*
Простота и доброта советских времён. Человек в майке-безрукавке, в домашних тапочках на босу ногу, с багровым лицом и с дюралевым бидончиком в руках по-свойски заглянул в знаменитый кооперативный магазин на Красном Проспекте Новосибирска, что у площади Калинина. На улице стоял средний по сибирским понятиям морозец, градусов 20-25 ниже нуля. Странный покупатель скромно и добродушно встал в сторонке, но на виду. Продавщица не сразу заметила его, а, заметив, прекратила обслуживание покупателей, стоявших в длинной очереди, позвала, приняла из его рук бидончик и зачерпнула им рассола из стоявшей рядом бочки с солёными огурцами. Затем, передавая бидон обратно, ласково прожурчала:
– На вот тебе, получай, Ирод ты несчастный! И – уже к покупателям – не может без рассола, каждое утро является. И вечно в майке, по морозу-то! Он в этом доме живёт, вот и повадился.
«Ирод» не слушал – он с упоением дул рассол.
*
Какая же из всех психических болезней наиболее отвратительна и неизлечима? Ответ один: власть.
*
Подлинная поэзия влюблённости:
– Поверишь ли ты мне, мой дорогой: сижу я на самом что ни на есть высоком учёном совете Академии, а на меня вдруг наваливается нестерпимое томление – мне чудится опрятный прилавок раздачи в той сельской столовой, и спелые руки и шея над молочно-белым халатом, и светящие сквозь него нестерпимым розовым светом её полные груди и ноги…
*
Кого ни послушаешь – все всем недовольны. Прямо таки страна поголовных диссидентов. А кто же тогда «официальные» диссиденты? Это те, кто выносит свой духовный мусор из кухонь? Как они малозначимы перед сплошной, неразгаданной диссидентской русской глыбой!
*
Сервировку этого стола я проводил лично, мне помогал только наш физорг. Дело было в просторном холле при бане спорткомплекса. Мы готовились к встрече, выпадающей раз в сто лет: приехали люди, которые были не только коллегами, но и настоящими друзьями.
В центре стола мы поместили две больших (литра на три каждая) хрустальных салатницы: в одной рдела мочёная брусника, в другой багровела мочёная клюква. В каждую был опущен красивый маленький половник. Между ними возвышался прозрачный кувшин, так и казалось, светившийся изнутри натуральным лунным светом. Это был фирменный сибирский напиток – специально приготовленный, необычайно густой, приятно резкий, словно газированный, сок квашеной капусты. Вокруг этих вкусовых драгоценностей располагались другие сокровища: два глубоких блюда, одно с солёными груздями, другое с рыжиками, свежая подкопченная пелядь, строганина из нельмы, холодная отварная осетрина с хреном, домашние соления. Рядом, в специальной термосной кастрюле, томилась горячая алтайская картошка с её волшебным ароматом. Где-то по углам были рассованы две банки с консервированной икрой – ни красная, ни чёрная не могли привлечь внимания знатоков среди этого натурального великолепия. На горячее было жаркое из свежего маральего мяса, добытого мною три дня назад на Алтае.
*
Исходные стимулы научно-технического прогресса имеют биологическое происхождение: это, прежде всего, инстинкты физического выживания человеческого рода, то есть удовлетворение первичных, сугубо зоологических потребностей (еда, жильё, здоровье, оружие, животные удовольствия, транспорт, связь и т.д.). Эти потребности, как известно, неисчерпаемы. Очевидно, что духовная составляющая глобальной социальной эволюции, ведомой столь странным движением, совершенно неопределённа и до неприличия бесхребетна. Например, семья – это одна из основных человеческих ценностей, но она может быть однополой; убийство – это тяжкое преступление, но населению предлагаются всё новые виды оружия с подробными разъяснениями способов применения; бесстыдство порочно и опасно, но магазины и СМИ переполнены порнографией, а звания «секс-символ» и «порнозвезда» возведены в ранг почётных; обжорство неприлично и вредно, но победители состязаний по чревоугодию становятся героями, заносятся в популярные международные скрижали и щедро вознаграждаются.
*
Может быть, всё же существует какой-то иной мир, – среда обитания не живых людей, а их вечных душ, не проявлений законов физического мира, а их абстрактных, математических отображений? Волшебная, идеально упорядоченная, мёртвая прозрачная духовная среда.
*
В самом начале 60-х гг. мне случайно попались стихи неизвестного западногерманского поэта, возвращающиеся ко мне, словно ежедневный рефрен:
Я стал слишком мал для большой любви.
Я стал слишком велик для маленькой любви.
Я слишком устал, чтоб глаз не сомкнуть,
Я слишком измучен, чтобы уснуть.
Немного напыщенно, но очень верно для молодёжи, живущей в галопом прогрессирующем мире.
*
Все социальные катаклизмы последних лет, обнажившие равную несостоятельность наших прежних вождей и новых реформаторов, мною давно уже предугаданы и ожидаемы. Теперь они наступили и никакого интереса для меня не представляют. За своё будущее я спокоен: мои знания, мой опыт и моё самосознание отнять у меня невозможно.
*
Когда я с нежностью вспоминаю всё, что связано с Алтаем, мне прежде всего чудится жара на быстрой реке Песчанке, её Быканов мост, и несметные стаи пескарей, беспрестанно тыкающихся в мои ноги в воде, там, в глубине, в песчаных струях. Я застыл под гипнозом этого волшебного рыбьего массажа и слушаю снисходительно-добрую, жалеющую меня песню маленькой птички в ближайшем кусте:
– Чи-ра-ве-че! Чи-ра-ве-че!
И я с торжественной благодарностью понимаю:
– Человечек! Человечек! Маленький, глупенький человечек! Как мало ты смыслишь в этой природе, в этой жизни! Как мало! Но ты не бойся: время настанет, всё придёт, всё придёт, и ты всё поймёшь!
Конец