Иммерсивный театр, или Русские туристы «в гостях» у иранского КГБ

Перспектива такого туристского кретинизма перед лицом двоих знатоков Аню совсем не радовала. Поэтому она живо отозвалась на предложение Омида подобрать какой-нибудь альтернативный путеводитель среди книжных россыпей, предлагаемых торговцами сувенирами перед воротами, ведущими во двор их гостеприимного ресторана.

Выбор был невелик: все книги были довольно большого формата, что не очень-то удобно, если привык брать путеводитель с собой на прогулку. Но выхода не было, и Аня приобрела пару путеводителей по Ирану, а потом – по совету Омида, определенно знающего толк в печатной продукции – еще и большой и тяжелый цветной фотоальбом «I adore Isfahan»², шикарный и дорогой, в твердом глянцевом переплете, с плотными гладкими страницами мелованной бумаги.

В Исфахан они въехали поздно вечером. На улицах было уже темно, но вечернее освещение в городе было обильным и красивым. Омид, маневрируя в пробках, немедленно начал интересоваться у своих гостей, как они находят Исфахан, нравится ли он им. Было заметно, что гид гордится этим городом, возможно – это его любимый город. Омид даже сравнил Исфахан с Санкт-Петербургом, а на Анин вопрос, что же роднит эти два города, сообщил: Исфахан – культурная столица Ирана, а кроме того – он стоит на реке и знаменит своими красивейшими историческими мостами.

Что ж, супруги не хотели обижать Омида равнодушием, но, право, сидя в машине, зажатой в автомобильных пробках, устало и безучастно наблюдая за оживленными ночными улицами города, они ещё не могли толком рассмотреть и оценить Исфахан. Поэтому свои первые впечатления Аня и Сергей высказывали сдержанно и уклончиво, но заверили своего иранского друга, что готовы к новым открытиям и с большим нетерпением ждут утра, чтобы ближе познакомиться и полюбить персидскую культурную столицу.

Усталые, добрели наши путешественники до своего номера в гостинице, а когда подключились к WiFi, то прочли в семейной группе WhatsApp тревожное предупреждение от детей: «Как вы? У вас все в порядке? В новостях показывали, что по всему Ирану волнения – милиция за неправильное ношение хиджаба до смерти забила девушку. Будьте осторожны».

Девушку было жаль, очень жаль, но Аня и Сергей заверили детей, что никаких волнений на улице не видно, кругом, по любимому выражению Сергея, «тишь, гладь и благовоние», сами они получают от поездки исключительно положительные эмоции и т.д. и т.п. В общем, «спокойной ночи, любим вас, передайте привет бабушке и дедушке».

В их номере было три односпальные кровати, разделенные между собой двумя тумбочками. Аня перебралась на кровать к Сергею. Засыпая у него на плече, промямлила в полудреме-полумечтах: «Представляешь, тут есть река, и мосты! Еще бы – да за одно это можно влюбиться в Исфахан, это ж как оазис в пустыне. Река, вода…», – и она отрубилась.

Исфахан

Рано утром следующего дня наша троица отправилась осматривать Исфахан. Программа им предстояла весьма насыщенная, ведь в городе они планировали остановиться всего на день, а уже на следующий день утром должны были двигаться дальше на север, в Тегеран с заездом по дороге в деревушку Абьяне и город розовой воды Кашан.

Ради «персидского Санкт-Петербурга» Аня выпендрилась, нарядившись в светлое. Кремовые шальвары из тонкой хлопчатобумажной ткани, такой тонкой, что когда стоишь против солнца – ноги просвечивают. Свободная вышитая рубашка из такой же ткани. Этот комплект она когда-то купила в Мумбае и с тех пор часто и с удовольствием носила его в жаркую погоду. Поверх рубашки – как дань строгим иранским законам – она надела длинный бежевый кардиган из тонкого трикотажа, а на голове накрутила тюрбан из золотой парчи. Получилось эффектно, и притом не придерешься: все, что должно быть закрытым, закрыто.

Омид мельком осмотрел ее в холле гостиницы, на мгновение нахмурился, но в результате не нашел, за что формально зацепиться, и они все вместе погрузились в машину гида и отправились в город.

Первым пунктом прогаммы в Исфахане был большой и самобытный армянский квартал Нор-Джуги с его памятником первому иранскому книгопечатнику, армянскому монаху Хачатуру Кесараци, и волшебным собором Ванк³ – главным храмом армянской апостольской церкви в Иране (а армянских церквей в Иране очень много!) и местом пребывания главы армянской общины. Скромный и строгий снаружи, внутри собор Ванк поражает обилием ярких фресок и роскошью золоченого декора, а впрочем – остановим здесь свой рассказ о Ванкском соборе, не будем отбирать хлеб у гидов и путеводетелей.

Упомянем лишь, что именно в армянском квартале Аня впервые «положила глаз» на иранские ковры. А может быть, там они были как раз армянскими? Трудно сказать, она не выясняла деталей, лишь забежала в одну лавчонку и потыкала пальцем в понравившиеся изделия, а услышав цену – двести долларов, триста долларов – немало удивилась дешевизне и наметила для себя изучить рынок и решить-таки до конца поездки вопрос с покупкой ковра.

Собственно, собираясь в Иран, Аня вообще не намеревалась покупать там ковер. Она живо представляла себе сначала процесс расставания со ставшими такими дефицитными в России наличными долларами, а потом – лицо мужа, которому придется, как это уже не раз бывало ранее в их семейных поездках, взвалить на себя тяжелую сувенирную ношу и тащить ее к стойке негабаритного багажа в аэропорту. Конечно, ковровый рулон на прямом рейсе «Тегеран-Москва» – это вам не пятисекционная деревянная резная ширма высотой в человеческий рост на стыковочном рейсе «Янгон – Куньмин – Сиань – Москва», но все же.

Так вот – честное-пречестное слово! – Аня не собиралась покупать иранский ковер. Но как только кто-то из ее знакомых узнавал, что они с Сергеем планируют поездку в Иран или уже находятся в Иране, то первое, на что все эти знакомые благословляли Аню, – это была покупка ковра. «Не забудь привези оттуда ковер или хотя бы килим!», «Иран славится коврами – обязательно поищи себе там хороший ковер на память!», «Do certainly buy a gabbe⁴ there!». В конце концов, по законам 25-го кадра Аня и сама понемногу начала верить, что, кажется, не сможет дальше жить в своей московской квартире без настоящего иранского ковра!

Между тем, за осмотром армянского квартала последовал исфаханский Ботанический сад, где им на дорожке попалась – только руку протяни! – худющая голодная лиса, сама испуганная и еще пуще того испугавшая Аню, наслышанную о переносимом лисами бешенстве.

Дальше была Джума-мечеть («Пятничная») – величественный памятник исламской архитектуры и исторический долгострой, возводившийся и перестраивавшийся на протяжении двенадцати веков, с VI по XVIII вв.

Аня все с нетерпением ждала, когда же наконец начнутся исторические мосты. Наконец, спросила у Омида напрямую и услышала в ответ: «А мосты не входят в нашу программу». Как это не входят? Она была обескуражена. Значит, все вчерашние невнятные посулы в контексте сопоставления Исфахана и Санкт-Петербурга, все ее волшебные надежды увидеть сказочные древние мосты над освежающими водами реки, все это – пустое?..

Аня надулась, но требовать мостов от Омида не стала. Во-первых, программа есть программа. Во-вторых, она все еще вспоминала устроенное для них Омидом посещение сверх программы волшебного, переливающегося зеркальным блеском мавзолея Али-ибн-Хамза и питала признательность к их честному и заботливому гиду. Омид же, почувствовав Анино разочарование, в какой-то из их переездов с места на место припарковался на одной из зеленых улиц и махнул головой вперед – мол, там один из мостов, можно сходить посмотреть.

Аня выскочила из машины и побежала в заданном направлении. Мост – необычайной длины и красоты древнее сооружение – скоро появился в поле ее зрения, но воды под ним – увы и ах! – она не обнаружила. Было лишь высохшее и потрескавшееся русло реки, которое и пересекал мост Хаджу, это чудо древнего восточного инженерного искусства.

Название реки Зайенде-Руд дословно переводится как «река, дающая жизнь». Ее протяженность составляет около 500 км и воды этой «дающей жизнь реки» интенсивно используются в сельском хозяйстве, так что великолепнейшие пешеходные мосты Исфахана большую часть года несут преимущественно декоративную функцию, соединяя берега несуществующей реки. Но несут эту функцию достойно!

И все же Аня чувствовала себя немного обманутой – то ли из-за отсутствия мостов в программе, то ли из-за отсутствия воды в реке. И потому чуть позже не смогла удержаться от ехидного выпада.

А повод был такой. Когда они втроем направлялись к площади Имама (или Нахш-е Джахана) вдоль рядов огромного восточного базара, Аня заметила, что вместо того, чтобы вести их той торговой галерей, в которой выставлялись сувениры и ремесленные изделия, Омид предочел другую – в которой продавалась обычная городская одежда и которая ничем не отличалась от любого вещевого рынка в любом городе мира. Омид то приценивался к каким-то кроссовкам, то пробовал на ощупь мужские рубашки, а в какой-то момент дошел до того, что неприлично долго, минут десять обсуждал с продавцом некую утепленную мужскую куртку, даже померил ее, но почему-то не купил.

Аня с Сергеем все это время тащились за Омидом по пятам, скучая и недоуменно переглядываясь между собой. Когда они отошли от закутка с куртками, Аня с невинным выражением лица поинтересовалась у Омида, а входит ли в их программу покупка куртки. Тот ничего не ответил, но намек понял.

Площадь Имама была великолепна – как и все, до сих пор виденное ими в старинной архитектуре Ирана! Вторая по размеру в мире после пекинской площади Тяньаньмень, она выступает городом в городе, вмещая в себя газоны и парки, водоемы и многочисленные скамейки, дает простор одновременно тысячам пешеходов и десяткам конных экипажей, представляющих собою самостоятельный туристический аттракцион. По периметру площать Имама окаймлена старинными двухуровневыми галереями, в которые в нескольких местах встроены-вписаны роскошные дворцовые или религиозные постройки. Дворец Али Капу, мечеть Имама, мечеть Шейха Лотфоллы…

Когда наши путешественники обошли все на площади Имама, что было предусмотрено программой, силы их иссякли. Они уже несколько раз прошли мимо яркого павильона с коврами, сначала просто фланируя по торговым галереям, потом – на выходе из мечети Лотфоллы, и наконец – бегом, в поисках туалета (кстати, Омид называл это изящно – «пойти попудрить носик»). И каждый раз напротив этой приметной лавки с коврами их приветствовал на ломаном русском ее владелец, зазывая зайти и выпить освежающего чаю, пока он будет демонстрировать гостям свой товар.

В момент их финального забега в поиске «дамской» и «мужской» комнат предложение «коврового короля» о чашечке чая звучало, конечно, издевательски. Но когда все трое, «попудрив носики», воссоединились в одной из торговых галерей, то Ане показалось, что комбинация небольшого чаепития и ознакомления с ковроткаческим искусством Ирана – не такая уж и плохая идея. В конце концов, подсознательно она уже чувствовала, что без ковра из Ирана не уедет, а значит – пора было приступать к исследованию рынка.

Услышав предложение заглянуть в гости к торговцу коврами, Анины спутники скорчили кислые физиономии, но Сергей привык к ее напору, а Омид, по всей видимости, все еще чувствовал небольшую – совсем крошечную! – вину за четверть часа, потраченные на куртку. И они дружно направились в ковровую лавку.

Хозяин встретил их с распростертыми объятиями – очень по-восточному. Он уже, наверное, и не чаял заполучить их честную компанию. Гостей тут же усадили на скамьи, покрытые мягкими вязаными покрывалами, и принесли им отменный освежающий зеленый чай. Хозяин говорил по-английски гораздо лучше, чем по-русски, и Аня переключилась было на английский, но Омид – вероятно, стремясь пощеголять своими лингвистическими познаниями – потребовал от горе-торговца, чтобы тот вернулся к русскому: мол, иначе никогда и не научишься общаться с русскими туристами!

Русских туристов в Иране, по всей видимости, ждали и уважали, и поэтому торговец коврами покорно снова перешел на русский, хотя разговор давался ему с трудом, ну а Омид развлекался тем, что постоянно поправлял хозяина лавки, да еще и вставлял в разговор всякие поговорочки, смысла котрых торговец не понимал и потому терялся еще больше. Сергей лениво наблюдал за происходящим, потягивая чай из изящного стеклянного стаканчика, по форме напоминающего женский корпус с тонкой талией. Уж он-то за свою жизнь нагляделся ситуаций, когда его жене приходилось выбирать товар или торговаться, и сейчас он, по всей видимости, уже мысленно «запасся поп-корном», предвкушая драматичное представление.

Торговец более или менее поразузнал Анины пожелания по части качества, размера и расцветки ковра. Она заявила: шелк, не менее чем 1,5 на 2 метра, расцветка любая, но лучше необычная и в любимых ею зеленых тонах, качество должно быть действительно хорошим.

Хозяин лавки принялся выносить из различных закутков и метать Ане под ноги ковер за ковром. Он переворачивал их изнаночной стороной, демонстрировал плотность узлов, объяснял, в каком регионе ковер произведен, что означает орнамент, какие у этого изделия особенности. Процесс демонстрации этих чудесных изделий был обильно приправлен эмоциональными репликами вроде «Такой мог бы лежать и в доме шаха!», «А вот это – мой любимый, мне будет жаль с ним расстаться!». Торговец только цен не называл.

Действо захватило Аню – известно, что женщины неравнодушны к роскоши. Она попросила указать цену одного действительно понравившегося ей ковра. Продавец перевернул изделие к себе изнанкой, где была приколота бумажка, по всей видимости, со спецификацией – процент шелка в составе нити (остальное – шерсть) и плотность узлов – после чего посчитал что-то на калькуляторе и выдал цену: четыре тысячи долларов. А не двести и не триста, как она размечталась утром, быстренько обежав лавку в армянском квартале! Ну естественно – это же персидский ковер, ключевое ремесло и главный предмет роскоши, издревле украшавший богатейшие дворцы этой во всех отношениях богатейшей страны!

Аня отвечала торговцу, что для нее цена высока. Но тот не стал снижать цену на понравившийся ей ковер, а вместо того – начал выкладывать перед ней другие изделия, подешевле, немного меньше размером, с немного меньшим содержанием шелка.

Анина проблема заключалась в том, что чем больше ковров она видела и пробовала на ощупь, чем больше их она рассматривала с изнаночной стороны, тем лучше она начинала понимать, в чем заключаются главные критерии оценки красоты и качества. Она уже не могла согласиться на худшее изделие, только – на еще лучшее. И притом не готова была выложить за покупку не только четырех тысяч долларов, но и вдвое меньшей суммы!

Итак, чем больше ковров лежало у Аниных ног, тем сильнее ее желания расходились с ее возможностями, и шансы на то, чтобы «поженить» то и другое были ничтожны. Но Аня оставалась неумолимой: или пан, или пропал. Только стопроцентный шелк, только относительно большого размера («Нет-нет, панно на стену размером с детский рисунок не предлагать!»), только тонкой работы с высокой плотностью узлов и чтобы рисунок («дизайн», как говорил их продавец) запал ей в душу сразу!

Естественно, процесс ожесточенного и шумного торга закончился все же ничем, пора было уходить. Чтобы как-то поблагодарить приветливого хозяина лавки за потраченное время, а еще больше – за то, что преподал ей азы оценки персидсих ковров, Аня выудила у Сергея из сумки и преподнесла торговцу большую сувенирную кружку с российской символикой. Конечно, это не женский корпус с тонкой талией, как стаканчики в его собственной лавке, но торговец был рад подарку и горячо поблагодарил своих гостей. Аня на прощание нафоткалась на все еще не убранных с пола коврах, и они расстались друзьями.

Не чувствуя себя слишком уж отдохнувшими после визита в ковровую лавку, наши путешественники все же побрели через парк к финальному на этот день пункту своей прогаммы – резиденции Чехель Сотун, что в переводе означает «дворец сорока колонн». Колонн на самом деле двадцать, но поскольку этот дворец располагается над рукотворным квадратным водоемом, то, отражаясь в воде, колонны удваиваются в числе.

Вечерняя прохлада в зелени сада вокруг дворца – это было как раз то, что требовалось нашим усталым путникам. Сергей и Омид присели на скамейку, беседуя, а Аня отправилась кружить по анфиладам дворца, фотографируя бесчисленные красоты внешнего и внутреннего убранства.

Потом, выйдя за ограждение дворца, они медленно направились к тому месту, где оставили машину. Вдруг по пути попалась лавка с коврами. Аня подумала: а вдруг? В конце концов, это не туристическая площадь Имама – не исключено, что цены здесь ниже. Она попросила у своих мужчин разрешения «на минуточку» забежать в лавку и, не дожидаясь собственно их разрешения, ворвалась в тихую прохладу демонстрационного зала. Сергей и Омид остались на улице отбиваться от младшего служащего ковровой лавки, который настойчиво приглашал их войти и выпить чаю. Видимо, чаем Анины спутники были, по выражению Омида, «сыты по горло». Да и коврами, наверное, тоже.

Ане же вожжа уже попала «под мантию». Вбежав в лавку, она с места в карьер изложила пожелания – цвет, размер, шелк, дизайн, плотность – тем самым поправ все обычаи восточного искусства торговли. Это было, конечно же, стратегической ошибкой. Как нормальная европейская гражданочка, Аня руководствовалась целями, а ее иранские визави, конечно же, ценили прежде всего процесс.

Но, тем не менее, пожилой хозяин лавки, похожий, скорее, на индуса, чем на иранца, поднялся из-за своей конторки в глубине помещения и принялся доставать и расстилать перед своей гостьей ковер за ковром. На третьем или четвертом Аня ахнула – это было то, что надо! Травяной зеленый с рисунком лимонно-желтого, чисто шелковый, тонкой работы, струящийся и переливающийся в свете потолочных ламп, нужного ей размера! Она попросила посчитать стоимость и затаила дыхание. Последовал уже знакомый ей ритуал оценки размеров и плотности и – вердикт: шесть тысяч долларов. Аня в шоке отпрянула: но это невозможно! Да, она хочет этот ковер! Но она не может заплатить столько. То есть она хочет этот ковер как минимум вдвое дешевле!

Снова – знакомый уже ответ: давайте выберем ковер подешевле, с примесью шерсти, меньшего размера, меньшей плотности. Но трагедия заключалась в том, что Аня уже знала толк в персидских коврах и могла отличить действительно хороший от не очень хорошего! Она предлагала за понравившийся ей ковер три с половиной тысячи долларов, потом четыре тысячи. Торговец стоял на своем и готов был уступить максимум пятьсот долларов. Но нет, платить такую цену Аня сама еще была не готова.

Она вышла из лавки, расстроенная и несчастная. Ее мужчины уже прошли немного вперед вдоль по улице и, сами того не заметив, имели неосторожность остановиться напротив еще одной лавки с коврами. Да это была просто-напросто какая-то ковровая улица! Аня просвистела мимо Сергея и Омида прямиком в эту новую лавку, те не успели даже предъявить ей свои возражения. В лавке ритуал повторился с точностью, но при этом ни один из предложенных ковров Ане не понравился. Недавно виденный зеленый ковер так и стоял у нее перед глазами.

Она выкатилась из лавки и, молча и без всяких объяснений, начала шарить у Сергея в сумке. Достав то, что ей было нужно, она почти побежала в лавку с зеленым ковром. «Проклятый индус» по-прежнему сидел за своей конторкой и встретил Аню скорее бесстрастно, чем удивленно. Она торжественно подошла к его конторке и поставила перед ним довольно-таки красивую пепельницу из синего стекла с изображенными на ней видами Петропавловской крепости и «Медного всадника». Аня понятия не имела, курит ли ее партнер по переговорам, но сувенир представлялся ей достаточно привлекательным и даже брутальным, что очень подходило образу «индуса».

Не дав торговцу опомниться, Аня заявила по-английски:

– Этот зеленый ковер – мой ковер. Я влюбилась в него, как только увидела. Но любовь не всегда бывает взаимной. Вот вам мой маленький подарок, который напомнит вам о России, моей стране. Я дарю вам его вне зависимости от того, продадите вы мне этот ковер или нет. Но я готова его купить лишь за четыре тысячи и двести долларов, и ни центом дороже. Откровенно говоря, это все деньги, которые у нас с мужем есть с собой в эту поездку.

«Индус» был, наверное, все же немало удивлен Аниной эскападой, но в целом сохранил флегматичное выражение лица и ответствовал:

– К сожалению, я не могу дать вам такую скидку – я и сам купил этот ковер за три тысячи.

«Ничего себе, – поразилась Аня про себя наглости «индуса», – он не только отказывает мне в продаже моего ковра по нужной мне цене, но еще и откровенно признается, что хочет срубить с меня стопроцентную наценку!»

Но вслух она сказала:

– Что ж, значит – моя любовь не взаимна, – и гордо пошла вон из лавки, запретив себе всяческие сожаления о волшебном зеленом ковре.

Что-что, а проигрывать Аня умеет.

Сергей и Омид так и продолжали стоять у порога той, второй лавки с коврами. Они ничего не поняли, но и ничего не спросили, а лишь смерили Аню недовольными взглядами, в которых смешивались усталость интенсивного дня, досада на ее своеволие и сарказм от справедливого предположения, что в этот раз ее напористость все же потерпела фиаско.

– Просто сегодня определенно не мой день, – сообщила Аня своим мужчинам невинным тоном.

В тот момент она еще не догадывалась, насколько пророческими окажутся ее слова.