Nomen Sanguinis. Имя крови

– Я дал клятву!

– Глупо, но предсказуемо. Я мог бы помочь вам выйти из клана, вы знаете, но будете цепляться за то, что должно быть разрушено, – за свое положение вассала.

Гвинн позвонил в колокольчик. Уильяма сопроводили в подвал. Эгиль пересел к Гвинну.

– Объяснишь, в чем же я участвовал?

– Что ж. Дай подумать. – Гвинн закрыл глаза и улыбнулся. – В скором времени один известный советник принца Уэльского скоропостижно умрет, наверно, нечаянно сломает шею, упав с лестницы. Все шпионы отца доложили ему о том, как советник развлекался у меня. Мне же он не нравился – оказывал не то влияние на принца. Был излишне ортодоксален.

– А принцесса?

– Я просто оказал ей услугу. Дал свободу от брака, который ее тяготил. К тому же его высочеству пора вплотную заняться Наполеоном, а не семейными разборками.

– Но главное – Совет. Я же привез из Легиона полное одобрение твоих действий? Не ошибаюсь?

– Не ошибаешься. Я давно планировал создать организацию, которая будет сдерживающим фактором для любого из Истинных. Но кто будет сторожить сторожей? Так вот ирония в том, что Совет будет состоять из самих Истинных. – Гвинн улыбнулся.

– Сторожить всех, кроме тебя? – поднял бровь Эгиль.

– Пока задумано так, но кто знает, во что это превратится с течением времени и как повлияет на меня? Совет будет контролировать, как думают кланы, эрла, а на деле они станут контролировать друг друга. Легион будет за ними присматривать. А Большой Совет, состоящий из Вечных, станет еще одной структурой, которая не позволит кому-то перетягивать одеяло на себя. На него Истинные пока не готовы, но всему свое время – не правда ли? Ну и Катрин… Ах, Катрин, конечно, жаль. Она много лет была мне неверной и невероятно порочной подругой.

– Ты убьешь ее?

– Зачем? Она прекрасно сыграла свою роль двойного агента, надеясь выторговать себе место главы клана под протекторатом эрла в новой Франции и одновременно якобы помогая мне создавать Совет как верная подданная Рауля де Вермандуа. Теперь она – головная боль отца. Надеюсь, что эрл пощадит ее. Рауль точно пощадит. Пока все шпионы, включая Катрин, развлекались безумными вечерами, либеральными речами и тайными революционными беседами, я встречался с кланами. Вермандуа собрал остатки французских Домов под свой протекторат, ему уже принесли клятвы верности. Но для того, чтобы вернуть независимость всей территории, у Вермандуа не хватит сил. Эрл все равно останется владетелем Запада, Юга и Востока, но подчиненные ему кланы теперь под защитой Совета. Формально эрл владеет миром. В реальности любой из представителей свободных кланов и подчиненных эрлу может воззвать к справедливости. Совет станет системой мер и противовесов. Теперь война станет хотя бы частично бюрократической. Север пока не верит в затею, но тут отец сам себе навредит Наполеоном. В общем, я очень надеюсь, что Катрин сможет сбежать. Я любил ее по-своему, как и она меня. Да и ее протеже, хочется верить, останется на свободе. Она прекрасная актриса и танцует прелестно. Мы не раз о ней услышим. Я уверен. Кстати, и в постельных делах протеже хороша, если тебе интересно.

– Неинтересно… Поэт? Он тоже как-то принимал в этом участие?

– Он просто нравился Катрин. Впрочем, он был весьма мил в своем желании познавать мир…

– Тоже неинтересно!

– Твой пуританский нрав меня пугает и одновременно забавляет, Эгиль. Но я это принимаю и уважаю. Заканчиваю. Еще я встретился с представителями американских кланов – в скором времени, занятый войной, перестановкой сил в Европе и Советом, эрл лишится своего влияния в Америках. Война за независимость помогла местным кланам задуматься, что совсем не обязательно отчитываться перед Европой и моим отцом и можно стать хозяевами самим себе. А вот сдерживать их будет все тот же Совет. Я боюсь, правда, что тогда эрл обратится к Азии и Индии, но это чуть позже. В общем, это пока все, что тебе нужно знать.

– Ты говорил о войне. Гвинн, война Наполеона уже идет.

– Да, но она закончится не так, как думает отец. Для этого я снова отправляюсь в Россию.

– Мы.

– Нет, ты останешься, Эгиль. Твое место теперь в Совете. Ты станешь главой гвардии. Должен же их кто-то охранять и присматривать за ними. Я уже обговорил это. Ты наберешь независимых Вечных и создашь структуру, которая позволит вмешиваться во внутренние проблемы кланов, что запрещено Легиону.

– Как мило, что ты посоветовался со мной, Гвинн, в выборе моего предназначения, – саркастично процедил Эгиль.

– Это для твоей же пользы. Так эрл не призовет тебя обратно. Формально ты в его клане, хоть и вольноотпущенный, но он не дает, как бы я ни бился, тебе полной свободы. Несмотря на все свитки, манускрипты и книги, что я ему отдал, несмотря на все результаты исследований. Я понимаю почему. Ты – тот крючок, которым он держит меня. Совет как контролирующий орган даст тебе протекцию.

– Мы никогда не теряем своих цепей. Но тебе не понять. Ты лишь говоришь о крючках, но висеть на них приходится другим, даже мне.

Гвинн отвернулся от Эгиля, с деланным интересом перебирая бумаги на столе.

– Глубокое заблуждение думать, что Истинные – свободны. Тебе напомнить о моем детстве и юности? Я пытаюсь освободиться уже очень долго.

– Как Истинный ты можешь создать свой клан, вступить в войну с отцом, устроить переворот и убить того, кто тебе мешает. Тебе не могут приказать связью крови. Ты понимаешь, каково это, когда тебе приказывают убить свое дитя или своего Вечного и ты вынужден подчиниться? Истинные – вершина пирамиды, Гвинн. И доказательство тому то, как легко ты сейчас распорядился всеми нашими жизнями. И моей жизнью в том числе. Моей – твоего друга!

– Так будет лучше.

– Если ты так говоришь, Гвинн… Всегда, когда ты так говоришь. Знаешь, а ведь Вестфорд был прав, когда однажды сказал, что Истинные не могут быть друзьями Вечным. Вы все равно боги этого мира, лишь иногда нисходящие до нас.

Эгиль поднялся и вышел, оставив Гвинна в одиночестве. «Может быть, и стоило найти Еву – принять дар Деотерии, – подумал Гвинн в очередной раз. – Так все стало бы проще. Или сложнее».

Уильяма освободили через несколько недель. Он вернулся в клан эрла, не нарушив клятву, данную Годвину, что, к сожалению, больше не давало ему возможности называть Эгиля своим другом, хотя втайне он все равно считал его таковым. Они редко встречались, но когда это происходило, забывали о клановой принадлежности, чтобы напиться в старой комнате. Эрл смотрел на это снисходительно, что удивляло Уильяма. Смерть Эгиля хоть и опечалила Уильяма, но он понимал, что это плата за мнимую свободу и нарушение клятвы. За наглость хотя бы думать, что можно быть независимым.

Война началась, как и говорил Гвинн. Всего через несколько месяцев после встречи с Гвинном Уильям замерзал где-то в лесах России, глядя в высокое темное небо. Если бы он не окоченел так сильно, его бы даже насмешила собственная смерть. Уникальная для Вечного: ему было так холодно, что он не мог двигаться, и утреннее солнце завершит его путь. Теперь навсегда.

«Может быть, так и лучше. Я слишком много брал в долг у жизни, я давно заслужил то, чтобы стать пеплом под солнцем».

– Неплохая погодка, не правда ли? – услышал он знакомый, чуть насмешливый голос. Уильям с усилием повернул голову. Неподалеку стоял Гвинн, одетый в огромный тулуп, и его глаза ярко светились во тьме ночи. Легкий запах полыни щекотал ноздри, так контрастируя окружавшему Уильяма снегу. – Хотя, кажется, вы не в состоянии сейчас оценить ее. – Гвинн говорил таким тоном, будто они стояли в гостиной его особняка. Вестфорд попытался улыбнуться, но у него не вышло. – Я искал вас, Уильям, это было сложно. Хорошо, что ваши мысли такие громкие в своей претенциозности! Зачем вы подались в эдакую чащу? Шли бы по дороге, где мои люди ждали вас.

– Чтобы убить? – еле слышно проговорил Уильям.

– Пф-ф-ф, зачем бы мне было тогда вас искать? Вы, кажется, и так собираетесь умереть. Ах, извините, стать пеплом под солнцем, – насмешливо произнес Гвинн. Его люди уже развели яркий костер, и кто-то поднес Уильяму флягу с кровью к губам.

Уильям не ответил и не смутился. На это не было сил. Впрочем, ответ и не требовался.

– Вы с завидным упорством спасаете мне жизнь, – проговорил Вестфорд ближе к рассвету, сидя в маленькой избушке, куда его приволокли, все еще не до конца пришедшего в себя. – Я не забуду этого.

– Не стоит благодарности. – Гвинн искренне и легко улыбнулся. – Мы по разные стороны в этой войне, и я знаю, что вы верны эрлу Годвину, слишком благородный или слишком глупый, чтобы сделать другой выбор, нарушив присягу. Впрочем, этим вы мне тоже нравитесь, Уилл. Постарайтесь не умереть, вы один из немногих в клане отца, для кого честь – не пустой звук. Мне будет жаль вас.

Уильям Вестфорд протянул руку Гвинну Уэссекскому, Истинному королевской крови, сыну своего эрла и врагу своего эрла. И тот пожал ее.

Он много раз встречал Гвинна после этого. Это были разные страны, это были разные ситуации, но он всегда помнил, как тот с сожалением смотрел на него, пожимая руку в том далеком холодном лесу.

Глава 9

Вечером особняк сиял во всем своем великолепии. Деньги решают многое, а Гвинн был очень богат. Когда он вышел из подвала, прислуга стояла в одну шеренгу, и чуть ли не отдавала честь. Гвинн осмотрел каждый угол, пока не убедился, что все идеально. Таким же идеальным должен был стать и его выход в свет. Дизайнеры прислали последние коллекции, а стилисты ждали указания, чего изволит загадочный клиент: для людского сообщества Гвинн выбрал удобную и привычную маску эпатажного богача из России.

Через час после заката Гвинн сел в «роллс-ройс» и двинулся в лучший ресторан, потом посетил бары и, наконец, приехал к Мартину. К этому моменту не только весь Вечный Лондон, весь мир Вечных знал, что Гвинн жив, здоров и еще более притягателен, чем раньше. Одни говорили, что он медитировал где-то в горах и стал просветленным, другие – что он провел это время в тайном убежище, купаясь в крови и предаваясь разврату, третьи – что он посвятил себя богу, но вот какому именно, тут мнения расходились, некоторые отправляли его в монастырь или тюрьму. Даже те, кому было под страхом смерти запрещено произносить имя Гвинна – клановые эрла, шептались о возвращении опального сына хозяина. Гвинн сделал все, чтобы его прибытие не осталось незамеченным и любая попытка избавиться от него вызывала бы у эрла затруднения. «Что ж, если удастся задуманное, то Годвин поостережется вообще посягать на мою жизнь и свободу, но всему свое время», – думал Гвинн, глядя в окно автомобиля.

Гвинн вошел в клуб Мартина так царственно, что все присутствующие замерли. Шествуя по коридору, в котором невольно расступались перед ним гости, он притягивал к себе взгляды, как пламя притягивает мотыльков. В глазах загоралось обожание, восхищение, преклонение. Мартин наблюдал со своего места, как Гвинн идет к нему, невольно вспоминая, как так же шла Эн. Вот только ее и Вечные, и люди старались избегать, от нее кругами расходился страх и чувство опасности, что она внушала, соприкоснувшиеся с ней прятали глаза. Гвинн притягивал, его любили, с ним желали дружить, жить, спать, просто быть рядом. «Удивительно, а они вообще понимают, что Гвинн куда опаснее Эн? По крайней мере, чего ожидать от Эн, было понятно, а его высочество – прекрасный хищник, который легко уничтожит тебя, пока ты улыбаешься, мечтая о нем».

Гвинн изменился. Мартин не мог не заметить этого. Дорогой костюм, рубашка с запонками и тренч – Гвинн мог бы сойти за политика. Волнистые волосы прядями падали на скулы, подчеркивая их, и Мартин с улыбкой подумал, что завтра такая стрижка будет у всех его посетителей. «Если я доживу до завтра. Кстати, улыбка у него осталась та же – ироничная, с ней он меня и закопает», – подумал Мартин.

– Милорд. – Мартин поднялся и нарочито поклонился.

– Мартин, – небрежно отмахнувшись от показного жеста, Гвинн сел на диван. Мартин почувствовал, как Истинный сканирует его, как окутывает его своей силой, и не смог противостоять, понимая, насколько глупо сейчас улыбается.

– Может, не надо? – сказал он, отчаянно пытаясь не поддаваться силе Гвинна. Тот усмехнулся, и давление тут же уменьшилось.

– Как поживаешь, Мартин?

– Спасибо, прекрасно. Рад, что ты решил посетить мою скромную обитель.

Гвинн поднял руку, и Мартин замолчал.

– Сколько тут шпионов, Мартин?

– Парочка от эрла, еще несколько от Совета. Наверняка есть и клановые.

– Отлично. Расскажи мне об Эн, Мартин, и о том, как ты догадался, что я жив и надо передать сообщение. – Во мраке глаза Гвинна блеснули, Мартину показалось, что он почувствовал запах нагретой на солнце полыни, и мир вокруг снова покачнулся.

– После того как она выбрала себе «грешника», а тем более после ее побега, я начал копать, потянул за нужные ниточки. Я и до того собирал о ней информацию, но куда бы ни совался, никто ничего не знал. Но я склонен анализировать и придавать мелочам иной раз слишком большое значение…

– Ты знаешь, где Диана? – прервал его Гвинн.

– Не знаю, она исчезла сразу после побега Эн. Уверен, что мертва. Гвинн… – Мартин запнулся. Он так много хотел спросить, но не смел, и Истинный напротив него догадывался об этом. Его улыбка неуловимо изменилась, став жестокой, Мартин почувствовал, что задыхается.

– Расскажи мне о черной крови. – Гвинн отпустил его, и тот судорожно со всхлипом вздохнул.

– На меня вышел Иштван, мы сотрудничали с ним много десятков лет – он работал на Инквизицию. Он сказал, что надо вывезти контейнеры из больницы и передать ему. Я организовал доставку. Но я не знаю, кто именно вынес их из поместья эрла. – Гвинн посмотрел в глаза Мартину, того начала бить дрожь. – Отпусти меня, я скажу, – прошептал он, и наваждение спало. Звук с танцпола вернулся оглушительными басами, щекотали ноздри другие запахи, не только полыни, но во рту оставался привкус собственной крови и горечи. Мартин поднес руку к носу, шла кровь. – Это была Диана. Я уверен. Она организовала доставку контейнеров в больницу. Я понял это лишь потому, что знал о ее связи с врачом в больнице много лет назад.

Гвинн откинулся.

– Совет знает?

– Нет, я предпочел забыть обо всем сразу и максимально обезопасил себя.

– Поставляя информацию отцу?

– Да.

– Кому и когда это помогало? – хмыкнул Гвинн. – Отец не знает, что ты вскрыл боксы и что связал их происхождение с его лабораториями, иначе ты был бы мертв. Но сегодня узнает, так что мой тебе подарок – беги, пока не поздно.

– Откуда узнает? – У Мартина перехватило дыхание.

– От меня. – Не дожидаясь ответа, Гвинн поднялся и пошел к выходу.

– Куда мне бежать? Он найдет меня, а не он, так Инквизиция! – крикнул ему вслед Мартин. Гвинн не ответил. С той же полуулыбкой он шел, не отвечая на поклоны и заискивающие и возбужденные взгляды. Мартин чувствовал, как влияние Гвинна отступает, и тут же начала нарастать паника. Он незаметно вышел через черный ход. И так же незаметно за ним двинулись несколько теней…

Гвинн добрался до Тауэра за пятнадцать минут до полуночи. Он легко взобрался по стене, прыгнул на территорию крепости. Какому-то из сторожей на секунду показалось, что он увидел движение, но человек тут же забыл об этом. Гвинн прошел к Белой Башне, незаметный даже карателям вокруг. Внутри было мрачно и прохладно. Гвинн поднялся в капеллу Святого Иоанна и, сев на одну из скамей, принялся ждать.

– Когда-то я помогал строить эти стены, – голос эрла отозвался эхом от древних камней.

– Да, перед тем предав всех, кто в тебя верил, и открыв ворота норманнам. Это не написано в учебниках, но такова, кажется, правда. А потом ты предал и их – тех, кому помогал строить стены. – Гвинн замолчал.

– Можно ли предать пешек, сын? Они существуют для того, чтобы ими играть.

– Тут недалеко тронный зал. Как же, наверно, тебя огорчало, что ты не сидишь на троне, а лишь стоишь в ночной тени за ним. Как же тебя огорчало, что весь огромный мир даже не знает, под чью дудку пляшет. Наш мир Вечных и Истинных уже давно так мелок для тебя, да? – Гвинн так и не обернулся. Эрл прошел мимо и сел с другой стороны. Гвинн видел его профиль – жесткие складки у тонких губ, хищный нос с резко очерченными ноздрями, высокий лоб.

– Я и не должен был измениться, – ответил эрл, будто прочитав мысли Гвинна. Он повернулся к сыну: – Бессонных дней из-за твоих страданий у меня не было. А вот ты… Что ж, надо признать, сейчас ты выглядишь лучше, чем… некоторое время назад. – Эрл усмехнулся.

– Да, ты постарался на славу. – Гвинн посмотрел на распятие. – Надо было встретиться с тобой не тут, на священной нейтральной земле, а в пыточной и казематах. Тебе, наверно, там привычнее.

Годвин не шелохнулся.

– Ты давно выпрашивал порку, сын мой. И ночь мне свидетель, я терпел много веков и до последнего предлагал тебе присоединиться ко мне.

– Сегодня ты снова предложишь мне присоединиться к тебе, а иначе отправишь обратно? Будет сложно объяснить мое появление и исчезновение. Конечно, Истинные один раз закрыли глаза на якобы мою смерть. Но вот так сразу второй раз, да после встречи с любимым папой… – Годвин чуть вздрогнул, и Гвинн усмехнулся. – Кстати, как ты ее объяснил – мою смерть? Нападением, кажется?

– Я запретил упоминать твое имя как предателя и сказал, что ты пытался убить меня, но погиб раньше. Впрочем, нападение было правдой. – Годвин помолчал. – Если бы я предложил снова присоединиться ко мне, ты бы согласился? – Эрл пристально посмотрел на Гвинна, как тому показалось, даже с надеждой и некоторым любопытством.

– А что ты предложишь мне в обмен на годы боли и ужаса? – ответил Гвинн вопросом на вопрос.

– Что такое боль, сын? Всего лишь несколько минут в вечности. Она не убьет тебя, но многому научит.

Гвинн показал клыки.

– Может быть, сам попробуешь?

– О, что только я не пробовал за века. Иногда мне требовались годы, чтобы полностью восстановить тело. Ты спрашиваешь, что я могу тебе предложить. Все то же самое, сын. Весь этот мир и даже больше, и именно ты – мой наследник.

– Какой смысл быть наследником бессмертного правителя?

– Скажем так, я не смогу править в одиночку, так что скорее тут подходит слово соправитель.

– Ты уже владеешь огромными территориями. Зачем тебе больше, отец? – Гвинн запнулся всего на мгновение, но эрл заметил это.

– Тебе сложно называть меня отцом, не так ли? Наверняка ты все еще просыпаешься от кошмаров, в которых возвращаешься в камеру и тебя снова и снова отправляют на пытки. – Он усмехнулся. – Да, в этом и смысл порки. Показать, что будет, если снова нашкодишь. Сломать волю, поставить на место, продемонстрировать, что ты не самый сильный. Что ж, давай я скажу так: у тебя два выхода. Первый – ты присоединяешься ко мне, второй – прошедшие про́клятые годы покажутся тебе раем по сравнению с тем, что будет. И я позабочусь об этом лично.

– Какая приятная перспектива. В нашей семье столько нежности и понимания. Всегда ценил это. С того момента, как ты отобрал меня у матери.

Эрл задумчиво вздохнул:

– Жаль, что я так и не выбил из тебя ее глупости. В тебе слишком много от нее, ты так похож на…

– Не произноси ее имени, – прохрипел Гвинн.

Эрл продолжил, не обратив внимания:

– Она восстала против меня. Как и ты. Это был вопрос безопасности, сын. Ты – истинная, но дурная кровь Туата де Дананн. Огражденные великой стеной, долго жившие в мире своих иллюзий, кичливые в своей приверженности свободным традициям древних племен, они были обречены. Твоя мать любила напоминать, что в ее крови течет чистая кровь самого Ллуга, тогда как я и мое племя – выродки, оставшиеся после Великой Катастрофы. Мы эволюционировали, многому научились. Может быть, в ее предках было больше древней крови, но Древних давно нет, а мы есть. Было бы куда лучше убить и тебя. К сожалению, ни одна из любовниц и других жен так и не дала мне ребенка. Впрочем, теперь я понимаю, что зря не убил. Все эти столетия ты лишь мешал мне.

– Я понимаю, что остался в живых не потому, что ты любишь меня и боишься потерять. Вопрос в выгоде: моя сила, что неподвластна тебе, мои знания, мое происхождение. Ты не уничтожил меня, потому что я могу пригодиться, как и моя кровь, которую вы забирали литрами, отец. – Гвинн сделал акцент на последнем слове. – Я нужен тебе, но со смертью Эгиля у тебя совсем не осталось средств давления на меня. Прирученный я куда полезнее, ведь я даже сильнее своей матери. Я тебе нужен как подопытный образец, желательно пришедший на опыты добровольно и помогающий в них. – Гвинн удовлетворенно улыбнулся, заметив, как эрл чуть заметно сжал зубы. – Ты же отпустил меня? Отпустил, разыграв целый спектакль. Что же ты хотел? Уж не проверить ли, как напичканная черт-те чем Алия изменит меня? Давай начистоту. Ты и ее отпустил. Зачем? Ты мог бы провернуть все в своих лабораториях.

– Ты забываешь, сын, одну простую вещь, несмотря на то что сам недавно взывал к ней и обвинял меня в отсутствии ее. Любовь, что влечет за собой самопожертвование, желание спасти, защитить… Красивые слова, за которыми кроется химия крови… Однажды, глядя на очередной неудачный эксперимент, я подумал: может быть, мои опыты не дают нужного результата, потому что Алия должна хотеть спасти тебя и добровольно дать свою кровь. А ты – принять ее, потому что в любом состоянии хочешь лишь защитить Алию и воссоединиться с ней. Вы связаны, и вы любите друг друга так сильно, что ты пробился к ней сквозь все запреты, выстроенные мной у нее в голове, а она услышала.

– И что же должно было случиться дальше по твоей задумке?

– Алия – ключ. Ты сам говорил. Ее кровь должна раскрыть в Истинных способности Древних, трансформируя нас.

– Довольно глупо было с твоей стороны поделиться такой силой со мной. – Гвинн рассмеялся. – А вдруг бы получилось, и сейчас бы ты ползал у меня в ногах, а я стоял во главе пищевой цепочки.

– Ты прав, это было опасно, но я рискнул. Впрочем, держал палец на красной кнопке… К сожалению или к счастью, ничего не произошло, эксперимент провален. То ли я ошибся в степени вашей привязанности друг к другу, то ли Алия – не ключ, то ли ты не настолько полон крови Древних, чем кичился род твоей матери. – Гвинн ничего не ответил, лишь тихо завибрировали камни, словно за стенами бушевал ураган. Эрл Годвин примиряюще поднял руки. – Когда-то мы работали вместе, сын, когда-то ты помогал мне и даже направлял, одержимый идеей найти древнюю кровь и воссоздать ее, и это принесло плоды. Так почему бы нам снова не объединиться? Это ты подсказал мне путь. Подскажи снова.

– В переводе это значит: «Я в тупике, мои ученые – дегенераты, лаборатории не дают результата, твои записи так и не смогли расшифровать, а те, что смогли – нам не помогли». Пожалуй, я откажусь. Я закончил с экспериментами в тот момент, когда убил Деотерию – свою кровь. Это было сложно и навсегда отвратило меня от мысли продолжать опыты. А может быть, я вдруг понял, на что ты собираешься обречь человечество и какую роль себе уготовил в новом мире и на что обреку мир я, опередив тебя, кровь от твоей крови. Может быть, потому, что осознал, что методы, которые мы используем, чудовищны, особенно после того, что сделала Деотерия, и содрогаясь от того, что сотворил с ней я, чувствуя ее боль самой своей сущностью. Или я никогда не собирался помогать тебе, лишь водил кругами и подделывал данные, отвлекая от войн, что ты вел. Делая из тебя одержимого ерундой дурака и тем самым ослабляя. Так отдавая дань памяти моей матери.

– Банальная месть? Было бы обидно, конечно, поверь я в это. Несмотря на твою неспособность посмотреть на ситуацию со стороны и понять, что наказать твою мать и ее род требовали обстоятельства, вряд ли ты тратил время на эксперименты ради мести. Точнее, так: твои эксперименты были из мести, вот только ты хотел не отвлечь меня, а сокрушить силой Древних. Но почему ты не закончил? Почему после Деотерии прекратил свои поиски? Или не прекратил?

– Черная кровь, – пошел Гвинн ва-банк и с удовлетворением увидел, как изменились зрачки эрла. – Что это? Что ты подкинул Инквизиции и зачем?

– Ты не терял времени даром после своего освобождения. Я так понимаю – кто-то в цепочке, кто знал о крови, выжил. Видимо, Мартин все-таки сунул нос не в свои дела – ты же приехал от него? – Эрл обернулся к сыну. Тот сидел, спокойно рассматривая потолок и стены. – Как же ты все-таки на нее похож…

Гвинн еле заметно вздрогнул, но не повернулся.

– Черная кровь, эрл!

– Черная кровь, – покорно повторил Годвин. – Я не силен в магии крови и силы Истинных, но даже я догадался, что ты передал все, кроме заметок о Древних. Вот то, чего не хватало нам. Все, что мы есть, вся наша сила, все наши возможности – это кровь. В общем, чтобы приблизиться к Древним – тоже нужна кровь, ведь люди получают часть наших способностей благодаря ей.

– Прелестно. Вы потратили на то, чтобы додуматься до этого, столько лет? – Гвинн усмехнулся. – Тебе и правда стоит разогнать своих лабораторных идиотов, подопытные крысы и те умнее. Однако древней крови нет, она исчезла вместе с Древними. То, что осталось в Истинных, – это слабое мутировавшее подобие.

– Да. Поэтому мы создали кровь сами. – Годвин, казалось, ни капли не был оскорблен словами сына. – Благодаря Алии и Деотерии, кровь которых хранила в себе следы как Древней крови, так и Истинной – твоей, кстати. Все благодаря тебе.

– Столько усилий, и никаких результатов, – хмыкнул Гвинн. – Давай я скажу тебе, где ошибка. Несколько поломанных генов не воссоздадут древней крови. Думаю, что твои исследователи тебе говорили. С ее помощью нельзя создать прекрасное и беспрекословно подчиняющееся воинство, не знающее сомнений и страданий. С ее помощью не получится найти в себе сил, которыми обладали Древние. Это изначально тупиковый путь. – Гвинн пристально смотрел на Годвина. – Так вот в чем дело. Вот зачем тебе нужен я. Не столько я, сколько Алия. Я должен убедить ее на окончательную трансформацию. Ты хочешь инициировать ее той баландой, что намешал? – Гвинн в ужасе смотрел на отца. – И все это в поисках того, что по сути – мифы и легенды, каждая из которых противоречит предыдущей. Ты всерьез поверил в то, что написано людьми и Вечными через много столетий после катастрофы, о которой мы ничего не знаем? После темных времен, которые стерли само воспоминание о ней. Даже если бы у тебя была древняя кровь, инициация ею свела бы с ума любого из нас. Потому что невозможна трансформация без объекта, без Инициатора!

– Меж тем Алия выжила. – Гвинн резко развернулся к отцу. Тот спокойно посмотрел ему в глаза. – Ты ведь наверняка предполагал, что это древняя кровь блокировала связь с тобой. Алия стала сильнее, выносливее, она обрела способности, которые недоступны Вечным. И это было предсказуемо – в ней течет кровь Деотерии, а инициировал ее ты, потомок Ллуга, – насмешливо проговорил Годвин, помолчал и, помрачнев, продолжил: – К сожалению, инициируемые ее кровью люди умирали, а Вечные и Истинные, приняв ее кровь, лишь быстрее восстанавливались и становились чуть сильнее. На время. Мы даже провели опыт по попытке повторной инициации Вечного ее кровью. – Гвинн вздрогнул, представив себе последствия.

– И сколько же ей пришлось приходить в себя после этого?..

– Пару месяцев, мы подтерли ей память, погрузили в «аквариум», а потом продолжили. Вечный, к сожалению, умер.

– Скорее всего, мучительно? – Гвинн не стал дожидаться кивка. – И чью же кровь ты ей влил?

– Кто знает. Мы даже не были уверены до конца, что это кровь. Мы нашли ее, черную и смоляную, в коллекции одного из ценителей Древнего Египта, чьи предки разворовывали пирамиды.

Гвинн уткнулся лицом в руки.

– Вы – идиоты.

– Скажи мне почему, – не демонстрируя недовольства, проговорил Годвин.

– Я скажу, потому что, надеюсь, что это заставит тебя отказаться от твоих планов. Это кровь не ее Древнего. Чужая кровь могла взорвать каждую из ее клеток, вывернуть наизнанку. И за то, что она выжила, стоит благодарить, видимо, Деотерию и ее опыты. Через много столетий ее потомок выдержал, но это не значит, что выживут другие… – Гвинн помолчал. – И ты об этом знаешь, потому что видел, как они не выживают. – Он выделил слово «как» и помолчал.

– В твоих силах пройти этот путь к победе или поражению со мной и заодно защитить ее, если уж она так ценна для тебя. Подумай об этом. Я дам тебе время.

– То есть ты не откажешься от задуманного?

– Нет!

Эрл пошел к выходу.

– Инквизиция. Я понял, почему ты отдал им контейнеры, отец. – Годвин остановился. – Они думают, что у них древняя кровь, но ты им отдал ту смесь, что создал из крови Алии? Поэтому у упырей тот же поломанный ген, что и у нее. Ты не мог не понимать, что они наплодят упырей и выпустят их в мир, подкидывая опасную игрушку Инквизиции, которую те с радостью схватили. Война меняет мир. Война создает героев в их блеске и славе. Война уничтожает слабых. Война меняет политическую расстановку сил. Война отвлекает всех от того, что ты делаешь на самом деле.

– Займи правильную сторону, пока не поздно, сын.

– Да, отец. Кажется, мне наконец придется сделать выбор.

– Смотри только не перехитри сам себя, трикстер^[2], и надеюсь, не надо объяснять, что твоя Алия станет самым желанным подопытным объектом во всех лабораториях мира, если хоть что-то из этого разговора всплывет. – Эрл вышел. Гвинн остался сидеть, в задумчивости глядя на старые стены.

…Гвинн стоял на пепелище, его глаза болели от света, дыма и копоти. Крепостные стены обвалились, и донжон чернел на фоне неба, создавая иллюзию, будто кто-то там в дыму простер в мольбе руки вверх. Гвинну казалось, что он заходится криком и это должно быть слышно. Но то было лишь внутри него. В мире все дышало тишиной и спокойствием. О произошедшем напоминало лишь теплое, чуть пованивающее пепелище.

Гвинн видел, как его мать сражалась, возглавив последних из преданных ей Истинных и Вечных, и как она сгорела на солнце, прикованная к стене своего же замка. Она обернулась туда, где под защитой оставшейся крыши стоял ее сын, которого крепко держал за плечо эрл Годвин. Мать улыбнулась ему почерневшими губами и спела несколько строк колыбельной, которую он любил в детстве. Это было так давно – до того, как эрл Годвин вырвал его из рук матери, доставил в свой замок и приказал выбить, по его выражению, всю дурь, что жена внушала сыну и тем ухудшила и так с рождения испорченное. Так и сказал испуганному плачущему ребенку и слугам, держащим его. Из него выбили, и не раз. И он научился больше не плакать, даже оставшись один, не позволял себе этого. Он отлично запомнил науку о стойкости, как называл ее эрл. Сломанные кости долго срастаются у юных Истинных, которые еще не пробовали вкуса человеческой крови.