– А мы не друзья с тобой, Шикалатка!
– А я тебе не Шикалатка, раз не друзья! Коленька, – ехидно, по слогам, проговорила она его имя в самой ненавистной им форме.
– Точно, ты Грязюка! Как раз подходит! – заржал он, а Леночка подхватила. – Грязюка, точно! С лужей одного цвета!
Говоря это, Коля что есть силы толкнул ее в грудь, и Надя снова плюхнулась в грязь.
Горящими от злобы глазами провожала она Принца и Принцессу вдаль по улице. А потом разрыдалась.
Куда ей против Лены? Та и красивая, и как Ники богатая, и рисует замечательно, и на лошадях скачет. А она что? Всё книжки таскает в рюкзаке…
Два дня потом Надя в школе не показывалась. Стыдно было и обидно. И ладно быть хоть заболела после этого, так нет же. И пришлось для мамы сочинять про живот.
А вот бабе Лёке соврать не смогла.
– Эх, Шикалатка, – вновь погладила ее по волосам Елена Семёновна. – В этом-то и прелесть всей нашей безумной жизни. Не надо быть хорошим для всех. Да и не получится. А вот быть важным и незаменимым для тех, кто тебя ценит – это и есть настоящее искусство.
– Никто меня не ценит, – проревела Надежда.
– Я ценю, – ответила баба Лёка. – И много кто еще оценит по достоинству. Просто достоинство, оно у всех разное. У кого в душе, а у кого как у рубля – не достоинство, а номинал.
Надя улыбнулась, обняла бабушку.
Мягко высвободившись, баба Лёка протянула ей вязание.
– Давай, Надюш, мы с тобой это сейчас вместе распустим. Тут не твоя ошибка, моя. Пряжа-то пушистая, кто ж такую новичку дает. Я тебе попроще найду нитку. На ней и научишься…
Немало с той поры извязала Надя мотков. И синих, и красных, и всяких разных. Вот только за желтую пряжу никогда больше не бралась.
Баба Лёка научила ее всему, так что вскоре девушка уже не хуже наставницы стучала спицами. И Елена Семёновна гордо ходила к подругам в нарядах, созданных внучкой.
Один-другой, стали появляться у Нади клиенты. Потом ученики. Вскоре уже и целая очередь к ней образовалась. Раз за разом создавала Надежда новые наряды на дому. А потом нашла таких же рукодельниц и открыла фирму.
Тёмные волосы свои она опять обстригла пушистым одуванчиком. Карие глаза заблестели. И даже румянец на ее смуглых щеках заиграл совершенно особенный, толи кирпичного цвета, толи терракотовый.
Баба Лёка прожила с того памятного разговора еще десять лет. А потом ушла, тихо и спокойно.
Надюшка долго ничего не трогала в ее квартире. Только чайник. Если становилось невмоготу, приходила к бабушке «в гости», заваривала в самую большую чашку и долго сидела у окна. Наконец решилась.