Глава 8
Утро не задалось. Лёша проснулся вовремя, но разбудить Костяна не смог. Он залез к нему в палатку, тряс его и даже пнул. Только услышал сонное «Отвали», и всё. Сначала Курукин злился. Он знал, что так и будет. И что ему теперь делать? Пресмыкаться перед Костиком было противно. Он и так это делал. Весь учебный год. Потому что иначе ему было не выжить. В классе Лёшка был изгоем, над ним издевались, и даже побили два раза. Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы Костя не стал за него, Лёшу, заступаться. Но там, в школе, все было понятно. Лёшка давал Шилову списывать, решал за него контрольные, и тот его защищал. Но сейчас, терпеть Костины выходки и дежурить одному… Нет, это уже слишком!
Курукин сел у костра и обхватил руками голову. Ладно, он приготовит завтрак. А Костян будет мыть посуду! Будет! Никуда не денется! Если надо, и Ирина ему скажет! Лёшка стал разводить костер. Ему казалось, он и впрямь верит в то, что только что придумал.
В столовой он заметил какое—то движение и рванул туда. «Неужели Костян проснулся?» – мелькнула мысль. Но там была Октябрина Осиповна. Она раскладывала на столе листики, одуванчики и какую—то траву.
«Вот кому сгущенка—то достанется», – подумал Лёшка и хмыкнул.
Октябрина повернулась и елейным голосом сказала:
– Здравствуй, мальчик! Ты сегодня дежурный, да? Я тебе помогу с завтраком! Я сделаю полезный, очень полезный салат!
Лёшка недоумевал. Уж не из этой ли растительности она собралась его делать?
– Неси скорее ведро с чистой водой и тарелки! – скомандовала Октябрина.
Этого ему еще не хватало! Что с ним не так, вообще? Почему над ним одни командиры? Он был мальчиком вежливым, но в этот раз со злостью ответил:
– Всё в хозпалатке, сами разберетесь. А мне кашу надо варить, – и побрел к потухшему костру.
Первым проснулся, как ни странно, Удав. Он точно знал, что встал раньше всех, и поэтому вместо «доброго утра» спросил у Лёшки: «Сгущенка моя?». Тот кивнул, а потом добавил: «Если эта мадам не в счет…». Мадам как раз в очередной раз метнулась из хозпалатки в столовую.
– Ты с ней, что—ли дежуришь? – Удав был шокирован.
– Да нет, с Костяном… – У Олега округлились глаза. Казалось, эта новость его поразила даже больше.
– Да уж… – протянул он и пошел умываться.
***
На столе двумя рядами стояли тарелки с деликатесом от Октябрины Осиповны, сама же она ушла, чтобы «одеться к завтраку». Дети с недоумением смотрели на траву и одуванчики в своих мисках. Сначала они подумали, что это шутка. И назвали благословенный салат подножным кормом.
– Лёшка, ты всю ночь собирал? – смеялся Сенька.
– А ты нас ни с кем не перепутал? Я не козел, я капусту не ееем! – кривляясь, сказал Рома. Кто—то попробовал на вкус и сказал, что есть можно, но не нужно. Удав же молча вытряхнул содержимое тарелки в траву, и пошел за кашей.
– Доброе утро, – сказала Ирина Алексеевна ребятам, подходя к столу.
За столом творилось что—то невообразимое. В тарелках лежала нарезанная трава. Дети блеяли, мычали и кидались одуванчиками. Удав ел кашу, не обращая ни на кого внимания. Дежурный Лёшка стоял во главе стола с отсутствующим видом. Кости не было.
– Что происходит? – спросила Ирина, придя в себя. Ребята стали говорить, что Лёшка над ними издевается.
Тут и сама Октябрина подошла.
–Доброе утро! – сказала она приторным голоском, который тут же сменился железным. – Дети! – над столом повисла тишина. – Вам нужны витамины!
– Октябрина Осиповна, спасибо вам большое. Но дети не привыкли к такой еде, – начала Ирина.
– Конечно, не привыкли! Городские дети – это жертвы цивилизации! Как далеко ушли они от природы! Питаются консервами, майонезом и чёрти чем! Ничего, я приучу их к простой и здоровой пище! Я уже решила – остаюсь у вас неделю! Я просто вынуждена, понимаете…– голос Октябрины дрожал.
– Вы не переживайте! Я обязательно попробую ваш салатик. А дети… Есть дети, – попыталась успокоить ее Ирина Алексеевна. – Вряд ли вы их переучите. Не стоит вам на это тратить свое время…
– Милочка, конечно, стоит! Я верю, что на самом деле, они лучше, чем мне показалось!
И тут откуда—то послышалось: «Ме—е—е—е». Это была последняя капля. Октябрина Осиповна выскочила из-за стола и побежала к себе в палатку.
Ирина Алексеевна строго посмотрела на сидящих за столом. Кирилл потупил глаза:
– Извините, у меня вырвалось… – сказал он.
– Он просто уже травы наелся, – добавил Брёма, чем вызвал новый приступ смеха за столом. Ирина тоже улыбалась. Она взяла маленький кусочек травы из своей тарелки, и положила в рот.
– Ребят, кто не хочет витаминов, вот ведро, – и она вытряхнула в него свой салат.
***
Костя объявился, когда все уже шли на раскоп. И накинулся на Лёшку:
– Леший! Ты чего меня не разбудил, а?
– Ага! Чего я только не делал! Ты спал, как труп! – ответил Лёша со злостью.
– А хавка—то есть? Ты сварил?
– Сварил! Куда мне было деваться! А ты посуду будешь мыть!
Костя загоготал.
– Я сказал. Ты. Будешь. Мыть. Посуду, – глядя в упор на Костяна, говорил Лёша, и чеканил слова. – Ты понял?
Костя замер на секунду, потом прищурился и ответил:
– Ты…Слышь… Ты как со мной разговариваешь? – голос его постепенно повышался. – Указывать мне будешь? Ты? Мне? Да я тебя по стенке размажу!
Лёшка стоял, сжав кулаки. Его трясло, на глаза наворачивались слезы. Он чувствовал себя беспомощным. И боялся. Костян не блефовал – он и правда мог его размазать, одним ударом. Их весовые категории были несопоставимы.
И тогда Лешка побежал. Он знал, что грязная посула будет стоять на столе, с присохшими остатками еды. А Костя пойдет спать, или купаться. Нет, такого унижения Лёша больше не допустит! Он лучше перейдет в другую школу после этого, давно уже были такие мысли… Он побежал к Ирине Алексеевне. И нажаловался на Костика. Умолял, чтобы она заставила его помыть посуду, а лучше – отправила домой. Та слушала молча, и качала головой. Ох уж этот Костян!
Лёшка сделал паузу, видимо, обдумывая – говорить или нет.
– И еще… Он вас обманул, тогда с находкой… Это был просто клык, мы… То есть он… проделали дырочку, как будто это подвеска…
– Вот это новость! – сказала Ирина. – Такого у нас еще не было!
И они пошли в столовую, где довольный Костян уплетал пятый бутерброд с повидлом.
– Костик. Если ты не станешь мыть посуду и дежурить сегодня, как положено, можешь собирать вещи. Я отправлю тебя домой. Сегодня. А насчет подделки на раскопе, – она уже обращалась к ним обоим, – ребята, так нельзя… Вечером соберем совет и решим, что с вами делать.
Глаза Ирины Алексеевны улыбались. Она была очень добрым человеком.
***
Октябрина Осиповна так и не выходила из своей палатки. У нее был солидный запас хлеба, сухарей и печенья, что позволило им с Кирюшей не покидать палатку до самого обеда. Пусть все поймут, как сильно ее обидели! «Они решат, что я устроила голодовку», – подумала Октябрина, и хихикнула, откусывая десятую по счету печенюшку. Она отламывала маленькие кусочки и давала их грачу, который сидел у нее на руке.
Грачонка она подобрала в парке, когда тот был крошечным птенчиком. И с тех пор не расставалась с ним даже на день. Октябрина была одинокой женщиной. Взрослый сын уехал в Москву, звонил редко. С мужем они давно развелись. В ее жизни были только музей и Кирюша, названный так в честь Кирилла Лаврова, ее любимого актера.
Но сейчас сидеть вдвоем с молчаливой птицей было скучно. Хозяйка, будучи невероятной общительной от природы, решила научить грача разговаривать и понимать команды. Сегодняшний сеанс дрессировки был, несомненно, не первым. Но затянулся он дольше обычного, потому что Октябрина располагала временем.
– Кирюша, скажи: «Ма—ма!» – попросила Октябрина. Но тот был явно не настроен на учебу. Он вертел головой и скреб когтистой лапку руку хозяйки.
– Кирилл! – строгим голосом повторила она. – Скажи: «Ма—ма!».
Грач вдруг замахал крыльями и стал метаться по палатке.
***
Кирилл Елисеев шел за кепкой. На самом деле, это был лишь предлог. Надоели ему уже эти раскопки. Ничего интересного в том, чтобы выковыривать из земли осколки древней посуды, а еще хуже – мышиные кости, Кирилл не видел. Он скучал по собакам, по своему Гранту и кинологическому клубу. А еще Елисееву до чертиков надоел Брёма, с его занудством. Поэтому, паренек шел по лагерю не спеша, если не сказать, слишком медленно.
Он проходил мимо палатки Октябрины Осиповны, когда услышал ее голос:
– Киря, Кирюшечка, иди ко мне!
Елисеев оторопел. Чего ей надо? Голос Октябрины был приторно—сладким. Так иногда разговаривают с малышами. Кирилл поежился. Интересно, зачем он ей понадобился.
– Иди ко мне, мой хороший! Иди ко мне, мой сладкий! – что—то в голосе Октябрины напомнило ему бабушку Машу… Он вспомнил ее дачу, пирожки с ревенем.
«Не, ну когда так уговаривают, уже неприлично пройти мимо», – подумал Кирилл. И решился зайти. Полы палатки были открыты, но когда парень просунул голову внутрь, то уткнулся в марлевый полог, натянутый от комаров. Октябрина Осиповна гостей не ждала, и была одета лишь в бюстгальтер и панталоны. От неожиданного и вероломного вторжения она истошно завопила, и треснула Кириллу кулаком по макушке.
Паренек шарахнулся, и налетел на металлическую сборную стойку, которая служила каркасом палатки, которая тут же рухнула, от чего бабуля завопила еще громче: «Что вы делаете, ироды?». Дальше последовала отборная брань. Кирилл бежал на раскоп с вытаращенными, быстро моргающими глазами. Его лицо передергивало – нервный тик усилился. Бедный парень со стороны выглядел ужасно. Ребята на раскопе смотрели с изумлением на Кирилла, и слышали крик Октябрины Осиповны из лагеря.
– Кирилл, что случилось? – спросила Ирина Алексеевна, но тот ничего внятного сказать не мог. Тогда она пошла в лагерь.
Картина, которую она Ирина увидела, на долгие годы запечатлелась в ее памяти. Палатка Октябрины лежала на земле, из нее торчала взъерошенная красная голова пожилой женщины. Лицо ее было перекошено от гнева и ужаса. Счастливый грач летал по лагерю.
Октябрина Осиповна, то ругала напавших на нее нахалов и извращенцев. То вдруг ее голос становился ласковым, и она звала назад своего питомца: «Птичка моя, вернись!», при этом театрально смахивая невидимую слезу.
Ирина Алексеевна, при всем уважении к возрасту гостьи, еле сдерживала смех. Из камералки выскочили Любка с Алиской. Ирина жестом показала им зайти обратно. Больше в лагере, к счастью, никого не было. Дежурные ушли купаться.
– Что случилось, Октябрина Осиповна? Вам плохо? – спросила Ирина как можно вежливее.
– Мне очень плохо! – завопила та. – Ваши воспитанники не просто отрицают здоровый образ жизни! Все гораздо печальнее! Они нападают на безвинных женщин!
– Что вы такое говорите? Кто на вас напал?
– Я не знаю! Но, конечно, это был мужчина! И он воспользовался моментом, когда я… Была к этому совершенно не готова! Ну то есть… Я была… Я и сейчас… – тут Октябрина понизила голос, и почти шепотом сказала: – В одном нижнем белье… А потом этот наглец порушил палатку, и пока я распутывалась, мой Кирюшечка улетел! Он, конечно, вернется к своей мамочке! Но я… Я уезжаю! Сегодня же!
Нельзя сказать, чтобы Ирину Алексеевну расстроила это новость. Скорее, наоборот. А, получается, таинственным извращенцем был кто? Кирилл Елисеев, который сам до ужаса напуган.
– Мы разберемся, – сказала Ирина Алексеевна. И помогла Октябрине поставить палатку.
***
На раскопе никто не работал. Ребята побросали инструмент, и окружили Кирилла. Они заливались от смеха, просили рассказать историю снова и снова. Старшие мальчишки задавали Елисееву вопросы с подковыркой, и после каждого ответа слышался взрыв хохота. Ирина Алексеевна выслушала Кирюхину историю, и с деланно—печальным видом сказала:
– Эх, Кирилл, что же ты наделал?.. Октябрина Осиповна—то уезжает…
Ребята, услышав эту новость, закричали: «Ура!», а Елисеев тут же обрел статус народного героя.
***
Вечером у костра собрался совет, чтобы решить, как наказать Лёшу и Костю, которые подделали находку. Ребята возмущались, кричали, что это недопустимо. Но на самом деле, всем было весело.
– Меня Лёша подговорил, – оправдывался Костя.
– Я пошутил! – кричал Лёшка. – Я просто ляпнул, а Костян говорит: «Давай, давай!»
Отряд шумел. Кто—то хихикал, кто—то предлагал назначить штраф или исправительные работы. Ирина Алексеевна с серьезным видом сказала:
– Что ж… Будем вас судить. Кто хочет быть адвокатом?
Повисла пауза.
– Ну давайте я, – предложил Удав.
– А я буду обвинителем, – вызвался Сенька. Он уже предчувствовал, что будет что—то интересное.
– Нам нужны свидетели. Кто работал на соседнем квадрате в тот день? – спросила Ирина.
– Мы, – ответили Брёма и Кирилл.
– Таак… И судмедэксперт…
– А это еще зачем? Мы ж не убили никого! – возмутился Костян.
– Чтобы проверить вас на вменяемость! – Ирина Алексеевна улыбалась.
– О, это я могу, – предложила Ксюшка. – У меня бабушка врач. – Аргумент был весомый. Ксюшу утвердили.
– Итак. Суд состоится завтра после ужина. Обвиняемым запрещено покидать лагерь! – констатировала руководительница отряда. После чего все стали играть в «Ситуации».
***
– Правила такие, – сказала Ирина Алексеевна, – один человек уходит, остальные загадывают ситуацию, в которую он попал. И потом задают наводящие вопросы. Задача водящего – отгадать эту ситуацию. При этом он только отвечает на вопросы, а сам их не задает.
Ребята с радостью согласились. Решили подождать Геныча и Любку. Алиса сидела на бревне. Ее не очень обрадовало, что рядом оказались Брёма и Кирилл, одноклассники—ботаники. Они за учебный год и так надоели.
Пришел Геныч. Он сразу же направился к Брёме, и попросил его пересесть. «Это чтоб поближе к Алиске», – сказал Генка непонятно кому. Алиса обрадовалась. Такая компания будет явно приятней. Наконец, подошла и Любка. Она посмотрела на Генку, который сидел рядом с Алиской, увидела его руку у нее на плече, и остановилась за кругом. Ее пытались уговорить сесть к костру поближе. Удав даже хотел уступить ей место. Но она не соглашалась. Вид у нее был серьезный, если не сказать печальный.
Алиса же увлеклась игрой, которая становилась с каждым раундом все увлекательнее и смешнее. Ребята придумывали разные ситуации: «застрял в лифте», «попал в капкан», «утопил трусы», «попал в плен». Под занавес, Сеньке досталось «нашел царевну—лягушку». Когда он вернулся в круг, его стали спрашивать:
– А как ты ее нашёл—то?
– Шел, шел и нашел…
– Она в воде хорошо плавает?
– Ну да, – Ветров подумал, что ситуация про утку.
– А какая у нее была шея?
– Сантиметров пятнадцать – двадцать… – отвечал Сеня, и все засмеялись: «Ого! Ничего себе шейка».
– А как она кричит? – ребята продолжали задавать провокационные вопросы.
– Кви, кви…
Народ просто умирал со смеху. Все, кроме Любы. Она стояла хмурая и задумчивая. Но этого никто не заметил.
Глава 9
Сон Кости
Косте приснилось, что он мальчик и сидит с отцом на берегу. Папа учит его гарпуном ловить рыбу. Он сам сделал это орудие – сначала выточил из кости животного длинный острый крючок, а затем привязал его к палке. Стоя в воде, долго и неподвижно, отец ждал, когда к нему подплывет достаточно большая рыба. И отточенным движением метал в нее гарпун.
Мальчик, в теле которого ощущал себя Костик, стоял поодаль от отца, в воде, она была ему по пояс. Рыба обходила его стороной. Наверное, потому что он не мог не двигаться. Как ни старался. У него был свой гарпун, с палкой покороче. Костя рассматривал его, и заметил на своей руке шрам – глубокий и безобразный, через всю правую кисть.
Но тут отец сильным движением проткнул рыбину, а затем победоносно поднял гарпун вверх. Рыба была огромной. Отец сказал что—то на непонятном языке и обратился к сыну. По—видимому, с вопросом: «Как там у тебя получается?». Костя, в теле сына, что—то ответил, расстроенным или даже обиженным голосом. Отец рассмеялся. Это был крупный мужчина с копной волос, с усами и бородой. Волосы были странным образом подстрижены, точнее, казалось они просто обрезаны ножом. Отец подошел поближе к берегу, бросил рыбину, и вернулся к сыну. Он встал рядом с ним, похлопал его по плечу. А потом стал объяснять, по всей видимости, как все сделать правильно. Голос его был спокойным, сильным и уверенным. Отец смотрел на сына с гордостью, как будто видел, каким сильным и крепким тот вырастет, каким будет хорошим охотником. Глаза мужчины светились особой, отцовской, любовью. В них читалось: "Мы с тобой одной крови, ты – продолжение меня". И Костя вдруг почувствовал ЭТО. Что—то, чего он не мог объяснить словами. Какое—то единство, большее, чем дружба, и даже большее, чем родство. Мальчика переполняло ощущение своей значимости в этот момент, он чувствовал себя большим, очень большим. И жизнь его вдруг показалось ему очень ясной. Как будто он точно знал, кто он теперь. И сердце в груди бешено стучало от неожиданного счастья…
***
Костян проснулся и пытался понять – что это за сон был? И точно ли сон? Ощущения были настолько реальными, что он до сих пор ощущал холод в ногах. И сердце билось часто. У Кости никогда не было отца. Тот бросил их, когда ему было три года, а брату пять. Мать не справлялась с ними. Она работала с утра до ночи, и сил у нее оставалось только на то, чтобы отлупить своих непутевых сорванцов за двойки и плохое поведение в школе. Мальчишки росли на улице. Там они поняли простой закон жизни: или ты, или тебя. А во сне… впервые в жизни кто—то ВИДЕЛ его, видел в нем что—то хорошее. Кто—то верил в него, и любил. Костя уткнулся в подушку и заплакал, как ребенок.
***
Когда Геныч проснулся, Кости в палатке уже не было. Первый раз тот встал раньше него. Гена быстро оделся и вышел. Дежурные будили отряд, и накрывали завтрак. Сонные обитатели лагеря шли умываться. Костяна нигде не было видно.
И тут все увидели, как он идет со стороны раскопа. Голый по пояс, в трико, с румяным лицом, он поприветствовал остальных:
– Доброе утро, народ!
Над лагерем повисла тишина. Девчонки застыли с зубными щетками во рту. Все уставились на Костяна, и ожидали подвоха. Геныч не верил своим глазам. Его разбирало любопытство.
– Доброе утро, – сказала, Ирина Алексеевна. – Ты уже искупался, Костя?
– Да! Я сегодня рано проснулся… ну, думаю, чего бы не искупаться!
– Молодец, – похвалила Ирина. – Хорошее начало дня.
– Хорошее начало хорошего дня! – с улыбкой ответил Костя и нырнул к себе в палатку.
Геныч пошел за ним.
– Костян, а ты чего сегодня такой?
– Какой? – Костя напрягся.
– Ну, веселый…
– Да настроение хорошее, понимаешь.
– А от чего? Тебе, может, приснилось что—то?
Костян бросил на него удивленный взгляд.
– Вообще—то, да. Приснилось. Такой хороший сон… Мы с отцом рыбу ловили!
– Аааа, – разочарованно произнес Геныч. – Я—то думал, тебе что—то необычное приснилось.
– А это и было необычно. Мы гарпуном ее ловили. Костяным, как в школьном музее у нас лежит… А отец, он такой древний был. Ну, как в древности – рубаха такая, знаешь, борода…
Геныч молчал, погрузившись в свои мысли.
– И, кстати, отца своего я с трех лет не видел… Считай никогда…– добавил Костя.
***
На раскопе Алиса расчищала кисточкой торчащие из земли кусочки глины. Оказалось, это фигурка человека. Обе руки у него были обломаны.
Алиса позвала Ирину Алексеевну. Каждая ценная находка, все захоронения зарисовывались на плане с максимальной точностью. А затем делались фотографии. Рядом с находкой выкладывался шифр из пластмассовых цифр и букв, в нем содержалась информация о месте и слое, где артефакт был найден.
Получалось, что пока Ирина Алексеевна будет фиксировать находки, Алиса не сможет продолжать работу на своем квадрате.
– Иди пока ребятам помоги, Генке с Олегом. Они ровняют стенки, а ты позачищай там развал сосуда, – предложила Ирина.
Алиса взяла инструменты и направилась к мальчишкам.
– Меня к вам на зачистку отправили, – сказала она. – Вы не против?
– А ты что на своем квадрате не работаешь? – спросил Геныч.
– Я зачистила погребение. Ирина Алексеевна будет сейчас заносить находки и на план, и фотографировать. Это надолго.
– А, понятно, – протянул Геныч.
Он держал штыковую лопату перпендикулярно земле, и с ювелирной точностью ровнял стенку бровки. С противоположной стороны, то же самое делал Олег. Ребята были мастерами в этом деле.
– Что там за погребенье? Есть что интересное? – спросил Удав, отходя от своей стенки чуть назад, и рассматривая ее, как художник – холст.
– Ребенок. Маленький совсем. Рядом с ним только горшочек небольшой и глиняная фигурка человечка. С обломанными руками. И все.
Геныч вдруг замер на секунду с лопатой в руке. Потом повернулся к Алисе и спросил:
– Глиняная фигурка с обломанными ручками? – в голосе его было волнение.
Алиска с Олегом удивленно переглянулись.
– Ну да… А что, это большая редкость? – спросила Алиса. Но Геныч уже выпрыгнул из квадрата, и ее не услышал.
Он подошел к захоронению, посмотрел на куколку из глины, и оторопел. Фигурка была в точности такая же, как в его сне.
***
Вечером настал судный день. Сразу после ужина, конвой – Рома и Серега с палками—автоматами, отвели подсудимых в погреб, где те должны были находиться до начала заседания. Середину лагеря оборудовали под зал Народного суда. В самом центре расположилась трибуна из нескольких спальников. Для свидетелей и зрителей принесли бревна, чтобы сидеть. Места для подсудимых отгородили импровизированным забором, справа от них было место адвоката, слева – обвинителя.
Подсудимых под конвоем доставили на соответствующие места в зале. Подошла Ксюшка с аптечкой. Заставила присесть три раза, высунуть язык и достать пальцем до кончика носа с закрытыми глазами. Потом спросила, какой сегодня день недели. Ребята не знали, что тут же поставило под сомнение их психическое здоровье. Но они смогли сказать какой сейчас год, и Ксения вынесла вердикт, что подсудимые, в принципе, вменяемые. После этого суд начался.
«Протокол суда
Судья (Ирина Алексеевна):
Здравствуйте, товарищи! Суд идет!
(все встают и снова садятся)
– Эти два человека, заметьте – пионера, совершили тяжкое преступление по отношению к советской науке, археологическому памятнику Омь—1, и руководителю экспедиции. Они подделали ценную находку, просверлив отверстие в клыке дикого животного. Сделали они это намеренно и с корыстной целью – получить в награду банку сгущенки.
(из зала слышно: «Это недопустимо!», «На каторгу их!», «Мошенники!» и т. д.)
– Слово предоставляется обвинителю.
Обвинитель (Арсений Ветров):
– Курукин Алексей обвиняется в организации преступления. Константин Шилов – как сообщник. Читаю показания Курукина: «Я нашел в своем квадрате клык животного. Говорю Костяну, то есть Косте Шилову: «Давай дырочку просверлим, и сделаем вид, что нашли подвеску!». Показания Шилова: «Курукин нашел клык, и говорит мне: «Давай просверлим дырочку». Как видите, показания подсудимых совпадают. И говорят о том, что главарем является Курукин, и в лице Шилова он нашел себе сообщника!
Судья (Ирина Алексеевна):
– Слово предоставляется адвокату.
Адвокат (Олег Майбородов, Удав):
– Костя не виноват, товарищи. Он просто слабохарактерный и поддался влиянию Курукина. А Лёшка тоже не виноват…
(в зале слышатся возмущенные крики)
– Он же хотел подшутить. Он и сам не думал, что дело примет такой оборот и дойдет до сгущенки!
Судья (Ирина Алексеевна):
– Спасибо обвинителю и адвокату. А сейчас слово предоставляется свидетелю.
Свидетель (Елисеев Кирилл, от волнения дергает головой, часто моргает):
– Я…Я… (заикается)
Подсудимый (Костя, кричит с места):
– Вы нас на вменяемость проверяли! А почему свидетелей не проверили?
Судья (Ирина Алексеевна):
– Вам, подсудимый, слова не давали! Так что помолчите!
Свидетель (Елисеев Кирилл):
– Я… считаю, что Лёшка не виновен!
Судья (Ирина Алексеевна):
– Почему?
Свидетель (Елисеев Кирилл):
– Он… Он… Он просто не мог этого сделать!
Обвинитель (Арсений Ветров):
– Вот, видите, товарищи! Главарь уже и свидетелей подкупил!
Судья (Ирина Алексеевна):
– Суд удаляется на совещание! (Судья, обвинитель и адвокат уходят).
Приговор
Курукин Алексей обвиняется в организации преступной деятельности. И, в наказание, завтра он должен будить всех криками «Кукареку!». А также, в обед подсудимый обязан сварить кисель, разлить по кружкам, чокнуться с каждым и сказать: «Давайте братцы, зажуем и помиримся!».
Шилов Константин обвиняется, как сообщник. Наказание: проползти по—пластунски до конца раскопа и обратно. При этом петь свою любимую песню.
Приговор привести в исполнение».
Тут же Рома и Серега погнали Костю в сторону раскопа, тыкая «автоматами». Все остальные побежали смотреть. Костян выглядел счастливым от того, что и наказание оказалось таким легким! Он полз не спеша, наслаждаясь моментом и всеобщим вниманием и выкрикивал «Гоп—стоп» так громко, что охрип.
Лёшка же, наоборот, был хмур. Наказание ему показалось не слишком суровым, но оскорбительным. Он сразу решил, что выполнять его не будет. К его радости, на следующий день все об этом быстро забыли.
***
К вечеру у Алисы поднялась температура. Сенька, когда узнал об этом, вскочил и побежал к ней в палатку.
– Алисочка, может, тебе чайку принести? – спросил Сеня, сидя у входа и не решаясь зайти.
– Спасибо, Сеня, не надо, – ответила Алиса.
– Может, водички принести, а?
– Не надо ничего, – голос у Алисы вдруг, стал грубым, и каким—то чужим. Паренек отшатнулся.
– Не надо, так не надо, – ответил он. Чего он, вообще, поперся сюда? Ясно же, что ей до него нет дела. Он видел, как недавно Геныч положил Алиске руку на плечо. А она не убрала и не отодвинулась. Ей было приятно. И она совсем не такая, как он себе придумал. Сенька вспомнил, как она стояла у камералки с развивающимися волосами… Точнее, он до этого совсем ее не знал. Теперь узнал.
Сеня вернулся к костру, когда ребята уже начали играть в «Личности». Настроения у него не было, поэтому он большую часть времени молчал. Суть игры состояла в том, что один человек загадывает кого—то, а остальные задают вопросы по типу ассоциаций: «Если бы этот человек был деревом, животным, или зданием, то каким?».
Брёма загадывал. «Если бы этот человек был деревом, то каким?» – спросили его. «Высокой березой», – ответил тот. И все сразу закричали: «Это Олег!», и угадали. Теперь была очередь Удава. Ему стали задавать вопросы: «Если бы этот человек был мебелью, то какой?» «Шкафом», – отвечает тот. «А, это Костян!».
Гене совсем уже неинтересна стала игра, захотелось побыть одному. Алиса заболела, он чувствовал свою вину перед ней. Надо рассказать правду, думал он. Давно уже надо. Только как? На душе скребли кошки. У него появилась идея. Он достал из-под Костиного спальника амулет, а потом пошел вдоль раскопа. И, не заметил, как ушел довольно далеко. Перед ним расстилалось поле. По траве рассыпались бутончики полевых цветов: желтые, синие, белые. Гена сорвал несколько веточек, и повернул к лагерю.
Еще не совсем стемнело, и поэтому он нес цветы за пазухой, чтобы никто не увидел. Гена завернул в столовую, взял кружку и зачерпнул питьевой воды. И с ней подошел к Алисиной палатке. Он не знал, что сказать. И просто зашел внутрь. Алиска спала.
Гена достал из-под куртки слегка примятые цветочки, и поставил их в кружку с водой. А затем он нащупал в кармане амулет, и сунул его под спальник, под голову спящей девочки. Конечно, она завтра найдет его, и отдаст Ирине. Ему все равно. Он больше не хотел видеть эти сны.
Гена шагнул наружу. Перед палаткой стояла Люба и смотрела на него с напряженным любопытством. Геныч не нашелся, что ей сказать, и ушел. Она тоже промолчала.