Через боль, но на волю. Дневник матери

Самообман

До меня с трудом доходило, что постоянное потребление таблеток и алкоголя, пусть и в небольших количествах, это болезнь, это химическая зависимость. Мария уже не скрывала, что ей нужны таблетки постоянно, и это вызывало во мне сильное раздражение, даже гнев. Это сегодня я понимаю, что моя реакция на ее признания была истеричной. Я ведь старалась быть любящей, терпеливой и мудрой матерью, но постоянно срывалась на крик, обвиняя ее… И было в чем! Лень стала патологической. Приходилось засохшую от грязи обувь мыть или заносить к ней в комнату, потому что она валялась посреди прихожей неделями. Грязная и сырая одежда могла зацвести в ванной. Она ходила неопрятная, в рваной одежде, если я не бралась за иголку. Никакой помощи по дому, что раньше было нормой. Работать она не могла, значит, я должна была давать ей какие-то деньги, учеба шла кое-как.

Мне так хотелось верить, и я верила, что она вот-вот покончит с этой «глупостью». Она говорила мне: «Мне бывает плохо. Чтобы мне стало лучше, я съедаю пару таблеток. Ничего страшного в этом нет». И я верила, что это время от времени, что сразу не получается, что завтра все будет иначе, мы ведь так хорошо поговорили. Но это продолжалось и продолжалось… Я еще и еще пыталась ее убедить, доказать, объяснить, но на нервах, на моей истерике и ее исчезновениях на несколько дней.

Как-то, очищая комнату дочери от мусора, я нашла двойной тетрадный листок в клеточку, исписанный ее планами. Одиннадцать пунктов, в каждом пять-шесть подпунктов: «Не покупать…, не колоться, не общаться со всеми, кто это делает; делать зарядку; наладить отношения с преподавателями и с родными; помогать маме и бабушке во всем, даже не спрашивая; пойти работать; научиться шить…» и т. д. Наивно, немного смешно, но она, оказывается, прислушивалась к тому, что я ей говорила. Она хотела, строила планы начать жить по-другому, ей не удавалось. Дочь менялась и внешне и внутренне: стала агрессивной, раздражительной. Она вымогала деньги под любым предлогом. Я никогда ее не баловала, возможности такой не было, но о способности наркоманов манипулировать родными, можно было бы много рассказать.

День и ночь я находилась в состоянии сжатой пружины и думала только о том, как ей помочь, старалась найти причину случившегося, но, как слепая, тыкалась то в одну, то в другую глухую стену, уговоры не помогали, помощи просить не знала где, страх и ужас нарастали внутри.

Мне приснился сон: мы идем с Марией по дороге, обе несем рюкзаки. Я несу свой, полупустой, а в ее рюкзаке – и ее груз, и мой. Мы опаздываем на поезд, потому что не знаем точно, на каком он пути. Я ловлю машину, ибо знаю, что если напрячься, если не пожалеть сил и денег, то можно успеть… Просыпаюсь и молюсь со слезами: «Господи, помоги!»

Новый «друг»

Вспоминаю, как мы сидели после очередного похода в психбольницу жарким летним днем за столиком в кафе и пили холодный сок. Дочь рассказывала, что они окончательно расстались с Сергеем, у него уже новая девушка, которую она хорошо знает, видно было, что ей больно. С Сергеем были связаны пять лет ее небольшой жизни, и, казалось, что так будет всегда. Мария открыто говорила, что ей надо чем-то успокоиться, снять депрессию, что у нее есть друг, который никогда ей не отказывает, всегда готов прийти на помощь.

Через некоторое время этот «друг» появился в нашем доме с цветами, тортом, вином и закусками. Он улыбался, шутил, а у меня от первого взгляда на него внутри все похолодело. Я видела перед собой что-то веселящееся, передвигающееся по кухне странной дерганой походкой, с бутылкой пива, словно приросшей к руке, но именно что-то. Если меня попросить сейчас описать этого человека, то я не смогу этого сделать, хотя видела его не раз: как будто нарисованный карандашом портрет, не до конца стертый резинкой – оболочка человека есть, а самого человека нет. Дочь попыталась со мной поговорить о том, что они решили жить у нас. Но, увидев мою реакцию и резкое: «Нет, этот человек не будет жить с нами под одной крышей!», – ушла вместе с ним. У него было все, что было нужно ей тогда: «лекарство» в любом количестве, деньги – не надо было работать, и он, по ее признанию, хорошо к ней относился.

Она жила со своим «другом», появлялась дома лишь изредка, могла не отвечать на телефонные звонки по несколько дней. Этого «друга» знали ее настоящие друзья, в том числе и Сергей. Это был торговец наркотиками одного из нижних слоев в многоуровневом «маркетинге» распространения. Они знали больше, чем мне говорили, сами предложили помощь – вырвать ее из его общества. Но, увидевшись с ней, сказали, что не будут этого делать. Я до сих пор не знаю, почему.

Ранним утром, в День Успения Богородицы, вижу на небе огромный крест из облаков, словно кто-то специально две ровные полосы соединил. Хочу показать крест подошедшему знакомому собачнику, но креста уже нет. Это мне показали крест. Это мой крест!

Днем позвонила дочь, явно под «кайфом». На мой вопрос, не оправдываясь, грубо ответила: «Классная марихуана попалась, – и вставила с издевочкой, – хорошо, что только марихуана!» Как это принять и жить дальше?

Страх

Потянулись недели и месяцы страха и беспомощности что-либо изменить. Душевная боль нарастала до размеров, которых я и в страшном сне представить себе не могла. Только молитва давала на время облегчение. Бесконечный непрекращающийся страх, накрывающий мою жизнь слой за слоем, как закапывание живьем в могилу. Этот страх не поддавался контролю и управлению. Меня поймет любая мать: страх потерять ребенка затмевает все. Он очень глубоко, в самой сути женского начала. Этот страх то парализует, лишает воли, то заставляет делать безумные поступки. Этот длительный страх разрушал меня, как длительная вибрация здание. Вера и молитва при таком страхе нужны как воздух, без них просто не выживешь, но и молитва то криком кричится, то вязнет во льду страха. Твердила себе постоянно: там, где страх, там нет Бога! И тогда проблесками рождалось в душе то, что названо в Евангелии как «надежда сверх надежды». Ничего не понимаешь, не знаешь, что делать и на что надеяться, и все равно надеешься… Тяжело вспоминать этот период, но теперь я знаю, что мои страхи – это типичные страхи матерей в подобной ситуации.

Страх смерти – самый главный, имеющий все основания быть. Наркоман может умереть каждый день, и ты каждый день этого боишься, и каждую ночь.

Страх и боль за свою жизнь: сколько лет самоограничения, труда – и все напрасно?! Зачем жить дальше, если впереди – беспросветная тьма и боль?

Страх за дочь, которая не понимает, что загубила юность и убивает молодые годы, уничтожает свое здоровье, саму возможность будущего.

Страх незнания, что делать, как ее спасти, убедить, что она выбрала путь смерти.

Страх и стыд перед родными, друзьями, знакомыми, ведь я считала себя вполне приличным человеком, пользовалась авторитетом и уважением.

Страх и отчаяние от понимания, что помощи ждать неоткуда: болезнь есть, а лечиться негде.

Страх, страх, страх… Дочь неизвестно где и неизвестно с кем. А если она со своим другом, то от этого еще страшнее. Где и как она вгоняет в себя яд, и когда доза будет опасной для жизни? Как ее найти при этом и спасти, если она не отвечает на телефонные звонки по несколько суток? Страх становился все тяжелее и глубже, обесточивал, парализовал, вгоняя меня в воронку тяжелейшей депрессии. От меня отшатнулись почти все знакомые и друзья. Я никого не виню и хорошо понимаю, что у сочувствия и сопереживания есть какой-то лимит. Да, ты почти тонешь в своей беде, в своем отчаянии, но это длится, длится… месяцы, годы. Как любому человеку, мне хотелось поддержки, помощи, и я ее получала какое-то время, но все реже и реже, вплоть до открытых отказов. На фоне боли за ребенка эта боль от черствости ощутима, но не так значима… Это состояние хорошо знакомо всем матерям, у кого дети попадают в зависимость.

Поиски выхода

Страх сковывал, но рук я не опускала: искала книги, вытаскивала информацию из Интернета, и она, мягко говоря, не радовала. Официальная медицина называет наркоманию «неизлечимой прогрессирующей болезнью». Мое внимание сконцентрировалось на слове «неизлечимая», и это усиливало мои страхи. Почему-то внимание не закреплялось на том, что болезнь прогрессирует, развивается, если не прекращать потребление любых видов наркотиков и в любом количестве. Что если прекратить потребление, сделать это обязательным условием, то болезнь не развивается, организм входит в полосу ремиссии, включаются резервные силы самоисцеления.

Это часто сравнивают с такой тяжелой болезнью, как сахарный диабет. Мне это сравнение близко и понятно, потому что моя младшая сестра болела тяжелой формой сахарного диабета и рано умерла. При этом заболевании человек знает, что его поджелудочная железа не вырабатывает достаточного количества инсулина. Ему надо соблюдать строгую диету, пить или колоть лекарство каждый день. Соблюдая эти правила, человек живет долго и практически полноценно. Если человек игнорирует эти правила, он быстро разрушается и гибнет. С диабетом даже сложнее: постоянная привязка к веществу, которое не вырабатывает твой организм, бывают сбои, и организм страдает. Наркоману достаточно просто не потреблять наркотик, и он будет жить.

То, что официальная медицина признает свое бессилие в лечении наркомании, вызывало страх на грани отчаяния. Разные источники называли от одного до десяти процентов возможности излечения от наркомании. От десяти до тридцати процентов считаются неизлечимыми, и им предлагается только заместительная терапия. (Это замена запрещенного наркотика наркотиком, выдаваемым официально в лечебных заведениях.)

Картина невеселая, но стало понятнее, как необходимо выздоравливать. Те нищие наркологические больницы, как, например, в нашем городе, в лучшем случае выводят наркомана и алкоголика из состояний, близких к летальным, снимают абстинентный синдром. Это у нас делают хорошо. Но дальше требуется работа психиатра, так как наркотики бьют по центральной нервной системе. Это более длительный период, и это у нас могут делать. Но кто и где это делает, и кто за это будет платить? Дальше должен быть очень длительный период психотерапии и психологии – работы уже не с телом, а с душой и сознанием. На это могут уходить месяцы и годы. Дальше кто-то должен заниматься ресоциализацией (лучше, если это делают люди со знаниями психологии), т. е. введением человека в жизнь. Излечивающемуся наркоману приходится учиться жить заново, делать первые шаги и последующие. Кто может помочь? Как это делать в наших условиях?

Можем ли мы попасть в несчастные проценты исцеления? Возникало сильное сомнение. На Украине, в Крыму, где мы жили, не было ни одной (!) специализированной государственной клиники, которая занимается полноценным лечением наркомании. Частные клиники дорогостоящие и не по карману человеку со средним и малым достатком при длительном, многомесячном лечении. Да и как выбрать ту, где будут лечить, а не просто наживаться на твоем горе?

Мы к вам в гости, дайте денег!

Как-то раз, уже ближе к полуночи, мне позвонили. Незнакомый мужской голос сказал, что мою дочь взяли с поличным, она находится в машине рядом с подъездом, попросили выйти. Я не разбираюсь в иномарках, но это были точно не старенькие «Жигули», а новая шикарная машина, в ней двое крепких, хорошо одетых молодых мужчин и дрожащая, ревущая Маша. Они попросили меня сесть в машину и объяснили ситуацию: либо моя дочь сейчас собирает вещи, документы и ее отвозят в КПЗ (оснований для возбуждения дела достаточно), либо мы договариваемся: я даю им полторы тысячи долларов, и дочь остается дома.

Внутри ничего не дрогнуло. Спокойствие было удивительным даже для меня самой, словно я ждала такого поворота. Мария знала, что у меня есть деньги. Но тогда я очень твердо сказала двум представителям славной полиции:

– Денег нет, звонить людям среди ночи, чтобы занять, я не буду, да и вряд ли такие деньги лежат просто под подушкой, а банки открываются только утром.

Потом повернулась к Марии и сказала:

– Пойдем, я помогу собрать тебе вещи.

Она рыдала, уговаривала меня заплатить. Сама отвела ее к машине и вернулась домой. Как я провела эту ночь, думая о том, в какой «обезьянник» кинули мою девочку, рассказывать не буду. Дождавшись утра, позвонила матери «друга», узнать, куда их забрали. Она вялым голосом, явно не в курсе, ответила:

– Они еще спят.

– ?!!

Я пошла к знакомому юристу, и он популярно мне объяснил, как полиция в Крыму «борется» с наркоманией. То, что было со мной ночью – это часто встречающаяся практика у оперативников: вымогательство денег у неопытных родителей начинающих наркоманов. Стоит испугаться и начать платить, и вы становитесь кормушкой для таких «борцов». Существуют определенные методика и такса, известные всем «борцам». В моем случае такса была сильно завышена, что возмутило тех, кто меня консультировал. Следует добавить, что впоследствии эти два бравых молодца из полиции вылетели.

Таково было положение дел в Украине. Очень рекомендую почитать, но только если нервы крепкие, о состоянии в России.

ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ

Иеромонах Анатолий (Берестов), «Луч надежды в темном царстве»: «О милицейском беспределе у нас в Центре можно слушать часами, и это не ложь. Почти каждый наркоман прошел через этот беспредел. … Несомненно, что идет сращение милицейского, воровского и наркомафиозного мира».

«Младшему милицейскому составу не выгодно сдавать всех, так как они кормятся за счет наркоманов… Опера, с одной стороны, доят барыг, беря деньги за «точку» (т.е. за крышу), с другой стороны отстегивают часть денег своему начальству и передают о барыгах информацию. Районное начальство, беря барыг и привлекая их к ответственности, стремится выйти на оптовика, чтобы доложить своему начальству. Но барыг берут в основном только тех, которых сдает им сам преступный мир, проштрафившихся или не угодивших чем-то ворам и авторитетам.

Оптовики имеют покровительство либо через авторитетов из воровского мира, либо от милиции в лице чинов обычно районного масштаба. Но чаще – и со стороны авторитетов, и со стороны милиции.

Купец, как крупный наркомафиозный деятель, охраняется ворами и находится в тесном контакте с крупными коррумпированными чинами МВД – ОБНОН, ОМОН, РУБОП на уровне города через воров…».

«Вот почему невозможна реальная борьба с наркотиками, ибо в них заинтересованы все – и наркодельцы, и преступный мир, и органы МВД. Все получают огромные прибыли, а чтобы видна была деятельность МВД по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, хватают потребителей и ходоков, то есть больных, которых надо лечить…».

Первое предупреждение

Дело выглядело так: двое наркоманов пошли в гости к другим наркоманам. В сумочке дочери было то, что нужно «для друзей», их приняла милиция. Мария все взяла на себя, потому что у ее парня был условный срок.

Долгие месяцы шло следствие, потом тянулся в несколько заседаний суд. Адвокат, нанятый отцом Марии, нагло и беззастенчиво требовал две тысячи долларов для себя и судьи, чтобы дело закрыть. Это была откровенная ложь. Я в то время дружила с ребятами из религиозного реабилитационного центра, они консультировали меня, поддерживали, написали ходотайство в суд, приезжали не раз домой и беседовали с дочерью. Она уже склонялась к тому, чтобы пойти на реабилитацию.

«Защитники» наших прав нередко пользуются растерянностью и неосведомленностью родителей и выкачивают немалые суммы. Я уже кое-что начала к тому времени понимать: законодательство Украины предусматривало для наркомана возможность освобождения от уголовной ответственности при его добровольном желании лечиться в больнице. У наркоманов даже есть такое выражение: «спрыгнуть на больничку».

Под нажимом обстоятельств – нужна была справка для суда, Маша согласилась лечь в больницу… Но, собирая вещи, решила взять с собой десять пачек «Трамадола». Я это увидела и допустила ошибку: сорвалась на крики, упреки. Силой отобрала у нее пачки с «Трамадолом», и она ушла, хлопнув дверью, как оказалось, опять к своему «кормильцу» и «другу».

Теперь мне не стыдно и не страшно признаваться в этом срыве. Всякая мать, находящаяся в аналогичной ситуации, меня поймет – рядом с наркоманом, который постоянно тебя обманывает, когда сердце кровоточит, а разум отказывает, перестаешь управлять собой. В таком состоянии лучше было бы в смирительной рубашке полежать… Я говорю об этом только потому, чтобы те, кто проходит этот период, понимали, что так бывает почти со всеми. Рассказывают, что некоторые родители запирают детей, даже пристегивают наручниками к батарее, бьют – это от отчаяния, и это только ухудшает ситуацию.

Как ни странно, но даже формальная справка о лечении, которую легко было купить в больнице, помогла ей избежать уголовной ответственности. Но, выйдя из зала суда, она не только не захотела поехать в реабилитационный центр, где ее ждали, она, в самом прямом смысле слова, убежала от меня.

ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ:

ИЗМЕНЕНИЯ ЛИЧНОСТИ В ПЕРИОД НАРКОТИЗАЦИИ

Зависимость от наркомании дает изменения в психике, характере и поведении. Психологи и наркологи говорят об определенной «наркотической личности».

Главные ее характеристики: отсутствие воли, лживость, неорганизованность, лень, аморальность, стремление к безответственной свободе и получению материальных благ на фоне праздного образа жизни. Снижаются умственные возможности, замедляется скорость мышления, нарушается память. Этим объясняется частая смена настроения и хаотичность поведения. Периодически возникает чувство враждебности, агрессивности, истеричность, уныние, апатия к жизни, вплоть до суицидальных мотивов и действий. Все это происходит на фоне постоянного токсичного отравления мозга.

Большинство страдает низким уровнем самооценки, и наркотик является компенсирующим средством. У других завышенная самооценка сочетается с неумением бороться с трудностями, противостоять сложным жизненным ситуациям. У половины из них развивается повышенная подверженность чужому влиянию и низкая сопротивляемость этому влиянию.

Происходит социальная деградация: угасание интересов, не относящихся к наркотикам: люди перестают работать, учиться, беспринципно и безответственно ведут себя в семьях. Многие вступают на путь нарушения закона ради добывания денег на наркотики.

Близким и тем, кто работает с наркоманами, надо знать, что на первом месте у наркомана стоят собственные интересы, связанные с добыванием наркотика или денег для него. Средством для достижения этой цели, как правило, является ложь, которая является неотъемлемой чертой личности наркомана. Обман надолго остается у них и в процессе реабилитации, нередко и в состоянии устойчивой ремиссии, хотя и имеет тенденцию к затуханию.

У тех, кто пошел на наркоманское «дно», развивается особая одержимость – одержимость смертью. Развивается полная апатия к жизни: здоровья нет, вылечиться невозможно, отношения с семьями и с обществом разрушены, ты никому не нужен, ты уже не жилец. Остается только докалываться.

Где моя дочь?

Прежде чем написать о том, как искались и находились пути выхода, мне хочется сказать еще об одном материнском страхе. Это страх, даже ужас, от того, как на глазах быстро деградирует твой ребенок.

Была милая, улыбчивая, обаятельная, добрая и неглупая девочка. Но все чаще и чаще ты начинаешь видеть в ней что-то тупое, мрачное, вызывающее только брезгливость и отвращение. Это что-то разрастается внутри, и все меньше и меньше остается твоего ребенка. Можно назвать это демоном, бесом, как угодно. Оно может лежать на самом дне, тихое, истощенное, почти незаметное. Оно может метаться в человеке, голодное и агрессивное, и прорываться вовне языками адского пламени лживости, агрессии. Бесполезно уговаривать, объяснять, запирать на замок, падать со слезами на колени, как это делала я. В это время человек собой не управляет. Этот внутренний зверь имеет огромную силу, и он находит способ прорваться к кормежке. Зверь может быть сытым и довольным, тогда он заполняет всего человека и смотрит на вас с наглой усмешкой, переступает через больную мать, поднимает на нее руку, выносит из дома все, что можно продать. Ты понимаешь, что имеешь дело с чем-то иным, не с человеком. Это не болезненная фантазия, это страшная реальность – происходит подмена личности. Твоей любимой девочки нет, с ее особенностями, достоинствами и недостатками, а есть монстр с качествами, присущими всем, находящимся в наркотическом плену.

«Нет наркомана без обмана» – расхожая шутка, в которой содержится горькая правда. Ложь – это норма поведения наркомана. В первую очередь он лжет сам себе: «Попробую разок, потом не буду. Если несколько раз – это еще не система. Ну а если система – то я в любой момент могу бросить…». Пока сам не поймет, что завяз. Наркоману приходится лгать постоянно. Делают они это очень искусно, особенно для непосвященных. Не зря большинство родителей годами не догадываются, что их ребенок потребляет наркотики. Особого «мастерства» достигают они, вытягивая из близких деньги. Новые возможности дал бум кредитования без справок о доходах. Я, например, выплатила долги дочери трем банкам, когда выросшие в геометрической прогрессии суммы собирались требовать через суды с наложением ареста на имущество (ее долю квартиры).

Уже зная, что ложь становится нормой для наркомана, потому что каждый день нужно найти деньги для покупки дозы, обманулась я элементарно. Как-то утром Мария пришла с очередным «другом» и принесла… половину туши поросенка. Она очень убедительно говорила, что ее другу дали это мясо за работу, вместо денег. Если я дам смешную сумму (если сравнивать с рыночной ценой за такое количество свежего мяса), то для него будет достаточно. Если я не соглашусь, то она вынуждена будет пойти с этим мясом на рынок. За такие деньги мясники его сразу заберут. Я представила, как моя девочка идет с половиной туши в окровавленном мешке на базар, чтобы там торговаться с мясниками, и согласилась. Да и цена очень понравилась. Дочь с парнем ушли, а когда я склонилась над окровавленной тушей, вываленной в ванну, то бросило в жар от ясного понимания, меня обвели вокруг пальца, и я своими руками сейчас дала на дозу. Так виртуозно меня еще не обманывали. Пришлось эти полпоросенка раздавать друзьям и родным и съесть столько, чтобы запомнить навсегда.

Мария исчезла, только через десять дней я до нее дозвонилась. Ей, оказывается, было стыдно за подложенную мне свинью. И это было хорошо, значит, совесть еще живая.