Кутаясь в толстый белый халат, я смотрела из окна отеля на мягко падающий на улице снег и думала о том, как тихо и спокойно может быть в Старой Риге в последние дни старого года. Казалось, что в ту минуту все погрузилось в звуковое небытие, и весь мир обволокла какая-то хрустящая тишина, была только я, свет фонаря и безмолвно летящий на брусчатую дорогу пушистый, невесомый снег за окном. Поэтому, когда Ярослав слегка коснулся ладонью моего плеча, я вздрогнула от неожиданности.

– Извини, я не хотел тебя напугать,– он обнял меня и притянул к себе.

– Я задумалась…– тихо ответила я, обнимая его ответ.

– О чем?

– О том, что ты мне рассказал сегодня… я все время хотела спросить… скажи, а почему вы не уехали?– я слегка отстранилась от него и посмотрела ему в глаза.– Почему не уехали, как только поняли, в какой ад попали?

Ярослав нахмурился и, отстранившись от меня, сел на огромную смятую нами кровать.

– Не знаю… думаю, никто не хотел казаться трусом и первым предлагать уехать. Сначала нам казалось, что все ерунда, война как война, и убьют кого угодно только не нас. Да и что такое «убьют» мы тоже знали только из американских боевиков. Потом мы впервые увидели войну вблизи… кто скажет, что война не страшная – ничего не знает о войне. Нам было страшно. Каждому из нас. Однако прослыть трусом никто не хотел, поэтому, сцепив зубы, мы оставались там. Довольно быстро некоторые из нас впервые попробовали наркотики, а с ними страха практически не было, все делалось автоматически, поэтому мы иногда ими баловались, а потом… я встретил Биляну. Поэтому для меня дороги назад не было, во всяком случае, я тогда так думал.

На секунду Ярослав замолчал, а потом продолжил.

– Знаешь, есть такое четверостишье, которое почему-то въелось в мою память, и я никак не могу выкинуть его из головы.

Каких друзей война мне подарила?

Да тех, кого потом назад взяла.

Убить меня хотела, и убила,

Ну, что с того, что жизнь не отняла?

– Мне очень жаль твоих друзей и… тебя,– негромко сказала я то, что так давно хотела сказать.

Ярослав брезгливо поморщился и ответил:

– Что ты пытаешься мне этим сказать?

– Ничего. Только то, что мне вас жалко. Безумно жалко. Потому что вы бездумные и несчастные дураки, которых угораздило родиться в таких семьях, которые позволили вам уехать. И потому что вам пришлось все и всегда по жизни решать и делать самим, что вас не научили просить о помощи, когда она нужна. Мне очень жаль, что ни один из вас не был настолько смел, чтобы остановить других и не позволить совершить эту непоправимую ошибку, и что тебе и Косте выпало остаться живыми и нести этот чудовищный груз потери и чувства вины всю оставшуюся жизнь.

Я подошла к нему и, сев на колени, нежно обняла.

– Никто и никогда не облегчит вам эту ношу,– я погладила его по голове, слегка взъерошив волосы,– и вам самим надо попытаться простить себя… за то, что остались живы.

Ярослав прижал меня к себе так крепко, что у меня захрустели позвонки, и перехватило дыхание. Я ласково взяла ладонями его лицо и коснулась его губ своими. Мы целовались так тепло и трепетно, словно никого ближе и дороже друг друга у нас не было во всем белом свете. Ярослав положил меня на кровать, аккуратно ослабил пояс моего халата и, проскользнул под него рукой…

– Почему мы не можем быть вместе?– слегка отстранившись от моих губ, хрипло спросил Ярослав.

Я открыла глаза и улыбнулась.

– Нам обязательно сейчас это обсуждать?– спросила я, едва заметно облизывая губы.– Мне меньше всего сейчас хочется разговаривать с тобой.

Я приподнялась на локтях и нежно поцеловала его в уголок рта, украдкой коснувшись кончиком языка его губ.

– Подожди, Маш…– Ярослав аккуратно, но настойчиво отстранил меня и посмотрел мне прямо в глаза.– Ответь.

– На что?

– На мой вопрос. Почему мы не можем быть вместе?

– А разве мы не вместе?– мне очень не хотелось обсуждать эту тему.

– Я имею в виду не только в… этом плане.

– А какой еще план может связывать мужчину и женщину?– по-кошачьи улыбнулась я и провела ладонью по его груди и животу.– Ты же не жениться мне хочешь предложить?

– Нет. Не жениться,– угрюмо ответил Ярослав.

– Ну, вот и славненько,– промурлыкала я, опускаясь ладошкой все ниже и ниже,– тогда говорить будем меньше, а делать больше…

– Маш…– выдохнул Ярослав и уже в следующую секунду прижал меня к себе, отвечая на мои поцелуи и жадно ощупывая ладонями мое горячее, податливое тело.

Мы лежали разгоряченные и усталые и не знали, как начать тот разговор, который каждый из нас хотел начать. Ярослав о том, что любит меня и хочет встречаться, как нормальная пара, ходить в кино, театры, гулять по паркам, а не украдкой встречаться в отелях или у него на даче для секса и рассказов о прошлом. Такой уклад наших отношений его больше не устраивал. Он хотел сказать, что любит меня так сильно, что способен убить любого, кто меня обидит. Я помогла ему найти свет в себе самом и его жизни, и он старался за него держаться, но в равной доле я разбудила и то темное, что появилось в нем в Космете в тот день, когда он впервые убил.

Я же думала о том, что через полтора месяца приезжает Алексей, и мне придется смотреть ему в глаза и объясняться. Я знала, что совсем скоро настанет день, и я буду вынуждена сделать окончательный выбор, я должна буду остаться только с одним из них. И в ту секунду выбор для меня был очевиден – я была безобразно и болезненно влюблена в Ярослава, в наши сексуальные отношения и в его прошлое. Я жила этим прошлым. Я ждала наши встречи, ждала его рассказа. Мне почему-то было важно прожить с ним это все еще раз. В то время я еще не понимала, что это не любовь, что любовь не может быть такой мутной, удушающей и болезненной, что она совсем другая, и она рядом со мной, а я так глупо и подло ее предаю и отталкиваю от себя.

– О чем ты думаешь?– тихо спросил Ярослав.

– О нас,– честно ответила я.

– Я тоже.

– И что ты думаешь?– я водила пальцем по его груди, рисуя какие-то невообразимые геометрические фигуры.

– Что мне хорошо с тобой, как ни с кем,– сказал Ярослав и чмокнул меня в лоб.

Я ничего не ответила, а просто уткнулась носом ему в грудь.

– Почему тебя прозвали Каином?

– Нам всем давали те или иные кликухи, так проще было… мы как будто обезличивались что ли. Поэтому Коля был Питером, Уханцева мы звали батей, Костя, как и в школе был стариком, Марк ботаном, Валерка малым, Сашка мамулей…

– Мамулей?– удивленно улыбнулась я.

– Ага,– вслед за ней усмехнулся Ярослав.– Потому что готовил вкусно и всегда обо всех заботился… как мамка.

– Ну, у этих прозвищ есть логические объяснения,– я надела халат и села в кресло напротив него.– Но Каин?.. ты не похож на предателя, который может сделать подлость или убить близкого ему человека.

Ярослав вдруг стал угрюмым и даже враждебным, словно за секунду его подменили на кого-то, с кем я была совершенно не знакома.

– Ты просто мало и плохо меня знаешь,– он посмотрел на меня чужим абсолютно ледяным взглядом.– И забыла, что Каин был не только предателем и человеком убившим брата, он в принципе был первом человеком на земле совершившим убийство.

– Да, я помню,– кивнула я.

– Из нашей компании я был первым, кто убил,– он встал и отошел к окну и, слегка отодвинув занавеску, посмотрел на улицу.– И я очень хорошо помню и глаза этого шиптара и то как из них испарялась жизнь, и стальной запах еще горячей крови.

Он обернулся и пристально посмотрел мне в глаза. Я почувствовала, как по спине пробежал холод и потуже запахнула полы махрового халата.

– Боишься меня такого?

– Нет,– я осторожно помотала головой и сжала кулаки, спрятанные в широкие рукава.– Боюсь тебя всегда и целиком, а не в какие-то отдельные моменты.

Ярослав отвернулся и задернул занавеску.

– Я никогда не сделаю тебе плохо,– тихо сказал он.– Обещаю.

– Расскажи мне, что было с вами дальше…– попросила я, забираясь с ногами на кровать и стараясь отогнать от себя нависшую вдруг тревогу.

– Прямо сейчас?– Ярослав нехотя приподнялся на кровати и посмотрел на часы, которые показывали 23.47.

– Да. Только включи диктофон, пожалуйста.

– Как скажешь…– Ярослав подошел к журнальному столику и, включив диктофон, закурил.

14. Ярослав

Январь 1999 года, местечко Полац, 4 км от Србица, Автономный край Косово и Метохии

Через две недели постоянных передвижений в районе Клина и неожиданных стычек с албанцами объединённая группа Уханцева и пятеро ребят примкнувшие к ним из Обилича под командованием Гави Ямши, вошли в населенный пункт Полац. Привычной тактикой они зачистили три дома, в которых прятались шиптары и, решив остаться в них до рассвета, чтобы при необходимости встретить остатки боевой группы албанцев, группа распределилась по домам.

Костя, Марк и Сашка легли на солому щедро разбросанную по полу, а Ярослав сел рядом с окном на двухчасовую вахту. Они ушли из Сбрицы чуть больше двух недель назад, чтобы избежать возможных атак со стороны албанцев, и в целом занимались доставкой провизии и медикаментов для тех групп солдат, которые были в Клине и нуждались в помощи. Боевых акций было всего три, и все они были неожиданные и плохо подготовленные, и сначала Ярослав сложнее всех из ребят отходил от каждой из них, и это бесило и угнетало.

После каждой стычки с албанскими боевиками наступал уже привычный тихий сиплый гул в голове и груди, больше походящий на ненастроенный вой старого локомотива. Ярослав всегда думал, что так из него уходит страх, который намертво въедался в поры в первые минуты после того, как они заканчивали очередной отстрел противника. Ему было необходимо около получаса, чтобы успокоить этот гул и полностью овладеть собой, своими мыслями и телом. Это был не обычный страх смерти или круговерти, в которую они попали, а скорее страх непрощения от того, что они переступили красную черту и для их душ нет хорошего пути. Завтра будет точно такой же день, с новыми трупами, новыми чистками и отражением атак местных албанцев. Завтра никогда не станет другим, а если станет, то никоим образом не изменит день прошедший.

Он отчетливо помнил каждого из тех трех албанцев, что убил своими руками. Не просто попал в них, отстреливаясь, а именно убил, глядя как закатываются их глаза от удушения или струиться кровь от нанесенных ножевых ран. Все трое были его врагами на этой войне, все трое напали на него первыми, но почему-то легче от этого не было. Совсем. Он старался не думать об этом, старался оправдывать себя перед самим собой, но получалось плохо. Единственная мысль, которая его грела – скоро они вернуться в Сбрицу, и он сможет сходить в Девичи и узнать где ему найти Биляну. Он держал в памяти ее образ как что-то единственное светлое, что-то, что не давало ему упасть в бесконечную злобу, мрак и пустоту.

– Каин, иди спать, моя очередь,– Костя подошел к другу и коснулся его плеча, от чего Ярослав вздрогнул.

– Все нормально, я еще могу,– устало пробормотал он и потер ладонями лицо, словно приводя себя в чувство.

Костя озабоченно посмотрел на Ярослава:

– Ты когда спал последний раз? Не дремал часик, а спал хотя бы четыре часа?

– Не помню,– Ярослав отмахнулся от друга.– Я в норме, Старик, честное слово.

– Сомневаюсь… У меня есть кое-что,– Костя порылся в карманах штанов и достал небольшую баночку с какими-то таблетками.– На, возьми одну.

– Что это?– нахмурился Ярослав.

– А ты сам как думаешь?– Костя отсыпал одну таблетку на ладонь и протянул парню.-Держи.

– И давно ты?

– Нет,– сухо ответил Костя,– пару недель назад достал только.

– Нахрена, Кос?– Ярослав смотрела на протянутую таблетку, не решаясь ее взять.

– Чтобы спать когда надо, и не спать, когда не надо, и не чувствовать то, что я начал чувствовать,– довольно резко ответил Костя.– Брать будешь?

– Это совсем дурь?

– Нет,– помотал голой друг.– Считай это антидепрессантом. Просто даст тебе возможность чувствовать себя чуть сильнее, смелее и безэмоциональнее. А потом как отпустит замечательно уснешь и сможешь наконец отделять день от ночи.

Ярослав взял таблетку и с сомнением покатал ее между пальцами.

– Гори оно все…– пробормотал он и закинул таблетку себе в рот.– Воды дай.

Костя протянул другу бутылку, взятую со стола и сел рядом.

– Когда мы вернемся в Сбрицу? Ты что-то слышал от Гави или Уханцева?

– Утром выдвигаемся в ту сторону, только дождемся еще один грузовик из Клина, там вроде медикаменты для монастырских.

– Я могу отвезти,– сразу выпалил Ярослав.

– Я не сомневаюсь,– усмехнулся Костя и толкнул друга в плечо.– Думаешь, она там опять будет?

– Не знаю…может быть,– Ярослав приуныл, допустив, что не увидит Биляну ни в ближайшие дни, ни вообще.

– Ты же понимаешь, что встречаться не получиться?

– Почему?

Костя скептически посмотрел на друга и покачал головой.

– Ты реально такой наивный,– выдохнул он.– Она сербка, наверняка из строгой семьи, а если еще и мусульмане, то совсем беда.

– Я думал все сербы православные,– удивился Ярослав.

– Подавляющее большинство – да, но есть и католики, и мусульмане. Каин, тут в любом случае все строже и по правилам. Просто так тебе с ней никто мутить не позволит.

– Я и не собирался мутить,– передразнил его Ярослав.– Я…

– Жениться собрался?– хохотнул Костя.

– Не смешно,– ощетинился Ярослав.– Не собрался. Я видел ее один раз всего.

– Ага, Марк рассказывал, что ты пялился на нее как на чудо природы,– Костя тихо засмеялся.– Но, Яр, это тебе не Наташка твоя, просто так потусить не получится.

– Да я и не хочу просто так,– буркнул Ярослав.– Я просто хочу еще раз ее увидеть. Что тут такого.

– Ну… пробуй,– улыбнулся Костя.

Ярослав отпил еще воды из бутылки и посмотрел в окно на восходящее солнце.

– Может по кофе? Скоро выдвигаться будем судя по всему,– Ярослав встал и отошел на небольшую кухню.– Давай бутеры сделаю по скорому, там куча жратвы оставалась.

– Давай,– Костя потянулся и, глянув в окно, отошел вглубь комнаты.

Дождавшись главный фургон с лекарствами и провизией, через два часа с небольшим, под шутки и песни, как и полагается сербским военным ребята выдвинулись небольшой колонной на Сбрицу. Грузовик, два трактора с прицепом и две легковые машины «Нива». Стороннему наблюдателю было сложно сказать что это за машины, кто в них и что везет, но боевики УЧК никогда особо не разбирались кто, что и куда везет и они часто обстреливали любой незнакомый и не принадлежащий им транспорт. Так случилось и в этот раз. Когда до ближайшего поста местной полиции оставалась всего несколько сот метров, внезапно засвистели пули, и колонна машин резко остановилась, словно ее свела огромная болезненная судорога. Рации ни у кого не оказалось и вызвать сербскую полицию не представлялось возможным.

– Все из машин!!– заорал Уханцев и выпрыгнул из своей Нивы вместе с Питером и Давидом.

Костя с Сашкой ехали во второй легковой машине вместе с Васей самарским и Яковом, Ярослав же сидел вместе с водителем и Марком в том самом грузовике, который вез все необходимое для монастырских в Девичи. Ярославу и Марку повезло, гранатометчик УЧК промахнулся и не попал в их машину шедшую первой в колонне. Открыв дверь, Ярослав выскочил из кузова и потащил за собой Марка, который кубарем скатился на землю вслед на другом, водитель выскочил в другую сторону и тут же был расстрелян албанцами, засевшими в стоящих домах по вторую стороны дороги. УЧК вели стрельбу в основном по первой машине, в которой ехали Ярослав и Марк и почему-то по середине колонны, где были трактора и первая «Нива» с Уханцевым и остальными ребятами, последние же оставались нетронутыми.

Добежав до ближайшего куста, Ярослав с Марком упали на землю, где уже пригнувшись лежали их командир, Питер и Давид. Позади них справа из заброшенного дома уже вели стрельбу по албанцам Костя, Сашка и Вася самарский, Яков прикрывал перебежки солдат, открыв огонь из-за большого камня недалеко от этого дома. Один за другим Ярослав и остальные солдаты вместе с командиром по одному забежали в дом и заняли огневые позиции у окон.

После получаса стрельбы к ним наконец подоспела сербская полиция, очевидно сообразив, что ожидаемая колонна попала под обстрел где-то совсем рядом, и их помощь в виде танка и десятерых полицейских была как нельзя кстати и помогла быстро оттеснить албанцев из домов, из которых они вели стрельбу глубже в лес. Благодаря относительно слаженным действиям всей группы никто не погиб, за исключением водителя первого грузовика. В целом все понимали, что им неимоверно повезло, что албанцы, устроив засаду, побоялись подходить ближе и вели огонь не особо точно. Было понятно, что эта акция была спланирована ими наспех и без особого продумывания деталей, иначе бы они открыли огонь позже, когда колонна подошла ближе к тем домам, в которых залегли шиптары и наверняка догадались бы заминировать близлежащие дома к дороге. В одном из таких домов как раз и спрятались все выскочившие из машины солдаты.

Вернувшись к машинам, все расселись по своим местам, когда вдруг закричал Яков:

– Стойте! Там мина!!– заорал он, махая руками заведенному грузовику, за руль которого посадили Костю.– В асфальте! Стойте!

Выйдя из машины Уханцев и Васей самарским подошли к тому мету, на которое указывал Яков. В большой выбоине в асфальте стояла красивая нетронутая противотанковая мина, установленная с дополнительным взрывателем натяжного действия. Часто такие мины ставили местные женщины, пользуясь свободой передвижения и тем, что никто не обращал на них должного внимания. Значит все-таки к нападению на колонную албанцы готовились… но почему-то все пошло наспех и не по их задумке.

– Мы должна были на ней подорваться…– Самара посмотрел на командира, и тот лишь коротко кивнул в ответ.

– Они слишком рано начали обстрел, и мы остановились.

– Яков!– гаркнул Уханцев.– Ты – сапер. Что с этим можно сделать?

– Ничего,– Яков помотал головой.– Слава чеке, натяжная нить имеет слабину, вон как провисает… Чтобы не отгонять всех назад и не терять грузовик, я ее вытащу… но лучше бы вам всем подальше назад отогнать транспорт. Никогда не знаешь, как оно пойдет…

– Давай мне без этого,– строго ответил командир.– Если не уверен, в жопу это все. Двинем назад и вернемся в дома до завтра. Пусть сербы этим всем занимаются.

– Я сделаю, бать,– уверенно сказал Яков.– Сделаю.

– Уверен?

– Да,– Яков размял руки и повертел плечами и шеей, как будто готовился к бою.

– Всем отойти на пятьдесят метров!– гаркнул Уханцев вышедшим из машин солдатам.

Яков подошел к мине и аккуратно, не дергая и не надавливая перерезал провисающую проволоку, потом на всякий случай осмотреть не подходит ли к мине другая проволока. Потом он не торопясь вставил в отверстия штоков ударников гвоздь и, ловко подцепив мину самодельным крюком из проволоки, вытащил ее из расщелины в дороге и отойдя не несколько десятков метров вывинтил взрыватель, вращая его против часовой стрелки. Завершив свои действия, Яков отложил мину в сторону и почувствовал, как по виску и щеке скатилась капля пота, не смотря на холодную январскую погоду. Сзади послышались аплодисменты и свист, и он театрально раскланялся перед всеми и, пританцовывая пошел в свою машину.

Дальше двигались медленно, опасаясь новых мин на дороге и в Сбрицу колонна прибыла только к вечеру. Решено было в Девичи ехать утром, а пока разработать план как достать обстрелявших их албанцев.

– Самара, ты с двумя латышами в дозор, а ты позови Гави и Каина,– сказал Уханцев Питеру,– и сам возвращайся. Обмозгуем кого отправить в засаду в то село, куда мы отжали сегодняшних албанских бойцов. Нам надо понять сколько их и зачистить, иначе спокойной дороги в Сбрицу и из нее не будет.

– Думаешь они еще там?– удивился Питер.

– А где ж им еще быть,– ухмыльнулся Уханцев.– Или там, или в леса подались. Но думаю, что там. Кушать надо, готовиться к следующей ходке на дорогу надо, у них там лежбище, а с него так быстро не соскакивают.

15. Мария

Январь 2006 года, Рига, Латвия

Было почти восемь вечера, и я специально задержалась на работе, чтобы закончить начатое дело. Однако, составляя объяснение на исковое заявление, присланное нам из суда, я долго не могла сосредоточиться и сконцентрироваться на сути нашего ответа. Мысли вроде были и даже прощупывались, но вот сцепить их в единую систему и тем более изложить на бумаге у меня не получалось. Я все время думала о Ярославе и том, что он мне рассказывал в нашу последнюю встречу.

Иногда, прослушивая еще раз записи, мне казалось, что я нахожусь в Космете вместе с ним. Он идет на очередное задание, и я рядом, вижу, как это происходит, чувствую, как он все делает по приказу на автопилоте, практически ничего не чувствуя, не осознавая и не думая. Это потом ему становится страшно и тошно. Вот он встречается с Биляной, которая несомненно, что бы он мне не говорил, стала любовью всей его жизни. Через его рассказы я чувствую, как бесконечно много она для него значит. Как он боится ее обидеть, как готов разорвать любого, кто посмеет сказать ей хоть малейшую грубость. Она для него что-то настолько невинное, дорогое и практически святое, что, даже сейчас, рассказывая о ней, у него как-то по-особенному светятся глаза.

Ко мне у Ярослава совсем другое отношение. Меня он не боится зацеловать до смерти, не стесняется жадно ощупывать каждую мою клеточку, каждый изгиб. Он не испытывает почти прозрачного трепета, когда обнимает меня, не пытается растянуть мгновения, когда мы вместе, не хочет просто безмолвно смотреть на меня и только от одного этого быть счастливым. Я нужна ему здесь и сейчас. Ему необходимо постоянно ощущать жар и податливость моего тела, чувствовать мои губы и руки, слышать мои приглушенные стоны. Он обнимает и целует меня стремительно, страстно, порой, даже немного грубо. Он насыщается мной. Я для него способ забыться и вновь почувствовать вкус жизни, со мной его страхи почему-то отступают, а это все, что ему сейчас нужно, к чему он подсознательно стремится.

По мере того, как Ярослав рассказывал мне свою историю, я все больше понимала, что он никогда не перестанет вспоминать и что он, сам того не понимая, ищет ту боль, которую приносят ему эти воспоминания. Потом пытается от нее избавиться и вновь отправляется на ее поиски. Это стало чем-то вроде его собственного наказания, к которому он себя приговорил за все то, что причинил другим людям в Космете. Эти воспоминания и боль никогда не позволят ему забыть все произошедшее и пойти дальше, и он навсегда погряз в них. Он будет продолжать заниматься самобичеванием, пока окончательно не загоняет себя, и в этом я ничем не могла ему помочь. Я могла только слушать его рассказы, помогать ему открываться и быть рядом, но было ли этого достаточно? Не знаю. Порой у меня было ощущение, что у меня не хватает сил вытаскивать его из этой темной нирваны, и меня начинает засасывать туда вместе с ним.

Когда на столе беззвучно завибрировал телефон, я вздрогнула от неожиданности.

– Алло,– тихо сказала я.

На другом конце трубки молчали.

– Алло,– повторила я более громко.

– Алло! Девушка, вы знаете?.. Подождите…– голос на другом конце отвернулся от трубки и громко спросил у кого-то.– Эй, как тебя зовут?! Как?.. Имя! Скажи мне свое имя!..

Где-то среди шорохов на другом конце раздалось какое-то нечленораздельное мычание.

– Ярослав?.. Вы знаете Ярослава?– голос вернулся к трубке.

– Да, конечно,– ответила я, чувствуя, как бешено начинает стучать сердце.– Что случилось?

– Я случайно увидел его… Он, очевидно, сильно пьян и у него разбито лицо, голова и кулаки… во всяком случае, это то, что сразу бросается в глаза. Он не говорит, где живет и не позволяет вызвать скорую помощь. Только все время бормочет, что найдет кого-то там и чтобы к нему не подходили, что у него граната в руке… хотя я никакой гранаты не вижу.

– Где он?– я почувствовала, как у меня холодеют руки и нос.

– В Риге, в центре города… на улице Артилерияс, рядом с парком… не помню названия.

– Зиедоньдарзс,– автоматически подсказала я.– Вы можете побыть с ним минут пятнадцать, я сейчас подъеду.

– Девушка, мне идти надо, я на ночную смену опаздываю. Я и позвонил-то вам, только потому что жалко парня, замерзнет же… а все мимо проходят… а вы первая в списке последних набранных звонков в его телефоне…– сбивчиво объяснял мужчина на другом конце провода, явно желая поскорее уйти и наверняка ругая себя за излишнее человеколюбие.

– Хорошо,– бросила я, натягивая на себя пальто и хватая шарф с шапкой,– приложите ему к уху телефон так, чтобы он мог все время меня слышать.

В трубке раздалось шуршание одежды, человек явно пытался пристроить телефон так, чтобы Ярославу не пришлось его держать в руке.

– Все, вы можете говорить,– услышала я как будто издали голос незнакомца.

Уже закрывая дверь офиса, и выбегая на улицу, где слегка порошил снег, я обратилась к Ярославу:

– Ярослав… ты меня слышишь? Это Маша.

В ответ я услышала только хрип и невнятное мычание.

– Ярослав соберись!– громко скомандовала я.– Слушай меня!

Я побежала к стоянке такси, рядом с нашим офисом недалеко от церкви Святой Гертруды. Не отнимая трубку от уха, я открыла дверь первой стоявшей машины и, ловко запрыгнув на переднее сиденье, сказала:

– На улицу Артилерияс к парку, пожалуйста.

Водитель не говоря ни слова, завел машину и тронулся с места.

– Ярослав!– громко позвала я в трубку.

–…да…– наконец услышала я после непродолжительного молчания.

– Ты – идиот!– почти прокричала я в трубку, прикидывая о чем с ним говорить, чтобы держать в сознании и в адекватном восприятии времени и места.

– …да…– все так же глухо промычал он.

– Ярослав, слушай меня и не вздумай отключаться,– четко, разделяя слова, сказала я.– Я сегодня весь день готовила бумаги в суд по очень интересному делу… Представляешь, один китаец купил тут в Латвии недвижимость, то есть землю, на которой находилась небольшая электростанция, которая когда-то обслуживала близлежащие дома, но на момент покупки не представляла собой никакой ценности и была в нерабочем состоянии. Так вот, эта станция принадлежит какой-то фирме. После покупки земли эта фирма должна была заключить договор аренды земли с китайцем, на которой стоит их станция и все, что с ней связанно. Они этого не сделали, и уже больше двух лет их станция там находится просто так. Ты меня слушаешь?

– Мммм…– промычал в ответ Ярослав.

– Я понимаю, что тебе это совсем не интересно, но ты просто слушай и не старайся вникать,– почти скороговоркой сказала я.– Так вот… Наш китаец подал в суд на них и хочет стрясти с этой фирмы ущерб из-за незаключенной сделки. В нюансы вдаваться не буду, но эти нахалы подали на него ответную жалобу, мол он не позволял им демонтировать и вывезти конструкции, вымогая тем самым заключение договора, в котором они не заинтересованы. Хотя на самом деле это они бегали от него и избегали и встреч, и разговоров на эту тему. Ты представляешь?!

Я закрыла рукой трубку и повернулась к водителю.

– А объехать эту пробку никак нельзя? Там человеку в парке срочно нужна помощь.

– Попробуем,– ответил он и свернул на ближайшем повороте налево.

– Ярослав?..– спросила я.

– …слушаю,– с трудом, но довольно четко ответил он.

Несколько секунд я молчала, лихорадочно соображая, о чем еще можно ему рассказать, и не придумала ничего лучше, чем рассказать еще какой-нибудь случай из своей юридической практики.

– У меня было еще одно дело недавно. Богатый муж делил с молодой, но ушлой женой с силиконовыми губами нажитое за неполный год супружества имущество. Мало того, что этот набитый деньгами дурачок с ней брачный договор не составил, так он еще умудрился…

Я не успела договорить, потому что Ярослав тихо сказал:

– Я люблю…

– Что?– мне показалось, что я ослышалась.

– …тебя… люблю…– чуть громче попытался повторить он.

– Ярослав…– я честно не знала, что сказать и поэтому на какое-то время замолчала.

– Приехали,– констатировал водитель такси и со смаком затормозил у парка.

Я положила трубку и повернулась к нему.

– Вы не могли бы мне помочь? Я заплачу.

– А что делать надо?– с недоверием посмотрел он на меня.

– Помогите мне найти одного человека в парке, а потом отвезти его домой.

– Пьяного что ли?– спросил он, явно собираясь мне отказать.

– Не знаю… возможно. Он сильно избит и ему нужна помощь.

– Девушка, вызовите скорую помощь и не мучайтесь!– посоветовал он.

– Да не могу я!– нетерпеливо воскликнула я.– Так вы поможете?

Он поерзал на водительском сидении и, все еще сомневаясь, выключил двигатель. Я с облегчением выдохнула, понимая, что тащить на себе Ярослава и ждать новое такси для меня практически нереальная задача.

Мы вышли из машины и стали искать Ярослава в парке. Он оказался почти рядом с нашим припаркованным такси и сидел на снегу, прислоненный спиной к скамейке. Выглядел Ярослав ужасно. Куртка была кое-как наброшена ему на плечи, шапки, шарфа и перчаток не было. Голова была немного откинута назад, и, если бы не его лежащий на скамейке рюкзак, на который она опиралась, выглядела бы оторванной. Из носа и левой брови, благодаря холодной погоде, все еще осторожно сочилась кровь, весь левый глаз затек, на шее и чуть выше виска виднелись рваные порезы и ссадины и все костяшки на обеих ладонях были разодраны. Он тяжело дышал. Мобильный телефон, к моему удивлению, Ярослав держал самостоятельно.

– Ярослав… боже мой…– от увиденной картинки на глаза набежали слезы и дрогнул голос,– что же ты делаешь с собой…

Он с трудом повернул голову и посмотрел на меня. На секунду мне показалось, что он меня не узнал.

– Прости,– хрипя, ответил он.

– Помогите мне, пожалуйста,– я повернулась к водителю.

– Девушка, он же мне всю машину перепачкает. Давайте-ка вы на общественном транспорте,– хотел было ретироваться водитель.

– Я заплачу Вам пятьдесят лат, если поможете мне и довезете нас до Олайне.

– Нет… к Пашке…– приглушенно сказал Ярослав.

– В Агенскалнс,– я вопросительно посмотрела на водителя, который явно прикидывал свою чистую выручку и стоит ли связываться с нами.

– Хорошо,– наконец ответил он.

Я наклонилась к Ярославу и, аккуратно подняв его голову, вытащила из-под нее рюкзак и забросила его себе на плечо. Вместе с таксистом мы подняли Ярослава на ноги, и, взяв его под руки, медленно повели к машине. Его тут же несколько раз вырвало.

Я с Ярославом села на заднее сиденье, и он почти сразу потерял сознание. И только тут я вспомнила, что не знаю точного адреса Павла. Таксист поехал по направлению Агенскалнса, а я стала искать номер телефона Паши в мобильном Ярослава. Когда он снял трубку, голос у него был такой сонный, что я сначала решила, будто он мертвецки пьян. Павел не сразу понял, кто я и о чем пытаюсь ему сказать.