Между тем год проходил за годом, а близкое знакомство с Павлом так и не состоялось, хотя у них были общие хорошие знакомые и они друг про друга кое-что узнавали. Павел, оказалось, тоже серьезно увлекался философией, и, что интересно, религиозной. В те годы увлечение религией, все равно какой, было весьма небезопасно. Впереди маячили андроповские «посадки» молодых неофитов. Но интерес к запретной духовной литературе все возрастал.
На последних курсах Соня и Павел учились в разных группах в соответствии со специализацией каждого и практически не видели друг друга, даже случайно. Павлу уже тогда было ясно, что его дело – это не математика. Он серьезно занялся языками, особенно углубленно санскритом, читал на нем религиозные тексты, все-таки имевшиеся в некоторых библиотеках, куда сложно было попасть, и уже тогда начал думать о том, как бы уехать в Индию.
На пятом курсе Соня наконец влюбилась в первый раз – в своего одногруппника. Чувство это было достаточно надуманным и литературным, мечтой о «родстве душ», что не помешало ему стать весьма и весьма мучительным после непродолжительных платонических встреч, ее признания, разрыва и долгой последущей рефлексии на тему неразделенной любви.
По окончании университета Соня какое-то время работала в закрытом учреждении, в полной мере продемонстрировавшем ей загнивание прикладной отечественной науки и практики в поздние семидесятые – ранние восьмидесятые. То, что бурно развивалось и приносило плоды в шестидесятые годы, пошло на спад. Душевное состояние Сони опять было невеселым. Спасали друзья, долгие пешие прогулки и разнообразные культурные мероприятия.
И вот тут-то, на одном из этих мероприятий, чудесным образом состоялась ее встреча с Павлом. Неожиданно они встретились как старые, закадычные друзья, как будто у них всегда были эти доверительные отношения. Наверное, они оба повзрослели и поняли: нельзя терять то существенное, что связывает людей иногда без всяких слов. Начались совместные прогулки, лыжные походы и т.п. Вместе они даже начали изучать то ли хинди, то ли урду. Павел также поделился своим намерением эмигрировать и поступить на обучение в ашрам в Индии. Его тогда очень интересовали религиозные ведантистские школы. Правила ухаживания того времени еще не допускали мгновенного интимного сближения¸ хотя с некоторыми это уже случалось. Но Соня была из категории очень серьезных девушек. Кроме короткого объятия без поцелуя при прощании перед Сониным домом так у них ничего и не вышло. После этого эпизода Павел изменился. Он стал подчеркнуто официальным, через некоторое время отказался от совместных занятий. При попытке Сони прояснить ситуацию рассказал ей, что встречался еще с одной девушкой и собирается на ней жениться. Тут Соня вполне себе прочувствовала, что такое душевный удар – удар прямо в сердце, когда стоишь оглушенный, как после контузии, и на фоне этого в голове проносится отчетливая мысль, что никогда больше она не встретит человека, настолько соответствующего самой ее сущности.
Они расстались. Было еще несколько случайных встреч, ничего не изменивших. В конце девяностых, когда это стало возможно, Павел уехал в Индию.
Наступала новая эпоха: перестройка, гласность, путчи, новая экономическая политика, бедность, олигархи, чеченская война. Сонина жизнь изменилась. Она все-таки вышла замуж в возрасте уже за тридцать и родила подряд двоих сыновей. Муж ее был совершенно не из их компании. Она с ним познакомилась, когда перешла на новую работу: из своего закрытого «ящика» в открытое научное учреждение, где в конце восьмидесятых – начале девяностых появились первые кооператоры-арендаторы, в том числе и очень маленькое книжное издательство, разместившееся в двух комнатах на их этаже. В нем художником-оформителем работал некий Гриша. Как-то Соня забежала к ним что-то распечатать: у них в институте с техникой все было плохо… И понравилась симпатичному молодому художнику. Он стал время от времени с ней заговаривать в коридорах, Соня была ему интересна своими нестандартными суждениями, к тому же он ее находил очень даже симпатичной. Через некоторое время Гриша пригласил Соню в поход со своими друзьями, а там недолго думая повел на нее продуманную атаку. Соне Гриша, в общем, нравился – свежий, неглупый человек, непохожий на математиков-шизотимиков. К тому времени она решила, что выйдет замуж за первого симпатичного человека, который ей это предложит. Она понимала, что по-настоящему никого, кроме Павла, не сможет полюбить, а ему не нужна, и он далеко. Может, она его вообще больше никогда не увидит. А замуж выходить надо, и она еще очень хочет детей. Таким образом Соня сдалась. Достаточно быстро они поженились, и так же быстро у них появились два сына. Соне очень понравились Гришины родители. В отличие от него это были люди из научной среды, довольно известные ученые. А мать Гриши к тому же оказалась специалистом по искусству и философии Индии и Китая. Это Соню привело в восторг. Одну из ее книг Соня без конца перечитывала. Правда, родители Гриши давно уже были в разводе, но сохранили нормальные отношения. Общаясь с Натальей Александровной, Соня всегда чувствовала, что у той есть какая-то грустная тайна. Она сама привыкла носить свою боль в глубине души и замечала ее тайное присутствие в других.
Выходя замуж за Гришу, Соня понимала: это будет нелегко. Он совершенно другой человек, с другой психологией, из другой среды. Научная среда его родителей как-то на него совершенно не повлияла. Он был весельчак и душа компании, с руками, которые все умели делать, но очень упрямый, как многие мужчины.
Прошли годы. Мало-помалу Соня стала относиться к своему мужу безо всякого энтузиазма. В первые годы совместной жизни у нее еще была иллюзия, что их семья сможет сложиться. Но когда она столкнулась с обычной у наших сотечественников установкой, что жена должна делать все, а муж – только ходить на работу, а также с полным его нежеланием что-либо обсуждать и совместно решать в их жизни, ее постигло полное разочарование. К тому же еще были теплые мужские компании, возвращения в подпитии, ночевки у приятелей, нежелание делать что-либо по-хозяйству вовремя, выполнение такой работы только тогда, когда ему это удобно, и т.д и т.п. Соня тянула свою лямку: занималась воспитанием и образованием сыновей, работала, делала обычную домашнюю работу. К мужу она постепенно стала относиться как к третьему ребенку: не воспринимала всерьез его грубость, жалела, ничего от него не требовала. И так пролетело полжизни.
Глава 3. Валаам (10-е годы XXI века)
И вот дети выросли, поступили в институты, на старших курсах начали работать. У них шла своя отдельная жизнь. Соне было уже за пятьдесят. Вдруг она снова ощутила себя молодой и свободной. Стала изучать иностранные языки, ездить за границу, больше посещать выставки и концерты. А надо сказать, что в своей зрелой жизни Соня пришла в храм. Кто еще сможет по-настоящему помочь простой русской женщине и утешить ее – только Господь. И вот она собралась поехать в паломничество на Валаам. Сначала поездом до Питера. Там – встреча около Московского вокзала с паломнической группой. Затем продолжительная дорога на автобусе до места посадки на монастырский катер, ну и затем по Ладожскому озеру до монастыря.
Все складывалось отлично. Группа была дружелюбная, ее сопровождающий – толковый. В поездке время от времени читали общую молитву, сопровождающий рассказывал про Валаам. Почему-то Соня обратила особенное внимание на высокого, сухощавого, хорошо сохранившегося старика, обращавшегося с невероятной нежностью со своей спутницей – еще молодой женщиной, приятной наружности, но со странным, отсутствующим взглядом.
И вот они на месте. Сначала всех повели в монастырскую гостиницу – оставить вещи, затем был обед, а потом группу, предварительно поделив на части, повели разными маршрутами осматривать сначала главную усадьбу монастыря, а затем дальнее монастырское кладбище. Паломники шли туда по красивой, просторной дороге, окруженной вековыми деревьями. И вот вдруг в небольшой группе людей, идущих навстречу, Соня увидела Павла. Он шел, по обыкновению не смотря по сторонам и никого не замечая. Конечно, постарел. И красавцем уже не был, но сохранил общую значимость своего облика, вид человека, отличного от других.
Соня так растерялась, что даже его не окликнула. Да и видела ли она его? Может, это и не он вовсе. За такой срок люди могут совершенно измениться. После этого она достаточно невнимательно слушала экскурсовода и, как только это стало возможным, направилась в сторону главной усадьбы.
Что же все-таки означало его появление здесь? Он вернулся в Россию? Приехал на время? Почему он на Валааме? Ведь он же этот самый, индуист-ведантист? И с кем он здесь? В паломничестве? На экскурсии? Один? С женой? И т.д. и т.п.
В общем-то, мест, где останавливаются приезжие, не так уж и много – две-три монастырские гостиницы. Все ходят по одним и тем же местам по сто раз в день. Так что шанс увидеть его снова был довольно большой, если только он не уезжает уже сегодня. Сама-то она приехала на три дня – стандартный срок пребывания паломнической группы на Валааме.
Дойдя до главных строений монастыря, Соня призадумалась: куда же все-таки сейчас пойти? Постояв немного, она вдруг решительно направилась к входу в главный храм и прямо у дверей столкнулась с выходящим из него Павлом. Столкновение было лобовым, и он не смог ее не заметить.
– Соня, ты? Вот так встреча! Что ты тут делаешь?
– Приехала сегодня с паломнической группой.
– А я сегодня вечером уже уезжаю. Но у нас есть еще пара часов. Вещи мои со мной в рюкзаке. Пойдем на пристань, там можно посидеть в местном кафе.
Они спустились к пристани и разместились в маленьком кафе на несколько столиков. Тут торговали монастырской выпечкой и чаем.
– Как ты живешь, Павел? И где? Кем работаешь?
– Часть года живу в Индии, работаю программистом в совместной индийско-американской фирме, часть – в России, помогаю родителям. А ты как?
– Работаю в НИИ, зарплата маленькая, подрабатываю еще в двух местах. Дети, двое мальчиков, слава Богу, выросли, стало полегче. А у тебя дети есть?
– Да, есть сын. Он со своей матерью живет в США, еще учится. Мы разъехались с женой. Ей довольно скоро надоели ашрамы, поиск абсолюта, Индия, хотя я почти сразу начал там хорошо зарабатывать как программист. Поэтому она сначала получила гринкарту, потом устроилась на работу в США, в какую-то хорошую лабораторию, сейчас довольна.
– А ты?
– А я продолжал поиск истины, объездил всю Индию, занимался разными ведантистско-йогическими практиками и даже достигал в них какого-то успеха, но мне постоянно чего-то не хватало. А потом случайно попал в одну индийскую христианскую общину и понял, чего мне не хватало: Христа! И постепенно я стал православным, то есть на самом деле вернулся в православие, как на Родину.
– Да, я тоже медленно, но пришла к православию. Остыла к Востоку, поняла, что к Богу надо идти своим, традиционным, путем, но долго не могла принять именно идею Христа. Наверно, это самое сложное в христианстве – поверить в то, что Бог сам к нам пришел. И как ни странно, я в это поверила после прочтения совершенно не ортодоксальной книги – «Розы Мира» Даниила Андреева. Некоторые люди, я знаю, пришли к православию через «Мастера и Маргариту».
Группа Павла стала готовиться к отъезду, собираясь на причале.
– Знаешь, Соня, ты прости меня, пожалуйста, – вдруг сказал Павел. – Я знаю,
– что причинил тебе боль, внушил напрасную надежду. Ты была слишком наивной, серьезной, не хотела никуда уезжать. А моя жена – раскованной, практичной, готовой эмигрировать куда угодно. Мне с ней тогда было проще, я сам был скованным, неуверенным в себе и был фанатично убежден, что мне нужно обязательно уехать.
– Я давно тебя простила. Мне кажется, примерно так я себе это и объясняла, но жаль, что ты мне тогда все это честно не сказал. Я все время пыталась понять причину, и на изживание боли у меня ушла примерно вся жизнь.
– Все, Соня, мне пора идти, – сказал Павел и побежал к своей группе, готовящейся к посадке на катер.
Соня вдруг поняла, что он не попросил у нее ни номер телефона, ни e-mail.
– Значит, ему это ни к чему и она по-прежнему ему не нужна. А ведь она могла бы начать все сначала.
Катер отчалил, и Соня, потрясенная этой нежданной встречей, в раздумьях побрела в гостиницу.
В гостинице в коридоре она вдруг натолкнулась на того самого старика, обратившего на себя ее внимание еще на катере. Он в страшном возбуждении кинулся к ней, как только увидел.
– Нет ли у Вас случайно какого-нибудь успокаивающего средства?
Соня почему-то всегда носила с собой персен, хотя практически никогда его не принимала. Она достала его из сумочки и передала ему.
– Спасибо Вам огромное!
Старик схватил лекарство и побежал по коридору в сторону женских спален. Соня тоже направилась к своей комнате, где ее разместили с еще шестью женщинами. Через некоторое время, когда она вышла зачем-то в коридор, старик снова к ней подошел и начал ее благодарить.
– Знаете, Вы мне очень сильно помогли. Я уже не знал, что мне делать. Моя дочь нуждается в постоянном приеме успокаивающих препаратов. А сегодня на экскурсии она неожиданно взяла и выбросила всю пачку лекарства в озеро. Сказала, что на Валааме это уже не понадобится. А вечером ей стало плохо, она начала рыдать и не могла успокоиться. Сейчас успокоилась и уснула. А я решил немного почитать в коридоре. У нас уже выключили свет. Знаете, очень интересная книга оказалась.
Соня вдруг увидела с удивлением, что старик держал в руках одну из книжек ее свекрови Натальи Александровны, которую она уже прочитала когда-то и очень ее любила.
– А ведь это книга моей свекрови.
– Да Вы что! Вы невестка Наташи Волгиной?
–Натальи Александровны Самариной.
– Волгиной, Волгиной! Это она по мужу Самарина. Ну теперь я от Вас не отстану! Буду расспрашивать. Ведь мы когда-то вместе учились на одном курсе и дружили.
– Извините, пожалуйста, а как Вас зовут? Меня – София Алексеевна Ветрова, по мужу была бы Самарина, но не меняла фамилию. Просто Соня.
– А я Григорий Борисович Руднев, к Вашим услугам. А дочь моя – Валерия Григорьевна Руднева. Ну расскажите мне, пожалуйста, про Наташу побольше, ведь я с ней не встречался больше с начала пятидесятых годов, хотя несколько раз случайно сталкивался на улице, но не подходил, и она меня не окликала.
– Но почему?
– Видите ли, Сонечка, с нами приключилась трагическая любовная история, повлиявшая на всю нашу жизнь, по крайней мере на мою. Смешно об этом, может быть, говорить в моем возрасте, но это так.