Выдыхай

4

МАРИ

Как только за Алексом закрывается дверь, в комнате становится нечем дышать. Почему правильный выбор всегда такой сложный? Забираюсь с ногами на окно, вглядываясь в снегопад, которым грезила в далёкой Палере. Где-то за этим снегопадом проклинает меня Кир. Туда, за снегопад, я собственноручно отправила Алекса. Неприятная штука жизнь. Неужели я когда-то считала иначе? Даже не верится. Проходит довольно много времени, прежде чем замечаю знакомый силуэт. Алекс выбегает из здания, садится в свой белый, тот же что и два года назад, порше, припаркованный на углу улицы. Он заводит двигатель, но не трогается с места. Снежинки танцуют в свете уличных фонарей и его фар. Время словно застывает.

Любуясь изящным кабриолетом, вспоминаю, как мы познакомились. Я уже оканчивала университет и, откровенно говоря, не планировала дальше оставаться в Аране. Писала дипломный проект, целыми днями зависая в библиотеке, и совершенно не собиралась в кого бы то ни было влюбляться. У меня был Нейт и планы на жизнь. А Алекс к тому времени был уже известным, его дебютный альбом в тот год попал во все мыслимые чарты и номинации. Мне, конечно, как и всем девчонкам нравилось несколько его песен, хотя фанаткой я бы себя не назвала. В тот вечер, когда мы познакомились, я хотела спокойно доделать теоретическую часть диплома, но на меня свалилась комета Джонсон. Он прилетел в Арану неожиданно, без предупреждения. Сказал, что я превращаюсь в нудную старушку и бескомпромиссно провозгласил, что явился меня спасти. План был прост – потанцевать в клубе, напиться и расслабиться. Собственно по плану всё и шло до определённого момента. Нейт, известный любитель красивых женских… глаз, скажем так. Он встретил в клубе очередную девушку мечты, которая по удивительному стечению обстоятельств оказалась танцовщицей гоу-гоу. И я категорически не хочу знать, где и чем он занимался с этой красоткой, но он очень просил не уезжать без него. Я потанцевала, подождала его в баре, снова потанцевала. А засранца всё ещё не было на горизонте. Видимо уж очень у той девушки красивые были… глаза. В конце концов, решила дожидаться его в випке, потому что спать уже хотелось больше, чем танцевать. Прилегла себе тихонечко на диванчик, свернулась калачиком, положила ладошку под щёку и совсем никого не трогала. Мой покой был бессовестно нарушен каких-то пятнадцать минут спустя. Незнакомый парень ввалился в комнату как к себе домой, как он потом клятвенно заверял, просто ошибся дверью. Но, осознав ошибку, вместо того, чтобы извиниться и уйти, сел передо мной на корточки, улыбнулся своей сногсшибательной улыбкой и сказал: «Привет, принцесса. Можно я буду твоим принцем?». Спать хотелось больше, чем принца. Алкоголь в крови, помноженный на усталость, смешал мои мысли и вместо того, чтобы членораздельно сказать, что я предпочитаю поспать в одиночестве, я выдала что-то вроде: «Я бы предпочла, чтобы ты был моим одеялком». За давностью событий вкупе с алкогольным опьянением ни один из нас не помнит точной формулировки, но своим Одеялком я называла потом Алекса частенько. А тогда, в випке, он рассмеялся и стал требовать у меня номер телефона. Не отставал, пока не получил желаемое. Вызнал, почему я здесь лежу в гордом одиночестве, и наотрез отказался уходить, дожидаясь со мной Нейта. Аргументировал это тем, что мало ли зайдёт кто-нибудь не такой благородный, как он, и воспользуется моим состоянием. Когда известный ценитель женской красоты, наконец, притащил свою тощую задницу, Алекс уже напевал мне какую-то колыбельную, а я лежала у него на руках. Но это версия Нейта, потому что я ничего такого не помню.

Как давно это было. В прошлой жизни. Потом уже были свидания и букеты, всё как положено, но знакомство вышло вот такое шальное. И я совсем не разглядела в тот вечер в нём звезду, парень и парень. Милый такой. Более того, не сопоставила его смазливую мордаху с плакатами, висящими по всему городу, ни на первом, ни на втором свиданиях. Похож мальчик на известного певца, ну, бывает. А на третьем он признался сам. Говорил, стало обидно, что я игнорирую его крутость и известность. Только это уже совсем другая история.

Алекс, в конечном счёте, уезжает, а я всё смотрю на снег. Сравниваю только что вспомненный вечер с тем, как познакомилась с Киром. Может дело в алкоголе и в молодости, может в том, в какой ситуации я оказалась на момент знакомства с Кирамом, но разница между этими двумя встречами колоссальная. Алексу я доверилась с первого взгляда, Кира с первого взгляда испугалась. Пора начинать забывать про него, про них обоих. Но сказать проще, чем сделать. Прости, папа, я обижаю себя сама…

АЛЕКС

Захожу в нашу с Мари квартиру в смешанных чувствах. Я рад, что она вернулась, но… В моих мечтах на этом моменте заканчивался кошмар и начиналось «жили долго и счастливо и умерли в один день». А выходит, что кошмар стал ещё кошмарнее. Что они сделали с моей малышкой? Почему она больше не хочет меня? Что ей пришлось пережить за эти два года? Сколько всего осталось за кадром, что не поведала мне Хелен, и чего не рассказала даже ей сама Мари? Всё это кружится в голове бесконечным хороводом, теперь уснуть невозможно, без вариантов. И я ненавижу неизвестного мне парня с такой силой, что будь он в зоне досягаемости, убил бы. Я встречал в жизни не очень приятных людей, но всегда оставлял за ними право вести себя так, как они считают нужным, просто ограничивал общение. Это чувство всепоглощающей ненависти впервые со мной. Как первая любовь наоборот. От мысли, что Мари спала с другим мужиком, меня выворачивает наизнанку.

Если бы я не отпустил её тогда, настоял на том, что это опасно! Сколько раз я повторял это за последние два года? Сотни тысяч. Но сейчас, эти слова обретают совершенно новый смысл.

Слова складываются сами собой, я слышу мелодию новой песни как наяву, и она не похожа на всё, что было раньше. Не романтика и лирика. Песня о первой ненависти. Злая, ритмичная, сомневаюсь, что Марк одобрит что-то подобное к выпуску. «Не твой формат», – скажет он. За работой над песней пролетает ночь, и я с удивлением смотрю на поздний декабрьский рассвет. Ещё раз прослушав минусовку, понимаю, почему она так не похожа на остальные – я изменился. Эта история изменила нас обоих, не только её.

Собираясь в студию, думаю о том, чем сейчас занимается Мари. Сидя за рулём, размышляю, скучает ли она по нему. А по мне? Уже в разгар рабочего процесса то и дело витаю в облаках, и ребята бухтят, что со мной сегодня невозможно работать. В конце концов, Марк вызверился на меня, что я окончательно тронулся кукухой:

– Что с тобой сегодня, Алекс, блин?! – разорался, как будто он моя истеричка-жена, а не просто менеджер. – У тебя совсем что ли крыша едет?

– Мари нашлась, – отвечаю настолько спокойно, насколько вообще это возможно в подобной ситуации.

– Тебе опять приснилось что ли? Соскучился по реабилитациям? – не унимается Марк.

– Ты слышал меня. Она жива. В Аране. Я говорил с ней сегодня ночью в «Плазе». И она бросила меня, Марк.

– Ты сейчас серьёзно?

– Серьёзней некуда, – отвечаю устало. Бессонная ночь даёт о себе знать.

– Я не знаю порадоваться за тебя или посочувствовать, – как-то потерянно заявляет мой менеджер и по совместительству лучший друг, падая на диван рядом со мной.

– Радоваться, конечно, – говорю с похоронным видом. Ведь несмотря ни на что, я рад, что она теперь в безопасности. Пусть не со мной

Не может быть, чтобы это был конец! Моя идеальная девочка, половинка моей души. Она не может просто так взять и отказаться от меня! И могу ли я отказаться от неё после всего?

5

МАРИ

Ночью вышло урвать всего пару часов сна. И снова кошмары. Нет сил встать с кровати и нет сил заснуть опять. Раньше Кир успокаивал меня, и в его руках засыпать по-новой было не страшно. Теперь мне придётся учиться справляться самой. Это пугает. И я привыкла за последние два года к ранним подъёмам, поэтому уже в шесть утра мне не сидится на месте. Мои все спят после вчерашнего длительного перелёта и насыщенной откровениями ночи. Поэтому одеваюсь и тихонько выхожу из номера, чтобы побродить по городу. Поздороваться с ним. Все надежды на спокойную прогулку тают, стоит мне только выйти в коридор. Похоже, я напугала родителей своим исчезновением гораздо сильнее, чем они хотят показать, потому что в коридоре меня ожидают сразу три охранника. На секунду прикрываю глаза, чтобы не сорваться на людей, которые просто выполняют свою работу, выдыхаю и упрямо отправляюсь на задуманный променад. Трое крепких мужчин следуют за мной по пятам, и это напрягает гораздо больше, чем возможное нападение. Лёгкие кроссовки не предназначены для таких сумасбродных идей, ноги быстро замерзают, но я продолжаю бродить по улочкам, занесённым снегом, кутаясь в пальто, наслаждаясь уже тем, что мне не надо закрывать своё лицо от окружающих. Тёмные и почти безлюдные улицы кажутся чужими, но такими манящими. В конце концов, посиневшие щиколотки заставляют меня вернуться в отель. В гостиной номера меня встречает Лиз, она единственная пока проснулась. Увидев мой шмыгающий нос, она ругает меня совсем как маленькую и отправляет в горячий душ. Когда выхожу снова, вся семья уже в сборе. Сегодня утром они опять то и дело обнимают меня, точно не могут поверить, что я здесь. После сумбурного завтрака, папа и Колин зовут меня в кабинет, плотно закрывают двери, смотрят внимательно, когда уточняют, готова ли я звонить Самиру. Что за глупый вопрос – конечно, нет. Но это просто надо сделать. Папа набирает номер и включает громкую связь, отец Кира берёт трубку уже после третьего гудка. Здоровается вежливо и интересуется, чем может помочь. Папа предлагает ему перейти на видеосвязь и, получив согласие, меняет режим и переводит звонок на плазму. Самир, судя по всему, находится у себя в кабинете. Я до поры до времени стою вне зоны охвата камеры, но когда выхожу из своего убежища, Арафат даже бровью не ведёт.

– Всё-таки сбежала… – говорит по-палерски. Колин смотрит на меня вопросительно, намекая, что хочет услышать перевод. «Потом», – качаю головой. Самир же переходит на аранский. – Надеюсь, этот маленький инцидент останется между нами? – спрашивает вкрадчиво.

– Я хочу быть уверенным, что мою дочь не будут преследовать, – папа отвлекает на себя внимание мужчины. – Думаю, никому из нас не нужен громкий скандал.

– Безусловно, – отвечает господин Арафат. – Как вы хотите преподнести чудесное спасение нашей милой Марии? Думаю, версия о том, что всё это время она прожила в отдалённой деревне, спасённая местными жителями, очень близка к истине.

Вижу, что папа уже на грани, и дёргаю его за рукав, обращая внимание на себя. «Не надо», – шепчу одними губами. Папа сговорчиво кивает и берёт себя в руки.

– Я согласна с вашей версией, господин Арафат. В Палере очень отзывчивые жители, – иду на сделку.

Он смотрит на меня пристально, затем говорит снова по-палерски:

– Кирам любит тебя, Мари, ещё не поздно вернуться.

Закрыв глаза, ищу внутри себя точку опоры, что-то, что поможет не последовать непрошеному совету. Сердце бьётся в груди как сумасшедшее. Я очень хочу вернуться к своему мальчику. Но есть гораздо более простые и менее страшные способы самоубийства.

– Если любит, поймёт, – отвечаю, наконец, на его языке.

Самир благодарит меня за всё, что я сделала для его сына за эти два года, чем очень меня удивляет, затем прощается и сбрасывает звонок.

– О чём вы говорили? – хмурится папа.

– О любви, – не хочу вдаваться в подробности, а они не настаивают, доверяют мне.

– Но охрана пусть пока будет, – подводит итог Колин. Окей, пусть будет. Не хочу добавлять им переживаний.

В гостиной нас встречают обеспокоенные мама с Лиз, спрашивают, как всё прошло. Выслушав отчёт о проведённых переговорах, успокаиваются.

– Мари, мы назначили перелёт на завтра. Я прошу тебя вернуться с нами в Кио, – говорит папа.

– Да, я не против, – финальный шаг, который отгородит меня от Кирама окончательно. Больно дышать, поэтому я поскорее скрываюсь у себя, где глупо даю волю слезам. Мама, впрочем, следует за мной, ничего не говорит, просто обнимает. И я смею надеяться, что жизнь вскоре станет чуточку прекраснее. Как минимум на один океан.

И к счастью есть тот, кто всегда вытянет меня со дна. Мы, наконец, созваниваемся с Нейтом. Друг в своей излюбленной манере обзывает меня бессовестной тупицей, и требует больше не ввязываться в переделки без него. Он говорит куда более грубо на самом деле, это же Нейт, но я слышу облегчение в его голосе. Я тоже скучала. Говорит, что он будет в Кио уже завтра, хоть и ненадолго, и я предвкушаю встречу. Этот разговор дарит надежду, что мир снова станет прежним.

Наступает завтра и я оставляю позади не только знойную Палеру, но и снежную Арану. Огонь и лёд. Кира и Алекса. Хватит с меня экстремальных температур.

Я опять обживаю свою старую комнату в папиной квартире, привыкаю понемногу. Тишина и покой. Толстая вата вокруг сердца – не стоит разбивать столь хрупкую вещь на ещё большее количество осколков.

АЛЕКС

– Как ты, приятель? – спрашивает Марк на следующее утро.

– Паршиво, дерьмово, отстойно – выбери вариант, который тебе нравится больше, – отвечаю другу.

– Что думаешь делать?

– Не знаю, скоро действительно крыша съедет от этого всего, – потираю переносицу, в надежде унять головную боль.

– Хочешь поговорить об этом?

– Не уверен…

– И всё-таки? Как она объяснила своё решение? – даже лучшие друзья порой бесят неимоверно.

– Марк, это не то, о чём я могу говорить. Извини, но нет.

– Всё, понял, отстал, – он поднимает руки, сдаваясь, и переводит разговор на рабочие темы.

Неделя проходит как во сне, всё валится из рук. Не выдержав моего мрачного настроения, Марк, поборник морали и фанат рехабов, сам тащит меня в пятницу в бар. «Надо расслабиться», – аргументирует он.

Накопленная усталость даёт о себе знать и меня уносит с первых трёх шотов. Давненько так не развозило. И этот гад, который по неизвестной причине зовётся моим другом, практически выбивает из меня историю Мари.

– Ну, как тебе? – спрашиваю пьяно, наконец, выговорившись. Они вообще-то с Мари никогда особо друг друга не любили, скорее терпели. Постоянно стебались один над другим. Марк зависает надолго, обдумывая сказанное. Конечно, такое невозможно уложить в голове. Наложницы, рабство, всего в шести часах лёта от нас. И моя девочка во всём этом дерьме.

– Этот ублюдок тебя подставил, – выдаёт в итоге. – Мари же от тебя не отлипала, она бы никогда не сошлась с ним, если б не эти фотки.

– Хотелось бы верить…

Уронив голову на стол, размышляю, за что мне всё это. Идеальная же жизнь была. Почти засыпаю, когда друг выдаёт очередную гениальную идею:

– Мы поедем писать новый альбом в Кио.

Смотрю на него удивлённо. С чего бы вдруг?

– Не прощу себе, если ты опять просрёшь свою принцессу, – ухмыляется гад. – Просто задолбался вытаскивать тебя из переделок и рехабов.

– Она ясно дала понять, что всё кончено, Марк.

– Она женщина, Алекс, имя ей непостоянство. А ты мужик, неужели не сможешь вернуть? Или ты не хочешь? – спрашивает после небольшой паузы. – После всего…

– Я, наверное, сдохну от ревности! Как представлю, что она с ним… – говорю со злостью. – Но я хочу её вернуть, даже после всего.

– Вот и чудненько. Я всё организую, – потирает руки этот пройдоха. – Но раньше Рождества особо не рассчитывай. Пойдём, отнесу тебя домой, алкоголик.

Марк помогает мне добраться до дома. Я падаю на кровать прямо в одежде. Сон снимает как рукой, остаётся только пьяный туман. Вспоминаю, сколько дивных поз и оргазмов видела эта кровать. Вспоминаю свою принцессу в чёрных шёлковых простынях. Вернись ко мне, Мари. Я не хочу без тебя…

6

МАРИ

Рождество в Кио ни капли не похоже на аранское. Здесь нет ёлок и рождественских базаров, нет разгуливающих по заснеженным тротуарам Сант. Но улицы ярко украшены флагами и гирляндами, а в сам праздник проходит пёстрый карнавал. Это то, к чему я привыкла с пелёнок. Обычно в этот день мы с папой ходили посмотреть на сумасшедшее шествие, а вечером вся семья собиралась за праздничным столом. В этом году мне чуть больше семи лет, поэтому папа не ведёт меня в город, да я и не хочу.

Но вот ужин обещает быть. Майк прилетел со своей девушкой ещё вчера. Она забавная – с пирсингом на языке и зелёными кончиками волос. Весёлая. И видно, что брат от неё без ума. На днях мы ездили с мамой по магазинам, и она уговорила меня купить новое шикарное платье. Слишком открытое, я отвыкла от таких. Но, обещаю сама себе, стиснув зубы, что обязательно привыкну снова. И я, конечно, не ожидаю подставы в этот вечер от самых близких людей, но… Раздаётся дверной звонок, удивлённо спрашиваю у Лиз, ждём ли мы кого-то ещё.

– Не откроешь, не узнаешь, – отвечает лукаво.

Может Нейт решил устроить сюрприз и сбежал из Нью-Порта пораньше? Но, нет, это не Нейт. За порогом стоит Алекс. Замираю, не зная как себя вести. Он же охватывает меня взглядом с головы до ног, и я необъяснимо чувствую себя голой в своём великолепном зелёном платье с обнажёнными плечами.

– С Рождеством, Мари, – улыбается широко, целует в щёку, и протягивает небольшую коробку.

– С Рождеством, Алекс, – отмираю, наконец, и делаю шаг назад. – Дай угадаю, тебя Лиз позвала?

Алекс кивает:

– И она, и Хелен, и даже Майк. Я не смог отказаться.

– Хорошо хоть папа на моей стороне, – бурчу недовольно себе под нос.

Алекс подходит ближе, наклоняется к моему уху и тихо говорит:

– Мы все на твоей стороне, Мари, – мазнув по виску губами, он проходит мимо меня вглубь квартиры, и я слышу, как радостно приветствует его семья. Вряд ли бы они так радовались, если вместо Алекса здесь объявился бы Кир. Эти мысли совершенно неуместны, и я гоню их прочь.

В коробке обнаруживаются мои любимые пирожные. Он не забыл. Это приятно. Присоединяюсь к празднованию, но никак не могу расслабиться. Его присутствие в одной со мной комнате держит нервы натянутыми, как струна. Алекс рассказывает о том, что перебрался в Кио, уже арендовал студию и планирует здесь писать новый альбом. На этих словах я давлюсь своим лёгким и прятным божоле, словно это кислятина за пару долларов. Как, чёрт побери, я должна его забыть, если он всё время будет крутиться рядом?! Это просто нечестно. Хочется спрятаться ото всех, но я не желаю портить праздник своим родным – в последнее время у них было не так много поводов для веселья. Улыбаюсь через силу, с трудом дожидаясь момента, когда уйти будет всё же уместно. За два года трезвой жизни мой организм окончательно отвык от алкоголя, и несколько бокалов изысканного вина кружат голову больше, чем мне хотелось бы. Меня то и дело втягивают в разговор, рассказывая о каких-то пропущенных мной моментах, шутят, и я перестаю зажиматься. Оттаиваю потихоньку. Лиз предусмотрительно посадила Алекса между собой и мамой, и это выглядит так, словно они его охраняют от меня, забавно. Ой, если меня начали забавлять такие вещи, пожалуй, мне хватит. Выхожу на балкон, чтобы немного проветрить голову. Рассматриваю своё любимое Кирийское море, лежащее у моих ног. Понимаю вдруг, что за эти две недели даже не выбралась на пляж. Это так не похоже на меня. Обещаю себе исправиться и вдыхаю воздух родины с упоением – это правда, что дома и стены лечат. Слышу, как закрывается балконная дверь, и мне не нужно оборачиваться, чтобы узнать, кто нарушил моё уединение. Алекс встаёт рядом со мной, облокотившись на ограждение. Слишком близко, как по мне. Я чувствую его запах, каждой клеточкой ощущаю его энергетику, которая сводит с ума. Мы просто молчим и любуемся видом довольно долго. Но Алекс вышел не просто помолчать со мной за компанию:

– Дай нам ещё одну попытку, Мари, – говорит полувопросительно, развернувшись ко мне.

– О чём ты, Алекс? Из нас двоих об этом должна просить я, не ты, – не нахожу в себе сил повернуться, потому что знаю, что его пронзительный взгляд может сотворить со мной.

– Но ты не просишь, – звучит как констатация, а вовсе не обвинительно, как должно бы. – Кто-то из нас двоих должен это сделать. Мы со всем справимся, принцесса. Обещаю.

– С чем мы справимся, Алекс? – теперь я поворачиваюсь к нему лицом, не боясь прямого зрительного контакта. – Тут не с чем справляться. Всё сломано так, что проще построить что-то новое, чем собирать обломки.

– Я не хочу новое, хочу своё, – настаивает самый чудесный мужчина на свете. Но вместе с его словами в моей голове отдаётся эхом: «Не хочу постороннюю, хочу свою». Сердце пропускает удар, и я ловлю полноценную паническую атаку. Полностью теряю контроль над собой, ноги дрожат так сильно, что я вынуждена вцепиться в ограждение балкона, одышка невероятная, будто я взбежала на наш двадцать второй этаж, минуя лифт. Ничем не объяснимая тревога охватывает меня целиком в рекордно короткие сроки. Всё как в тумане.

Прихожу в себя уже в комнате. Мы одни с Алексом в моей спальне, я сижу у него на коленях, он нежно гладит меня по спине, уговаривая, что всё будет хорошо. Наконец, замечает, что я снова в адеквате.

– Я люблю тебя, Мари, это не изменить. Просто доверься мне.

После только что пережитого страха в его руках так уютно и спокойно, что отодвинуться от него равноценно самоликвидации. Я прижимаюсь крепче, вцепившись пальцами в его как всегда идеально выглаженную белую футболку, утыкаюсь носом в изгиб шеи.

– Я не знаю, что это было, – всхлипываю нервно. – Со мной впервые такое.

– Похоже на паническую атаку, – объясняет очевидное Алекс. – Насмотрелся на подобное в рехабе.

Я отодвигаюсь немного, чтобы видеть его лицо:

– Всё было так плохо, да?

– Ты сейчас о своём состоянии или о моём? – уточняет он.

– О твоём, – говорю тихо. – Когда я в первый раз прочитала, где ты, никак не могла поверить. Это же не про тебя, Алекс.

Он смотрит на меня внимательно, обдумывая ответ.

– Первое время было адски сложно, – признаётся. – Я немного сорвался. С реабилитацией была идея Марка.

– Ну, да, кто бы сомневался, – хмыкаю. Потом замечаю кое-что новое в его облике. Я так старательно весь вечер отводила глаза, что не обратила внимания на чёрные буквы на его шее.

– Когда ты сделал тату?

– Какую именно?

– Я сейчас про ту, что на шее. А что, есть ещё? – раньше не было ни одной.

– Есть. Покажу, если будешь хорошей девочкой, – улыбается соблазнительно. И я не могу не улыбнуться в ответ. Провожу пальцем по своему имени, выбитому на гладкой загорелой коже.

– Так когда? – спрашиваю настойчиво. – В том клипе, который про сны, её ещё не было.

– Ты видела его? У тебя был доступ в сеть? – спрашивает хрипло.

– Был, только вот писать не могла, – я сглатываю, размышляя, почему же так и не попыталась обойти этот запрет. Так глупо. Я испугалась тогда. Может, зря?

– Ты мне эти два года практически каждую грёбаную ночь снилась, – он гладит меня по волосам, успокаивая. – А тату уже была, её отретушировали. Забил ещё позапрошлой весной.

– Ты мне тоже снился. Всё время, – говорю грустно, не уточняя, какой характер носили эти сны. – Ты очень изменился, Алекс.

– В худшую или лучшую сторону?

– Не знаю, просто другой. Я ещё не поняла.

– Наверное, мы все изменились, – шепчет Алекс, укладывая меня на кровать. – Но мы всё ещё мы, малыш.

Он целует так сладко, что остановиться нет сил, и я сдаюсь. Только сегодня, обещаю себе. Один последний раз.

АЛЕКС

Марку удалось всё устроить гораздо раньше, чем мы рассчитывали, и я с радостью принимаю приглашение Лиз. Рождество с моей девочкой, что может быть лучше? Принцесса встречает меня такая красивая и грустная, что хочется немедленно развеселить её. Только как? Весь вечер ведёт себя крайне холодно и отстранённо, будто она не дома со своими родными, а всё ещё где-то там, в аду. Когда Мари начинает бить крупной дрожью, я в первое мгновение теряюсь. Смотрю в расширившиеся зрачки, слышу, как тяжело дышит и понимаю, что её накрыло. Вспоминаю, что при панической атаке первым делом надо сменить локацию, уйти с открытого пространства или наоборот, если застало в помещении. Хватаю на руки, несу в спальню и она такая хрупкая, гораздо стройнее, чем раньше. Этот козёл её там не кормил что ли? Усаживаюсь со своей ношей на край кровати, успокаиваю, как могу, а у самого на глазах слёзы. Что же он с тобой сделал, малыш? Постепенно она успокаивается, и мы можем поговорить. Просто держать на руках, слушать её голос так непривычно. Как будто я снова сплю. Нам столько всего нужно обсудить, но ещё не время. Ей надо прийти в себя.

Когда проводит пальчиками по шее, сил сдерживаться не остаётся. Я медленно, растягивая удовольствие, распаковываю мой самый долгожданный рождественский подарок. Целую везде, где только могу дотянуться. Высвобождаю из плена бюстгальтера грудь и терзаю её, вырывая сладкие стоны. Стягиваю свою футболку, отшвыривая в сторону, джинсы туда же, к чёрту! Только так, кожа к коже, чтобы прочувствовать, чтобы поверить, что это не сон. Блин, два года без секса, долго я не протяну. Кажется, кончу от одних лишь поцелуев. Она отзывается на каждую ласку, такая родная и в то же время… другая. В каждом движении что-то чуждое, новое, чего не было раньше. Прогоняю назойливую картинку, как этой кожи касались чужие руки, но она возвращается снова и снова, вызывая злость. Мари смотрит на меня широко открытыми глазами, хотя раньше во время секса всегда жмурилась как кошка. Она словно боится закрыть глаза, маленькая моя. Целую нежно: не бойся, я с тобой. Она прижимает меня к себе ещё крепче, трётся о готовый взорваться член, требуя большего. Хочу потянуться за презервативом, оставленным в сброшенных джинсах, но она останавливает меня:

– Я на таблетках, – шепчет тихо. – Хочу почувствовать тебя полностью.

И я не могу ей отказать, потому что хочу того же. Не торопиться стоит адских усилий, но оно оправдывает себя с лихвой. Потому что, когда моя девочка получает свой законный оргазм, она так страстно шепчет, что любит меня. Потому что мой собственный оргазм похож на взрыв сверхновой. Неужели она думает, что я куда-то её отпущу?