Когда наутро я спросила о звонке, Он удивленно пожал плечами. Сделал вид, что ничего не было.
***
Он заботился обо мне, красиво ухаживал. Нет, я не имею в виду цветы, подарки. Это все было, конечно. Но я о другом. Он натягивал мне шерстяные носки, когда я болела, и кипятил молоко с содой. А я опять себя чувствовала, как в детстве рядом с мамой. Он любил удивлять меня, любил эксцентричные поступки. Мог нагрянуть внезапно вечером, схватить меня в домашней одежде и тапках и, несмотря на мои визги, повезти в какой-нибудь ресторан. Потом уговаривать меня поцелуями появиться там в таком виде. Первые минуты я ежилась от стеснения, но потом страх проходил. Он обладал невероятной способностью внушать уверенность. А еще получал дикое удовольствие, наблюдая за кувырками моего настроения, за криками, слезами, внезапным смехом, который я не могла сдержать на людях. Как-то раз я звонила ему из магазина, интересовалась, что приготовить на ужин, и в конце разговора сказала, что люблю. Однако этого было мало.
– Скажи громко, что любишь! – Он испытующе ждал на том конце провода.
– Люблю, – сказала я чуть громче.
– Нет! Так, чтобы все слышали.
Я кричала так, что тряслись полки, а проходившая мимо бабуля завернула в другой отдел, предусмотрительно отгородившись тележкой. Я кричала громко оттого, что Он сводил меня с ума. Оттого, что я действительно сильно его любила.
Что им управляло, что творилось у него в голове? Это была загадка для меня, мне хотелось понять, развернуть, повертеть на свету все его мысли. Но с таким человеком это невозможно… Он мог прижимать меня своим тяжелым телом к простыне, целуя, а потом в самую непредсказуемую минуту остановиться, убрать волосы с моих глаз и начать всматриваться в них.
– Я хочу знать, о чем ты думаешь… Я хочу знать, – твердил Он постоянно.
Словно хотел обладать полностью. Именно в эту минуту. И телом и мыслями, всем.
– Я хочу знать…
– Эмм…
– Ну же… Расскажи. Расскажи, что чувствуешь.
Его глаза горели, мускулистое тело было словно струна.
– В данный момент я хочу тебя.
Он еще смотрел какое-то время, будто решая про себя, насколько удовлетворяет Его то, что я сказала… Иногда мне казалось, что я разочаровываю Его своими ответами.
***
Последнее время Он был на взводе. Постоянно звонил кому-то, срывался ночью на деловые встречи. Кричал по телефону. Вот и в этот раз все было напряженно.
– Кто они? Политически независимые фигуры?! Отказались… Отказаться от сахара в кофе они могут! –Родион нажал «отбой» и нервно откинул телефон на заднее сиденье. Так, чтобы точно не достать. Однако тот не сдавался, проигрывая снова и снова одну и ту же мелодию. – Прости. Ты не должна все это слушать.
– О чем ты. Я все понимаю, милый. И единственное чувство, которое у меня возникает в таких ситуациях, – это дикая злость. Не на тебя, конечно, – я улыбнулась. – На них. За то, что они заставляют тебя так нервничать. Я люблю тебя… Последнее время ты чем-то сильно озабочен, я же вижу. Все в порядке?
– Все хорошо. – Он напряженно улыбнулся.
Запустил правую руку в мои волосы на затылке, и тепло напополам с мурашками потекло по телу. Я чувствовала, что это «хорошо» – всего лишь для того, чтобы отбить мою охоту дальше расспрашивать. И я замолчала. Мне хотелось заслонить его собой.
***
Он в Париже. Я в Москве… Одна. Уже две недели прошло. Каждый вечер – долгий и пустой. Моя жизнь как-то постепенно и незаметно вся стала его. Раньше были свои дела, интересы, свое время, а сейчас все его. Как Он сделал это со мной? Хожу, брожу от чайника к балкону, стараюсь нащупать в кармане что-нибудь существенное, а там только табачные крошки. Нет жизни без него. Словно пауза…
***
Мы шли по вечерней Москве. Высокий мужчина, высокая женщина, красивые, успешные, полные любви и планов. Он крепко держал меня за руку, я рассказывала, что приготовлю на ужин.
И если говорят про какие-то знаки, предчувствия, загадку в глазах у людей перед смертью… Не верьте. Не было этого всего. Были обычные глаза, обычные взгляды…Обычный вечер…
Я перечисляла продукты, скрипела белыми кедами по мокрому московскому асфальту. Мой мужчина шел рядом, густо молчал, изредка кивая, якобы слушает мой треск. Мы дошли до кофейни. Он очень любил это место: мороженое там подавали в жестяных креманках, как в его детстве. Оно всегда поднимало ему настроение.
– Я сбегаю за кофе и мороженым! Тебе какое? – Я трясла сумку в поисках кошелька.
– Погоди, сейчас отвечу на звонок и сходим вместе.
Говорят, мозг вытесняет то, что больно помнить: такая защитная реакция. У меня, видимо, сработал тот же механизм. Я не помню ничего после этих слов. Только шум, будто взорвалось что-то, и запах… Свежий запах земли вперемешку с цветами.
***
Я не хотела идти на похороны. Мое горе было интимным, сокровенным… Только моим. Но не увидеть в последний раз его я не могла. Поэтому, одевшись как можно неприметнее, я стояла в сторонке у цветочного магазина. В витрине отражался заплаканный подросток. И нету, ну нету уже, кажется слез. Выжато! А они все равно откуда-то изнутри льются, звенят на ладонях. Голова гудит, организм пытается спасти ситуацию, напоминая о физической боли.
Время будто застыло, сколько я так стояла, не знаю. Как нарочно, всплывали воспоминания – мысли о том, чего никогда больше не будет. Никогда – страшное слово.
***
Он был сильный, твердый, со словами цвета слоновой кости, с чуть прохладной нежностью в крупных руках, с широкой спиной, которая от всего закрывала… Он был полон жизни, планов, желаний… С запахом кофейных зерен, газет, дорогой одежды, Москвы, моего тела… Он был мой. Он был Я.
***
Надо было сменить обстановку. Ноги вели на те самые «наши» улицы, белье дома катастрофически знакомо пахло, а в холодильнике все еще стоял его йогурт… Больше всего ранят именно такие маленькие находки. Села на «Сапсан» и поехала в Питер.
Я шаталась по городу бесцельно – волочилась по одной улочке, по другой… Иногда сидела на ступеньках у воды, рассматривала грязную речную гладь. А вокруг жизнь, катера и свадьбы. Жизнь кипела и неслась вперед без него так же, как и с ним. Ничего не поменялось, не стало серым. Кроме моих глаз. А мне казалось, все вокруг должно застыть.
Сгребла бумажный стаканчик с кофе и никотиновую пачку и пошла дальше лунатить. Словно по карнизу. Аккуратно сбоку по узкому тротуару. Вдоль и поперек. Влево, вправо и назад. Но не вперед. Туда нельзя. Туда не умею. Боюсь.
***
Он излучал животный магнетизм. Я часто ловила на себе завистливые взгляды красивых женщин, когда мы сидели в ресторане или гуляли по ночной Москве.
Я так его люблю… Как же так вышло? Что я так быстро полюбила его. Что я так быстро потеряла его.
Пять выстрелов в спину. В спину. Наверно, Он хотел бы видеть лицо своего убийцы. Он бы хотел принять эти пули в грудь.
***
Тем вечером я решила никуда не ходить. Нескончаемый промозглый дождь, свист ветра, обычное питерское лето. Купила в магазине под домом виски, забралась с ногами на подоконник и курила тихо в форточку, для фона включив телевизор. Экран вспыхнул синим пламенем и впустил в комнату стройную ведущую в желтом пожеванном платье: она сжимала бумажку и о чем-то заговорщически трещала. Наверно, я бы и дальше воспринимала ее как дурной фон, если бы не увидела свое фото крупным планом и не услышала:
– …В ходе следствия не установлена причастность Людмилы Денисовой, однако давайте признаем, что все указывает именно на нее.
Что!? Это шутка такая?! Я почувствовала, как холодеет моя голая нога, а тело начинает медленно потряхивать. Я повертела головой, сжала сильно веки, разжала… Может, я сплю?.. Но нет. Когда спишь, сигарета не обжигает пальцы. Я долго пристально смотрела в голубой экран, потом медленно сползла с подоконника, заела оцепенение таблетками…Мои новые маленькие друзья последнее время всегда помогали мне забыться. Весь мир начал звенеть мне в уши. Это было последней каплей. Запотевшее окно, стены комнаты, пол, подоконник, сплошной истошный звон и вибрации, которые передавались внутрь меня и катались волнами, прибивая тело то к одному берегу, то к другому. Я не заметила, как выскочила в одной майке на улицу и побежала, разбивая пятки об асфальт… Мимо всех, мимо пустоты. А потом упала… Небо сделало кувырок, потом земля, и очнулась я уже в больнице.
***
Теперь я знаю, как проходит нервный срыв. Полуголая женщина несется по улицам, звеня босыми пятками. Именно так.
Ну вот, кажется, уже обед.
Я оттянула нижнее веко вниз и скорчила шуточную рожицу, после развернулась и пошла, шаркая тапками по ядовитому полу.
– Денисова! – крикнула медсестра. – Тебе специальное приглашение нужно? Давай скорее! Красотка… Тоже мне…
Сегодня в курилке, благо курить еще не запретили, мы спорили с хохлом Валерой о любви. Он лечится тут от алкозависимости, а я от безумия– два прекрасных собеседника. Но в итоге мы так и не пришли к общему знаменателю, спор перерос в скандал, после чего и мне и ему всадили больнючий укол. Так что я теперь лежу то на одном боку, то на другом, и молча.
Стараюсь не думать обо всем, что приключилось со мной. Иначе начинает сильно болеть голова. Эти новые больничные таблетки позволяют очень разумно рассуждать, расставлять все по полочкам без лишней драмы, надо будет свистнуть пару, когда меня выпишут… Так вот, легче думать, что я просто перепила антидепрессантов. А что… Я еще и меняла их, экспериментировала, и от этого иногда были глюки, казалось даже изредка, что ауру у людей вижу. Не цветную, нет, просто как дымка вокруг. В общем. Он был, а я есть здесь и сейчас, и мне надо поправляться… Раз в неделю со мной беседы проводит очень симпатичный врач, а еще в столовой дают такое чесночное масло… Мажешь его на черный хлеб, и он светится божественным светом, хор мальчиков-кастратов поет «аллилуйя». Это масло разделило мою жизнь на До и После… Теперь не смогу воспринимать черную горбушку без него…
***
Так и вижу себя со стороны, звучит музыка группы «Пятница»… Молодая девушка удаляется, слегка пошатываясь. Она пока даже не представляет, что самое интересное впереди. Не будем ее беспокоить. Пусть набирается сил.
Часть 2
Я сидела на подоконнике и смотрела на питерский двор. В углу слева под черным выходом из продуктового магазина лежал бомж в огромном ватнике, рядом у его ног – верный пес, в углу справа была помойка, там под моросящим небом копошились рыжие коты. Кажется, я полюбила этот город окончательно, особенно его узкие подоконники. Я так сидела час, два, не меняя положения. У меня затекла левая нога, но почему-то было важно не менять позу… Где это рождалось? В голове или где-то вне меня, а потом капало сверху? Я смотрела, как мой двор медленно синеет, заворачиваясь в ночь, словно в темную подарочную бумагу. Почему-то ближе к ночи обостряются воспоминания. Ржавая кровь бежит, несет их к сердцу, и от него, и опять к нему. Он, Он, Он. Он – моя жизнь в прямом смысле этого слова. Я ведь без него не смогу… Как?.. У меня нет рук, ног, головы, я ничего не умею, я ничего не могу. Что я без него?.. Пожалуй, останусь здесь на подоконнике.
***
Из переписки:
«Привет, помидорка))»
«…Привет. Господи, нам давно уже не по десять лет. Ну какая я тебе помидорка? Дим…»
«Прости)»
«Все нормально»
«Как ты? Когда в гости наконец?»
«Я не долечу, я выйду в дверь самолета где-нибудь над Польшей…»
«?»
«Ну что?!.. Мне все еще погано, я не хочу никуда лететь. Что я буду делать в твоей Германии? Не лучшее время для экскурсий… И вообще… Погано»
«Я прилечу. У меня большой отпуск. Хочешь? Будем много гулять. Ты же все еще любишь гулять?)))) Будем гулять и вкусно кушать»
«Я плохой компаньон, дорогой»
«Ты самый лучший компаньон. Я прилечу… Ау? Надеюсь, это да))) Решено, буду поднимать твой боевой дух!»
***
Я налила большую кружку кофе, открыла холодильник – пусто. Уже привыкла к тому, что на завтрак кофе и сахар. На обед тоже. Ближе к вечеру я понимала, что надо что-нибудь съесть, чтобы существовать дальше. Обычно я заказывала на дом пиццу или суши, съедала пару кусочков, а остальное выносила на помойку, когда еда начинала невыносимо пахнуть.
12.15 дня. В дверь позвонили. Потом снова, более настойчиво. Курьер? Но я ничего не заказывала. Я натянула длинную толстовку на голое тело, залезла в джинсы, которые совсем предательски стали болтаться. Открыла дверь, не посмотрев в глазок, а за дверью стоял ты.
В ярко-зеленой футболке-поло, шортах и идеально белых кедах – под цвет зубов. Время, похоже, тебя обтекало: в тридцать пять ты был все тем же мальчишкой. Идеальная картинка для рекламы спорттоваров, или зубной пасты, или здорового питания…
– ?!
– Привет, помидорка!
– Ты? Да ну-ууу.. – протянула я с непонятной интонацией.
– Как видишь. – Твое лицо озарилось улыбкой. – Прогонишь или пригласишь?
– Проходи, конечно… Пойду оденусь. Кофе в холодильнике…
Звучало вполне буднично, будто мы с тобой часто видимся.
Я умылась. Зашла на кухню, а ты все еще там. Сегодня днем я меньше всего на свете хотела встретить кого-то близкого и тем более проводить с ним время.
– Ну, рассказывай. – Я уселась на стул и стала ковырять петлю, которая вылезла из вязаного кардигана.
Ты держал на коленках свой рюкзак с вещами, отчего вид у тебя был очень уж пионерский, и начал рассказывать, что взял отпуск и приехал поднимать мне настроение. Вот так просто. Потом еще немного дежурно про пробки, работу и погоду.
– Димка. Ты всегда был настоящим другом… Не был, а есть, прости. – Я слабо улыбнулась. – Но вообще не стоило. Я не уверена, что…
– Я же тебе говорил, что всегда буду рядом в трудную минуту, – перебил ты. – Твоя минута превратилась в час и день. Надо что-то менять.
– Ну давай попробуем.
Тот случай, когда проще согласиться: меньше слов.
Мы до поздней ночи гуляли по паркам и скверам. И ты рассказывал про твою жизнь там, далеко, про работу, про озеро у дома.
Цепляя ботинком мокрый песок в Таврическом, ты рассуждал о зиме:
– Я всегда любил залезать в сугробы, пока снег не набьется в мои ботинки. Он там таял, я приходил домой и грелся в горячей ванне. Вот я, вот мое холодное тело. Я его грею водой, изнутри горячим чаем. Кутаюсь в плед и потом лежу бездвижно… Люблю суровую зиму. Очень не хватает этого там.
– А я, кажется, не замечаю, где зима, где лето. Словно мне все равно стало.
В глубине души я была рада, что ты приехал. И не так уж мне было все равно, но жутко хотелось, чтобы пожалели. Я понимала, что мне нужна помощь, что мне пора выкарабкиваться и жить. Набивать свои ботинки пылью событий.
***
Ты был рядом уже две недели. Каждый день меня будил стук в дверь, горячий кофе с молоком, круассаны в бумажном пакете и твои теплые глаза цвета травы, твои длинные истории про жизнь там.
Морщинки вокруг моих глаз совсем пересохли. И слава богу. Хотя плакать было легче, наверно… Я видела, как ты стараешься, я начинала чувствовать что-то, что исходило от тебя мягкими пульсирующими волнами и пыталось меня обволакивать. Но я была словно в коконе. Прости.
***
– Привет, помидорка! – Ты стоял в черно-белом экране моего домофона. Светлые джинсы, тонкий серый свитер поверх светлой футболки, за плечом рюкзак, на лице широкая улыбка, на подбородке ямочка, как у Тимоти Далтона.
– За столько лет мне стоило придумать тебе достойный ответ. – Я тянула время.
– И?
– Ничего не могу нафантазировать. Может, баклажанчик?.. Нет, это не то, конечно. – Я… Тебя не напрягает говорить через домофон?
– Нет. Если тебе так удобно.
– Ок… Но все-таки я лучше спущусь.
Я надела мужскую рубашку, узкие джинсы, кеды, завязала на макушке хвост и спустилась.
– Ты меня избаловал. Куда идем, что будем делать сегодня? Я как в евротуре с личным гидом, который будит каждое утро и тащит на экскурсию.
– А давай придумаем этот день вместе.
– Тогда… Там на соседней улице отличный еврейский паб, пошли по шаверме съедим, а то твои круассаны с утра уже слегка поднадоели.
В кафе сели на улице, я заказала лимонад, шаверму и картофель фри. На что получила твой язвительный комментарий:
– Прекрасное меню для одиннадцати утра.
– Ты зануда, и я тебя не слышу. Ля-ля-ля!..Я ем пищу богов.
Твое лицо слегка потемнело, словно тучи набежали. Это были какие-то секунды, но я успела заметить. Весь день я возвращалась к этому твоему выражению лица и никак не могла понять причину. И только уже вечером дома я, кажется, нащупала ответ.
Я вспомнила, как однажды в один из летних вечеров ты приехал в Москву на выходные ко мне, позвонил внезапно. Господи, как давно это было…. Я закончила универ и была в полном раздрае, не понимала, что дальше. Вот есть диплом, и что? Тогда началась череда бесконечных тусовок с дешевым вином, окурками под чьей-то кроватью, завтраком с крошками на газете «Вакансии». Я была в ссоре с Денисом? С Андреем? С Вадимом? Тогда сильно задело, а сейчас уже и не вспомнить. Удивительно, что ты возникаешь всегда, когда мне плохо.
Помню, как мы ходили с тобой по барам, вначале алкоголь расслаблял и веселил, после стало опять грустно. Верный сигнал, что надо прекратить пить. О чем ты заблаговременно и начал беспокоиться. Но у меня тогда был другой настрой.
– Ты не можешь запретить мне пить! Я напеваю «ля-ля-ля», чтобы не материться. Давай начнем с того, что я перестану сквернословить. Более чем достаточно для начала.
– Но…
– Ля-ля-ля…
– Хорошо, хорошо. Твоя взяла. – Ты устало улыбнулся.
Мы зашли в бар, там было так шумно, что, казалось, надо было продираться сквозь звук, разгребая руками пьяные вскрики. Мы сели за столик, ты взял мне виски, а себе свежевыжатый сок. Ты всегда предпочитал здоровый образ жизни.
– Если ты думаешь отделаться сегодня одним виски – ты в глубокой жопе. – Я показала тебе язык.
– Отдыхай, как считаешь нужным.
– Вот и славно.
Мы сидели за качающимся тяжелым столиком, и я пыталась засунуть под одну из его ножек смятую салфетку, чтобы не так штормило.
– Что ты нашла в нем? Что ты нашла в своем парне?
Мне жутко не понравился твой вопрос, будто назойливая муха села на мой пудинг. Я не очень думала над ответом. Мне хотелось курить, есть и вообще уйти отсюда, а ты, как обычно, не соответствовал.
– Ну… – Я нервно почесала ногу. – Максим мужик (Максим? Его же звали Максим?..), сразу меня взял в оборот… У него квартира, машина, он оказался в тот момент, в который мне нужно было.
Ты округлил глаза, потом пощупал трубочку в стакане.
– Квартира? Машина?.. Ты серьезно?..
– Ну да.
Я допила виски и сделала знак официанту, чтобы он принес еще и выписал счет. Я совершенно так не думала, черт знает, что творилось в моей голове, что я так ответила. Я сказала полную ерунду, но она заставила тебя замолчать, и это меня вполне устраивало.
– Оу… Отличные штаны…
– Чего? – я рассеянно уставилась на мужика у бара.
– У тебя… У тебя отличные штаны, – уточнил ты.
– Спасибо, – я притворно-сладко улыбнулась.
Cтолько времени с тех пор утекло, а я только сейчас поняла, что ты спрашивал. И зачем. Кажется, я тебе нравилась тогда.
***
Это был один их тех серых питерских майских дней, когда нет зелени на деревьях, только слякоть кругом – большие грязные лужи.
Ты разбудил меня звонком, выслушал кучу ругани. Уж прости, по утрам я не ангел. И вытащил меня гулять.
– Это не очень хорошая идея – гулять по парку в такое время года.
– Гулять по парку всегда хорошая идея, – возразил ты.
– Ненавижу этот город весной. Да и зимой. Это сплошное затянувшееся дерьмо. Мне нужно солнце! Нужны эндорфины, в конце концов. Невозможно существовать только на том, что накопил за два паршивеньких дня лета.
– Все будет. Ну солнце будет точно, за эндорфины не могу отвечать, уж слишком ты сложная.
Ты шел – руки в карманы, отутюженные штаны, выбритое лицо, живые теплые глаза. В них я видела себя маленькой пацанкой, в кепке козырьком назад. Ведь мы такими познакомились. И такими до сих пор видели друг друга. Так?