Талисман этого места. Девушка с зелеными волосами

Глава 2

Утро следующего дня по-прежнему сияло. Погода радовала, но не меня. Мышцы болели даже там, где их сроду не было. Но в самом ужасном состоянии пребывало моё лицо.

Это был один сплошной ожог интенсивного малинового цвета. Хвалёный дорогущий крем с УФ-защитой не спас даже от осеннего солнца. Хорошо хоть очки периодически снимала, а то походила бы на красную панду.

На фоне бледненькой шейки красная физиономия выглядела очень комично. Но так пылало и щипало, что мне было совсем не смешно. Хорошо в чемодане в кармашке, ещё с лета, остались несколько пакетиков ромашки и всегда с собой аспирин. Замотав почти половину лица белым шифоновым шарфом, я с опаской выглянула из номера.

Ожидая закипающий чайник, в холле, сидя на диванчике, я несколько расслабилась и успокоилась. Стянула шарфик под подбородок. Для воспалённого лица даже он казался жёсткой тёркой. Особенно нос страдал. И в тот момент, когда уже щёлкнула кнопочка чайника и я выбиралась из недр мягкого диванчика, чтобы заварить пакетики с ромашкой, из-за угла нашего непростого коридора появился любитель турецкий свитеров, с термосом в руках.

Конечно, вид у меня был не самый прелестный – белый спортивный костюмчик и белая шарф под подбородком создавали эффектный контраст с моей пылающей физиономией, но воспитанный интеллигентный человек не стал бы ронять термос со словами :«Здрасьте вам! Вы прям с экрана телевизора сошли, там как раз с точно такой же физиономией японскую макаку показывают!». Натянув шарф до самых глаз, я, стараясь не расплескать кипяток, понесла заваренную ромашку к себе в номер.

Вслед мне раздалось на весь коридор громкое «Может вам врача вызвать?».

Маски и макияж немножко помогли и я спустилась вниз,завтракать. Сидя в уголочке, спиной к основному залу, я обдумывала свой маршрут гуляния – к морю идти при таком ярком солнце сегодня опасно для моего лица. Можно погулять в городе, походить по магазинчикам, напиться кофе с марципанами, да и в любимом сквере я пока не была.

Задумавшись, я пропустила момент, когда «турецкий свитер» уселся напротив, за мой стол, со стаканом апельсинового сока.

–Извиниться подошёл,– сообщил он тихим голосом без всяких эмоций.– Но впечатление произведено было сильное и не удержался от некорректных комментариев. Это не допустимо. Давайте в знак примирения чокнёмся, вы кофе, я соком. И забудем утреннюю встречу. В конце концов, мы все произошли от обезьян. Термос, кстати, разбился.

Схватив телефон и ключ-карту со стола я выскочила из ресторана.

Я люблю смотреть на янтарь, особенно когда его много. Люблю подержать в руках, примерить все изделия, что попадаются мне на глаза. Главное, постараться удержать себя в руках, и не примерять кольца на все пальцы, по нескольку браслетов на оба запястья. Продавцы пугаются…

В этот раз я разрешила посетить себе только три магазинчика. Удовольствие надо растянуть. Вдруг ещё будут «негуляльные» дни, когда дождь или слишком сильный ветер на позволят бродить вдоль моря.

Обнаружился лишь стандартный советский набор украшений из формованных янтарных бусин – кольца, браслеты, серьги, ожерелья и чётки – всё из одинаковых круглых бусин различимых лишь по цвету. И только два кольца выделялись на общем фоне.

В том, что подороже, почти необработанный камень прозрачного яркого жёлтого янтаря неровной формы «вопил» от боли. Два соразмерных серебряных диска, врезались в его тело как безразличные циркулярные пилы. Дизайнерское видение, мать его…

Второе – на серебряной основе маленький цилиндрик, как свёрнутый грамота-свиток, камень нежно-медового цвета, перехваченный тонкой серебряной ниточкой. Кольцо-«послание» так и осталось у меня на безымянном пальце левой руки.

Если Вам по каким-то причинам приходится пить хороший кофе не из фарфоровых чашек, а из картонных стаканчиков «на вынос», добавьте гармонии в процесс – займите лавочку в уютном сквере с хорошим городским  пейзажем и хорошим обзором.

Есть у меня любимый скверик – настоящая лапочка. Всего четыре лавочки, клумбы посередине плотно засажены кустами роз разных сортов, окраса и величины. Одно удовольствие глазеть на курортную жизнь и вдыхать розовый аромат. А в самом центре, среди клумб, огромный старый платан. Сквозь его листья почти не щурясь можно смотреть на солнечные лучи даже в июльский полдень. В этом скверике очень правильные лавочки, они рассчитаны на людей с длинными ногами. Моя – самая удобная,третья по счёту от угла дома. С неё можно без помех созерцать прекрасный старый, но возрождённый к жизни, светло-серый дом напротив и придумывать истории про жильцов.

Сегодня, в мой первый городской марципаново-янтарный день, можно было не фантазировать. С «моей» лавочки прекрасно было видно открытое окно на третьем этаже дома. Окно высокое от пола до потолка с маленьким балкончиком, с цветами, и пухлую даму солидного возраста в легкомысленно распахнутом розовом атласном халатике. Дама пыталась протиснуться то одним, то другим боком в узкую дверцу, чтобы полить кипельно белые и кроваво красные левкои в навесных горшках. От усердия у неё дрожали руки и струя воды из лейки разлеталась на мелкие капли. Сверкнув на доли секунды на солнышке они, уже совсем невидные, попадали на ступени перед магазинами. Наверное попадало и входящим-выходящим покупателям, потому что некоторые нервно вздрагивали…Закончив с кофе и коробочкой марципановых конфет, я вернулась в гостиницу.

Сегодня жёлтый фонарь маяка в коридоре горел в пол силы, можно было сразу рассмотреть плотную группу людей. Сгорбившись и наклонившись вперёд, они уставились на экраны трёх широких мониторов. На одном кто-то бегал и размахивал руками. Я тоже засмотрелась. Уже и забыла как это занимательно  – смотреть немое кино.

Я так увлеклась, что позабыла обо всем на свете. Как и остальные, вытянув шею и наклонившись вперёд, наблюдала развитие событий на экране центрального монитора.

От неожиданно пронзительного «Вы что тут делаете!» вздрогнули все и разом повернули головы от экранов.

Стало заметно, что перед мониторами сидят два человека, слева, в направлении выхода, иногда мелькающий в светских тусовках режиссёр, справа, ближе к моему номеру «турецкий свитер». Только сейчас он был в белой футболке и тёмно-зеленом недешевом кардигане, весь умыто-сияющий.

– Что вы тут пялитесь! Вам нельзя! Не смейте смотреть!,– по-прежнему громко, но уже без визгливых интонаций, раздавалось справа от меня. Кто-то вцепился в рукав куртки чуть выше локтя.

Повернув голову я стала внимательно рассматривать неуравновешенного гражданина. Упитанный такой «кабачок», довольно высок, почти с меня ростом. Довольно молодой, но с отёкшим обрюзгшим лицом, то ли пьёт много, то ли аллергия запущенная. Волосы тёмные, подстрижены по нынешней моде, с выбритым затылком и дурацким пимпой-хвостиком на самом темечке. На мальчишках смориться забавно, но для такого неспортивного «малыша» стиль неподходящий. Короткий свитерок цвета, который в модных каталогах почему-то называют «бензиновый», был маловат для выпирающего животика, заканчивался не доходя до ремня и совсем не скрывал всех особенностей фигуры. Джинсы можно бы и на размер побольше выбрать.

Я молчала и кинотоварищ начал нервничать. Он не знал какой реакции от меня ожидать. Оглядев полностью отвлёкшуюся от работы группу я обратилась с просьбой к самому, на мой взгляд, главному:

– Отцепите это от меня, пожалуйста.

– Митечка, оставь даму в покое. Она зритель, должно быть уважение – сказал бывший «турецкий свитер».

Больше, к счастью, никаких указаний не потребовалось.

Глава 3

– «Что же это такое!», думала я стоя по тёплым душем одновременно любуясь кольцом на руке, снимать его по прежнему не хотелось, – «Как только происходит что-нибудь приятное, так эти ударники кинопроизводства тут как тут, и обязательно подсунут «ложку дёгтя». Надо сегодня выспросить у дежурных девочек часы всех этих киносмен и сматываться куда-нибудь на это время».

Моему многострадальному лицу все ещё требовались реабилитационные мероприятия. Повторив поэтапно весь предыдущий курс, я устроилась в подушках. По телевизору одна из программ милостиво показывала дневной фильм, чёрно-белую классику. Узнать сюжет я не успела, уснула через несколько секунд.

Проснулась я часа через полтора. Ощущения были самые неприятные: свело шею и мышцы спины, сильной пульсирующей болью горела голова, во рту вкус ранее неизвестной дряни.

Погода существенно сменилась. Все серое – небо, море, песок. Полный штиль, никакого движения. Из звуков лишь скрежет опять запущенной детской железной дороги. Отдыхающий народ на набережной-променаде перемещался суетливо, будто времени для гуляния совсем впритык и, собственно говоря, уже все опаздывают. Постояв немного у парапета набережной, я вернулась в гостиницу и через вестибюль вышла на улицу, ведущую в парк.

Десять лет назад, в наш первый приезд, парк был самой настоящей окраиной города. Мой нынешний отель был последним строением. Если не считать пары-тройки одноэтажных домиков, построенных в начале прошлого века в немецком вкусе.

Спасибо прусскому императору, парк удался на славу. Видимо Фридрих Вильгельм не только выделил много денег на устройство парка на дюнах, но и лично следил за работами. Говорят, что сто с лишним лет назад зелёная прогулочная зона тянулась вдоль дюн почти на четыре километра, да и в пошире была больше значительно. Но даже то, что осталось вызывает умиление. Деревья огромные, многие почти столетние. Вдоль дорожек разноцветные розовые ряды. Сколько труда в это вложено, один плантаж чего стоил! Перекопать всю территорию на глубину не менее полуметра, это совсем не шутка! Недаром и сам парк, и даже известный ресторан в нем, назывался в благостные дореволюционные времена красивым французским словом «Plantage» – «глубокая вспашка». Мне кажется, что подобное название помогало не забыть о вложенных финансах и труде. О Фридрихе Вильгельме IV тоже не забыли. Один из самых шикарных дубов – императорский, высажен и выращен в его честь.

Через несколько дней, от местного краеведа я узнала, что дуб – большая редкость и высочайшая историческая ценность. Тот, на который я с таким восхищением любовалась – один из трёх Императорских дубов, посаженных в 1871 году в честь победы во время франко-прусской войны. Победа была кажется возле пограничного городка-крепости Седан. Победа прусских войск была над французами была настолько сокрушительной, что помимо полной капитуляции французов привела в итоге и к свержению династии Бонапартов. Никто и не подозревал, высаживая императорский дубы, что они будут напоминать не столько о победе, сколько о начале конца европейских монархий. И что совсем в скором времени к власти придёт неосознающее людской морали и жадное общеевропейское мещанское быдло под научно обоснованным названием «капиталист». А из трёх дубов в начале двадцать первого века «в живых» остался только один, названный в честь германского императора и короля Восточной Пруссии Вильгельма I.

Несмотря на осень и пасмурную погодку, народу хватало и в парке, и на пляже. Через два круга гуляния очень захотелось одиночества, но не было сил уходить далеко. И я заняла скамейку, одну из тех, что разместили вдоль длинной деревянной дорожки. Скамейка стояла почти в самом её конце.

Сидеть на скамейке, раскачивая ногами, было здорово. Но за спиной у меня, на песчаном взгорке, было кладбище и это очень нервировало. Кладбище довольно старое, давно и хорошо заросшее, с красивой сплошной оградой. Но, во-первых, я знала, что оно там есть, а во-вторых, мне опять на глаза попались пирамидки. Этот новый вариант «послания» совсем не понравился.

Никто из гуляющих не обращал на них ни малейшего внимания. Правда увидеть коричневые пирамидки на заросшем склоне в начинающихся сумерках было сложновато. Только специально приглядевшись, как я, от нечего делать…Камни были неприятные, словно разломанные пополам. Каждый из камней выглядел как сгоревший пирог с неровной чёрной поверхностью и неровными беловатыми краями.

Если присмотреться повнимательней, то сам по себе камень довольно интересный. Такие часто встречаются по берегам рек, на взморье. Цвет минерала «гуляет» в зависимости от наличия определённого количества железа – это такой бурый железняк. В каждой местности, где он встречается, имеет разные названия, но мне больше всего нравится «бархатная обманка». Недавно камешек получил ещё одно название. Кому-то из великих геологов «измятая» поверхность камня и внутренняя чернота напомнила известное произведение Гёте и появилось новое имя «гётит».

К чему так много пирамидок из этого камня? Может кто-то поддерживает статус кладбища, как «страшного места»? Скорее всего днём камни собирали на берегу, а в сумерках устраивали «кладку». Живо представилось как девушка в с распущенными спутанными волосами в длинной объёмной тёмной юбке с мокрым подолом бредёт с полотняной сумкой, нет, лучше с плетёной корзинкой, в руках и высматривает коричневую бархатную обманку, обязательно расколотую.

Я посидела немного, пережидая лёгкую нервную дрожь. Всё-таки надо попроще ко всему относиться и придумывание страшилок оставить десятилетним девочкам.

Стало потихоньку смеркаться. Зажглись фонари, но ещё слабым неясным светом, один над моей головой. Бледно-голубого свет выхватывал только деревянный тротуар, устанавливая жёсткую тёмную непроницаемую стену чётко по контуру настила. Не видно ни кладбища, ни камней, никаких других «ужасов нашего городка»…

– Как вы думаете, что это за птички?, – спросил присевший рядом со мной пожилой мужчина с палочкой в классическом синем спортивном костюме, клетчатом пиджаке и клетчатой кепке в тон пиджаку. – На колибри похожи, смотрите, как крылышками мельтешат.

– Это не птички,– севшим от ужаса голосом, прохрипела я.– Это мышки летучие.

Накинув капюшон я в очень быстром темпе, который запрещала себе последние пять лет, ринулась вон из парка.

На набережной гуляли и вовсю развлекались люди всех возрастов. С разных сторон неслась музыка. Под ногами вертелись мелкие собачки, привезённые дамами и господами на отдых. Антон Павлович притомился бы, выбирая из всего разнообразия собачку для своего рассказа. Интересно, какая бы получилась история, если б вместо дамы с собачкой был бы господин с таксой, например.

Пахло несвежими пирогами, суррогатным кофе с молоком, сигаретным дымом. Иногда доходил резкий запах чьего-нибудь парфюма. Метров через пятьсот мне уже очень захотелось свежего воздуха, но каждый сантиметр парапета был плотно занят. Большинство людей, преимущественно вышедших подышать в одиночку, облокотившись на железные перила, смотрели на тёмное море или на гуляющую толпу. Громко, стараясь перекричать шум и музыку, говорили по телефону. Царящее на набережной общее оптимистичное настроение привело меня в чувство и я решилась спуститься на берег по ближайшему лестничному маршу.

Дышать и идти по пляжу было довольно легко. Вечерний влажный воздух сделал песок более плотным, чем днём, ноги совсем не проваливались. Море потихоньку начинало волноваться, кажется, начинался прилив. Потянул обычный для вечернего времени бриз. Рассеянный свет от фонарей набережной достигал и кромки воды, мягко освещая берег.

Большинство людей придерживалось края моря, не страшась замочить ноги в периодически набегающих волнах. Видимо, как и мне, им дискомфортно было приближаться к эстакаде набережной.

Высокие и частые углублённые арки, образуемые бетонными столбами эстакады, в дневное время создавали хорошую плотную тень. Но заходить под сень эстакады было неприятно. Очень часто там справляли естественные надобности и двуногие, и четвероногие отдыхающие. Обязательно кто-нибудь оставлял мусор.

Здесь, в черте старого города, песчаная полоса была совсем узкой, не более пяти метров, и считать её пляжной можно было только с большой натяжкой, по старой памяти, так сказать. Тем не менее, летом, да и сейчас, тёплой осенью, небрезгливые любители позагорать теснились на этой полоске, наслаждаясь солнцем, морем и возможностью купить еды и питья в трёх шагах от своего полотенца. Не меньшее количество людей, также с напитками и хот-догами в руках, облокотясь  на парапет набережной, любовались на эти группы экстремалов, не боявшихся  антисанитарных условий. Сейчас, вечером, в темноте, плотная беспросветная чернота эстакадных провалов оказывала крайне неприятное впечатление.

Постепенно песчаная полоска суживалась и, в конце концов, перешла в участок, заваленный валунами-волнорезами. Я совсем забыла об этой городской береговой особенности…

Когда прогуливаешься по набережной огромные, почти всегда мокрые, облепленные зелёными водорослями валуны выглядят очень романтично, как-то по-морскому, особенно на фоне разноцветного галечного дна.

Передвигаться же по вечно мокрым скользким камням не пожелаешь и врагу даже днём. А при свете фонарей, когда рассеянный свет и густые тени создают новую реальность, лазить ро камням может только человек безбашенный, туповатый. Положа руку на сердце, полный идиот. Я всегда с лёгким презрением относилась к тем, кто по дурости или из-за упёртости ищет себе приключения в подобных местах. Но, как говориться, и на старуху бывает проруха…

Надо было подниматься наверх, к людям. До ближайшей лестницы недалеко, метров сто. Но достичь её можно только перебравшись через эти живописные валуны, либо развернуться и пойти назад, по песочку. Дойти до другой лестницы, значительно более далёкой.

Немного постояв, послушав собственное дыхание и не уловив никаких особенностей в сердечном ритме, я полезла через валуны. Первые несколько камней дались легко. Были относительно сухими. Ноги в кроссовках не скользили и можно было найти достаточно удобный упор. Естественно, что по сторонам я уже не смотрела. Следующим на моём пути был очень крупный и покатый валунище. Покрытый водорослями огромный бегемот. Перебраться через него нечего было и думать.

Вырисовывались два варианта, и оба сомнительных – попробовать пройти со стороны моря, гарантированно промокнув по колено. Либо со стороны эстакады, вернее под ней. Там явно просматривался не очень загаженный песочек. Лестничный марш был уже перед глазами и, отбросив брезгливость, я ступила в черноту проёма. Заткнув нос рукавом,я двинулась вперёд. По самому краешку, только чтобы обойти валун, медленно ощупывая ногами поверхность… И испугано вздрогнула, когда слева от меня, в глубине, вспыхнули разноцветные огонёчки. Бегущая овальная дорожка из маленьких зелёных и красных «светлячков». Такие обычно бывают на кроссовках или на ошейниках у мелких собак.

Вряд ли собака заберётся так далеко, скорее всего кто-то отдыхает в особых условиях, чтоб никто не мешал. А тут я ползу. Видят меня или нет? Сказать что-нибудь успокаивающее? Или сделать вид «ничего не вижу и ничего не слышу»? Замерев на несколько секунд, я ещё раз посмотрела в том направлении.

Полная чернота. Даже если я кому-то мешаю, всё равно, надо убираться отсюда. До лестницы я добралась, как мне показалось, в считанные секунды. Через несколько ступенек на площадке было уже достаточно светло. Стояли люди. Возле одного из них подпрыгивала чёрная с подпалинами такса в широком ошейнике с яркими зелёными огоньками.

Уф!

Поднявшись ещё на два пролёта, я решила, что внизу была точно собака, свои дела делала. А я, нервная дамочка, Бог знает что напридумывала и сама себя испугала. Улыбнувшись первой же парочке, я пошла дальше, решив, что пора купить себе пива и позвонить мужу – успокоить нервы.

Глава 4

Прошлась по променаду почти до самого конца, до городской черты. На обратном пути в открытом уличном кафе купила светлого пива, посидела под широким платаном, минут пятнадцать поговорив по телефону. Выслушала от мужа пожелание поумнеть или, хотя бы, включать фонарик в телефоне и светить себе под ноги, чтобы не вляпаться в какую-нибудь дрянь или того хуже – в «историю».

Часы на экране телефона показывали почти девять. Надо было поторопиться, чтобы прикупить что-нибудь в магазине на ужин. В гостиничный ресторан я, пожалуй, не успевала… Да и устала я что-то с такими приключениями.

Обратная дорога по ярко освещённой асфальтированной набережной особых усилий, естественно, не вызывала. Но любителей вечернего моциона меньше не стало. Правда, мамочки с колясками и детишками уже разошлись по домам, зато появились громкие группы прилично подгулявших граждан. Удовольствие от прогулки они почти не портили, более того, многие были по-доброму забавные.

Одна группа, что-то уж слишком объёмная, перегораживала променад на всю его ширину как раз возле того места, где я поднялась по лестнице с берега. Скорее всего корпоративная тусовка вывалилась из ближайшего ресторанчика покурить-освежиться. Замедлив шаг, я попробовала обойти людей через газон, но тут с бокового проезда выскочил сияющий синими огнями на крыше полицейский «уазик» и толпа мгновенно расступилась.

Из машины выскочили два полицейских, один невысокий и щупленький, быстро он побежал по лестнице вниз. Второй также не отличался высоким ростом, но поплотнее. Он вышел из машины со стороны водителя. Неторопливо оглядел всех стоящих по близости и что-то спросил. Дама в светлых джинсах и красной безрукавке, чем-то смутно знакомая, и мужчина в серых мягких штанах и светло-сиреневом свитере с таксой на руках шагнули к полицейскому. Благодаря таксе я их и узнала. Они стояли на лестничной площадке, когда я выползала с берега после «битвы» с валунами. Свидетели? Неужели что-то случилось? Это так необычно и странно, на курорте-то!

В рации что запищало, послушав её, полицейский сделал рукой приглашающий знак. Дама и мужчина стали усаживаться в машину на заднее сидение. Я подошла уже к внешнему краю толпящихся людей и хотела было уточнить, что случилось. В этот момент без сирены, но также на приличной скорости на набережную въехала машина скорой помощи. Ещё больше потеснив стоящих вокруг лестничного марша людей. Двое крупных санитаров, один с типичным оранжевым чемоданчиком, заспешили вниз. Пожилой водитель в клетчатой рубашке и тёмной безрукавке тоже вышел из машины. Обогнул её со своего бока и распахнул задние дверцы. Начал выдвигать носилки. Стоящий рядом упитанный молодой мужчина с пимпой-хвостиком на голове бросился помогать. От стремительного энтузиазма носилки в нешироком проёме заклинило.

Потихоньку, с извинениями, просочившись в первые ряды, я уже хорошо видела и усталое лицо водителя, и красное от смущения и натуги лицо добровольного помощника. Он стоял ко мне вполоборота и показалось, что это тот же тип из киногруппы, что хватал меня сегодня за рукав. Наверное, действительно, показалось…

Полицейская машина уехала. Снизу показалась голова и плечи в белом халате одного из санитаров и он крикнул: «Эдик, ну что ты там!». Шофер Эдик бросился к санитару и попытался нецензурно объяснить ситуацию. Санитар махнул рукой и только бросил: «Возьми чем накрыть». Лицо водителя посерело и уже не так стремительно он вернулся к задним дверцам машины. Оттолкнув неумелого помощника Эдик что-то подёргал и выкатил наконец складное сооружение. Оно с грохотом упало на асфальт, а шофёр полез внутрь фургона и вытащил сначала скомканную белую простыню, секунду подумал, нырнул внутрь машины ещё раз и вылез, держа в руках чёрный объёмный прямоугольный пакет.

Первый неровный ряд любопытных, включая меня, дружно попятился. Благодаря многочисленным детективным сериалам никаких сомнений в назначении чёрного пакета у нас не было.

Тем временем, опять примчалась полицейская машина и тот же парень быстро спустился вниз. Через пару минут на лестнице показались два санитара, они шли медленно вполоборота, а затем два полицейских. Они несли тело, девушку с бледно-зелёными волосами, собранными в а-ля дреды. Потому как вытянулась её шея и свисала голова понять, что она не жива, было не трудно.

Короткая, по колено, гофрированная пышная юбка развернулась до самой земли как баян, демонстрируя ткань во всей красе – в яркую крупную зелёно-оранжевую клетку. Полные ноги выделялись соперничающими, по производимому впечатлению, колготками в синюю и красную клетку. На ногах громоздкие чёрные кроссовки, из тех, что носит каждый второй вне зависимости от возраста. Рукав чёрной косухи немного задрался и выглядывало покрытое камушками запястье. Так, по крайне мере, мне показалось в начале. Мелкие камушки шли вокруг запястья ровными рядами, всего пять рядов, и по цвету полностью совпадали с цветом всех пирамидок, встретились мне за последнее время. Каждый ряд – пирамидка. И я поняла, что это собранный необычным способом браслет.

И я поняла – кто эта девушка.

И что уже видела её несколько раз раньше.

Один из полицейских по габаритам сильно уступал трём другим своим временным соратникам. Ему, наверное, было неудобно, нога в эластичной колготках выскальзывала и он несколько раз перехватывал свою ношу. А перед самыми носилками еле удержал и неожиданно резко выпустил из рук. От этого движения и от удара об асфальт на левом кроссовке вспыхнули радостные огонёчки.

И я потеряла сознание…

Очнулась от резкого запаха нашатырного спирта, резко отстранила чью-то руку с ваткой. Осознала, что сижу на скамейке. С одной стороны, приобняв меня за плечи, сидел кто-то в белом халате и опять  пытался подсунуть ватку с нашатырём. Справа устроился негабаритный полицейский. Предваряя вопросы, сказала, что помню, как меня зовут и где я нахожусь.

– Ну и ладно, – проронил белый халат и махнул рукой. – Все, Эдик, заводи.

– Вы бы, дамочка, в других местах гуляли бы, – поднялся со скамьи и полицейский.

– Подождите,– попросила я.

–Что, плохо?

– Нет, – я вцепилась в рукав полицейской куртки и просительно посмотрела снизу вверх. – Кто её нашёл?

– Такса. И дама. Покрепче вас нервами будет. А мёртвая знакомая ваша? Или видели что?

– Нет, просто…– я тихонько покачала головой и опять всё поплыло перед глазами.

– А вы где живёте ? Здесь, в этих домах?

–Нет, там в отеле…,– я махнула рукой в сторону Косы. – на том конце променада.

– Я вас отвезу, – он потянул меня за руку.– До машины дойдёте? Тут пять шагов.

Я встала и взяв полицейского, прилично уступавшего мне ростом, под руку, дошла до машины. Полулёжа устроилась на заднем сидении. Уже без мигалки и достаточно медленно мы так и поехали, по набережной, не выезжая через боковые проезды на городскую улицу. До отеля и идти-то прогулочным шагом было не более десяти минут, а ехать и того меньше. Но мне хватило времени прийти в себя. Я показала, где остановится и, выходя из машины, спросила:

– Скажите, а на запястье, это был браслет? Она наркоманка?

– На двух запястьях и на щиколотке, – сказал полицейский, оглянувшись на меня. – Это не передозировка, головой ударилась…Вы что-то знаете?

– Спасибо,– у меня не было никаких сил говорить что-то ещё. Захлопнув дверцу машины, я пошла к входу в отель.

Говорят, утро вечером мудренее. Это не мой случай. Ранним утром я тупа как пробка, никакой реакции. Чашка кофе помогает, если только выпить её после десяти часов утра.

К моменту моего прихода большинство гостей уже закончило свой завтрак и я мысленно им поклонилась. Через некоторое время я осталась на застеклённой белой веранде одна.

Солнце сияло во всю и на окнах приспустили плотные белые шторы. Было печально…

С соседних столиков две девушки в униформе убирали тарелки. Обе с красными глазами. Вслед за ними высокий простоватый на вид парень складывал скатерти. Не очень аккуратно…

Я сидела, болтала ложкой в чашке к остатками кофе, смотрела в окно. Из-за полуопущенных штор ни моря, ни променад, ни людей видно не было. Глазеть, собственно говоря, не на что. Я, наверное, что-то съела, потому что есть уже не хотелось.

– Вы видели как её нашли, да?,– передо мной стояла одна из официанток. В стандартной униформе: верх – белая блузка, низ – длинная до щиколоток узкая чёрная юбка из тонкой ткани, бордовый длинный фартук, на лице защитная белая маска, волосы плотно убраны и завязаны под косынку, не разглядеть какие они. – Хотите, я вам свежий нормальный кофе принесу? И вкусненькое что-нибудь, а то вы только два куска хлеба, намазав кетчупом, съели.

– Хочу, – сказала я. – Только и себе тоже и счёт возьмите, и посидите со мной.

– Мне нельзя, я вас обслуживаю.

– Ничего, можно. Я скажу, что плохо себя почувствовала. А много народу в отеле знает про вчерашнее?

– Хорошо,– сказала она и, помолчав, добавила.– Все.