Kostenlos

Атлантида. В поисках истины. Книга первая. Начало

Text
5
Kritiken
Als gelesen kennzeichnen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

Глава десятая. Время разбрасывать камни

Население Атлантиды увеличивалось в арифметической прогрессии каждые сто лет. Цивилизация процветала и уже не могла удержаться в пределах заданной территории.

Первые поселенцы смотрели на Атлантиду как бы со стороны. У атлантов появились дети, потом внуки, потом правнуки, а потом… трудно было понять, кто кому и кем приходится. Каждый из «бессмертных» атлантов считал их своими детьми. Даже если сам не родил никого. Просто они присутствовали при рождении этих людей, думали, как их накормить, вырастить, как передать им свои знания. Они создавали мир, в котором предстояло всем им жить. Поэтому считали себя полноправными родителями. Заботились и любили своих детей. В то же время дети атлантов считали их праотцами, Богами, сидящими высоко на пьедестале дней, и дети проходили мимо Богов длинной дорогой процессий – от рождения до старости. В то время как «Боги» наблюдали за ними, не старея.

«Боги» уставали. Уставали жить, ждать. Они устали переживать, принимать решения. Они отчаялись вернуться домой. Сделано было немало. Георгий и его команда научились управлять временем. Они свободно перемещались и назад, и вперед на небольшие временные промежутки, но вернуться домой, как и прежде не могли. Подняться так высоко во времени Атлантиде по-прежнему не хватало мощности. Первый раз их скачок был инициирован всплеском электромагнитного поля земли. Произошла частичная инверсия магнитного полюса, и переход во времени синхронизировался с этим глобальным событием. Магнитный всплеск был остаточным, поэтому им удалось избежать полного провала до момента инверсии. Иначе могла произойти катастрофа и Атлантида погибла, даже не поняв того, что же с ней произошло. Теперь, чтобы выбраться, им был нужен новый толчок.

Но был и другой рискованный вариант. Вернуться глубоко в прошлое и снова синхронизировать мощность установки с силовым полем инверсии. Но риск, он и есть риск. Малейшая неточность в расчетах – и их может затянуть в смертельную ловушку. Принять это решение они не могли.

Но и сидеть на месте, сложа руки, как в тюрьме, атланты тоже не имели сил. Они стали уходить, расползаясь по миру под предлогом научных исследований и экспедиций. Если в начале причиной миграций было разрастающееся вширь население Атлантиды, то через триста лет среди отплывающих на материк всё чаще появлялись сами «бессмертные» атланты.

Чтобы скрасить свою тоску путешественники отправлялись туда, откуда произошли их предки. Так китайцы стремились в Азию, европейцы – в Европу, ещё поглощенную льдами. Греки отправлялись в Грецию, на теплые берега Срединного моря, где уже должны были зародиться первые ростки цивилизации и так далее…

Каждая группа путешественников чаще была сбита по национальному принципу. Даже здесь, в Атлантиде, люди объединялись в группы и составляли небольшие анклавы. Разрастаясь, такой анклав покидал Антлантиду в поисках своей исторической родины, неся историю, культуру и язык своего народа, тщательно преподанный им здесь, в Атлантиде, учителями.

Черпали информацию о родине из книг, впитывали, как губка, зазубривали. Эта история была им интересна. Это же была история будущего! Новые жители Атлантиды не были в будущем, да и прошлого у них не имелось. От этого они тянулись к таинственным и, казалось, таким нереальным книжным знаниям, любовно и аккуратно воссоздавали историю такой, какой узнали её из книг. Многое, конечно, терялось и рассеивалось, как дым в коридорах времени. История – самая неточная из наук, самая необъективная: покрытая белыми пятнами карта нашего происхождения.

История во все времена подвергалась искажениям в угоду правителям и странам. Записывалась в анналы и хроники живыми людьми, обладающими своим собственным субъективным мнением и индивидуальным взглядом на события. А поэтому всячески искажалась. Датировки часто были крайне неточными: ведь в древности все пользовались своим летосчислением: кто по солнечному календарю, кто по лунному. Календарный год разнился от 280 до 365 дней в году, и к рождеству Христову у всех на календарях стояли разные даты, как в прочем и после тоже. Всё это создавало полную неразбериху, которую учёные разгребают уже много тысяч лет. А легенды и мифы? Кажется, они рассказывают то, чего и быть не может!

Да и что есть «история»? Это наука о способах и средствах жизни в разные времена. О философии, социологии, материалах и технологиях. О технике, политике, власти. История человечества – это всё о человеке и способах бытия во все времена. До недавнего времени, в распоряжении историков были только раскопы, а в раскопах, как правило, только могильники. Именно по захоронениям изучали историю во все времена. По той стороне жизни, которая зовётся – смерть. Объективны ли выводы о жизни, рассматривающие противоположную её сторону? Подтвердить или опровергнуть все предыдущие выводы – это как раз и предстояло Атлантиде. И атлантийцы начали исполнять эту задачу, стоявшую перед ними, методом прямого наблюдения.

Первая экспедиция ушла в Месопотамию с Сидоном, вторая небольшая этническая группа – в Европу, в страну басков. Следующая покидала Атлантиду, отправляясь на северо-восток, к берегам Чёрного моря и далее на Восток, вплоть до Китая.

Не прошло и ста лет, как Нефер, не выдержав одиночества, отправилась в Месопотамию с другой командой. Её возглавил Базилус, бывший заместитель Антония Фасулаки. Экспедиция собиралась пойти в междуречье другим путём, минуя Италию, Грецию и Турцию. Но Нефер согласна была и на это. Не то, чтобы она страдала и плакала в отсутствии Сидона, но что-то похожее на тоску не давало ей покоя. Теперь её возраст остановился, и ко всем кандидатам на её руку и сердце она относилась с особым трепетом. Ей стало казаться, что с отъездом Сидона какая-то её часть отделилась. Ампутирована безболезненно умелым хирургом. Осталось лишь слегка уловимое довлеющее чувство тревоги – было и нет чего-то важного. Фантомная боль. Чувство потери. Захотелось бежать и искать. Нефер просыпалась ночью и долго смотрела на восток, стоя у окна, до тех пор, пока на горизонте не появится розовая полоска – отблеск блистательной короны. Короны Востока.

С небольшой грустью провожал всех покидающих Атлантиду Георгий Симонов. Иногда ком подкатывал к горлу, как сейчас, стоя на причале. Подходил к концу Малый ледниковый период, и он провожал друзей, отплывающих на север. Команда единомышленников, вечно несогласных с методами правления в Атлантиде, они решились идти вдоль северных берегов Европы, исследуя береговую линию к полуострову Ямал. Долгое время учёных беспокоили находки стоянок древнего человека на полуострове времен мезолита. Всегда считалось, что там веками царила мерзлота. Крайний север – кто там вообще мог жить и для чего?

Собрались исключительно заинтересованные в вопросе люди: индусы, поддерживающие теорию происхождения ариев с северной прародины. Англо-саксы, с детства впитавшие в себя легенды Оркнейских островов о таинственной северной земле Доггерлэнд. И русские, как костяк всей группы. У них тоже был свой особый интерес – Гиперборея. Всех мучил вопрос: что за земля такая, Родиной которую считает чуть ли не каждый третий?

– Может с нами? – Колесов положил руку на плечо Симонову.

– Ты же знаешь, на мне груз ответственности. Я же отец. Да и Вероника проснётся, вот-вот, а меня нет… Не могу, – оправдывался тот.

– Понимаю. Ну, давай! Надеюсь, мы ещё встретимся!

– Пока, Колес, – сказал и замолк, с сожалением сжав губы Симонов.

– Пока, земляк! – крикнул в ответ Колес, уже на ходу запрыгивая на борт корабля.

Однако время отправления выбрано было крайне неудачно – наступала осень, сезон штормов.

Глава одиннадцатая. Эвридика

С маленькой бледной девчушкой, дочкой спящей Вероники, нянчился весь институт. Лет до пяти это эфирное создание баловали буквально все, кому не лень. Сколько времени проводил с ней Георгий, сказать было трудно. Хорошо, если спать укладывал, тихо напевая колыбельную из своего далекого детства. Имя придумывали тоже хором. Однажды кто-то назвал её Эвридикой, только что покинувшей пределы Аида: хрупкой, невесомой, похожей скорее на тень, чем на живое полнокровное создание.

Имя Эвридика прижилось. Когда нужно назвать по имени, а имени нет, в голову приходит самая подходящая картинка, ассоциация. Девчушке шёл второй год, а у неё всё не было имени. Её звали то малютка Вероники, то Симонова дочь, то ещё как. А после того, как впервые кто-то назвал девочку Эвридикой, всё чаще именно это имя и всплывало в виде ассоциации.

– Симонов, нельзя ребёнку без имени. Она же формирует своё эго, – возмутилась Нефер бездействию Георгия.

– Все зовут её Эвридикой. Созвучно с именем матери. Пусть будет. В её сознании пока эти слова мало различимы и она не заметит подмены. Имечко конечно… но оно соответствует происходящему. Решено – Эвридика! – утвердился, наконец, Георгий и пошёл к ректору зарегистрировать малышку.

День Эвридика проводила в яслях. Чуть повзрослев, в саду. Георгию не доставало времени общаться с дочкой. Все силы он тратил на машину времени, отрабатывая на ней чувство вины. Он хотел всё быстрее исправить. «Ребёнок ещё маленький, и я всё успею. Есть только я и она. Мы проводим вместе вечера, едим вместе. Этого достаточно. Всё будет хорошо», – утешал себя он всякий раз, как бы оправдываясь. Пропускал детские праздники. Просил коллег забрать девочку из сада… Все сотрудники его лаборатории по очереди забирали и водились с малышкой, когда могли. С ребёнком водились и многочисленные родственники: внуки и правнуки Симонова и Вероники. Бывало, девочку приводили в лабораторию, когда никто не мог за ней присмотреть. Георгий сажал её к себе на загривок, включая и выключая приборы, рисуя формулы на доске, размышляя вслух, разговаривая с ней, советуясь. Эти часы он считал особенно плодотворными в смысле воспитания. Ему они запомнились, а значит, и девочке тоже западут в душу.

 

Время летело, как обычно, стремительно, и за делами Симонов не заметил, как в десять лет Эвридика стала «самостоятельной». Не в том смысле, что могла жить одна, во всём себя обеспечивая, а в том, что, вставая утром, могла спокойно собраться и уйти, позавтракав у подружки. Пообедать у тёти, оставаясь на ночёвку у троюродных сестёр. А домой возвратится только на выходные.

Георгий искал её по всей Атлантиде, чуть ли не ежедневно поднимая на уши одноклассников и знакомых. Заставлял Эвридику завтракать и ужинать дома. Неумело готовил пищу и ждал её за столом. Ругал, если снова приходилось оббегать знакомых, не дождавшись девчушку ко сну. Он настаивал, она отталкивалась. Он злился – она плакала и отдалялась. Георгий понимал, насколько она хрупкая и ранимая, оказывая своё родительское давление. Видел, как она испуганно съеживалась и сопротивлялась. Но как ещё можно убедить ребёнка и заставить поступать правильно? «Она ещё мелкая и ничего не понимает! Я, отец, должен научить, проконтролировать, заставить!» – искренне думал он.

Между ними выросла пропасть недоверия. А в четырнадцать лет Эвридика и вовсе влюбилась. Для Георгия жизнь превратилась в кромешный Ад. Юную леди стало невозможно убедить и тем более заставить.

Александру, парню Эвридики, стукнуло двадцать три, когда произошёл скачок во времени. Перемещение изменило всех. И юный вундеркинд не стал исключением.

Время остановилось для атлантов, и многие решили, что оно даёт им фору. Фору для того, чтобы сделать то, на чём раньше все они экономили: развлекаться, транжирить время направо и налево. В безвременье можно было, наконец, расслабиться, отдохнуть, попробовать жить, нарушая негласные законы и правила. Проверить, насколько правы были «взрослые» когда говорили: «делу – время, потехе – час», «без труда не выловишь и рыбку из пруда» и другие аксиомы взрослой жизни, благодаря которым он всё же на пару лет раньше поступил в аспирантуру…

Это время далось нелегко и Александр немного злился. Теперь стало непонятно, что с ним делать – со временем…

Когда вокруг Атлантиды выросло третье земляное кольцо, молодежь тусовалась именно там, вдали от «предков». По сути, место представляло собой гетто, где проживали остатки аборигенов, занимающихся сельским хозяйством. Паслись стада овец и туров, к той поре уже одомашненных на Атлантиде. Безмятежно колосились поля овса, гречихи и льна. И ещё оставалось довольно свободного места для молодецких игр.

Это Александр придумал устроить арену для корриды – традиционного, но подзабытого увлечения испанцев допотопного периода. Конечно, до корриды этой забаве было пока далеко, но как новильера она, пожалуй, всё-таки выглядела.

До тех пор, пока игрища не взяли под контроль, много молодых парней оказалось покалеченными. Но молодёжь подобные запреты мало волновали. Каждый новый тореро думал, что его не постигнет печальная участь прочих смельчаков. Одомашненный тур всё ещё оставался слишком диким и опасным. Попробовать решили на коровах, но те очень быстро понимали, что к чему, и оголтело носились не за плащом, а за тореро. Типа, слишком догадливые? От идеи быстро отказались. Самоуверенный и упрямый тур оказался удобнее…

Компания во главе с Александром постоянно искала приключений на свою голову. Экстрима. Чем только они не занимались, пока, наконец, не остановились на быках. К этому их сподвиг один случай…

Молодёжь скиталась по окраинам в поисках развлечений, пиная балду, когда крестьяне перегоняли стадо быков с одного пастбища на другое через посёлок. У въезда в посёлок из стойла неожиданно вырвался мамонт. Их широко использовали в качестве тягловой силы и бычки, что помладше, испугавшись, начали метаться.

Животные, орудуя рогами и бивнями, разрушили часть деревянных построек и понеслись по главной улице, гоня перед собой пол деревни баб и мужиков. Среди них оказалось несколько оболтусов из «молодых учёных», так сказать.

Домики стояли плотной стеной, образуя лишь одну улицу с полисадниками за хлипкой оградкой из жердей и скрыться было совершенно негде. Быки цепляли людей с невысоких яблонь, ломали изгороди, в клочья разнося стога соломы. Александр и его свита повеселились на славу, дразня рогатых головорезов. Пожертвовав на растерзание монстров красную рубаху, Александр ловко варьировал между быками, извиваясь, как надувной болванчик для рекламы иногда, раздразнивая быков электрошоковым копьём. Тогда и зародилась мысль возродить корриду.

Кто бы подумал, что ботаник, золотой медалист, победитель универсиад Александр окажется очень хорош в качестве тореро. За 20 000 лет до нашей эры много раз подряд был одним из самых успешных матадоров на арене. Искусно владея плащом и мулетой, он проделывал с быком умопомрачительные пассы, собирая огромную толпу фанатов. Не удивительно, что Эвридика в него влюбилась.

С тех пор, как отпала надобность в охоте, это первобытное зрелище неизменно пользовалось в Атлантиде популярностью. Даже высшее руководство «страны» нет-нет да заглядывало на красочные представления. Здесь, на арене, смельчаки могли проявить храбрость, покрасоваться с плащом, выписывая в воздухе виртуозные восьмёрки вероники. Кровь закипала в крови, когда бык злился, получая болезненные уколы бандерильями, кованными Фиделем в колесовой кузне.

Они с Рамоном рисковали не меньше, участвуя в первобытной новильере в качестве бандерильеро. Лишь бы быть поближе к Александру. Быки разрывали в клочья лошадей, молотя копытами упавших с коней пикадоров и бандерильеро, мешая всех в одну кровавую кучу.

Рамон и Фидель немного завидовали своему одногодке Александру. Белой завистью. На парня заглядывались самые красивые девушки, и рядом с ним всегда крутилась Эвридика, ни давая не малейшего шанса соперницам. Но и она тоже была предметом немого восторга почитателей. Может ещё поэтому братья поглядывали в сторону удачливой парочки, кусая в кровь губы втихую друг от друга… Уж больно красиво они смотрелись вместе. А может, было что-то ещё?

Симонов впервые в тот день пришёл взглянуть на корриду. Он выглядывал в шумной толпе зевак Эвридику. Она стояла за оградой, и в моменты опасности прикрывала глаза маленькими руками.

Как сочеталась хрупкость и нежность девушки с атлетически грубой силой и первобытными развлечениями Александра, у Симонова в голове не укладывалось. Но, видимо, связь была – веревочка, которая притягивала маленькое эфирное создание грузиком к грешной земле.

Коррида вдохновляла её и возбуждала. Щёки наливались румянцем, и в руках неведомо откуда появлялась сила. Симонов слышал, что её присутствие у оградки арены рядом с плащом тореадоры ассоциировали с ангелом спасителем. Когда уже ничего другого, как бежать, больше не оставалось, бежали к ней. Она настолько осмелела, что захлопывала ворота, буквально сталкиваясь носом с пышущем жаром зверем. В ней сочеталась хрупкость и нежность в смеси с чем-то фантастически необыкновенным – божественным. Казалось, что, несмотря на хрупкость, она имела стержень, стальной каркас, одним словом. Была соткана из необычного волокна. Александр ею гордился:

– Мой человечек! – говорил он, улыбаясь после удачного боя и закутывая хрупкого ангела в красный плащ тореадора.

Но то, что сейчас происходило на арене всех бросило в пот.

Бык получил болезненный укол в холку и, озверев, бросился на пикадора. Лошадь поднялась в воздух и мгновенно мешком с костями легла на песок арены, взметнув в воздух облачко пыли. Рамон выскочил из седла буквально на лету и бросился прочь, в сторону от быка. Тореро взмахнул мулетой, но бык с красными от злобы глазами помчался на него сквозь ряд напуганных бандерильеро, целясь в дразнящий кусок материи. Но, или Александр потерял самообладание, или бык задумал изменить правила игры… после того как мулета опустилась, бык, повернув голову, боднул рогом ошарашенного матадора.

На глазах у всех штанина на его правой ляжке разъехалась пополам, и взорам публике предстала ослепительно белая бедренная кость.

Рамон и Фидель быстро схватили тореро и, пока другие бандерильеро отвлекали быка, вынесли Александра за ограду. Симонов был в шоке от зрелища! Парня занесли в коляску, и упряжка их двух скакунов быстро доставила тореро в больницу. Таких ран медики с Атлантиды не видели ни разу.

Этот парень очень долго приходил в себя. Эвридика от него не отходила. Долго не заживающая рана заставила Александра понервничать. А власти постарались сделать шоу максимально безопасным. Запретить что-то настолько популярное не решились. В будущем коррида существовала, почему она не может иметь место до нашей эры? Разработали защиту из кремниевых пластин. И прочная, и лёгкая. Но Александру её опробовать уже не не удалось. С тех пор он в боях не участвовал, прихрамывая на правую ногу. Нога ныла в ненастную погоду, делая его злым и раздражительным. Но зато, став неинтересным для публики, он оценил преданность и заботу Эвридики.

Эвридика всегда была рядом и подбадривала любимого. Немного разочарованная тем, что её парень больше не герой корриды, но всё же. Один раз сделав выбор, она не собиралась метаться от одного героя к другому.

Симонов подозревал, что чувства Эвридики ненастоящие.

«Потешится и остынет. Она же ещё девочка, какая может быть любовь? У этого пижона Александра? У него какие чувства? Просто иметь такую девочку рядом престижно. Вот и всё!» – рассудил он.

В чём-то Георгий был прав. Александр для влюбленно был слишком заносчив, а Эвридика… оставалась холодной богиней. Она старалась чувствовать и любить, но ощущала себя не от мира сего. А может, их время просто не пришло?

Молодые люди искали себя. Хотели и расслабиться, и погуливанить. Только некоторых результатов нужно ждать годами, а другие дают плоды уже очень скоро…

Большая группа молодежи собралась покинуть Атлантиду. Бесконечные понукания претили. Свобода ждала их за пределами «душного» мира «вечных предков», и Эвридика оказалась с Александром в числе этих людей. Тем самым Александром: рисковым, горячим и заносчивым. Он искал новых приключений на свою голову…

Что же Симонов? Симонов устал от роли отца. У него буквально опускались руки от одного лишь намёка на проблемы, паровозиком следующих одна за одной буквально по пятам. Он отпустил Эвридику. Отпустил совсем. С глаз долой, из сердца вон! И на душе стало спокойно. Он честно боролся и, как ему казалось, сделал всё, что мог.

Молодёжь в этой компании с трудом представляла себе цель пути. Так, четверо атлантов китайского происхождения шли с ними в надежде свернуть на Восток, и хоть немного пути двигаться с большой компанией. Тоже можно было сказать про братьев Юрия и Якова Ким, балансирующих между Азией и Европой. В конце концов, русские по самое «не хочу», они мечтали однажды добраться до Кореи. Остальные просто шли вперёд, навстречу приключениям, вырвавшись из-под опеки мэтров… Несколько девушек сопровождали своих бойфрендов в надежде в будущем создать пару. Но об этом до поры до времени они, конечно, помалкивали…