Она всегда дышит очень тихо, но при этом часто покряхтывает, кашляет, вздыхает. И, кажется, что каждый из этих звуков рождается сам собой. В пространстве. А человека будто бы и нет.
Доски пола тяжело скрипят, когда она ступает по ним. Почему-то под другими пол не прогибается так глубоко. Что это? Неуклюжесть старости? Груз мудрости? Тяжесть характера?
Я слышу, как она медленно приближается к комнате и замирает в дверях.
Пока она здесь, я не могу играть дальше.
Я поднимаюсь на ноги и поворачиваюсь к ней.
Бабушка.
Под тяжестью её взгляда прогибается и скрипит нечто гораздо более крепкое, чем половицы – моя воля. Она ещё не сказала ни слова, а я уже чувствую себя виноватой.
Двадцать лет назад бабушка сама отвела меня в музыкальную школу. Ежеутрене она усаживала меня, ещё крошечную, не умеющую понимать ни букв, ни цифр, но уже читающую ноты, за пианино. Не отпускала, пока я не пройдусь по уже знакомым упражнениям и песням и не разучу две строчки новой.