Все это пугало меня, и я постоянно ходила с насморком, который не прекращался, просто затихал, а потом начинался с новой силой. В это время в семье ребенок глухо болел аденоидами. За месяц моей учебы он проходил в садик дня три или четыре. А я отлетела так, что даже на обеде не звонила и не писала мужу. Муж работал дома. Муж изначально дал согласие на мою учебу:
– Что ж, может быть, ты действительно будешь хорошим продавцом, пробуй.
Он дал мне шанс и сел с работой и ребенком, как я сидела в прошлом году. Он готовил еду. И я не помню, что это были за блюда, я просто была благодарна за то, что еда есть. Любая. Еда была готовой и теплой, и это было пределом мечтаний. Спасибо тебе, дорогой муж, я тебе искренне благодарна!
В какой-то момент муж ушел с работы и продолжил сидеть с ребенком и учиться. Он, конечно, хотел бы доучиться и потом искать работу по новой профессии, но сложилось так, что начальник сделал ему такое «выгодное» предложение, что у мужа не осталось бы времени на учебу. Это своими руками закопать мечту, отложить себя в дальний угол.
Недавно катила на самокате в аптеку за очередными лекарствами ребенку. И думала: почему так устроено, что в семье кто-то должен на время исчезать, стирать себя, чтобы кто-то другой в это время мог жить. Когда ты один, то таких вопросов не возникает, но как только вас двое – приходится идти на уступки, не делать то, что хочется, или делать то, что не хочется. А если вас трое, то двое стирают свои желания ради третьего, самого маленького, самого любимого. Который тоже пытается стать невидимкой: «Пап, извини, что я отрываю тебя каждую минуту, но можешь посмотреть, что я придумал из Лего?», «Мам, я знаю, что ты работаешь, но ты не могла бы включить мне новую сказку?»
Но все эти размышления были позже, а вначале мне нужно было долететь до своей столешницы, до дна, до удара головой об крайнюю для себя степень плотности мира. Бамц!
Глава 10
Бамц случился на втором этапе. Когда в аудиторию зашел наш новый тренер Михаил и сказал, что весь второй этап будет посвящен столешницам. И тут я даже поняла, почему я их так боялась – оказалось, их надо считать. В квадратных метрах, в погонных метрах, в слэбах, в евро, переводить в рубли и умножать на 5 процентов. Я научилась пользоваться калькулятором.
С одной стороны, я испытала радость туземца, никогда не видевшего математики, – и туземец справился! С другой – тошнота от всех этих расчетов и собственной тупости, и невнимательности. Я была самой гуманитарной в группе – я не могла посчитать цоколь, карнизы, высоту от пола до верхних модулей, если знать, что цоколь 120, а нижний модуль 720, столешница 40. Простите, математики, левополушарные гении, я чувствую себя реально человеком с расстройством мозга, у которого цифры пляшут и им неважен порядок, я справлялась с непослушным калькулятором и пересчитывала раза два то, что другие делали в уме или с первого раза. Да, я прокачала волю, не сдаваться, не бояться быть глупым, задавать и задавать свои идиотские вопросы. Особенно Михаилу, который:
– Ты серьезно? Это математика третьего класса школы. Вы меня угробить хотите… А ты проблемная, как я погляжу…
Да, черт возьми, я слегка туповатый форест гамп.
Я глотала слезы, стоящие комом в горле, и снова и снова строила столешницы.
И ладно бы сами столешницы, но дело было в самом Михаиле. Это был средних лет парень со светлыми волосами в длинном хвостике, он энергично бегал по академии, и я до этого думала, что он сисадмин. Эдакий повзрослевший рокер с юной душой и раздувающимся от возраста телом. В чем-то он тоже был моим штрихом. Я так же, как он, не хотела взрослеть, я тоже бегала питером пэном без возраста, только уже не курила, не ела мяса и не раздувалась от возраста, а наоборот выглядела и чувствовала себя все лучше. Так что если это и был мой штрих, то со знаком минус, – штрих, по дороге которого я совсем не хочу идти.
Михаил приехал из провинции, где начинал работать дизайнером кухонь и огреб первый негативный опыт, потом работал в Москве (я им продал без скриптов больше в два раза, на спор, а они меня уволили, и не заплатили, предъявив мне мои же записанные телефонные разговоры с личного номера, скоты, фээсбэшники…), потом на нашей фабрике дизайнером-технологом (я знаю тут всю подноготную и кто тут как работает…), а теперь перешел в академию (я три года не был в отпуске, потому что отпускные дают из официальной зарплаты в 20 тысяч, а оно мне надо?) Он говорил «я токсичный» и «я в некоторых группах девушек доводил до слез», но «вы спрашивайте, не бойтесь задавать вопросы, лучше спросить сейчас, чем когда вы уже будете работать». Я не выдержала:
– Михаил, да мы боимся задавать тебе вопросы. Мы же на каждый вопрос огребаем.
– Что? Не одна Ольга так думает? Вы правда меня боитесь?
– Да, – смущенно шепчет второй ряд.
При этом Михаил в принципе не злобный, мировой парень, можно сказать, и знает много, и рассказывает понятно. Но вот как-то все в жизни непреодолимо мрачно, и только и защищаться цинизмом, только и хорохориться подколами. Я уперлась в путь Михаила даже сильнее, чем в сами по себе столешницы. И туда не пройти. До конца второго этапа оставался один день, когда брюхо самолета у метро показалось мне невыносимо холодным.
Глава 11
Через день позвонила директор академии:
– Ольга, ты скажи тогда, когда выздоровеешь, мы переведем тебя в 11-ю группу.
– Ой, Зарина, знаете, я, наверное, совсем не буду продолжать обучение.
– Правда? А почему?
– Ну, у меня ребенку пять лет, у него аденоиды, он постоянно болеет и пока не отпускает меня на работу. Видимо, мне придется еще посидеть с ним и поискать что-то удаленное.
– Понимаю. Ребенок – это важно. Ну что ж, жаль.
– Мне надо приезжать подписывать бумаги о прерывании обучающего договора?
– Нет-нет, мы сами все сделаем. Выздоравливай!
И это все? Муж боялся, что меня эта фирма так не отпустит. И облегчение, и ошеломление, и неприятная пустота внутри. Вроде бы закончилось хорошо, вроде бы я спаслась и не попала в эту машину по перемалыванию индивидуальности продавца в угоду безличному клиенту, с которым нужно общаться универсальными скриптами. Но человекомешалка поехала дальше с теми, кто сделал свой выбор остаться. А их в группе 09 осталось четверо – Настя, Володя, Карина и Маша.
Случайно отстал Макс, у которого мама попала в больницу с инсультом, на следующий день ей сделали операцию, а еще через день выписали из больницы. Макс пошел доучиваться в 11-ю группу, там же оказалась и Даша-с-ногтями, и Эмилия, которая «да не хочу я возвращаться в этот долбаный ЦУМ продавцом детской одежды, у меня там потолок в 80 тысяч, а здесь я могу и 200 поднять, все зависит от нас».
Глава 12
На полочке в коридоре лежит конспект Сониной лекции. Читаю: «Люди покупают у людей». Господи Боже, если это так, тогда почему, Сонь, ну почему из нас, таких живых и душевных, вытравливают искренний интерес к клиенту и работе и вставляют фанерное сердце? Если мы будем фальшиво улыбаться («Помните, вашу улыбку слышно!») и говорить по скрипту, то у кого будут покупать люди? И какие это должны быть люди?
Я сижу и пью дымящийся черный чай. В чашке плавают четыре крупных зеленых семечка. Это кардамон. Его запах уносит меня в израильскую пустыню с редкими деревьями, под одним из таких деревьев я когда-то пила кофе с таким же запахом на топчане у бедуинов. А ведь до этой учебы я и не знала, как выглядит кардамон. До этого я видела его только в молотом виде. Фото этих семян прислал мне Джейси из «Ауры», когда я написала ему, что насморк так и не проходит и напомнила, что он обещал прислать мне фото травок, которыми он сам себя лечит от насморка.
На фото на блюдечке лежали гвоздика и эти странные зеленые семена. Теперь у меня дома стоит баночка с ними. Как память об Индии, до которой я все не доеду. До которой я почти доехала в январе этого года. Мы провели отпуск в Шри-Ланке, и я так рвалась туда, что даже пожертвовала стабильной работой. И этот путь был для меня правильным, единственно возможным, а вот головой об столешницу – совсем нет. Я бы хотела продавать кухни в маленькой компании вегетарианцев, которые берегут природу, сажают деревья взамен использованных, применяют экологичные технологии и материалы, где нет скриптов, а царит доверие, душевность и все приносят друг другу радость. И на самом производстве работают счастливые люди, которые наполняют своей энергетикой каждую деталь той мебели, которая будет стоять на кухне нашего клиента.
Я рассказывала об этой мечте молоденькой девочке-дизайнеру из Питера. И она назвала меня мечтателем. Что ж, пусть так, я мечтатель. Я сижу и пью дымящийся чай и возвращаюсь в жизнь слабой щепкой. Я пытаюсь вспомнить, на чем я остановилась перед тем как упасть. На аденоидах? Окей, записываем ребенка к ЛОРу, лечим дальше. На муже? О, как я рыдала в минуты слабости, что хочу, хочу приносить пользу семье, это моя ответственность. А муж говорил: «Учись, учись, я прикрою». И сам учился, и работал, и варил суп. А теперь с какой радостью я варю суп ему и ребенку.