– Господи, ну ты маленький что ли?! Дела пришли!
– Куда пришли?
Видя, что я не врубаюсь, Настя подошла ко мне, взяла двумя руками за лицо, и почти по слогам произнесла:
– Месячные…
Первая моя мысль была, естественно, про обломившуюся близость, и только потом, видя не сходящую с Настиного лица тревогу, до меня наконец доперло. Вот те, бабушка, и Юрьев день! Их же тут не бывает…
– Понял… – медленно протянул я. – И что это значит?
– Ты мне скажи… – прошептала она.
***
С тех пор, как я не без помощи Насти и покойного Кирюши триумфально разгромил гнездо неожиданно мутировавших Уродов, обрушив на главного из них многотонное каменное надгробие в виде фрагмента железобетонной трибуны и отрубив на всякий случай его поганую голову, прошел целый месяц.
Мы с Настей, словно молодожены в пятизвездочном отеле, наслаждались спокойствием и друг другом в подвале "Клиники доктора Б…….ого". От настоящего медового месяца, этот отличался лишь отсутствием походов на пляж и экскурсий, а также состоянием жениха в самом начале. Вместо пьяненького и счастливого красавца в нарядном костюме и развязанном галстуке, Настя приволокла на порог подвала окровавленное и простреленное в нескольких местах тело, готовое вот-вот сделать ее вдовой. Но ничего. Обошлось.
Все-таки "прокачали" меня тогда неслабо. Сейчас, вспоминая и оценивая тот бой, свои действия и ощущения, я пришел к выводу, что в какой-то мере все-таки превратился в Урода. Именно в плане скорости, силы, выживаемости и ментальных возможностей. С виду, я к счастью, остался обычным человеком. Но это только с виду.
Обычный человек не скачет между колонн с автоматом в руке, когда его бедро разорвано крупным осколком гранаты, и уж, тем более, не поднимается на ноги после двух сквозных пулевых ранений, нанесенных из штурмовой винтовки ОЦ-14 с тридцати метров. Мощное останавливающее действие и колоссальная пробивная способность пуль калибра 9.39 позволяют им, оставляя аккуратную дырочку на входе в тело, вырывать приличный кусок этого тела на выходе. И даже, если никакой жизненно важный орган не задет, раненный бедолага выпадает из реальности надолго, а чаще – навсегда.
Петрович пробил мне плечо и бок прямо под сердцем. Первая пуля разорвала дельту и чиркнув по кости полетела дальше, вторая попала точно в ребро, сломала его как спичку и вышла из спины чуть ниже, несильно изменив траекторию и проломив еще одно ребро. Выходные отверстия, конечно были существенно больше входных, но все равно не такими, какими должны были быть по идее. Обновленный организм достойно встретил поразившие его неприятности, минимизировал, как мог, повреждения и даже позволил мне отрубить пару уродливых голов и кое-как добрести до Елисейской. А потом меня вытаскивала с того света уже Настя.
Как оказалось, одарили ее не хуже, чем меня. А может даже и лучше. Сама не зная как, действуя исключительно на инстинктах, она смогла приостановить хлещущую из меня кровь, перекинуть на себя часть болевых ощущений и даже протащить мое совсем не легкое тело несколько сот метров, пока я был в отключке. Я пришел в себя минут через двадцать, когда мы уже почти миновали веселый парк, и стал свидетелем того, как моя хрупкая спасительница всего тремя очередями укокошила упавшего на нас с высоких деревьев Косяка. Хорошо, что проснулся только один. Дискотека, устроенная мной на стадионе, должна была разбудить вообще все зверье в округе. Но те почему-то не проснулись. За что им огромное спасибо. А может просто навалили кирпичей от испуга и сидели по своим углам. Мы же теперь тоже страшные и опасные…
Как бы то ни было, до клиники дошли нормально. Я включил какие-то самые последние аварийные резервы и почти не висел на Насте, а шел сам. Лишь, когда тяжелая стальная дверь бункера захлопнулась за нашей спиной, я снова отрубился, упав прямо среди изуродованных трупов Настиных товарищей. На этот раз надолго.
О дальнейшем я знаю только по ее рассказам. Настя дотащила меня до бывшей спальни Рената, взгромоздила на кровать, раздела и начала чинить. Промывала пулевые отверстия, пинцетом вытаскивая изнутри мелкие кусочки бетонной крошки и волокна одежды, которые могли спровоцировать сепсис. Больше всего возилась с ногой. Неровный и достаточно крупный осколок зигзагом пропахал мне полбедра. Вошел прямо под задницей, прошелся вдоль берцовой кости и высунулся уже ближе к колену. Прокипятив нож, плоскогубцы и пинцет, Настя буквально вскрыла мне ногу, рассекая мясо над кривым раневым каналом, освободила и вытащила осколок, отрезала всю нежизнеспособную кожу, образовавшуюся после вторжения в тело инородного предмета, и аккуратно зашила разрез.
Тут на помощь пришли запасы злобного, но, к счастью, мертвого Доктора. Промедол, антибиотики, марли, бинты – нашлось все. Откуда она знала, что и как делать, было неясно ей самой. Наконец, кровотечение было остановлено, раны обработаны и залиты местной настойкой, аналогом нашего бальзама, и перевязаны.
На этом Настя не успокоилась. Несколько часов вытаскивала трупы на улицу. Людей волокла направо, Уродов и Айболита – налево. Долго рыдала, сидя около своих мертвых друзей, но копать могилу сил уже не было. Чем сжечь тела тоже придумать не смогла. Девушка итак совершила почти невозможное, вытащив из подвала семь тяжеленых мертвецов. Даже с ее новыми возможностями – это был предел. Поэтому, глотая слезы, она захлопнула дверь в бункер, задраила замок и из последних сил доковыляла до кровати. Легла, крепко обняв меня, и снова начала останавливать кровь и тушить боль, решив, что если уж я умру, то и она тоже, зато отдав себя всю до последней капли…
И ведь, на самом деле, чуть не умерла. Хорошо, я в результате такого лечения пришел в себя часа через три, увидел рядом ее бледное лицо с закатившимися глазами и в срочном порядке стал отдавать обратно все то, что она в последнем отчаянном порыве до этого вливала в меня.
Так мы с ней и лежали больше суток, словно два донора, соединенных одной трубкой, по которой кровь бежала то в одну, то в другую сторону. Но если быть честным, то отдавала больше, все-таки она. Я уже не мог этому сопротивляться, не позволяли дырки в теле.
На вторые сутки, почувствовав, что кризис миновал, Настя встала и продолжила лечение более традиционными способами. Антибиотики, обработка и перевязка ран…
Вопреки всем медицинским справочникам и энциклопедиям, оставшимся в мире людей, машин и самолетов, через пять дней я смог встать на ноги. На шестой день начал доходить до туалета. Через десять – уверенно передвигаться по бункеру. Раны заживали на глазах. Я смотрел на затягивающиеся шрамы и ловил себя на очень неприятных ассоциациях с Уродом, которому оторвало ноги взрывом, а через какие-то пять минут на культях начала появляться новая кожа. Несколько раз тщательно изучал свою физиономию в зеркале, но никаких причин для паники не нашел. Вроде такой же. Во всяком случае – снаружи.
А на двенадцатый день у нас с Настей была первая брачная ночь. И после нее, охреневшие, потные и счастливые, мы совершенно ясно осознали, что таких случайностей не бывает. Даже здесь. В этом абсурдном и непредсказуемом месте. Кто-то целенаправленно вел нас друг к другу, каждым, на первый взгляд случайным, поворотом судьбы приближая нашу встречу.
Зачем? Для чего? Мы не знали. Зато догадывались – кто. Те самые ребята, изучавшие нас на стадионе. Выводы были очень неоднозначные. С одной стороны, хотелось бить перед ними челом и благодарить за подаренное счастье, с другой – ни на крылатых купидонов, ни на бескорыстных альтруистов эти холодные чужие существа похожи не были. Чем-то им была очень выгодна сложившаяся ситуация, и рано или поздно следовало ожидать требования должок вернуть. Причем с процентами. Это было неприятно и пугающе.
Однако, пока никто к нам в дверь не стучал. Мир словно забыл про Егора с Настей, а те в свою очередь с радостью забыли про него. Жили, наслаждаясь друг другом и нежданным спокойствием, особенно ценным после безумия предшествовавших ему событий. Бункер был оборудован по высшему разряду. Для нашего мертвого Города, на самом деле, как пятизвездочный отель. Мебель, чистая постель, электричество и холодная вода в трубах. Вот только запасы еды были не очень большими, пропустила команда Рената последний период, не успела затариться, так как вместо этого решила пострелять в меня и Лешего. Хотя, на двоих до следующей глобальной перезагрузки окружающего пространства должно было хватить. Я, если честно, думал, что такие серьезные изменения организма подстегнут метаболизм как минимум вдвое, но аппетит у нас остался на прежнем уровне, а может быть даже немного снизился. Странно. Но ладно…
Ровно через две недели после событий на Сталелитейщике я первый раз вышел на поверхность. Город сразу же обрушился на нового меня со всех сторон своей оглушительной тишиной и мертвой неподвижностью. Воздух пронизывали мощные потоки чужой, враждебной энергии. Они переплетались друг с другом, окутывали здания, деревья и стремились дальше. Эти потоки питали пространство подобием жизни, воздействовали на все, что двигалось и не двигалось, меняя и трансформируя самым немыслимым образом. Раньше я их не замечал. Я, вообще, раньше много чего не замечал, только видел и слышал то, что находилось в непосредственной близости.
Я осторожно, с опаской мысленно потянулся к проходящему через меня потоку, замер, зажмурившись. Но ничего страшного не произошло. Энергия приняла меня за своего, обволокла коконом силы, и я, ничтоже сумняшеся, этой силы черпанул. Словно кролик из телевизора, которому сзади куда-то воткнули новый энерджайзер. Я почувствовал такую мощь внутри, что сначала даже испугался. Потом подумал, что же мне такого хорошего теперь сделать, чтоб всем плохо стало? Думал недолго. Объял взглядом весь Город, стараясь проникнуть за его пределы, заглянуть за край, почувствовать этот мир целиком. И почувствовал… Но совсем не то, чего хотел. Даже не знаю, чего именно я ожидал, но точно не такого. За непроницаемым туманом над головой были вовсе не бесконечность и простор неба, а твердая и тяжелая плита, накрывшая Город. Со всех четырех сторон света, где-то далеко-далеко за серыми пустынными кварталами, вместо бескрайнего горизонта вертикально стояли такие же плиты, поддерживающие первую. Я наконец то осознал ограниченность этого вроде бы огромного пространства, словно крыса, всю жизнь бегущая по лабиринту в поисках выхода, неожиданно прозрела и поняла, что выхода нет. Есть только четыре стены и потолок. Лабиринт большой, просторный; можно передвигаться по нему бесконечно, постоянно находить новые повороты и тупики, но покинуть нельзя. Если конечно, ты – просто крыса. Но я же не крыса…
Откровение, явившееся мне, было крайне неприятным. Просто отвратительно неприятным. Я долго стоял на пороге убежища, вспоминая выкладки Лешего об аквариуме, в котором созданы искусственные условия для жизни рыб, и думал о том, что мой погибший друг давно разобрался в местном раскладе сам, своими мозгами, без всяких там паранормальных способностей, а я прозрел только что, буквально ткнувшись носом в очевидное. Ладно, я не крыса, я – рыба. Но рыба особенная. Очень и очень хитрожопая. Да к тому же, внизу в подвале еще одна рыбка сидит. Тоже не простая… Так что, найдем мы выход! Наизнанку вывернемся, но найдем! И с хозяевами местными еще побеседуем по душам. Но потом. Сейчас итак дел по горло.
Вернулся из небесных сфер на грешную землю, долго пользоваться этой энергией мне пока рановато, огляделся вокруг. Справа от входа должны были лежать тела Рената, Сивого и еще двоих, аккуратно накрытые брезентом. Брезент был, а вот тела отсутствовали. Я в принципе не сомневался. Две недели прошло. Местные жители растащили на сувениры. Жалко, конечно, мужиков, но тут уж ничего не попишешь. Не повезло. По-человечески похоронить мы их не смогли. Сами почти в коме находились. Простите, парни…
Зато Уродов вот почему-то никто не тронул. И правильно, кому нужны Уроды? Лежат слева, как новенькие, даже разложения никакого не наблюдается. Такие же, как были – страшные, огромные, мерзкие, только мертвые. Подошел поближе и аж присвистнул. Айболит даже с простреленным черепом продолжал мутировать, превратившись в совсем уж не похожего на человека субъекта. Зубы, когти, горб, все как надо. Так глядишь, и воскреснет через недельку…
Что же с вами, бедолагами, делать?
Гаражи. Клиника во дворе, и в этом же дворе, метрах в тридцати, ряд металлических гаражей. Выбрал, который покрепче, с глубоким погребом. Оттащил в этот погреб тяжелые, угловатые трупы. Раны под повязками нещадно ныли. Может рано мне еще такую активность проявлять, все-таки не вилками тыкали? С другой стороны – утренняя гимнастика лучший путь к выздоровлению. Потерплю.
Перевел дух, посмотрел в чернеющий прямоугольник, плотно забитый тремя представителями следующей ступени эволюции. Как-то не очень величественно они выглядели для таких эпитетов. Достал две гранаты, выдернул кольца, бросил между ними, захлопнул крышку погреба, выбежал, закрыл тяжелые ворота. Успел отбежать метров на десять, когда раздался приглушенный взрыв, гараж весело подпрыгнул и, словно рыгнув, приоткрыл створки ворот, из которых вырвалось плотное облако пыли и сизого дыма.
Все. В добрый путь, товарищи Уроды.
Второй мой выход в Город произошел примерно через неделю. Целью его был, ни много, ни мало, стадион Сталелитейщик, а точнее бункер под его Восточной трибуной, в котором когда-то жили Уроды. Тянуло меня туда просто непреодолимо. Как кошку к валерьянке. Я нутром чуял, что есть там нечто очень важное для нас с Настей. Тем более, в памяти глубоко засели слова покойного Петровича о том, что он знает, где мы все находимся и, что самое главное, как отсюда выбраться.
Сказать, что Настя была против, значит не сказать ничего. Как только она услышала слово "стадион", ее просто начало трясти. Она вцепилась в меня руками и ногами и слышать ничего не хотела. Видя, что это не помогает пустила в ход слезы, а потом и первые попавшиеся под руку предметы. Наконец, я смог достучаться до нее, объяснив всю важность для нас обоих этой вылазки. Не словами, а образами. Так было легче и намного доходчивей. Тогда она заявила, что пойдет вместе со мной и никак иначе. Тут уже в позу встал я. Спорили долго. В итоге, мои доводы оказались сильнее, Настя сдалась и, страдальчески закусив губу, начала собирать меня в путь. А на торжественных и печальных проводах, состоявшихся ранним утром следующего дня, не хватало только марша "Прощание Славянки", хотя я повторил ей раз пять, что максимум через три часа вернусь обратно.
Двинулся на Север. Решил обойти парк, сделав небольшой крюк через окрестные дворы. С Косяками встречаться совершенно не хотелось, а все прошлые посещения Сталелитейщика без них не обходились. Так что, добежав до Елисейской, я свернул в дебри хрущевок и бодрой рысью двинулся через них. Бежалось легко, раны почти не чувствовались, скорость была бешеной, я практически летел над землей. Когда мы мчались на стадион с Кирюшей, я не мог поверить в свои новые возможности, а сейчас оказалось, что тогда был далеко не предел. Три недели жизни с Настей подняли меня еще на несколько уровней физической и ментальной силы.
Пробежав пару дворов, безошибочно почувствовал присутствие Уродов. Обычных, без прибамбасов, тупых и голодных. Чуть снизив скорость, просканировал окружающее пространство. Двое вели меня справа, прячась за хоккейной калдой, стоящей посередине двора, третий шел с другой стороны, наверху, прямо по крыше пятиэтажки. Загоняют, засранцы!
Я резко свернул в сторону спортивной площадки, стараясь максимально сократить расстояние. Из-за деревянного облезлого борта высунулась отвратительная плешивая голова, увидела меня, и не успев удивиться тому, что жертва не удирает в ужасе, а наоборот с улыбкой идет навстречу, получила три автоматные пули прямо в лоб.
Второй обезьян не стал даже выглядывать, а мощным ударом плеча просто проломил борт, вылетев на центр бывшей хоккейной площадки, обманным движением рванулся влево и тут же, сильно оттолкнувшись всеми четырьмя конечностями, лихо срезал угол и прыгнул на меня. Как в американском футболе. Красиво, молниеносно и грациозно. Но я был быстрее. Длинным кувырком через голову отпрыгнул назад как раз в тот момент, когда когти чудовища начали яростно рвать пустоту в том месте, где я только что стоял. Приземлился на ноги, вскинул автомат. Урод почти без паузы прыгнул снова, но был остановлен в полете длинной очередью в морду.
Двое.
Не теряя времени, я развернулся к хрущевке и начал стрелять с упреждением по размазанной в движении тени, летящей вдоль карниза. Тень подкинуло над крышей, во все стороны полетели черные брызги, и она с обиженным визгом скрылась за коньком. То ли свалилась с той стороны на улицу, то ли зацепилась за противоположный скат кровли и притаилась, зализывая раны.
Ни хрена себе, я теперь воюю! В натуре, Рэмбо, блин!
Рванул дальше. Еще один двор. Тот самый, с детским садом, в котором кто-то так напугал Лешего. Я посмотрел на двухэтажное здание с поблекшими рисунками на стенах. Мишки, зайчики, птички, на некоторых окнах до сих пор приклеены бумажные снежинки – бледные отголоски нормальной человеческой жизни, где люди вставали по утрам, чистили зубы, завтракали перед телевизором, вели детей в детский сад, потом шли на работу. Сотни, тысячи людей. Нормальных, живых…
А теперь вместо детишек, за этими стенами живет какой-то бледный хмырь без глаз. Слабый, щуплый, зато с перекачанным мозгом. И этот хмырь пытается лишить меня сознания мощным ментальным ударом, чтобы потом выползти и сожрать дурачка с выжженной изнутри черепной коробкой.
Меня аж покачнуло. Силен, зараза! Закрыл сознание, попробовал ударить в ответ, почему-то представив, как огромный волосатый кулак с татуировкой в виде якоря проходит сквозь стену второго этажа и впечатывает неприятную тварь в железобетонные плиты потолка. Потом еще раз, и еще. Жалобный скулеж в голове, затем тишина. Не знаю, завалил или нет, но вырубил точно надолго. Битва экстрасенсов, бля…
Про таких я еще не слышал. Надо вносить в каталог под кодовым именем – Хмырь обыкновенный. Что же он нас с Лехой в тот раз пропустил? Сытый может был…
Выбежал на Елисейскую, притормозив около знакомого киоска Роспечати. Заглянул внутрь. Пусто. Самая старенькая в мире бабуля исчезла вместе с очками и вязаной кофтой. Наверное, у нее сегодня выходной. Сидит дома, блины внукам печет. Зато периодика за пыльным стеклом витрины обновилась и теперь была датирована июлем две тысячи шестнадцатого. Забавно…
Добрался до ряда касс стадиона, достал бинокль и начал изучать пространство под Восточной трибуной. Вообще ничего не изменилось, как будто вчера только тут веселились. Трупы Уродов разбросаны между иссеченных осколками колонн, упавшая трибуна белеет в полумраке, валяется оружие, кости, голова Петровича тоже присутствует; именно там, где я ее и отрубал. Покореженная дверь в бункер приоткрыта.
То есть никто не приходил, не интересовался, что здесь так гремело? Или, наоборот, пришли, увидели и убежали?
Подошел ближе. Нет, были все-таки любопытные! Я почувствовал след недавнего присутствия тех самых длинных, которых Уроды считали Богами. Словно запах гнили, очень тонкий, едва уловимый, но такой отвратительный, что перепутать нельзя ни с чем. Ребята явно тщательно заметали следы своего визита на всех уровнях, но я все же уловил. Сложно объяснить, даже не воздух, а само пространство хранило еле заметный след холодной нечеловеческой материи и мыслей.
Ну, были и были. Хорошо, что сейчас их здесь нет, как вспомню эти пальцы в голове, аж мурашки по коже. Так, а вон и мой автомат в пыли валяется. Надо будет на обратном пути подобрать. Разберу, почищу – еще лучше стрелять начнет, как новенький. Этот конечно, тоже хороший, нулёвый АК 103, в масле еще местами, калибр 7.62, но мой 74-ый как-то привычнее, роднее…
Я осторожно перешагнул через фрагменты мертвого тела возле стены. Это были остатки Урода, открывшего замок, его напарник растянулся чуть дальше без руки и с простреленным черепом. Заглянул в перекошенную поперек проема дверь. Вроде никого там, внутри, не ощущаю. Пустота. Ничего не видно и не слышно. Зато запах… Даже не запах в привычном смысле этого слова, а скорее некая аура, которую нельзя понюхать, но можно почувствовать. Тяжелая, липкая аура человеческого ужаса, боли и страданий. Причем след именно женских мук был намного сильнее, чем мужских. Мужиков-то просто пытали, а потом резали, а вот, что творили с девушками… Наслышан. Поэтому и гуляет тут до сих пор, мечась между холодными стенами, эхо пронзительных криков и стонов зверски растерзанных душ…
Я протиснулся в кривую щель, миновал небольшой тамбур и оказался в просторном помещении с высоким наклонным, повторяющим профиль трибуны, потолком. Посередине – большой стол, стулья, по периметру стен – кровати, разделенные раздвижными ширмами. Горели лампы дневного света, не очень ярко, но вполне уютно, вправо и влево уходили коридоры. Там, естественно, санитарно-хозяйственный блок и кухонные помещения. Нормально. Неплохо обустроились. Конечно, не так шикарно, как Ренат, без бильярда и двуспальных кроватей, но очень даже добротно для наших условий существования. Правда сейчас картину домашнего уюта портила мебель, частично опрокинутая и поломанная, и цепочки кровавых следов огромных берцев, тянущиеся от входа куда-то самую вглубь зала, отделенную перегородкой. Точнее, наоборот, ходили, пачкая пол, скорее всего, оттуда к выходу наружу, из-за этой вот перегородки.
Я пересек помещение, заглянул за нее. Вниз, метра на четыре, вела узкая лестница, заканчивающаяся небольшой площадкой и массивной металлической дверью, на которой виднелись вмятины от ударов чем-то тяжелым. Спустился по лесенке. Жуткий фон в голове резко усилился. Вот она дверь. Незапертая. Заходите, любуйтесь…
Я толкнул ее внутрь, сделал шаг за порог и оказался в Аду…
В ноздри ударил запах. На этот раз настоящий. Терпкий запах пота, крови, экскрементов и тления. Прямоугольное помещение, где-то десять на шесть. Стены из керамического кирпича, пол неровно выложен тротуарной плиткой, с бетонного потолка свисают три яркие лампочки, во всех подробностях освещая жуткий интерьер.
Кровь. Темно-красная, засохшая человеческая кровь. Она была везде. Лужами растеклась по полу, брызгами расплескалась по стенам, даже потолок, словно сыпью, был покрыт частыми бурыми точками. В три стены вделаны ржавые металлические крюки, торчавшие острыми концами вверх. Тоже в крови, на некоторых остались лохмотья мяса и кожи. А главное – это стол посередине. Деревянный, с толстой столешницей, когда-то, видимо, нежно-орехового цвета, а сейчас насквозь пропитанной красным. На этом столе лежало обнаженное женское тело с посиневшей, ставшей какой-то полупрозрачной кожей. То, что это Юля, я смог понять только по клочкам светлых коротких волос на запрокинутой голове. Да что же они с ней делали? Это же просто пиздец! Чикатило отдыхает… Я слышал рассказы Насти, видел все это в ее образах, но полностью поверил, что такое возможно, только сейчас. Не потому, что я не верил Насте, просто толком не укладывалось в голове…
Юлино тело было покрыто множественными порезами и дырами, словно тыкали ножом. Ушей нет, некоторых пальцев тоже, одна грудь, видимо откусана прямо зубами, судя по рваным краям раны. Следы укусов синеют также на плечах, животе и бедрах. Но самое страшное – широко раздвинутые и приподнятые с помощью двух растянутых цепей ноги. А между ними… Я посмотрел только один раз. И очень-очень зря. Это будет со мной жизнь. Так нельзя. Это за гранью. Очень-очень далеко за гранью.
Если бы я побывал здесь до той схватки с Уродами, я думаю – пулями и отрезанными головами они бы не отделались. За такое надо пытать и мучить. Безжалостно, изощренно и вечно…
Отстраненно отметил, что процесс разложения тела бедной девушки практически не коснулся. Ну да, посинела, но ведь три недели прошло, но никаких трупных пятен и признаков гниения тканей нет. Да и Уроды вон на улице, вообще, как живые лежат… Да уж. Город без Времени.
Наконец, обратил внимание на дальнюю стену помещения, из-за которой, видимо, меня сюда так тянуло. Я заметил ее сразу, как только вошел, но ужасная картина пыточной камеры настолько поразила меня и поглотила внимание, что я только сейчас смог оторваться от тошнотворного зрелища и подойти к четвертой стене. Она была не кирпичной, а из того же желтоватого гладкого материала, что и та стенка, которую мы обнаружили у себя, выбираясь из Сарая. Под ней Уроды соорудили нечто вроде импровизированного алтаря из обломков мебели, украсив его человеческими черепами. Много, штук двадцать. Отполированные до блеска, смотрят в разные стороны пустыми глазницами, нижние челюсти отсутствуют. Как-то слишком уж примитивно, как будто жестокие дети, начитавшись книжек про каких-нибудь сатанистов, решили приобщиться к темной магии и устроили такое вот нелепое святилище. Ладно, это же Уроды. Что с них взять…
Гораздо больше меня интересовали изображения и надписи на стене. Прямо над алтарем был текст, та же самая клинопись, что и в Сарае. Я присмотрелся к странным значкам и с удивлением обнаружил, что я могу это прочитать. Наверное, теперь в меня помимо прочих ништяков был загружен и автопереводчик с непонятного на русский. Точно сформулировать не получилось, но смысл был примерно такой: "Отмытые праведной болью… души никчемные… бесплодные… сила… дар Хозяевам… великая честь для нас… избранные и готовые для великой войны с Врагом". Как-то так…
В принципе, все понятно, неясно только, кто имеется в виду под определением "Враг". Я? Люди, в целом? Не похоже…
Так, теперь к рисункам. Слева довольно подробно прорисована солнечная система, легко узнаваемая по размерам и расположению планет. Кольца Сатурна, огромный Юпитер с пятном на боку, сомнений быть не может. И опять лишняя планета. Та самая из мультика, который мне включали на футбольном поле. Между Марсом и Юпитером, размерами с Землю, выделена квадратом, над которым написано "Остров". Опять где-то в глубинах памяти шевельнулось нечто вроде узнавания, как будто я знал что-то про эту планету еще тогда, в нормальной жизни. Я напряг мозг, пытаясь выудить хоть какую-то информацию. Бесполезно. Словно заперли дверь, а ключ выбросили. Уверен, что знаю, причем много, но добраться до этих знаний не могу. Никак. Ладно, разберемся со временем…
Дальше. Правую часть стены занимало изображение длинного Хозяина, перед которым стояли на коленях мужчина, судя по горбатой спине и когтистым лапам – явно Урод, и женщина, вроде обычная, человеческая. Эти двое, почтительно склонив головы, протягивали корявому божеству какой-то предмет. От предмета в разные стороны исходило свечение. Непонятно… Еще один дар?
Ну а прямо по центру красовалась тоже знакомая картинка из местной мультипликации. Река, втекающая в параллелепипед и вытекающая из него. Только на этот раз стены ящика были прозрачными, внутри было видно пересекающую его реку и мешанину линий, прямоугольников и небольших кубиков. Приглядевшись, я понял, что это город. Самый настоящий мегаполис, с кварталами домов, площадями, парками и улицами. Вот это уже интересно! Даже очень. Наглядная модель нашего бытия, судя по всему. Не зря сюда перся. Надо Насте рассказать, вместе будем думать, хотя выводов уже сейчас в голове целая куча.
Ну и венчал все это великолепие настенной живописи все тот же треугольник с раскосым глазом, который висел над коробкой с городом внутри и внимательно наблюдал.
Все! Сеанс окончен, титры смотреть не будем, пойдем домой. Мне и увиденного достаточно.
Обратно добрался быстро и практически без происшествий. Пробегая двор с хоккейной калдой, издалека заметил Урода, копошащегося около двух трупов своих товарищей. Тот тоже увидел меня и совершил странный маневр. Дико заверещал, и сверкая облезлыми пятками, бросился наутек. Вот это да! Запомнил, сделал выводы.
Настя встретила меня, как вернувшегося с фронта красноармейца. Обнимала, целовала, ругалась…
Про Юлю ей, конечно, сказал, но без подробностей. Просто нет ее больше и все. Но Настя зачем-то выковыряла из моей головы страшную картинку и начала реветь. Вот бабы! Спрашивается, зачем? Долго успокаивал, гладил по голове, потом показал то, что было нарисовано на стене.
– Ты про эту планету знаешь что-нибудь? – спросил я после трансляции. – У меня какие-то странные ощущения, что мне память подтерли. Смотрю на нее и вспоминаю, а что вспоминаю – хрен его знает.
– Странные ощущения? – с усмешкой спросила она. – Да у тебя блок в памяти стоит! И у меня, кстати тоже, ты до сих пор не нащупал чтоли? Я сколько ни пыталась его разломать, ничего не вышло.
– Не понял?
– Ну ты же мне сам рассказывал, что последнее, что вроде как помнишь из нормальной жизни – это лето. Жена с дочкой на турбазе, а ты водку пьянствуешь вечерами. А здесь появился в зимней одежде. А у меня, наоборот, последнее – самое начало весны, а тут оказалась в топике, шортах и шлепках.
Я молча смотрел на нее. Во как. Я тут все бегаю, стреляю, а она головой думает, анализирует, блоки щупает…
– Не понимаешь? Ну ты что, Егор? Ты же умный. Вроде… Стерли нам из головы несколько последних месяцев той, человеческой жизни. Или заблокировали. Наверное, что-то важное тогда происходило, такое, что мы здесь знать не должны. Я все пытаюсь вспомнить, только отрывки или образы какие-то. И все нехорошее. Я итак по жизни невеселая была совсем. А тут прямо горе словно у меня там было. Мелькает всякое, про маму в основном… Как будто случилось с ней что-то…
Я молчал, чувствуя себя реально тупым. Ведь на самом деле. Лето было тогда. Жара, я с похмелья мучился, а сюда по-зимнему одетый свалился. Да и про жену с дочкой тоже всплывает иногда херня какая-то.
– А что касается картинок, – продолжала Настя. – Про планету ничего сказать не могу, не знаю. По поводу Урода и женщины, которые что-то дают Хозяину – догадываюсь…
– Ну ка, ну ка? – чем еще удивит?
– Этот придавленный, Иван Петрович, женщин всех первый насиловал… Пробовал. Искал какую-то особенную. Не находил, остальным отдавал. Господи, меня до сих пор потряхивает… Как вспомню весь этот кошмар. А особенность эта, я думаю, заключалась в способности женщины забеременеть от его поганого семени. Фу!.. Как он там сразу в процессе определял, способна подопытная или нет, я не знаю, но судя по этой картинке, такое возможно. Кто или что там в итоге должно было родиться, я представления не имею, мне про это даже подумать страшно, но его, видимо, должны были принести в жертву этим их Богам…