Отправитель: «anonimmmmm2345432@mail.ru»
Получатель: «den781@inbox.ru»
Тема: re:re:знаю, где ее искать.
Езжай направо от озера в третий ряд, поднимайся в гору. Остановись у красного коттеджа и жди дальнейших инструкций».
– Товарищ мой, у нас девица выйти хочет, выпусти остановись, – позвал его Илья. – Заодно поройся в багажнике, может, найдешь там себе одежонку поприличнее, а то пахнет, как у тракториста под сиденьем.
Остановившись, он вышел из машины. Марина осталась на своем месте, но отодвинулась максимально далеко от Ильи, разыскивая что-то в сумочке. А ведь она даже и не заплакала ни разу, держалась молодцом все это время. Денис внезапно пожалел ее. Сунувшись в окно машины, он сказал:
– Марина, пожалуйста, потерпи немножко. Скоро все кончится, я обещаю. Мы вытащим наших девчонок из беды.
Он изо всех сил старался не обращать внимания на Илью, который круговыми движениями растирал свои кудряшки, сведя глаза к носу. Вид у него был откровенно клоунский, но его, похоже, это не смущало. Он тер быстрее и быстрее, сильнее и сильнее. Виски Дениса неожиданным образом перестало сжимать. Вдохнулось легко, а назойливые мухи растворились. Издалека доносился собачий лай, тут и там горели окна в домиках, но больше себя никто не обнаруживал.
– Ты бы переоделся, а то смердишь на всю машину. – Илья небрежно кивнул в сторону багажника.
Уже ничему не удивляясь, Денис поплелся к багажнику, Илья, видно, снова заглянул в бутик. Он быстро переоделся в свете фар, разобрав теплое короткое пальто из кашемира, джинсы, свитерок с горлом и, конечно, шарф. Настроение сразу улучшилось, словно со старой одеждой он снял с себя и слой старого, наносного. Да и что греха таить, вещи, выбранные Ильей, были куда как теплее того, что носил он. Может, стоит сменить стиль? Уже почти весело скользнув в машину, он крикнул: «Готов!» И рванул в гору.
Марина, несмотря на строжившегося Дениса, продолжала болтать с Ильей. Клонило в сон, как это бывало всегда, если ее настигал большой всплеск, и она старательно отгоняла его. Похоронив родителей, она рухнула в кровать и четыре дня спала, не открывая глаз даже на пути в туалет. Русский богатырь тоже на печи тридцать лет просидел перед рывком….
Гора от озера была в двух километрах, и через пять минут они уже парковали машину. Илья испарился, а двое оставшихся разговаривать не могли. Одна закусила губы до крови, а второй беспрестанно проверял оповещения на телефоне.
– Есть контакт! – вскрикнул он.
Марина вцепилась в свою сумочку так, что побелели костяшки пальцев. Брошь-цветок, приколотая к краю ручки, расстегнулась и пребольно колола, но она не замечала этого. Денис молчал, а в голове Марины тысячи невидимых палачей отбивали ритм, троекратно усиливавшийся чувством голода.
– Он говорит, что доволен нами, – упавшим голосом сказал Денис. – Мы прошли проверку на вшивость. Через сутки нужно приехать на «Перья». Якобы он привезет Алису туда, и мы ее увидим. Алису. Почему только Алису?
– Значит, здесь ее нет. Все было зря, как я и говорила, – очень спокойно проговорила Марина. Даже как-то радостно.
– Погоди. Еще звонок. Кажется, это он. Алло. Да.
Марина видела лицо Дениса в зеркале. Ни один мускул не дрогнул, только глаза стали стеклянные. Губы шевелились механически, как мерзлые. Он провел рукой по лбу, словно смахивая пот. Но смахивал он, похоже, усталость.
– Вы не ставили мне условия никуда не обращаться. Вы поставили меня в ситуацию, при которой я должен был куда-то обратиться. Сейчас у вас моя мать и Алиса, куда дальше еще ждать? Чтобы вы вырезали всю мою семью и знакомых? Чего? Что значит «я не трогал твою маму». Где она тогда? Послушайте, я уже все сказал в обращении, если хотите отомстить, выходите один на один, я готов умереть. Только отпустите их. Послушайте. Ну послушайте же!
– Он отключился.
Марина подалась вперед и совсем по-матерински обняла Дениса. Как там писал журналист в утренней новости про подброшенного ребенка в контейнер? «Мы уже потеряли связь с природой, но еще не доросли до людей». Так оно и есть.
Из дневника И.Б.
Все, что у меня осталось – наш последний разговор в городском саду. Мы прогуливались по главной аллее, где в честь праздника первомая было многолюдно. Продавали мороженое, кричали дети, и шли мы рука в руке, блаженно улыбаясь. Нам было тепло от одной мысли, что и в нашей квартирке на тот год закричит малой. Меня обещали повысить в банке, а комиссариат хлопотал о предоставлении мне комнат на постоянной основе. Что могло быть лучше? Небо не выдавало ни одного облачка, любимая моя надела платье с лютиками, а у самого меня перехватывало горло от счастья.
– Иногда я начинаю верить, что счастье может длиться вечно, – задумчиво произнесла Зина, перекинув косу на плечо с моей стороны.
Меня охватило умиление. Научные работники сплошь мечтатели! Все они думают дальше, чем есть, все воображают. И на всем у них легкий оттенок грусти.
– Оставь эти глупости, Зина. Прекрасный день, – я попытался отвлечь ее от неведомых мыслей.
Мы свернули к китайской беседке, возле которой во фривольных позах фотографировались офицеры. Они были совсем юные, моложе даже нас с Зиной и, верно, совсем недавно вступили в военные ряды. Обогнув их, мы прошли внутрь беседки, расположившись в прохладе на новой, только выструганной лавке, пахнущей смолой. Жену мою обмануть сложно, если она вошла в настроение, и она продолжила:
– Посмотри на этих мальчишек. Что заставило их надеть мундиры, взять в руки сабли и биться против бывших своих товарищей? Почему было не обняться братски и не пойти вместе в светлое будущее? Человек волен делать выбор, и почему-то выбирает он не мирную сторону. Эти мальчишки смотрят в завтрашний день с радостью, представляя себе, как выведут Россию на путь светлого будущего, а потом пошагают сами по этому пути к самой своей старости. Но что будет с ними уже через час? Встретят они врага да живьем упадут в братскую могилу? И за что? За убеждения? А что такое «убеждения»?
Я почувствовал холодок в желудке. Откуда она могла знать о вчерашней акции? Кажется, ее не афишировали. Да и закопали-то так, ублюдков, царских прихвостней.
– Зина, коса моя золотая, оставь мысли черные, что за напасть на тебя? Может, хочешь мороженого? – сглотнув соленый ком, припустил я в голос веселья, – или сырость беседки пакостей тебе навеяла? Пойдем отсюда!
Она посмотрела на меня, словно вернулась из далекого путешествия, и не очнулась еще толком.
– Находит иногда, Илюша, на меня сомненье. А сейчас и вовсе бояться стану. Все-таки под сердцем ноша… Но ты не слушай, не слушай меня. Счастье вечно, только если ты пожелаешь, если в него поверишь. Это я вчера Островского начиталась…
Глава 11
В этот раз сознание вернулось почти сразу. Она лежала на заднем сиденье машины, руки и ноги затекли окончательно. Сколько прошло дней, как она здесь? Два, три? Месяц? В голове стоял молочный туман, видимо, от лекарств, что в нее вливали. Приходил в темноте один невысокий, ставил шприц, и она переставала соображать. Она даже не всегда понимала, что он приходит, не успевала очухиваться. За ним, кажется, приходила женщина, мыла ее, переодевала, надевала памперс, и снова темнота, в которую она проваливалась. Приподняв голову, она увидела, темную перегородку. Переднего сиденья видно не было. Кричать смысла нет, видеть ее не хотят. Стекла тоже были черными, интересно, как они обошли новый закон о тонировке? Волосы лезли в рот, и она несколько раз тряхнула головой. Сиделка хорошо выполняла свою работу – голова пахла арбузным шампунем. Двигались они быстро, это ощущалось по сильной тряске, но вообще у машины был мягкий ход. Страстно хотелось пить и еще было щекотно в носу. Ну и в глупой же она ситуации! Алиса рассмеялась.
Это был их с Мариной старый способ прогнать страх – громко-громко рассмеяться. Где – то через год после смерти родителей к ним пришли партнеры хозяев того клуба и предложили большие деньги за молчание. Им предлагали забыть о том, что родители умерли, предлагали забыть, почему. Марина их тогда выставила из дома. «Сегодня я смолчу, а завтра вы откроете еще один такой клуб. Достаточно смертей!» Был там у них один такой, у него глаз все время к носу тянулся, отчего выглядел он шакалом, так вот он Марине подмигнул этим глазом, мол, будут тебе еще смерти, если не заткнешься. Алису холод пробрал, она уже кивнуть была готова, согласиться. Но Марина схватила веник и крикнула: «а мы, баб яга, тебя не боимся! Мы сами кого хочешь испугаем!». И рассмеялась громко-громко. Головорезы ошалели, и этот, интеллигентик в тоненьких очках тоже оторопел. Они и подозревать не могли, что яркая красотка с внешностью молодой Джоли неожиданно русский фольклор декламировать начнет. Да, сестра у нее смелая. Она бы вряд ли в такую передрягу вляпалась, а уж если бы вляпалась, то нашла бы выход…
Машина замедлила ход. Алиса насторожилась. Внутренности, обожженные лекарствами, все-таки еще впускали страх, и теперь она перебирала варианты. Очнувшись первый раз от наркотического сна, она со всей пылкостью своих девятнадцати лет и сотни прочитанных романов, вообразила, что ею заинтересовался прекрасный принц. Мягкость кровати, запах чистых простынь, нетуго связанные узлы – все навевало сладкую истому. Она позволила себе немножечко помечтать о том, что сейчас в комнату войдет он. Скинет капюшон, повесит черную мантию на спинку кровати и нежно прикоснется к ней. Она видела за зашторенными окнами синий океан, у которого плещутся белоснежные паруса, полные ящиков мартини и теплые ананасы. Но по прошествии одурманенных дней рассчитывать на очаровательного принца не было смысла. Кому и зачем она понадобилась? Парней у нее не было, Савинкин не в счет, это еще на выпускном в школе было. Родные их с Маринкой не жаловали, обиделись, что все наследство к ним, девчонкам, перешло. Если только сестру кто вздумал попугать. Встречалась она с типом одним, рюкзак у него еще был бело – кожаный, он все Алису потом умолял, чтоб она поговорила с Мариной, вернула ее. Нет, у него бы ума не хватило. Деньги? Может, по работе кому дорогу перешла? Бухгалтер – опасная профессия.
Алиса повернулась на другой бок и уткнулась в пахнущее миндалем сиденье, но в этот момент машина остановилась. Дверь открылась, и ее вытащили наружу. В кромешной темноте виднелись кроны деревьев, а больше она ничего не успела увидеть. Глаза ей закрыли повязкой. Затем у ее уха послышался горячий шепот:
– Никуда отсюда не уходи, заблудишься к чертям. Тебя заберут. Сиди и жди.
И исчез. Что-то странное почудилось Алисе в его голосе, фальшивое что-то, но ускользнуло от понимания, исчезло вместе со звуком отъехавшего автомобиля, растворилось в безумной тишине места и в пронизывающем, настоящем холоде. Учитывая, что на ней была легкая куртка, алиэкспрессные кроссовки и легкий шарф, она сразу начала мерзнуть. Со всех сторон пробегал легкий ветер, будто место, куда ее привезли, дышало. Крики о помощи дали ей убедиться, что она в лесу. Только тайга с таким удовольствием съедает все звуки. Однажды Алисе довелось поехать с отцом в Казахстан к его родителям. Летними вечерами они катали на лошадях по степи, и Алиса задорно свистела, почти видя, как по воздуху разлетается звук. Его доносит до самого края степи, возвращает обратно и снова доносит. Тайга же не болтлива. Все, что ты скажешь, внемлет, пережует и… Оставит себе. Вот почему большинство из тех, кто терялся в лесу, там и остался. Тайга любит собеседника.
В глубине послышался шорох, и Алиса почувствовала, что за страхом в душу заполз ужас. Она задергала запястьями, и, о чудо! Веревка распалась, словно и не была стянута иностранным узлом. Она быстро стянула повязку с глаз и поняла, что сбылись худшие ее предположения. Тьма была настолько густой, что и черную дыру могла переплюнуть. Страх снова вполз, и снова она начала действовать. Ищи, Алиса, ищи! Вот оно! Германова последний раз зажигалку у нее оставила, когда за деканшей рванула. Щелкнув ею, она увидела левее себя давно развалившееся дерево, возле которого валялось несколько веток. Снега в лесу, конечно же, еще было по колено, но пятачок вокруг Алисы был удивительно чист и, что главное, сух, судя по всему. Она присела на ствол, как на лавочку, и шумно вздохнула.
«Включи зажигалку у палок».
Алисе показалось, что она услышала эту фразу среди невообразимо громкой тишины, но она тут же себя одернула. В лесу с ума сойти – первое, что можно сделать. И она, пригорюнившись, села дальше. О том, чтобы куда-то двинуться по снегу, и речи не было. Оставалось ждать, когда рассветет. Эх, хоть одни бы часы сейчас! Права была Манька, когда хвасталась наручными часами. А она все упиралась, дура, прошлый век, прошлый век, на смартфоне есть часы. И где он, твой смартфон? Алиса обхватила себя руками и решила ни о чем не думать. То похитители, то голоса мерещатся. А холод не спрашивает. Он иголками колет ноги, он ползет по шее, перетягивает пустой желудок и убаюкивает. Уснуть и замерзнуть. Замерзнуть и уснуть. Надо что-то делать! Чем она рискует, если попробует? Разве что темень скажет, что у нее человек сошел с ума, больше пялиться некому. Решившись, она поднесла зажигалку к одной из палок, той, что ближе к ней, и она вдруг вспыхнула ярким огнем. За ней другая, третья, и вот уже перед Алисой весело разгорался небольшой костерок.
– Если ты чудище какое, все равно спасибо тебе за помощь, – крикнула она в спину отступающей темноте. И уже себе потихоньку. – Я точно двинулась от этой наркоты.
Теперь хотя бы смерть от холода ей не грозит. Пережить ночь, а утром она найдет выход отсюда. Интересно, какое сегодня число? Шестого у Васи премьера, они с Маринкой самыми первыми билеты от него получили. Расстроится. Они никогда не пропускали его спектакли. Плотнее запахнув куртешку, Алиса втянула носом запах костра. Они не только не собирались догорать, а разгорались еще ярче, еще сильнее, отпугивая одиноких зверей, уже учуявших жертву. Это было настоящее чудо, но маленькой девочке, выросшей среди сказок, не было удивительным то, что в такую минуту кто-то пришел ей на помощь. Должна же быть справедливость? Она придвинулась ближе к огню и тихонько запела, пытаясь не задремать.
«Утром темным, днем холодным тихо пойду,
Отведу лучом покорным от тебя беду,
Друг мой сердечный.
Ты поверь мне, я не стану солнцем для других,
На твоем плече оставлю свет своей руки –
Свет всей вселенной..».23
Шэнь уже час сидел за обеденным столом и бессмысленно разглядывал блюда. Девчонке удалось сбежать. Из его дома. Проскочить мимо охраны. Невероятно!
Сзади обливался слюной голодный Иван. Им с Романом пришлось задержаться после уроков на подготовку песни для девчонок к восьмому марта, и поесть он не успел. Стол же, как назло, был заставлен его любимыми блюдами. Блестело гордо мапо тофу со свининой. Аж в трех тарелках по разным углам распластались разноцветные шашлычки из говядины, сердец, ягненка и даже скорпиона. Баклажаны в кисло-сладком соусе томились от соседства с чили, желтел приправой карри цыпленок, свернулись несколько видов лавашей.Наверное, и суп из ласточкиного гнезда будет. Судя по всему, у хозяина важный день, раз он позволяет себе столько еды, обычно он обходится одним – двумя горячими. Однако по нему не было заметно, что он собирается праздновать. Напротив, выглядел он совсем разбитым, да и немудрено. Резинка, всегда туго стягивавшая хвостик, свалилась, и волосы жидко расползлись по плечам. Синяки под глазами отчетливо набрякли, а губы кривило, как от зубной боли. Палочками он размазывал лапшу по бульону, спрятав правую руку под стол. Он не произносил ни слова, и не ответил Ивану, будто пропал из этой реальности. Он даже не заметил, что Роман демонстративно прошлепал в комнату с пиццей в руках, не обернувшись. Шэнь впервые за долгое время чувствовал бессилие. И это сегодня, в день, когда они с Демингом открыли магазин платьев в Японии! Огромный, на сто квадратов магазин на Роппонги! Перед ним склонился новый, совсем неизведанный Восток, самурайский, элитный. Он, Шэнь, должен был встретить день этот победителем, а он раздавлен и абсолютно одинок. Надо было сразу отпускать эту девчонку или решать с ней вопрос, нечего было раздумывать. Проклятый мальчишка, испортил все планы!
Шэнь понемногу распалялся. Давно забытый, но знакомый гнев охватывал спину, заставляя выпрямляться, возвращал лицу высокомерие. Он почувствовал, что хочет переодеться, снять одежду, что застала его бессилие. Ничего, Мэтр уже перетряхивает дом в поисках змеи. Без помощника девчонка не выбралась бы, вопрос кто? Иван и Юля отпадают. Оба давно служат и у обоих есть причины оставаться рядом. Охранники могли догадаться по записям с камер, что у него есть комната, но на момент перевоза девчонки ремонтировали столбы с электричеством. Мэтр? Ну, это смешно. Нет, нет, все не то.
– Я, кажется, сказал поставить на стол бутылку саке, а не пиво! – Внезапно закричал он так, что чуть придремавший Иван попятился назад и наступил на кусок парчовой шторы.
– С..с… сейчас п-п-прикажу, – заторопился Иван. От волнения он всегда заикался.
– Не надо, – пробурчал Шэнь, довольный тем, что напугал помощника. – Мэтр звонит. Я слушаю.
Молча он принял информацию и, не сказав ни слова, повесил трубку. Больше всего на свете Ивану захотелось сейчас оказаться у Ромки в комнате, чтобы не видеть заострившегося от едва сдерживаемых эмоций лица, не слышать слишком спокойных вдохов, не чувствовать волны нарастающего недовольства. Он прикрыл глаза и глубже отступил в темноту комнаты, куда не доставал свет легкого красного фонарика, повешенного над столом в честь важного дня. Мэтр принес хозяину неутешительные вести. Девочку не нашли, где она – непонятно. Кто смог вломиться в дом, кто утащил ее? Хозяин откинулся на стуле, сложив губами какое-то слово. А потом позвонил Демингу.
Из дневника И.Б.
Вчера ночевал в тюрьме. Не думал, что до такого упаду, но как есть. Уже второй месяц брожу, почти забросив дела. Правое дело меня больше не интересует, особенно, после того, как Кобылкин, который подменял меня, повесился. У него в деревне перевешали родню, раскулачили, и его клеймили за компанию, а он не выдержал. Честно сказать, я равнодушен. Сначала было пожалел его, а как узнал, что он от позора себя повешал, так и охлынул. Тупой, собака, совсем не понимает, что нас пользуют, как хотят.
Дело мое закрыли, никому оно не нужно, поставили на нем – «за неимением улик и доказательств…». Я рукой махнул. В банке подал в отставку. Антон меня привел в венерологичку медбратом помогать. Я не против был, все одно, дома волком выть охота.
Оттуда и получилось оно. Дежурил поздно вечером, кому воды, кому поставить куда что, уже наловчился даже. Кто говорит, противно на них смотреть, а по мне, рожи как рожи, разве что честнее. Хоть сознаются, что не за советскую власть. В общем, к ночи пришли наши. Мол, у девки одной из этих, брат листовки разносит по заводу. Пришли уже к ночи, когда спать, в сапожищах, девки визжат, раздетые. Я им говорю – одеться дайте хоть, а они ржут, мол, таким в голье ходить привычно.
Когда пришел к ним первый раз, тоже к горлу подступило. Грязные, оборванки. Лица у всех пьяные, все издеваются, пальцем манят. Дуры. Им шанс дали покоптить небо, а они ржут все про временный отдых. Я Антону сразу говорил, хорошо, что им снова тюрьмы введут, нечего на казенный счет койки пролеживать. Потом одну колол ночью, разрыдалась. Вот, говорит, лежу, а у меня мамка в деревне помирает. Разговорились. Оказалось, жениха у нее свинья загрызла, полез в недобрый час к ней, а жениться больше никто не стал. Приехала в город, устроилась в магазин кассиршей, недостача случилась. «Он мне и сказал. Или отработай, или иди сразу к исправнику, А потом уж все одно – к девчонками и пошла….». Меня пробило как-то, потом и про другую узнал. Что та и исправнику прислуживала, а у третьей – ребенок больной, на лекарства.
Нет светлого будущего. И власти нет никакой. И Бога нет, раз допускает такое. Веры у меня ни во что не осталось. Пришли, в общем, а я против встал. Там еще с ними Ванюшкин был, мы раньше комиссарили вместе, раскулачивали, он мне крикнул что-то вроде «совсем ополоумел», а я встал посреди двери и не впускаю, значит. Прикладом огребли, в угол сложили и пошли к бабам. Наутро меня выпустили, конечно, вспомнили былую фамилию. Ванюшкин только подошел, мол, за тобой следить теперь буду. Ты, гад, от власти новой отскребаешься, мы, товарищи твои, не стерпим. Еще и за желтыми бабами ходить взялся. Я в него плюнуть хотел, но удержался. Завтра снова на смену….