Есть примета: если забыл что-то, что тебе дорого, в чужом городе или незнакомом месте, то обязательно туда ещё раз вернешься. Забегая немного вперед, подтвердим, что формально примета сбылась. По возвращении в Лондон из Корнуолла Юля с Себастианом провели ещё одну ночь в его доме. Впрочем, её сережки так и не были найдены.
***
На следующее утро Юля проснулась ни свет ни заря – часов в восемь по московскому времени, то есть в пять по Гринвичу. Спустилась этажом ниже на кухню, не торопясь сварила кофе, приготовила легкий завтрак из того, что смогла найти в холодильнике, и притащила всё это наверх в спальню на большом подносе.
Вскоре проснулся и её любовник. Они завтракали, сидя в постели, и Себастиан с гордостью показывал Юле фотографии своего сына Йохана, симпатичного розовощёкого мальчугана примерно тех же лет, что и её дочки. Снимки были сделаны в брюссельском доме родителей жены Себастиана. Пару раз на фото мелькнула и она сама, так что Юля с удивлением заметила, что они обе относятся к одному типу внешности: высокие, полнотелые, с длинными волосами.
Между тем, на тумбочке рядом с кроватью Юля заметила еще одну небольшую фотографию в деревянной рамочке. На ней был запечатлён сам Себастиан в обнимку с другой женщиной, тоже примерно Юлиных лет, но внешне – типичной англичанкой: сухощавой, с соломенного цвета коротко стриженными волосами, тонким носом и тяжеловатым подбородком. Они с Себастианом стояли на пустынном каменистом берегу моря (или океана), прислонившись к большому покатому валуну.
– Это женщина, с которой ты встречаешься сейчас? – спросила Юля.
– Мы расстались некоторое время назад. Кстати, это фото сделано недалеко от тех мест, куда мы с тобой отправимся сегодня.
– Да? А позволительно ли спросить, почему вы с ней расстались?
– Ну… она хотела, чтобы я купил ей дом. В Найтcбридже. Но я не был уверен, что наши отношения настолько прочные.
А Юля не была уверена, что правильно поняла его. Неужели женщина может ставить судьбу отношений с любимым человеком в зависимость от того, купит он ей дом или нет? К тому же, Найтcбридж (Knightsbridge) – весьма недешёвый райончик центрального Лондона. Любопытно, достало бы доходов Себастиана для выплаты такой ипотеки? Впрочем, это уже Юли не касалось, и она, как всегда в подобных случаях, предпочла в конце концов списать своё непонимание ситуации на «cultural differences» (культурные различия).
– К тому же, знаешь, у неё сын – ровесник моему, – продолжал Себастиан невесело. – И я вынужден был проводить отпуск с ней и её ребенком, в то время как моему собственному сыну так недостаёт отца.
– Слушай, ну это же проще простого, – перебила Юля нарочито легкомысленным тоном. – Ваши дети ровесники, так почему бы не взять с собой в отпуск обоих? И мальчишкам было бы веселее, и тебя не мучила бы совесть.
– Нет, мать Йохана никогда бы этого не допустила.
Ну, тут уж Юле было всё понятно – какие там культурные разницы! Современным женщинам всех стран и континентов присущ этот материнский эгоизм, когда из-за обиды на отца ребёнка несуразные и неоправданные ограничения накладываются и на самого ребёнка, и на его общение с «опальным» родителем. Юля вздохнула и решила больше не касаться этой темы.
После завтрака – надо ли упоминать, что он увенчался страстным сексом! – они отправились в ближайший пункт проката автомобилей. На улице накрапывал дождь, но на душе у Юли светило солнышко. Предвкушение предстоящего приключения в компании с близким мужчиной наполняло её радостным нетерпением.
Они выбрали машину, и Себастиан, с готовностью вняв Юлиной просьбе, оформил право вождения на них обоих, хотя Юля и призналась ему честно, что до того момента ни разу в жизни не водила машину с правым рулем. Заметно было, что Юлин партнёр твёрдо решил потакать ей во всем во время предстоящего путешествия, и это уже само по себе невероятно заводило!
Что же до Юли, то она была полна решимости сделать эту поездку незабываемой прежде всего для Себастиана. И в частности – преподнести ему парочку уроков «настоящего качественного секса», хотя она и сама толком не осознавала, что именно вкладывает в это определение.
Они вернулись домой на арендованной машине, побросали свои рюкзаки и куртки в багажник, кинули туда же кое-какие съестные припасы, настроили радиоприёмник на лирическую волну, а навигатор – на шоссе с красивым номером A303, и двинулись на запад, на встречу с Корнуоллом, с Атлантикой, на встречу с собой. С таким Себастианом и с такой Джулией, какими они друг друга ещё не знали.
***
Почти весь остаток дня Юля и Себастиан провели в пути, остановившись лишь раз на заправке, «to stretch their legs» (чтобы размять ноги) и перекусить, да другой раз – в Стоунхендже, но об скажем чуть позже. Долгая поездка вдвоём давала им отличный шанс больше узнать друг о друге, так как при том, что они были знакомы уже целый год, о некоторых аспектах жизни друг друга они имели довольно скудное представление.
Что ж, по крайней мере Юля имела возможность убедиться в том, что её избранник являлся самым достойным представителем общества и сильной половины человечества. Может, и Себастиан в ту поездку узнал о ней что-то новое, потому что она тоже рассказывала о своей жизни и отвечала на его вопросы вполне откровенно.
Фламандец по рождению, Себастиан провел юность в Антверпене, где и сейчас жили его родители. Благодаря собственной настойчивости и немножко везению получил степень МВА престижной американской бизнес-школы, после чего довольно долго работал в крупных международных инвестиционных банках, пока не перебрался, в начале 2000-х, в Лондон в связи с рождением сына.
Хотя семейная жизнь Себастиана не в полной мере сложилась, отцом он был нежным и любящим и ежегодно проводил отпуск с сыном – то на горнолыжных курортах, то на велосипедных трассах, в основном во Франции. Оказывается, Юлин любовник был также хорошим спортсменом!
Себастиан обожал Штаты, считал эту страну (не вполне заслуженно, на Юлин взгляд) землей обетованной («promised land») и очень жалел, что в свое время уехал оттуда и пока не может снова найти там себе подходящей работы.
Оказывается, 11 сентября 2001 года, когда захваченные террористами самолёты таранили башни-близнецы World Trade Center в Нью-Йорке и здание Пентагона в Вашингтоне, он находился в Нью-Йорке, как раз в офисе своего банка на Манхэттене. Себастиан рассказал, что в момент атаки никакой особенной паники не было. Люди просто выходили из своих офисов и направлялись быстрым шагом вдоль авеню в центральную и северную часть Манхэттена. Он также припомнил, что жители домов, мимо которых проходила эта стихийная «эвакуационная» процессия, оказывали прохожим посильную помощь, например, выходили на улицы с большими бутылками питьевой воды и предлагали утолить жажду.
Юля тут же вспомнила, как в марте 2010-го, когда прогремели взрывы в московском метро, на площади «Трех вокзалов» невозможно было поймать ни такси, ни частника, чтобы доехать до работы, а счастливчики, которым это всё же удавалось, вынуждены были переплачивать вдесятеро. Впрочем, другие очевидцы, напротив, рассказывали, что московские водители добровольно изменяли маршрут своего движения, чтобы подвезти пассажиров выведенных из строя линий. Но сама Юля таких примеров не видела. Она вспомнила обо всём этом, но почему-то не захотела рассказывать Себастиану.
А еще она с особенной теплотой вспомнила его взволнованную смс-ку, полученную в день московского теракта, когда он спрашивал, всё ли у неё в порядке. Теперь, узнав, что он был свидетелем нью-йоркских событий, она по-новому интерпретировала его тогдашнее участие.
Ну а он, что чувствовал он сам, когда чуть ли не на его глазах посыпались на земь гигантские башни-близнецы? О, он тогда до конца не осознавал всей серьёзности ситуации! Да, он побежал вместе со всеми в центральный Манхэттен, где снимал квартиру, позвонил родителям и заверил их, что с ним всё в порядке, а потом схватил видеокамеру и… побежал обратно к южной оконечности острова, в самый эпицентр трагических событий. Он, видите ли, хотел запечатлеть всё происходящее на видеокамеру.
«Общество спектакля, блин!» – подумала Юля с печальным сарказмом, но вслух опять ничего не сказала.
«В обществах, достигших современного уровня развития производства, вся жизнь проявляется как огромное нагромождение спектаклей. Всё, что раньше переживалось непосредственно, отныне оттеснено в представление». (Ги Дебор, «Общество спектакля», 1967).
«Спектакль частенько предстаёт перед нами в образе зрелищной политики, зрелищного правосудия, зрелищной медицины и иных не менее замечательных медийных фабрикатов. В принципе, спектакль – это банальная отрыжка, излишек, вырабатываемый СМИ… Среди всего того, что произошло за последние двадцать лет, наиболее важное изменение коснулось охвата, обеспечиваемого спектаклем. СМИ – главный инструмент спектакля – достигли воистину несравненного совершенства, они уже сейчас развиты настолько, что целое поколение оказалось окончательно подчиненным их воле, а значит, воле спектакля». (Ги Дебор, «Комментарии к Обществу спектакля», 1988).
Касательно 11-го сентября в разговоре с Себастианом Юля лишь упомянула, что в тот день и час, когда в результате атаки террористов были повержены башни-близнецы в Нью-Йорке, сама она гуляла во дворе своего дома с коляской, в которой мирно посапывали другие, самые дорогие её сердцу близнецы на свете, – её тогда еще девятимесячные дочурки.
А вот чего Юля и представить себе не могла, когда беседовала с Себастианом, так это то, что ещё через полгода после их разговора, в мае 2011-го, и две их подросшие дочки, и сын, и она сама с их папой во время поездки по Соединенным Штатам будут бродить по Манхэттену, в том числе – вокруг высокого строительного забора, огораживающего Ground Zero, как весь мир теперь называет место, где когда-то стояли башни-близнецы World Trade Center.
***
Всего в паре сотен метров к северу от живописного шоссе А303, ведущего из Лондона на запад, расположен знаменитый Стоунхендж, и наши путешественники, естественно, не могли туда не завернуть. Оставив машину на стоянке и похватав только куртки (начинал накрапывать дождь) и фотокамеры, поспешили к сакральным валунам. Там Юля впервые увидела фотокамеру Себастиана в деле: она фотографировала всему миру известные нагромождения, а он – Юлю на их фоне.
Юля должна была признать, что в целом сей мегалитический архитектурный объект не произвел на неё должного впечатления, несмотря на то, что, как утверждают, камни для него свозили чуть ли не с половины Англии, из районов, отстоящих от Стоунхенджа на сотни километров.
Наснимавши вдоволь, каждый своё, и продрогнув до костей, они вернулись в машину и ехали уже до самого Корнуолла без остановки. На подъезде к Уэйдбриджу (Wadebridge), в окрестностях которого и находился их настоящий корнуэльский коттедж в настоящей корнуэльской деревушке, Себастиан принялся названивать по мобильному хозяйке, расспрашивая, как им лучше проехать. Юля взяла у него из рук мобильный, чтобы он мог спокойно вести машину, и, представившись его секретарём, продолжила выяснение деталей маршрута. Когда же телефонный разговор закончился, Себастиан спросил со смехом:
–Так значит, ты теперь мой секретарь?
–А ты против?
–Да нет, если это не помешает тебе спать со мной.
Смеркалось, но они были уже близко от конечной точки своего маршрута. Пересекли маленькую речушку и въехали в «настоящую корнуэльскую деревню», которая, на Юлин взгляд, оказалась довольно-таки зажиточным местечком с солидными домовладениями, прячущимися за аккуратно подстриженными зарослями живой изгороди, такими высокими, что и самих домиков с дороги часто не было видно.
Позднее Юля узнала, что Корнуэльский полуостров – один из беднейших регионов Великобритании, где молодёжи с каждым годом становится всё меньше. Основную часть его обитателей составляют удалившиеся на покой бывшие жители крупных городов, «дачники», приезжающие в Корнуолл насладиться свежим атлантическим бризом, сёрфингисты, да еще романтики, считающие себя потомками рыцарей Круглого стола.8
Грунтовая дорога, указываемая им GPS-кой с какой-то даже патологической точностью, петляла в темноте между домами, и порой не сразу можно было разглядеть какое-нибудь боковое ответвление, куда, согласно инструкции навигатора, они должны были свернуть. «In the middle of nowhere»,9 – пробормотал Себастиан, когда в очередной раз подобный поворот вынырнул лишь в самый последний момент. Впрочем, они были уже на месте.
Хозяйка, женщина лет сорока пяти, моложавая, но бесцветная, как большинство англичанок, встречала их у въезда во двор. Пока Себастиан парковал машину, она повела Юлю знакомиться с их «настоящим корнуэльским коттеджем», который, освещаемый в сумерках лишь одиноким уличным фонарем, своими выбеленными наружными стенами напомнил Юле обыкновенную деревенскую мазанку. Внутри домик имел форму распашонки: налево – гостиная с камином и кухня, направо – спальня и ванная комната. Юля вспомнила, что камин еще раньше несколько раз особо упоминался Себастианом: видимо, тот возлагал на него большие надежды.
Хозяйка без умолку трещала – совсем не в стиле английских леди, какими Юля привыкла их видеть. В частности, англичанка не преминула поинтересоваться, давно ли они с Себастианом знакомы и в какой фирме работают. Миссис, вероятно, не забыла, что Юля – «секретарша» своего спутника.
Юля ответила первое, что пришло в голову: мы, де, работаем в аудиторской компании. И неожиданно попала в яблочко, а точнее – на больную мозоль. Её собеседница посетовала, что и сама пыталась получить степень АССА10, но не одолела некоторых предметов и в конце концов решила всё бросить и организовать семейный бизнес по сдаче внаём вот этого родового гнезда. Слушая её и кивая головой, Юля благоразумно умолчала о том, что сама-то как раз является счастливой обладательницей сертификата АССА. Во-первых, она не хотела обидеть свою менее удачливую «коллегу», а во-вторых, квалификация бухгалтера никак не стыковалась с первоначальной «легендой» о секретарше.
Припарковав машину и захватив оставшиеся в ней вещи, Себастиан присоединился к ним, и их болтливая хозяйка тут же переключилась на Юлиного спутника, справедливо углядев в нем «ответственного нанимателя». Она объяснила, где находится газовый котёл, как работают батареи отопления, где включается горячая вода, как растопить камин и прочая и прочая. Не преминула при этом напомнить о мерах экономии и о том, что перерасход любого из ресурсов – будь то вода, газ или электричество – повлечёт увеличение оплаты сверх ранее оговорённой суммы.
Они оба покивали понимающе, а хозяйка повернулась уже персонально к Юле и добавила, что если та захочет покормить животных («Животных?! – удивилась Юля. – Ах, ну да, это же ферма!»), то мисочка вот тут, в прихожей. И она с достоинством удалилась, оставив их, наконец, одних.
Какое-то время Юля и Себастиан обнимались и целовались, но поскольку страсть частично была утолена прошлой ночью, а голод – ещё нет, решено было прежде всего отправиться ужинать. Они снова сели в машину и вырулили в темноту посёлка. Поплутав по уже немного знакомым им проулкам, выбрались на главную улицу.
Местный паб, чуть ли не единственное ярко освещённое в это время здание в посёлке, казался центром цивилизации. Он был переполнен, и им пришлось подождать, пока освободится столик. Расположившись, наконец, друг напротив друга, заказав ужин и бутылку местного вина (в Корнуолле есть собственные виноградарские хозяйства и винокурни), они, немного усталые, но удовлетворённые поездкой и тем, что добрались-таки до цели, вели неспешную беседу.
Все это, включая атмосферу паба, напоминало им их первый разговор ровно год назад в Эрандле. Но как много им – ну или, ладно, положим, только Юле – пришлось пережить с тех пор! Она смотрела на Себастиана, слушала его, а сама думала: «Понимает ли он, сколько боли мне причинил, вольно или невольно? Знает ли, какие потрясения я испытала за год, прошедший с момента нашей с ним первой встречи?»
Покончив с ужином и прихватив с собой недопитую бутылку вина, они направились домой. Себастиан то и дело останавливался, выскакивал из машины и принимался собирать по обочине дороги ветки и прутья для растопки камина. Он называл их «дровами»: «Look, Julia, we need more logs to make a good fire»11. Он был то ли чуточку пьян, то ли возбуждён, предвкушая ночь вдвоем с ней у камина. Юле приходилось усаживать его за руль, смеясь и угрожая, что если он не прекратит свои походы «за дровами», то она сама поведёт машину.
С хохотом ввалились они в свое маленькое жилище, и Себастиан немедленно принялся за разведение огня. Для Юли он постелил прямо на полу перед камином шерстяной плед. Хлопоты его были очень трогательны – давно никто так не заботился о ней.
Огонь в камине всё никак не хотел слушаться: то он гас, не разгоревшись, а то шаловливые горящие веточки грозили выпрыгнуть на пол, когда Себастиан пытался собрать их в подобие домика или шалашика.
Наконец, кое-как справившись с камином, Себастиан налил им обоим по бокалу вина и опустился на плед рядом с Юлей. Они долго обнимались и целовались, а когда на них не осталось никакой одежды, Себастиан вдруг потянулся за своей фотокамерой.
Он отходил от Юли на пару шагов, прицеливался, делал два-три снимка, быстро просматривал их, потом возвращался, они целовались и ласкали друг друга, после чего он снова отходил, наводя на Юлю объектив, что-то регулировал, подкручивал, опять возвращался. Этот танец втроём – она, Себастиан и его фотокамера – продолжался около получаса и невероятно волновал Юлю.
Наконец, Себастиан отложил фотокамеру и вернулся к Юле на одеяло. Он был очень возбужден, лаская её, и даже немного дрожал, при том что в комнате стало уже довольно жарко от пылающего в камине открытого огня.
«Время пришло», – сказала Юля самой себе, а вслух произнесла: «Дорогой, я так люблю, когда меня целуют там». Однако вместо того, чтобы выполнить её недвусмысленно высказанную просьбу, он ответил: «I have never had good experience with this». Юля не вполне поняла, что в точности он имел в виду, ибо эту, произнесенную по-английски, фразу можно было интерпретировать по-разному: «Я никогда не умел делать этого хорошо», или «Это никогда не заканчивалось успехом», или даже «Мне это никогда не нравилось».
Что-то подсказывало Юле, что упорствовать нет смысла, Себастиан не поддастся на её уговоры. И потому они продолжили заниматься скучным и старомодным сексом. «Хорошо еще, что не сплюнул», – подумала при этом Юля, стараясь скрыть ехидную ухмылку.
***
Проснувшись утром и выполнив свои ежеутренние упражнения в комнате с камином (поскольку ночью они с Себастианом перебрались-таки в спальню), Юля принялась готовить завтрак из привезённых ими скудных припасов. Впрочем, в шкафчике над кухонным столом обнаружился молотый кофе, а в холодильнике была полуторалитровая пластиковая бутылка свежего деревенского молока. Ежедневное снабжение постояльцев натуральным молоком с фермы было оговорено с хозяйкой заранее и включалось в стоимость аренды домика.
Себастиан проснулся на запах кофе, вышел из спальни, заспанный и взъерошенный, но уже с фотокамерой в руках. Юля не исключала, что какое-то время перед этим он в спальне просматривал сделанные ночью фотографии.
Снова началась фотосессия: Юля режет сыр, Юля снимает кофе с горелки, разливает молоко по чашкам, сидит на диване с подобранными под себя ногами. Её надетый прямо на голое тело вязаный кардиган едва прикрывал грудь и коленки и, застегнутый лишь на пару пуговиц, распахивался при каждом неосторожном движении.
Удовлетворив свою потребность в визуальных наслаждениях, Себастиан переключился на музыкальные. Достал свой планшет и включил проигрыватель.
Фонотека Себастиана состояла из популярных современных песенок и мелодий, и пока они с Юлей завтракали, он то и дело интересовался, известна ли ей та или иная песня. Чаще всего она хорошо помнила и могла подхватить мотив, иногда знала пару фраз, но почти никогда – имя исполнителя или группы. Наконец, устав гадать, она сообщила с надутым видом, что ничего не понимает в современной музыке, а предпочитает классику.
Себастиан повозился со своим планшетом, и зазвучало известное симфоническое произведение.
– А-а, сороковая симфония? Ну вот это другое дело, это мне ближе.
Он недоверчиво заглянул в экран, Юля догадалась: сверяет название произведения.
–You know this stuff?12 – удивление Себастиана было комически велико. Пришлось объяснить, что сороковую симфонию Моцарта в России знает не только обладатель аттестата музыкальной школы вроде неё, Юли, но и среднестатистический выпускник обыкновенного общеобразовательного учреждения, если он не слишком часто прогуливал уроки музыки.
Дальше последовало беспорядочное включение примерно дюжины других классических произведений, и Юля «отгадала» более половины, включая первый концерт Грига, один из ноктюрнов Шопена, «что-то из Вивальди» и так далее, благо имеющаяся в распоряжении Себастиана музыкальная коллекция не грешила вычурностью или чрезмерной избирательностью. В конечном итоге, Юлино реноме меломана и знатока музыки было восстановлено и признано окружающими в лице Себастиана. С тем завтрак был завершен, и парочка была готова отправиться на покорение Корнуолла.
Прежде чем сесть в машину, Юля пошла на хозяйственный двор поинтересоваться, что за животных разводят на ферме. Следуя вчерашнему совету хозяйки, прихватила с собой мисочку с остатками недоеденных сэндвичей и крекеров.
«Ферма» оказалась парой вольеров с кроликами и морскими свинками. Петухи же, куры и индюшки с индюшатами и вовсе расхаживали на свободе и чувствовали себя настолько в безопасности, что с готовностью поклевали крошек прямо у неё с руки. Кроликам Юля просунула сквозь прутья клетки немного свежей травы. Вообще Юлино появление внесло, пусть и ненадолго, некоторое оживление в это сонное зверино-птичье царство, но Себастиан уже делал знаки, что пора отправляться.
Тот день являл собой необычайную мозаику, калейдоскоп из множества мест, которые им с Себастианом удалось посетить, и событий, которые они пережили.
Были в Ньюки (Newquay), гуляли по берегу океана и, разувшись, заходили в холодную пену прибоя, а то – рисовали узоры на песке прутиками или собственными следами. Отдыхающих на усталом, похолодавшем осеннем пляже было уже немного. Только самые заядлые сёрфингисты в своих замечательно красивых обливных черных костюмах нет-нет да и отправлялись с досками под мышкой ловить волну.
Потом они с Себастианом прыгнули в машину и через полчаса снова оказались перед лицом океанского пейзажа, но уже совершенно иного, отличного от того, что наблюдали ранее. Валуны всех форм и размеров осаждали берег, и при приближении можно было заметить множество облепивших их ракушек, живых, может – тех самых, которые вечером появятся в меню местных рыбных ресторанчиков под заголовком «shells».
Себастиан то и дело приникал к видоискателю своей фотокамеры. Он много фотографировал, то Юлю на фоне моря или прибрежных валунов, а то – море и валуны без Юли, много экспериментировал, порой показывая ей наиболее удачные, с точки зрения цвета или композиции, снимки.
То, что Себастиан хорошо знает побережье Корнуолла, было заметно по некоторым признакам: когда он за руку с Юлей уверенно взбирался на какой-нибудь пригорок, с которого открывался особенно замечательный вид на океан, или срезал путь по склону холмистого побережья, поворачивая на едва различимую тропку.
Юля не выдержала и заметила:
– Мне кажется, я знаю, почему ты так любишь Корнуолл.
– Почему же?
– Потому что ты был здесь раньше с женщиной, которую любил.
Он ответил уклончиво. А может быть – предельно прямо.
– Я был здесь раньше с женщиной. Но не за это я люблю Корнуолл.
Она промолчала. Ей оставалось только гадать, с кем из своих любимых женщин Себастиан был здесь раньше. С матерью Йохана? С той, с которой расстался недавно и чья фотография стоит на тумбочке в спальне? С той и другой? Или с кем-то еще? Да какая, собственно, разница?
Юля не ревновала Себастиана к женщинам, с которыми он раньше приезжал в Корнуолл, да и вообще – ни к одной из его прошлых, настоящих или будущих женщин. Ей слишком хорошо было известно, что «быть с человеком» вовсе не означает «обладать этим человеком».
Их собственная ситуация в тот момент была лучшим тому подтверждением! Они всюду ходили, держась за руки, внешне являли идеальный образец влюблённой пары, но они не принадлежали и никогда не могли бы принадлежать друг другу, по целому ряду причин объективного и субъективного характера. И им не под силу было переломить эту отчужденность, эту невозможность полного сближения: чужая жена и мужчина, которому никогда не суждено стать отцом её ребенка.
А те женщины… Стоило ли к ним ревновать? Ведь как бы волшебно всё ни складывалось у них с Себастианом, но сейчас он шёл по берегу океана, держа за руку именно её, Юлю, а не кого-то из них. И он хотел её, как никого другого, Юлю не обманешь! Пусть не любил её. Но таких ночей, такой химии, такой страсти, как у них с Себастианом, – Юля была в том уверена! – с другими женщинами у него не было.
А ведь и он стоял особняком от других встречавшихся на её жизненном пути мужчин, ведь и он будил в ней ни с чем не сравнимые переживания. И при этом – снова и снова преследовала, точила её эта неотступная мысль, эта абсолютная и объективная истина – он не принадлежал ей, а она не принадлежала ему.
В одну из их вылазок, когда солнце заняло своё полуденное положение и оттуда посылало прощальные осенние приветы по-спартански сдержанной корнуэльской природе, Юля и Себастиан оказались на пустынном холмистом берегу, который резким обрывом спускался к бьющимся внизу волнам. Машину они оставили в нескольких сотнях метров от берега. В отдалении высилась белоснежная стройная башня маяка. Более никаких признаков присутствия или жизнедеятельности людей поблизости не обнаруживалось.
Они с Себастианом долго стояли, вглядываясь в линию горизонта и пытаясь распознать по еле уловимым оттенкам синего и зеленого границу, отделяющую океанскую даль от небесной. В какой-то момент Себастиан обернулся к ней, сначала взял её за плечи, а потом медленно стянул с её шеи легкий воздушный шарф. Он просто разжал пальцы и отпустил этот кусок материи. Тот пролетел пару метров по ветру и зацепился за низкорослый куст, повис, плотно облепив ветки.
Себастиан продолжал раздевать её: помог снять вязаный кардиган, футболку через голову, расстегнул на Юле брюки, бюстгальтер. Когда она осталась в одних трусиках, он отошел на несколько метров так, что она оказалась стоящей между ним и синей гладью, на плато над обрывом, заросшим всё ещё по-летнему зелёной травой. Себастиан навел на неё объектив…
Юля просто двигалась: садилась или ложилась на траву, вставала, поворачивалась к своему фотографу то в фас, то в профиль, потом сняла свой несчастный шарф с куста, укутала грудь в его полупрозрачную мануфактуру, распустила волосы, снова сняла шарф и, держа его по ветру, позволила развеваться и биться над собой, подобно флагу. Себастиан тоже двигался, пытаясь нащупать наилучший ракурс, время от времени подбадривая её поощрительными замечаниями. Все это действо снова напомнило ей какой-то ритуальный танец.
Наконец, он подошел к Юле, сидящей на траве, но вместо того, чтобы – как она ожидала – показать отснятый материал, отложил камеру, снял с себя свитер, постелил его за Юлиной спиной и аккуратно уложил её поверх него, а потом расстегнул свои джинсы и лег сверху.
Юлин взгляд зацепился за край кудрявого белого облачка, гонимого ветром высоко в небе. Она всё не могла отвести глаз от этого облачка, словно оно оставалось тем единственно незыблемым, что удерживало её, а заодно и Себастиана, от сползания в пучину громыхающих внизу волн. Сползания не физического, ибо они были далеко от края обрыва, а гораздо более материального, ощутимого и опасного: нового сползания в океан чувств, эмоций и необоримой зависимости друг от друга.
Но Юля не зря возложила все свои надежды на то облачко. Оно отвлекло и огородило её от ненадобных чувств, подобно тому, как секретная булавка на планке шелковой блузки не даёт той случайно раскрыться на деловой встрече, чтобы под блузкой не обнаружился цветной кружевной бюстгальтер, разоблачающий в сидящей за столом переговоров бизнес-леди просто женщину.
Себастиан достиг апогея и упал на Юлю всей своей тяжестью. И, как бы то ни было, то была дорогая для неё тяжесть. Поэтому она выбралась из-под него только тогда, когда почувствовала, что начинает задыхаться. Он тоже встал, помог Юле одеться, и они неторопливо направились к машине.
– Удивительно, ты совершенно не стесняешься, когда позируешь обнажённой, – заметил Себастиан. – Это редкое качество для женщины.
– А может, я стесняюсь, но только тщательно это скрываю?
– По крайней мере, я не заметил, чтобы ты стеснялась.
– Послушай, Себастиан, если серьёзно, то, во-первых, я обещала тебе, что позволю себя фотографировать. А во-вторых, и это даже ещё серьёзнее, я – такая, какая есть, и много людей рядом со мной любят меня такой. Ну, положим, я толстая, но другой меня всё равно нет, так зачем лишать себя возможности и удовольствия любить себя, зачем испытывать ложное стеснение?
– Ты не толстая, ты просто… не худая («You are just… not skinny»), – ответил Себастиан с таким обиженным видом, будто он вступался за честь и достоинство близкого человека. Это одновременно и насмешило Юлю, и тронуло.
Поднимаясь по склону холма, за которым их ждала машина, они поняли, что очень вовремя закончили свои дела над обрывом, потому что на самой верхушке этого холма показались двое других путешественников: мужчина в годах и совсем молоденький паренёк. Они разошлись в дюжине метров друг от друга, романтическая влюблённая пара и запоздавшие зрители, даже не подозревающие, какое эротическое шоу разворачивалось ниже по склону этого же самого холма каких-то четверть часа назад.
***
Тот день длился и длился, наполненный впечатлениями под завязку. Юля и Себастиан прибыли в Пэдстоу (Padstow), когда не было еще и трёх пополудни. Поплутав по центру городка в поисках сувенирной тарелки и отыскав лишь малюсенький компромисс диаметром в полтора дюйма, они, проголодавшиеся, накупили знаменитых корнуэльских пирогов с тушеной картошкой и мясом. Себастиан называл их «киш», и Юля лишь многим позже услышала в русскоязычной речи это заимствованное из французского слово.13