садизма. – Я давно за тобой слежу. Я видел, как сладострастно ты обхаживал ту сладкую глупышку, влюблённую в тебя по уши. Ты забыл, что у наблюдателя нет и не может быть личного счастья! Никакой семьи! Никакой любви! А ты заигрался, рыцарь! Пришлось внести коррективы в твою заплутавшую жизнь.
– Что?! Это ты её убил? Ты?! – Кливленд зашатался, и я испугалась, что он упадёт замертво от открывшейся истины.
– Признаюсь, жаль было лишать жизни эту малютку. Губа у тебя не дура, сочный цветок ты урвал. Но виновен был ты, старик, и только ты, – продолжал Волк. – Пришлось воздействовать на того простофилю в машине. Он даже на суде кричал с пеной у рта, что не помнил, как всё произошло. Помнишь, рыцарь, ему дали приличный срок? И это тоже на твоём счету.
– Это ты! Это всё ты! – Мистер Вайсман рванул с места и набросился с кулаками на противника, такой прыти я не ожидала от человека его лет.
Волк выставил свою блестящую трость перед старым преподавателем математики и ловко уворачивался от довольно резких выпадов со стороны своего оппонента. Борьба продлилась недолго. Улучшив момент, Волк сделал молниеносный выпад тростью и ударил ею по голове противника.
«Профессор» потерял равновесие и, пошатнувшись, упал на бок, успев выставить перед собой руки. Волк тут же наклонился и схватил его за воротник пальто, рывком подняв над землей.
– Неминуемый итог! Рыцарь, твоё последнее слово! – прорычал монстр, выпячивая острые клыки вблизи лица мистера Вайсмана.
Голова моего друга была обнажена, шляпа слетела с неё давно и покоилась в нежной хрупкости снега. По лбу и вискам стекала кровь, Кливленд еле-еле открыл глаза, чтобы посмотреть в синюю бездну смерти. Внутри меня всё сжалось, а воздух вокруг остановился, став густым, как кисель. Лишь едкая гарь – трупный запах Лона – наконец достигла пустыря, чтобы возвестить горестную весть. Я знала, что должна была сделать, но я – трусиха, стояла и бездействовала.
– Беги! – Было единственным, что произнёс Кливленд Вайсман.
Словно в прострации, я прыгнула и наконец-то вошла в петлю. До меня долетел волчий рёв досады и последние слова моего верного друга за миг до того, как Волк впился ему в горло и, разорвав плоть, переломил шейные позвонки.
– Ни за что не возвращайся сюда! Ни за что….
Суб. past
Да, я вернулась домой. Но одна, без Кливленда. Теперь я поняла значение его слов о последнем приключении. Он догадывался, что останется там. Или подозревал о том, что Волк так близко ко мне подберётся.
Волк назвал его рыцарем и это правда.
Я звала Кливленда джентльменом, и это тоже правда.
Я проревела целый день и не смогла пойти к сестре в больницу, пришлось бы врать о покрасневших глазах и опухшем лице, и улыбаться. А я устала врать. И улыбаться, больше нет сил.
Проснувшись сегодня, я поняла, что всё закончится лишь с одним итогом – моей смертью. Моя семья, мои друзья в опасности, пока я жива. Он не оставит их в покое, они Его наживка в ловле на меня. Он это знает лучше меня.
Но я не сдамся без боя. У Него тоже есть слабое место.
Я сидела и вспоминала все слова, что слышала от Кливленда за нашу недолгую дружбу. Без него мне тоскливо и одиноко. Без него я не хочу идти в городской сад и тем более в «ОранЖ».
Он когда-то говорил мне, что если бы пришлось выбирать, чью жизнь сохранить – мужчины или женщины, то без колебаний он бы предпочел спасти женщину. Мужчины – вершители и открыватели жизни, так он говорил, но женщины – созидатели и вдохновители её. Без вдохновения нет идеи, нет подвига, нет смысла. А ещё он произнёс мне отрывок из книги одного старого автора, имя которого я, увы, не запомнила, но зато слова этого отрывка въелись в мою память. Вот он:
«– Почему, дорогая, ответь мне, прошу, почему каждый раз, когда мы встречаемся, от тебя пахнет иначе? У тебя нет постоянного и запоминающегося парфюма и твой образ в моей памяти, словно смазанный оттиск на фотографии. Тебя много и оттого я боюсь тебя не узнать и потерять в каждую будущую встречу.
– Я отвечу тебе так: А как пахнет жизнь? Разве она имеет только один запах? Разве она наделена одним ликом и воплощает только один образ? Я – женщина, а значит, жизнь, и многообразие – моё второе имя».
Кливленд Вайсман сдержал своё слово и выбрал жизнь. Жизнь для меня.
XIII
Пон. past
Всё уйдет. Всё канет в лету. Хотя и пропадать некуда будет всему.
Всё подвластно времени и время подвластно всему.
Ничто не вечно. Эта мысль вчера пронзила меня острой тоской, оставив тлеть угольки разочарования.
В самом деле, всё, что нас окружает, всё, о чём мы знаем – исчезнет.
Вода испарится, огонь потухнет, воздух будет меняться до тех пор, пока не станет вакуумом, а всё материальное, что есть на Земле, истлеет. Исчезнут все звезды, все галактики. Потому что есть начало и есть конец всему.
Исчезнет и время, оно не бесконечно, а по мне, так оно – самая материальная вещь из всех.
Но самое страшное – исчезнет память. То, на чём зиждется знание.
Кто будет помнить Кливленда Вайсмана?
Кто будет помнить меня?
Кто будет помнить о нас?
Кто будет хранить память об огне, воде, воздухе и земле?
Когда не станет всего этого, и хранить память будет незачем и некому.
Вот, от чего стало мне грустно, вот что пугает. По сути, все жизни на Земле уйдут в темноту, хотя и темноты не станет. Ни тьмы, ни света, ни тени, ни отблеска. Даже не могу представить, что заменит то, что являет собой нам представление о сущем мире.
Я только одно знаю точно, что не хочу после смерти попасть в это ничто.
Воскр. past
Что-то произошло со временем, вернее, с моей способностью проникать в него. Нет, я, как и прежде способна входить во временную петлю и отправляться туда и сюда. Но дело в том, что я не могу больше вернуться в прошлое будущего! Это как нет возврата в одну точку дважды. И теперь то, что происходит параллельно там и утекает в своей временной ленте, мне недоступно. Подозреваю, что всё дело в Волке. Он каким-то образом блокирует меня и не даёт ни единого шанса опередить Его хоть на шаг. Как Ему это удаётся? Не знаю, но действует Он эффективно и всё мощнее. Я опасаюсь, что в определённый момент Он заблокирует меня так, что я не смогу либо попасть в будущее, либо выбраться из него. Время прошлого Он не тронул, правильно рассчитав, что там мне делать нечего, когда в будущем существует реальная угроза моим друзьям. Он знает, как меня поймать и Он понимает, что я не смогу жить, зная, что стала причиной гибели тех, кто мне бесконечно дорог.
Не думай, незнакомец, что я раскисла и не пыталась вернуться назад, чтобы предупредить Кливленда о том, что случится с ним. Десятки раз! Но я не могу больше увидеть моего друга, дверь закрыта, наглухо. Я пыталась вернуться на несколько месяцев раньше, в городской сад и поговорить там с ним. Но! Чёрт побери, существует проклятое правило – нельзя пересекаться с самим собой, где бы то ни было. Это приведёт к временному парадоксу или чему ещё похуже. Есть такая версия, что самые страшные природные катастрофы были вызваны именно подобными столкновениями наблюдателей с самими собою в прошлом или в будущем. Я не хочу, чтобы из-за меня пострадал ещё хоть кто-то. Достаточно!
Моя сила уже не та, теперь я, как убогий калека, могу погружаться в ленту времени, но не могу попасть туда, куда мне нужно, когда дело касается определённых людей. Я делала попытку пробраться в Лон до его погибели, но всякий раз меня выбрасывало на остывающее пепелище. А бродить среди чёрных обугленных останков домов и закоченелых тел людей, некогда беззаботно разгуливавших по центральной дороге селения, это невыносимо, это больно, это адски опустошающее.
Похоронить я их не могла, земля уже приняла в себя мороз зимы, да и не по силам мне одной было упокоить все эти души. Всё, что я смогла сделать для мертвецов – перетащить тела в полууцелевший дом Флоры, огонь по каким-то капризам природы или кого свыше выел лишь крышу, не добравшись до нижних комнат. Думаю, что Флора-Августа была бы не против, не смотря на свой несносный характер, за которым она прятала храброе и доброе сердце.
Тело Кливленда Вайсмана я не нашла, хотя обошла весь пустырь и всю округу вдоль и поперёк. Ни единой капельки крови, будто его и не было здесь никогда.
Вт. past
Кливленд Вайсман был мне больше, чем друг, он стал на краткий отрезок времени мне тем наставником, которого так не хватает каждому наблюдателю, не смотря на возраст. Наставник нужен каждому, не важно, кто ты – наблюдатель или обычный человек. Наставник – это советник, это поверенный в твои сокровенные тайны и мысли, это опора в трудные минуты, это защита в самые опасные моменты. И я осталась без назидателя, получив сполна ощущение уязвимости и одиночества.
За короткий срок дружбы с Кливлендом я позабыла, как жила эти годы одна, без советника. Я растерялась, сознаюсь в этом открыто и честно. Мне необходима была помощь. И я не придумала ничего лучше, чем навестить бывшую наставницу, первого наблюдателя, вошедшего в мою жизнь, когда я была несмышленым семилетним ребёнком.