Лесной дедушка

Егорка улыбался во сне. Леший брёл, растягивая тропинки, сам себя обманывая ради лишней минуты.

Во леске-то есть пенек,

Во пеньке-то очепок,

В очепке-то люлечка,

А в люлечке…

Леший остановился. Как ни кружи, а на заветную поляну выйдешь. В любом лесу такая есть – круглая, с вековой сосной или осиной в центре. Ежели человек в этот круг попадёт, обратно уже своей волей не выберется и для людей невидим станет. У Лешего на поляне осину в прошлом году бурей сломало, один пенёк остался. Возле него Леший и уложил Егорку. Пригладил ему вихры – мягкие, льняные. Скоро они поредеют, истончатся паутиной. Кожа высохнет, обтянет кости. И не станет Егорки, поползёт по лесным тропам тварь безмозглая, упырь ненасытный, не помнящий ни себя, ни рода-племени, одной жаждой томимый. Так не бывать же этому.

– Спи, внучек, – Леший сжал голову Егорки в ладонях и резко повернул.

Хрустнули позвонки. Выгнулось тело, забилось с недетской силой. Леший завыл волком, застонал филином, зашипел полозом. Топнул так, что задрожали деревья. Живым копьём выметнулась из земли молодая осинка, пронзила Егорку – прямо в сердце. Зашевелились корешки, оплели тело, потянули в мягкую постель, прель лесную.

– Спи, внучек, – в третий раз повторил Леший. Тяжело опустился на колени, положил костяной нож возле осинки, погладил землю. – Я к тебе приходить буду, сказки рассказывать. А насчёт клятвы своей не тревожься. Я слово твоё на себя беру.

Он поднялся, выпрямился в полный рост – головой вровень с самыми высокими соснами. В два шага оказался на опушке. В деревне мычала скотина, гремели подойниками хозяйки, перекликались, как ни в чём не бывало. Только дом на окраине стоял тихий, мёртвый.

Леший уменьшился до роста человеческого, прошёл через огород, заглянул в незапертый хлев. Пусто. А ведь и лошадь была, и корова, и козы. По двору потерянно бродила курица. Леший толкнул дверь избы. В ноздри шибанул запах крови. Егорка всем шестерым разорвал горло, неумело, как волчонок на первой охоте. Один налётчик ещё дышал. Обыкновенный парень, с такими же льняными, как у Егорки, волосами. Леший наступил ему на грудь, ломая рёбра, раздавил сердце.

В горнице долго стоял возле кровати, смотрел на истерзанное тело дочери – всё в синяках, с ожогами на животе, запёкшейся кровью между ног. Косы ей зачем-то отрезали.