Дрожащие сизые облака плыли следом за жителями замка, когда те появлялись во внутреннем дворе. Аори никогда не думала, что страх может обрести видимую, почти осязаемую форму. Еще не ужас, не отчаяние, не полный и беспросветный конец, но понимание, что мир перестал вертеться так, как задумано.

Усилием воли она задавила особенность. Каждый раз, используя ее, Аори чувствовала себя так, словно подсматривает в замочную скважину, и замок этот отделяет ее от мира безнадежно больных людей. Они даже не знают о том, что за ними следят, они не в силах этому помешать.

Почувствовав ее настроение, грайси встопорщил уши и вопросительно пискнул.

Демоненок устроился под диваном у камина, высунув наружу остроносую мордочку. Аори отошла от окна и, сев на кудрявую овчину рядом с малышом, принялась задумчиво почесывать холодную макушку. Ей оставалось лишь догадываться, куда подевались спутники Сиэ, и чего стоило измененной уговорить Тавира на подобного питомца внутри замка.

Может, и ничего. В конце концов, не у каждого есть помощник, умеющий прыгать через пространство. Ну, почти умеющий. Сиэ не только навесила на малыша контролирующую метку, но и пообещала вырастить из него что-то более подходящее в спутники некроманту.

Или пообещала помочь? Забыла…

Аори вздохнула и протянула ноги к теплу. Одно слово, а какая большая разница.

Ночь неумолимо поглощала мир снаружи, но не могла пробраться внутрь высокой каменной башни, превращенной Искателями в помесь тренировочного зала, бара, склада и библиотеки. С каменным кругом по центру, чтобы опробовать новые арканы. С камином у одной из стен, с широким диваном, с заполненными книгами и музыкальными пластинками шкафами, с галереей бутылок в баре, чтобы их изобрести.

Все для того, чтобы призвать эмоции и тут же их применить.

По узкой винтовой лесенке можно подняться выше, в одно из хранилищ артефактов, а по наружной аркаде – вернуться в жилую часть замка. Сейчас там кипело нездоровое оживление, но в башне было пусто и гулко. Тихо потрескивал камин, бросая оранжевые отблески на изменяющую с ручным демоном, да еще ветер напевал что-то свое за одним из высоких окон.

Сиэ ворвалась в башню, как ураган. Дверь грохнула о стену и, отлетев, с хрустом вошла обратно в створ. Быстрым шагом измененная пересекла комнату и остановилась перед баром. Окинув взглядом бутылки, она цапнула одну из них, вырвала пробку и, не утруждая себя поиском бокала, отхлебнула прямо из горла.

– Все хорошо? – приподняв бровь, поинтересовалась Аори.

– Ну, насколько это возможно, – Сиэ обессиленно рухнула на диван, свесив руку за подлокотник, и снова сделала глубокий глоток.

Вывернувшись из-под ладони подруги, грайси вскочил на колени к измененной и, вытянув длинную мордочку, принюхался. Секунду спустя уши упали на спину и, сморщив нос, демоненок оглушительно чихнул.

– Это ты его научила? – Сиэ насмешливо покосилась на существо, которое, вообще-то, не умело дышать.

– Мы с ним одинаково любопытные, – рассмеялась Аори.

Соскочив с кожаного сидения, грайси припал на передние лапы, приглашая ее поиграть. Изменяющая охотно выставила перед собой руку с пальцами, скрюченными наподобие когтей.

Страшное чудовище нападало на демоненка слева и справа. Всласть его обшипев, грайси обхватил руку всеми конечностями, включая хвост, и повис, когда Аори, смеясь, подняла ее на уровень глаз. Малыш немного подрос за последние несколько дней, но все равно оставался легким, как пушинка.

Неожиданно грайси вывернул голову так, как никогда бы не получилось у живого зверька, и прижал уши. Глаза загорелись алым, в глубине горла зародилось утробное ворчание. Аори не успела отследить стремительное движение, с которым демоненок переместился с ее руки обратно под диван.

Так он реагировал всего на одно существо в этом мире.

Тавир полностью повторил маршрут измененной, разве что двери выбивать не стал. И, конечно, выудил из-под столешницы широкий бокал, заполнил его ровно на треть и, неспешно приблизившись, облокотился о каминную полку.

– Где зверь?

Аори молча ткнула пальцем в направлении поддиванья.

– Придумай ему имя.

– Я пыталась. Ничего в голову не приходит. Сиэ?

– Пушок, – ехидно отозвалась измененная, закидывая ногу на ногу.

– Не-е… Это же суровый боевой демон!

– Кисонька?

– Р-р-р!

Суровый боевой демон между тем выбрался с другой стороны дивана и, воровато оглядываясь, потрусил в угол. Там, позабытые предыдущими посетителями башни, сиротливо лежали на тарелке несколько засохших бутербродов. Похоже, демоненок решил покончить с их никчемным существованием.

– Мне вот интересно, – измененная запрокинула голову назад, наблюдая за грайси. – Срать он тоже будет, или обойдемся без излишней достоверности?

– Он пытается казаться безобидным, – тихо ответила Аори. – Обычным. Настоящим. А как бы ты выживала среди тех, кто убивает таких, как ты?

– Выбрала бы среди них объект для обожания и всеми силами старалась ему понравиться, – бутылка в руке Сиэ уже наполовину опустела. – Кого мне это напоминает, а?

Вспыхнув, Аори отвела взгляд.

– Я вот подумала, может, Морт?

Грайси прянул ушами, оглянулся и потрусил дальше.

– Почему бы и нет? Его и впрямь не назовешь особо живым.

– Да будет так, – Тавир поднял бокал, приветствуя следующего посетителя башни.

Похоже, где-то здесь установлены невидимые указатели. Хрупкая смуглая изменяющая в свободной рубашке и шароварах пересекла комнату танцующим шагом и остановилась, изучая поредевший ряд бутылок. Вьющийся серебряный локон выскользнул из-под повязки и упал на лоб гостьи, и она машинально заправила его за ухо.

– Помнится, еще утром тут было ше-барийское вино, – черные глаза насмешливо блеснули. – Куда это оно подевалось?

В голосе гостьи Аори уловила странно знакомый акцент. Легкий, напевный, она никак не могла сообразить, где могла его слышать.

– Я обрабатываю рану, – буркнула Сиэ и, подняв руку с бутылкой, покачала ей в воздухе.

– Вином? Какую такую рану?

– Душевную.

Полные губы незнакомки изогнулись в многозначительной усмешке. Сжимая в тонких, унизанных перстнями пальцах прозрачное стекло, она приблизилась и, забрав у Сиэ бутылку, отлила половину оставшегося. И улыбнулась измененной так, что Аори обмерла, как от укола длинной холодной иглой в самое сердце.

Губы медленно, как в поцелуе, коснулись края бокала.

– Вы готовы? – голос полумайда беспардонно прервал диалог их взглядов.

– Я знаю всех, – взгляд темных, с поволокой, глаз показался Аори откровенно насмешливым. – Но не все знают меня.

Вернув бутылку Сиэ, изменяющая опустилась на диван рядом и подобрала под себя босые ноги.

Пушистые вьющиеся волосы гостьи стягивала широкая повязка, и седой локон казался прихотью, чудачеством, а не данью времени. Теплый оранжевый свет беспрепятственно ласкал смуглую кожу, и в нем черты круглого лица казались мягкими, плавными – небольшой нос, украшенный сбоку колечком сережки, едва заметные скулы, тонкие изогнутые брови, глубокие, внимательные глаза.

И, вместе с тем, жило в облике изменяющей нечто неуловимое, демоническое, словно пламя поселилось в зрачках задолго до того, как она устроилась напротив камина.

– Аори, это Амина, твоя будущая напарница.

– Что?!

– Не стоит торопиться с определениями, – изменяющая взмахнула ладонью, будто отгоняя муху.

– Через два дня вы покинете Мишруми.

– Что?!

– Вот с этим согласна, исключая некоторые детали.

– Прекратите меня перебивать, – полумайд уставился на них ледяным взглядом. – Аори, выслушай вводные и дай ответ. Да или нет.

– Не верю! В кои-то веки меня спрашивают, хочу ли я отправиться на задание?

– Да, так как я не могу спрогнозировать риски.

– И это задание – не для новичка, – Амина развела руками. – До последней луны планировали, что я справлюсь сама.

– Милая, ты прекрасно знаешь, что тебя защита не пропустит. Ты могла хоть сто раз родиться на Таэлите, но это было слишком много лет и миров назад.

– На Таэлите? – Аори подпрыгнула на месте. – Это задание – на Таэлите?

– Я знала, что ты так отреагируешь, – вздохнула Сиэ. – К сожалению, да.

– Что нужно делать?

– Для начала, попытаться войти в один из городов, – ответила Амина, игнорируя немигающий взгляд полумайда. – И, когда ничего не получится, вернуться обратно в столицу.

– Очень оптимистично, – не выдержала Аори. – Почему я?

– Потому, – у Тавира рычать получалось не хуже, чем у Сиэ, – что нужна изменяющая без магической метки и силы. Город окружен защитой от одаренных, и я не собираюсь рисковать кем-то более ценным.

– Спасибо!

– Не понял?

Сиэ едва успела схватить подругу за плечо и, сжав до боли, усадить обратно.

В повисшей тишине какое-то время раздавался отчетливый хруст засохшего бутерброда. Потом, смутившись всеобщим вниманием, грайси бочком отодвинулся от тарелки и, икнув, попытался втянуть отвисшее пузо.

– Милая… Ты догадалась уже, как он попал в этот мир?

– У меня только одна идея, – Аори мрачно поерзала на овчине и, дождавшись поощряющего жеста, продолжила. – Когда идет Гон, порталы открываются не только на Мишруми. Так что, в теории, сюда может попасть существо из другой реальности.

Тавир кивнул:

– Или же перейти в нее, не привлекая внимания.

– …санитаров, – вполголоса добавила Сиэ.

Аори поперхнулась непрошеным смешком.

– Небольшое уточнение, – Амина приподняла бокал, рассматривая огонь через вино. – Из другого мира с достаточно плотным соединением с Гранью. Аори, насколько тебе понятно сопряжение сфер?

– В Сущем люди воспринимают трехмерное пространство, – она с невольной благодарностью посмотрела на наставницу. – Это обычная, доступная всем интерпретация. Но для изменяющих на нее накладывается еще и энергетические составляющие Грани и Сомниума.

– Как ты себе их представляешь?

– Никак, – растерялась Аори. – Они просто есть…

– Представь, что это лучи, сходящиеся в одной точке. И, одновременно, вложенные друг в друга сферы. Астраль – это точка, равноудаленная от центров всех сфер. Все они проявлены там одинаково. Одинаково сильно. Одинаково слабо. Пока доступно?

– Да.

– Прелестно. Мишруми – это самое плотное пересечение Грани с Сущим. Время от времени напряжение проходит по лучу из центра наружу и при этом прорывается во всех точках пересечения. Во всех, понимаешь? Но – от центра, а не как попало. Пользуясь прорывом, можно попасть из Грани на Мишруми, но не наоборот. Можно попасть из Мишруми в Таэлит, но не наоборот. В девяти случаях из десяти влияние Сомниума отклоняет напряжение настолько, что оно не добирается до Астрали, уходя исключительно на двусферные миры.

– Почему не проложить тропинку напрямую? – поинтересовалась Аори. – Ты же сюда так пришла?

Амина невозмутимо поправила рукав, обнаживший край золотистой татуировки. Довольно редкая привилегия для изменяющих. Не просто инструмент, а еще и знак качества и доверия одновременно.

– Точка выхода на Таэлите находится под наблюдением. Это один из пунктов соглашения с Арканиумом.

– Которое вы хотите нарушить?

– Все ради спасения мира, как обычно, – Сиэ запустила опустевшей бутылкой в угол башни. – Как по мне, совершенно бесполезного. Таэлиту уже не помочь.

– Я буду в столице, а жрицы позаботятся о Ше-Бара, – с яростью в голосе Амина повернулась к измененной. – Таэлит не погибнет, даже если больше никто не придет.

– Искатели нужны здесь, – кивнул Тавир. – Ответ Астрали ты тоже знаешь.

– Все, что мне дано, – вчерашняя ученица?

Аори посмотрела на них снизу вверх.

– Я правильно поняла, что все хотят, чтобы я отказалась?

– Да!

Два женских голоса слились в один.

– Нет, – невозмутимо ответил Тавир. – Данное предположение ошибочно. Способность заговорить на чужом языке повышает шансы на успех.

– Да посмотри на нее, – вспыхнула Амина. – Разве она похожа на арашни?

– Конечно, нет, – Сиэ явно наслаждалась сценой. – Мы же это уже обсудили. Будет беглянкой из горного племени.

– Со всем этим жиром?

Аори выпучила глаза, не находя слов. Да, она не настолько сухощавая, как Амина, но… Жиром?!

– Ой, да когда это было для меня проблемой?

Предательница.

– Осталось два дня.

– Милая, ну вот что ты теряешь?

– Время. Мне придется присматривать и пристраивать ее вместо того, чтобы готовить защиту. А если она проговорится?

– Она не будет знать столько, чтобы это на что-то повлияло, – отрезал Тавир, раздраженно покачивая бокалом. – Ты снова задаешь одни и те же вопросы после того, как получила на них ответы.

– Я ничего не поняла, – Аори поднялась и встала так, чтобы смотреть полумайду прямо в лицо. – Что нужно сделать?

– Вспомнить краткий экскурс Амины в мироустройство, – насмешливый голос Сиэ из-за спины искушал обернуться, но Аори не поддалась, – Миг Пробуждения случился во всех мирах в абсолютно разное время. Почему?

– В разных мирах оно идет по-разному, – буркнула ученица. – От сфер зависит.

– Ага. Но тот выброс даже пробил прямой канал в Сомниум на Астрали.

– И? – она продолжала пристально разглядывать бледное лицо Тавира.

Интересно, это шрам или просто складка у края губ? А у полумайдов бывают родинки?

– По Таэлиту ударило сильнее прочих. Планета вошла в пылевое облако, климату приключилась полнейшая задница, большая часть населения погибла. Но цивилизация была достаточно развитой, чтобы создать систему защиты – они просчитали, с какой периодичностью будет повторяться цикл. Естественно, доступ к ней был строго ограничен, а таэлитцы постепенно деградировали. И случилось то, что и должно было случиться, – четыреста лет назад система не сработала.

– Пункт управления находится в городе, в который изменяющим нет доступа, – утомившись излишним вниманием, Тавир отставил бокал и обошел Аори. – Поэтому твоя задача – попасть туда, как обычному человеку. Чем дольше ты им останешься, тем лучше. В идеале ты должна найти центр управления и перезапустить систему.

– Как? – опешила Аори, представив, как пытается разобраться с технологиями древних. – А если она сломалась?

Воображение услужливо подсунуло картинку, как она лупит разводным ключом по всему, что под руку попадется.

– По внешним признакам – нет. Необходима лишь активация. Твоих знаний и вторичной особенности будет достаточно.

Аори скривилась, благо никто не мог увидеть ее лица.

– Почему в город нельзя попасть? Это опасно?

– Ничуть, даже для тебя. – Амина потянулась, выставив руки перед собой. – Те, кто знают путь, никогда не возьмут с собой демона, так что ты заблудишься и вернешься, откуда начала. А если каким-то чудом доберешься до Ше-Бара, я смогу присоединиться и разобраться со всеми проблемами.

– И есть какой-то план, как туда попасть?

– Безусловно, – изменяющая снисходительно улыбнулась. – Но я не думаю, что из него что-то выйдет. Я не умею работать с напарниками, и я не хочу тебя так называть.

Из Аори будто вынули внутренний стержень. Она медленно, устало обернулась.

– Ты абсолютно права. Напарники должны доверять друг другу, знать не только слабые, но и сильные места. Надежно защищать спину. А если твой напарник может подвести или предать в любую минуту… Я лучше… лучше пойду одна, чем с такой сволочью, как ты.

Голос Аори зазвенел, взгляды скрестились, потоки заискрили, когда их рванули в противоположных направлениях. Из тени выскочил грайси и, прижавшись к ноге подруги, оскалил мелкие иголки зубов.

Швырнув за спину бокал, Амина начала подниматься.

– Конкретно сейчас тебе лучше замолчать, – Сиэ едва успела выставить щит между ними. – Девочки, девочки!!! Успокойтесь!

– Почему это я должна молчать, когда меня оскорбляют?!

– Можно ли оскорбить правдой?

– Продолжайте в подобном ключе, – голос Тавира словно холодной водой их окатил, – и на Таэлит не отправится никто.

Сиэ выразительно посмотрела сначала на Аори, потом – на Амину. Пожав плечами, смуглая изменяющая опустилась обратно.

– Ты уже знаешь достаточно, чтобы принять решение, – Тавир сложил руки за спиной и застыл, белый, холодный и неживой, словно статуя.

– Я согласна, – отозвалась Аори.

Показалось, или на губах полумайда появилась тень улыбки?

Да нет, он не умеет.

– Сдается мне, – вздохнула Сиэ, – достаточно было произнести “Таэлит”, чтобы она, не думая, щелкнула каблуками.

Аори ничего не ответила. Она смотрела на Амину, и лицо арашни превращалось в другое, с такими же мягкими чертами и глазами, закрытыми тонкой корочкой льда.

Наверное, именно в честь бессонной ночи тоо позволил себе забыть о делах и провести несколько часов в уютном отсеке льняного шатра. Аори в этот раз не пригласили присоединиться, да она и не настаивала. После созерцания длительного спора между братьями ей меньше всего хотелось поучаствовать в чем-то подобном. Победителем вышел Оакс, таки всучив рабыню бесплатно, но взамен тоо отправил охранников за покупками и устроил себе и брату настоящий пир.

Спешно вызванный помощник ублажал редких посетителей, а те с интересом прислушивались к доносящимся из закутка звукам веселья. Выскальзывающие оттуда полуодетые девицы обеспечили неплохую рекламу – трое ушли с широкоплечим арахом в дорогой куфии, которую он так и не опустил за проведенное в шатре время.

– Какого демона ты тут делаешь?

Аори устроилась на гостевых подушках вместе со своим приобретением. Его переодели в простую, но добротную одежду, и велели помогать вынужденно однорукой хозяйке.

– Служу тебе, о ши, – Амина поклонилась и отточенным жестом подлила чая в армуду.

– Нас разве слушают?

– Даже у шатров есть уши, – привычно недобрый взгляд полоснул, как ножом, но арашни тут же опустила веки. – Но нет. Сейчас – нет.

Аори нахмурилась, рассматривая лицо изменяющей. Под глазами залегли тени, скулы заострились, губы обветрились. Когда Амина подняла руку, поправляя волосы, закрывающие татуировку браслеты ударились один о другой с мелодичным звоном.

– Так как ты тут оказалась?

Изменяющая тяжело вздохнула, будто на приеме у целителя по стыдным болезням.

– Я постаралась скрестить наши пути.

– Так ты событийник…

Аори не глядя потянулась за армуду. И, конечно, уронила его, залив чаем весь стол. Интересно, а к этой случайности изменяющая готова? Событийники не предсказывают будущее, но, переняв у эфов способность готовиться к нему, всегда оказываются там, где нужны. И, в отличие от иных изменяющих, – осознанно.

– Да, – изменяющая жестом фокусника извлекла из-за спины расшитое полотенце. – Я прошла по твоему следу, у границы сбросила силу. Надеюсь, они не очень удивятся долине там, где ее раньше не было. Но в Ше-Бара потоки оплетены и искалечены, я не могу их подхватить. А своя энергия восстанавливается так медленно, что ее еле хватает, чтобы спрятаться.

– А как же Таэлит?

– О нем позаботятся. А я решила разыграть главную карту.

– Ты решила, что я не справлюсь, – уточнила Аори с ледяным спокойствием. – И хотела, чтоб не справилась. И тут появляешься ты и… как же ты сказала… решаешь все проблемы.

– Хорошо, я ошиблась! – она в сердцах шлепнула мокрое полотенце на пол. – Что еще ты хочешь услышать?

– Например, почему ты сдалась.

Заметив суровый взгляд одного из охранников тоо, Амина поспешно поклонилась и вновь наполнила армуду.

– Ты знаешь, что такое – родиться рабыней и получить свободу? – арашни предостерегающе подняла ладонь. – Когда за каждым твоим шагом следят, хозяин ли, жрицы? Когда нет права на ошибку и в какой-то момент ты понимаешь, что все, на что хватает сил, – это дышать?

Аори коротко кивнула, показывая, что поняла намек.

– Вряд ли. Я никогда не была свободной.

– Неужели? У тебя всегда есть выбор. Да, последствия следуют за ним, но он существует. Но если ты рождена рабыней, ты даже не можешь представить, как можно жить без приказа. Ты не понимаешь, за что бороться и к чему идти. Словно ребенок в утробе матери – спроси его, хочет ли он наружу, в холод, в вечное страдание? Знает ли он, как ему родиться?

– Даже если не знает, у него обычно получается.

Аори осторожно подняла армуду, следя за тем, чтобы не пролить ни капли.

– И мы называем это волей Харру.

– Ты знаешь, как наливать чай и где сидеть, пока я его пью, – Аори поставила опустевший стакан на стол. – Как незаметно позвать и как сплести слова.

– Ты тоже научилась у тоо, – едва заметно улыбнулась изменяющая.

– И ты знаешь, каково это – родиться рабыней.

– Мой путь был долгим, Аори.

– Расскажи.

Амина бросила короткий взгляд туда, где в компании наложниц веселились мужчины. Праздник набирал обороты, и вряд ли Шуким в ближайшее время вспомнит о той, кому обязан жизнью.

– Что ж, слушай…

Отец ввалился домой поздно, когда младшие уже спали на единственном тюфяке за перекошенной загородкой. Как крысята, прижались они друг к другу, пытаясь согреться в продуваемой всеми ветрами хибаре на берегу топкой речушки. Мать еще не ложилась, обрезая собранную за день осоку в свете тоненькой лучины. Выставив в проход красные от болотной воды ноги, дремала над малышами старшая сестра, а вот Амина должна была подбирать обрезки и щипать их, да еще следить, чтобы огонек не погас. Она сидела на полу и то и дело терла слезящиеся глаза кулаками.

Дверь отчаянно заскрипела, закрываясь. Тяжелым шагом отец прошел через единственную комнату и остановился рядом с женой. Амина взглянула на него исподтишка, пытаясь понять, в каком из двух своих обычных состояний он явился. Полупьяным или полутрезвым?

Вроде бы, одно и то же, ан нет.

Полупьяным он ей даже нравился, хоть и не понимала Амина доброй половины его шуток. Иногда приносил сахарные трубочки, и они с младшими обсасывали их до тех пор, пока не оставались лишь измочаленные щепки.

Полутрезвым отец отчаянно тосковал по ушедшему веселью, был угрюм и срывал свою злость на попавших под руку детях. Мог утащить мать за стену перекошенной хижины, и тогда Амина затыкала уши, чтобы не слышать ее редких стонов. Сама она умела молчать, даже если тяжелая ладонь хлестала по лицу, отчего отец выходил из себя еще больше.

– Что на ужин? – грубо спросил он.

Мать прижала ко рту исцарапанную ладонь. Не в первый раз он приходил затемно, спустив последние гроши на берегу, там, где на грязных коврах весь день шлепают засаленными картами такие же бедняки и те, кто наживается на их слабости. Снова, снова умолять соседей помочь, а если откажут, кормить детей отваром осота на бурой речной воде, да и то лишь раз в день!

– Нет ничего…

– Ух! – он замахнулся кулаком, и мать сжалась, вжимая голову в плечи и не смея уворачиваться.

Амина опустила взгляд. Вот когда найдется желающий взять ее в свой дом, там и будет говорить. Если позволят.

Отец взглянул на нее, выдохнул и опустил руку.

– Где старшая? Забираю я ее.

– Куда? – мать вскрикнула, привстала, и осока посыпалась с ее колен. – О милосердный Харру, ты с ума сошел?

– Ежели не она, то все мы, – буркнул отец. – Сроку мне до восхода дали. Или она да четыре книры дадут, или смерть мне.

– А так ее замучают? Что же ты натворил!

– Молчи. Я отведу ее в Таэлит. Уже договорено обо всем.

– А хозяин, что ему скажешь?

– Скажу, что утонула.

Мать упала на пол, заламывая руки.

Отец посмотрел на нее с презрением, неопрятную, раздутую. Их не любовь свела вместе – страх. Он едва находил в себе желание, когда подходил срок, а она ненавидела его не меньше, чем детей, разрывающих чрево. Мать радовалась, когда от его побоев двое, между старшей и Аминой, вышли раньше срока. Так радовалась, что надсмотрщик заметил и поучил главу семьи, как нужно обращаться с имуществом хозяина.

– Не простит он нам, уже сторговался за нее! Всем нам смерть, всем!

– Ну то еще как Харру положит…

– Не губи, возьми Амину! – мать подскочила к ней, схватила за загривок, вздернула на ноги. – Выпрямись!

– Это можно, – отец нервно почесал в затылке, пошевелил неровно отросшими усами.

За загородкой зашуршало – сестра поджала ноги, прячась в тени, чтобы вместо Амины не увели ее.

– Па? Куда?

Пальцы матери разжалась.

– В как ее… эту… школу, – он криво улыбнулся, обнажая выщербленные зубы.

– В школу!

Черные глаза загорелись, и Амина принялась лихорадочно отряхивать мелкие щепки с лохмотьев, бывших когда-то платьем. Давным-давно его носила дочка хозяина, потом – внучка старшего надсмотрщика. После оно перешло к кухарке, потом им мыли пол, а по весне мать вытащила его из корзины с тряпьем на фитили и, подтянув самые большие дырки, отдала Амине. Даже не на праздник, просто так, потому что любит ее.

Сейчас мать тихо всхлипывала, отвернувшись. Амина прижалась лицом к ее животу, обхватила обеими руками – они едва сошлись на спине. Тонкая, в переплетениях вен рука коснулась ее волос и упала.

– Па! Мы прямо сейчас пойдем, да?

– Да. Тебя ждут уже.

Он ухватил дочь за руку и потащил из хижины туда, где покачивалась среди зарослей утлая плоскодонка. Свою он проиграл давно, но авось сосед не хватится до утра. А завтра он вернется совсем другим человеком, с карманом, набитым настоящими золотыми книрами. Можно даже жене какую обновку купить. Нет, не платье, что ее баловать? Может, шаль. Или платок, хотя на кой он ей тут?

Раздуваясь от гордости, он подхватил невесомую девчушку и посадил в лодку, сам устроившись позади. Нет, платка многовато. Так, глядишь, и от четырех книр ничего не останется. Куда лучше, если их восемь. Или двенадцать. В этот раз Харру точно поможет и сделает его руку легкой, ведь он отдает ему самое дорогое, что у него есть!

Отец нервно облизнулся, глядя на темноволосый дочкин затылок. Она скукожилась на носу, дрожа от идущего от воды холода, и казалась еще меньше, чем на самом деле. Он едва различал ее в полумраке. Если свалится, так и не заметишь, пока до Таэлита не доплывешь.

– Не сутулься! – прикрикнул отец.

Лучина на носу плоскодонки почти догорела, когда, наконец, впереди показалась Пальмовая пристань. Речная вода пахла гнильем, но рабы рождались в этом запахе, жили и умирали, не замечая его, пропитанные вонью до самых костей. Чальщик поморщился, принимая из рук отца сонного ребенка.

Дорогу он знал. Когда у хозяина родился первенец, им всем выдали по книре и отвезли в город. Мальчишек постарше нарочно согнали вместе, как стадо, и отправили учиться. Он увязался за ними и подглядывал снаружи, в щель между досок, пока не улетел в кусты, получив от привратника увесистый пинок под задницу.

Задняя дверь приоткрылась от первого стука. Сквозь нее пробился узкий луч света, и отец заискивающе улыбнулся.

– Чего тебе? Если невтерпеж, так вход с другой стороны!

– Мне к каманши… Договорено у нас.

Встречающий басисто хохотнул и поднял фонарь повыше.

– Умора. Нам тут только цыплят не хватало.

– Так это… Можно?

– Проходи, проходи. Где ты ее взял? Украл?

– Харру обереги, это дочь. Дочь моя, Аминушка.

Отец ущипнул сонную девочку за щеку и подтолкнул вперед.

– Не спи! – яростно прошептал он. – Ты должна ей понравиться!

Их оставили ждать в полутемной людской, пустой, несмотря на доносящиеся из соседней комнаты звуки вечеринки.

Амина честно таращила глаза, но ночная река убаюкала покоем и покачиванием, а тепло небольшого камина обволокло озябшее тело так мягко, что она не заметила, как и в самом деле уснула. Разбудил ее свет фонаря возле лица и громкий, недовольный голос. Хозяин говорил таким, выбирая, кто пойдет на недельную порку.

– Ты говорил о девочке тринадцати лет!

– Каманши… Прошу! Годик-полтора пройдет, да и вырастет, – заискивающе лебезил отец, нервно оглядываясь на угрюмого привратника. – Они ж быстро растут.

Амина смотрела вверх, раскрыв рот, – еще никогда она не видела таких огромных арашни. Скрещенные поверх грудей руки едва не касались одного из трех подбородков, которыми недовольно тряслись после каждой фразы каманши.

– А мне ее корми все это время? Нет уж!

– Она ж как воробушка ест, – голос отца задрожал от страха. – Убрать может, она дома у нас все время убирает, остановиться не может…

– По ней и видно, вшивая-паршивая! Кто на такую позарится? Ни одного клиента не будет, сплошные затраты!

Амина переводила взгляд то на отца, то на каманши, ничего не понимая, и радость внутри нее угасала, сменяясь страхом. Неужели не возьмут? Но па обещал!

– Каманши, прошу… – заныл отец. – Жить хочется…

– Оно и видно! – подбородки подпрыгнули в последний раз. – Так и быть, но получишь только две книры. Иди отсюда, и, пока не вырастишь новый товар, лучше бы тебе не играть.

Свой первый год в Доме Терпимости Амина провела в компании двух других служек, таких же тощих заморышей из дальних деревень. Привратник, зевая, поднимал их пинками затемно, еще до того, как последние гости покидали крохотные закутки на втором этаже. Надо было схватить ведро из пальмового жмыха в углу кухни, протиснуться мимо спящего у порога пса и, не останавливаясь ни на секунду, спуститься по узкой тропинке к отгороженной на реке заводи. Дорогу вниз Амина любила – бег разгонял кровь, помогал проснуться и не так мерзнуть в предрассветном холоде.

На берегу служки набирали темную, отдающую болотом жижу и, повесив ведра на плечи, начинали карабкаться обратно. Вода то и дело плескала через край, сочилась сквозь щели, стекала по покрытому мурашками телу. Если поскользнуться и упасть, лучше сразу вернуться к заводи и попытаться догнать товарок. Привратник следил, чтобы ни одна не отлынивала, награждая тумаками за каждую неполную ходку. А их приходилось делать около десятка – пока не наполнится глиняная бочка в углу.

Дальше приходил черед стирки. Серые простыни казались бесконечными, а пятна на них – въевшимися навеки. Если перестараться, оттирая их, костяшки пальцев начинали кровить, сводя на нет всю работу.

Простыни развешивали, когда солнечный свет добирался до внутреннего двора. Тяжелую ткань закидывали на веревки, свернув в жгуты, а потом расправляли, позволяя воде стекать вниз грязными струйками. Амина почти любила эти минуты, когда можно было укрыться между плещущих на ветру полотнищ и подставить лицо ласковому теплу. Ненадолго, чтобы подружки не заметили.

Привратник уже спал, когда они возвращались, и взамен служками руководила обрюзгшая кухарка. У нее в хорошие дни можно было выпросить объедки, но девочки предпочитали ухватить кусок-другой за закрытыми дверьми гостевых комнатушек. Если, конечно, повезло и именно в твоих номерах что-то осталось, и если не ты сегодня убираешь приемный зал.

Ближе к вечеру их всех в него отправляли – прислуживать. Ни в коем случае не разносить еду, но убирать табачный пепел, уличную грязь, разлитое вино и все, что исторгали из себя гости Дома. Каманши, поигрывая плеткой на длинной ручке, тщательно следила за вверенным ей царством, и Амина быстро отвыкла реагировать на сальные шутки и щипки.

Когда последний гость отправлялся наверх, привратник отпускал девочек, и можно было урвать несколько часов беспокойного сна.

И так – неделя за неделей, луна за луной, в постоянном страхе перед наказаниями каманши или издевательствами скучающих пэри, как называли себя ее подопечные. Они вполне могли вызвать одну из девочек и заставить убирать какую-то мелочь, пока обслуживают клиента. Могли и нарочно задержаться в комнате, и оставить ту в таком виде, чтобы номер пришлось закрыть до следующего дня. Гнев каманши обрушивался на нерадивых служек.