Побег в Зазеркалье

Собрав горстку помощников, он построил первую примитивную обжиговую печь, и уже в середине лета подводы, гружённые образцами товара, тронулись в Дубостан. Окружной город рос. Окраины его ещё оставались деревянными, старозаветными, но центр одевался в камень. Появлялись новые районы для дельцов средней руки, сделавших состояние на торговле лесом. Они ещё не могли себе позволить мраморных и гранитных дворцов, но и «как все» жить не хотели. В этом отношении недорогой, входивший в моду кирпич являлся отличным выходом из положения. Просторные дома с красно-коричневыми стенами росли как грибы после дождя.

Одна беда, кирпича не хватало. Привозить его приходилось издалека, а значит, и стоило он дорого. Всё это было отлично известно семье Фоль, и когда Александр привёз свои образцы и планы строительства кирпичного завода в Приозерье, семейные неурядицы были вмиг забыты. И денег, и влияния у Фолей хватало для раскрутки любого, даже самого смелого проекта.

Всю вторую половину лета в степь ехали вереницы уже не подвод – грузовиков. Завозили инструменты, материалы, провизию – консервы и концентраты. Ехали инженеры, строители и рабочие. Фоль застолбил под будущий завод и котлован громадную территорию. Одновременно с закладкой завода он начал ставить деревянные бараки для рабочих, открывал продуктовые лавки. Однако съестное в них не продавали, а выдавали по карточкам только для строителей и рабочих завода. Надо ли говорить, что у контор, набирающих будущих копачей, толкачей, лебёдочников и рабочих печей обжига выстраивались очереди?

В то же время в Муниципальном совете Дубостана Фоль-старший пробил решение удлинить железную дорогу на триста двадцать километров к югу. Северная магистраль, связывающая Дубостан с блистательной Ксенией и тянувшаяся далее вплоть до Порт-Тавальона, получила небольшой хвостик, ведущий к строящемуся кирпичному заводу. Рядом с путями выросли телеграфные столбы, протянулся телефонный кабель.

В рекордно короткий срок была запущена первая печь. Затем заложили и отстроили ещё две. Производство требовало много воды, и целый отряд водовозов с утра до вечера возили на телегах большие бочки воды с Алтаны. Со временем колёса набили плотную грунтовку от берега реки и фермерских хозяйств, мимо леса и карьера прямо к заводу. Дорогу эту так и прозвали – Тропа водовозов. Пользовались ею и фермеры, поставляющие провизию в рабочие лавки Фоля.

И вот настал день – мощные тягачи вереницами поволокли платформы, груженные красно-коричневыми, крепкими, добротными кирпичами в Дубостан. А на зарождающийся завод следом пролился золотой дождь. На этих деньгах он рос как на дрожжах, а вместе с ним появлялся новый город.

Вторую зиму переселенцы перенесли куда легче. А ещё через год заработала станция Карьер, принимающая регулярные поезда из Дубостана. Появился рынок, где продавались любые продукты – от рыбы, выловленной сунгами в озере, до арбузов, выращенных фермерами на берегах отводных каналов.

Вслед за рабочими и строителями, второй волной хлынули в посёлок государственные служащие и жандармы. До этого предполагалось, что пионеры создадут отряд народной милиции на случай непредвиденных обстоятельств. Но что за обстоятельства имелись в виду – нашествие сунгов? Это просто смешно! А бороться с бандитами добровольно никто не хотел. Поэтому милиция так и не появилась, органом власти стал совет глав наиболее крепких семей, собиравшийся от случая к случаю и ничего толком не решавший.

Однако Фоля такое положение дел не устраивало. Он хорошо знал местную обстановку, знал, как вольно живётся бандитам и жуликам на Задворках. Заводчик дорожил своей будущей собственностью. Именно с его подачи появилась Центральная площадь с Муниципалитетом из отштукатуренного кирпича, и Жандармерия с казармами, следственными камерами и карцером. Чуть позже воздвигли храм Святого Николаса Первохода. Скромный, но и сам святой, как гласит предание, отличался редкостной скромностью. Всё это подарил родному городу Александр Фоль.

С одной стороны, от площади расположились бараки рабочих, с другой – рынок, с третей образовался район мастерских и артелей. И лишь тянувшиеся за мастерскими Задворки так и остались трущобами, нагромождением живописных лачуг и времянок. Здесь продолжали селиться личности весьма подозрительные, не желавшие ни махать лопатой в карьере, ни стоять у печей. К труду они относились с презрением. А сразу за чертой посёлка начиналась Чёрная роща, выходящая к озеру.

Власти попытались было навести хоть какой-то порядок на Задворках, но возможностей для этого не хватило. Жандармы гибли в перестрелках, безуспешно преследовали дерзаев в проходных дворах. Те исчезали в скрытых проходах между лачугами, растворялись в лесу. Ничего толком не добившись, жандармы ограничились постовыми на границе с Мастерскими. Следили, чтобы выходцы из бандитского логова не докучали честным гражданам города.

Да, теперь ни у кого уже не поворачивался язык назвать окрестности кирпичного завода посёлком или лагерем переселенцев. Город – на глазах разрастался город. К тому же, управленцы завода отделили себя от остальных горожан. По другую сторону завода выстроили особняки и дома по специальным проектам для состоятельных людей и приглашённых специалистов. Здесь жили: сам господин Фоль, дирекция и администрация завода, инженеры. Здесь не открывали лавки, а ставили дорогие коммерческие магазины. Появились ресторан и варьете. Полис – так стали называть этот район для чистой публики, не ровняющей себя с работягами, а тем более с ворьём.

Полис огородил себя кирпичным забором, защитился проходной с жандармами. Простолюдинам ходу сюда не было. Да и нечего им здесь делать, пока не позовут. На ухоженных детских площадках играли ухоженные дети, которым вовсе не обязательно водиться с жиганами с Бараков или с Рынка.

Пришло время, и некий чиновник департамента административного деления республики Даирия покрутил ус, раскрыл соответствующий толстенный реестр, и тонко усмехнувшись, сделал запись: «Город Идиллия. Расположен на юге республики, в 320 километрах от Дубостана. В местах диких и для жизни малопригодных. Единственная достопримечательность – крупный кирпичный завод семьи Фоль».

Глава 2

– Правда, в последнее время положение у Фоля несколько улучшилось, – продолжал господин Реус. – Этот хитрец договорился скупать отработанный глинозём из сепараторов. Плодотворная, я вам скажу, идея. По сути, он получает готовый материал. Остаётся лишь залить его в формы, просушить – и в печь. Но я не по этой части.

Инженер явно оживал, а Антон заинтересовался ещё больше.

– То-то и я удивился, человек в форме горного инженера и едет на карьер. А что за сепараторы?

– Для отделения тартара, конечно! Огромные камеры, где размывают глину до очень жидкого состояния. Потом фильтруют, тартар отсеивают, а глину – долой. Вы что, не слышали о Комбинате?

– Я долго отсутствовал.

– Тогда понятно. В карьере теперь моют тартар. Горнодобывающий дом «Предвестник» выстроил обогатительный комбинат: огромная территория, цеха, сепараторы. Плюс Научный центр для изучения этого минерала: с лабораториями, испытательными стендами и всем прочим, что необходимо. Я, собственно, хоть и ношу форму горного ведомства, но сам по образованию больше геохимик. Меня и отобрали для работы с проблемами обогащения тартара. Знаете, какой конкурс был?! О-го-го! Но и платят на порядок больше, чем в Дубостане. Так что, господин Антон, считайте, вытянул я счастливый билетик. Мы здесь с женой и дочерью уже шесть месяцев. Теперь вот дом купим…

Инженер, похоже, полностью отошёл от неприятных переживаний. Антон же недоумевал. Тартар, почти мифический то ли камень, то ли металл, с которым связывали загадочные свойства талисманов сунгов. Мама рассказывала, шаманы собирали его у берега Зеркального, по колено в воде. И только в одном месте, опасном и жутком. Называли это место Гиблым, а участок озера около него – Волчьей пастью. Даже среди шаманов не каждый был способен гулять по Гиблому месту безнаказанно.

Там не водилась рыба, по берегу не рос камыш. Песок на пляжах всегда оставался плотным и как бы влажным, даже в самую жаркую погоду. Зимой же озеро в этом месте никогда не замерзало, а с человеком могли произойти странные события.

Болтали, самые отчаянные и любопытные уходили к Пасти в надежде найти заветные камешки. Уходили молодыми, полными сил парнями, а возвращались немощными стариками. Так, что и узнать их сразу было трудно. А то и вовсе пропадали без следа. Никто никогда их больше не видел.

Ант считал всё это сказками, которыми мама развлекала их в детстве, чтоб не плакали. И тартар, и талисманы, и образ шаманов с их древними знаниями, позволяющими найти и использовать загадочный минерал, всё это он относил к области народных сказок сунгов. И вот, пожалуйста – Комбинат, обогатительные цеха, лаборатории. Фантастика какая-то…

– И зачем нужен этот тартар? – спросил он.

– О, мой господин, – инженер сделал хитрое лицо, – вот на этот вопрос я вам не отвечу. И вообще, мало кто ответит. Тартар изучается. Якобы, будет он использоваться в военной промышленности: то ли для создания какой-то сверхсильной взрывчатки, то ли наоборот, сверхпрочных материалов, особой брони. Но плодятся лишь слухи – все работы засекречены, достоверной информации нет. Тем не менее, тартар внесён в реестр стратегических материалов. Комбинат обнесён высокой оградой, пропускная система, вооружённая охрана. Строгости всякие. Да вы сами увидите. И сотрудников отбирают очень придирчиво. Говорю же вам, я вытянул счастливый билет!

– Что ж, остаётся только вас поздравить, господин Реус, – ответил Антон. – Я тоже рассчитываю найти какую-нибудь работу в Идиллии. Так может, на Комбинате?

– Боюсь, это будет не так просто, – сделал значительное лицо инженер. – Говорю же – закрытый объект, особый режим. Впрочем, я такие вопросы не решаю. Но оклад! Если устроитесь, вам, безусловно, повезёт.

За окнами светало. Скоро поезд прибудет на станцию назначения, которую без затей назвали Карьером. Оттуда до Идиллии каких-то двадцать километров. Ладно, на месте разберётся. Разговор перешёл на всякие пустяки. А вскоре в купе заглянул проводник в красном мундире и форменной фуражке с надписью: «Железные дороги Даирии».

– Станция «Карьер», конечная. Готовьтесь на выход, господа.

Паровоз выпустил пышный султан пара, прогудел призывно, словно диковинный зверь, почуявший родную берлогу, и начал сбавлять ход. По сторонам полотна ещё тянулись клёны и ясени, задрапированные понизу зарослями дикой акации, но в прогалах зелени уже просматривалось вольное, знойное, наполненное солнцем пространство степи. И будто услышав гудок паровоза, лес закончился разом, и степь распахнулась во всю ширь, полная полевых цветов и ковылей, что зыбились волнами под порывами ветра, словно океанские волны.

Небольшое квадратное здание вокзала с единственной облупившейся дверью, пыльными окнами и полустёршейся надписью: «Станция Карьер» ожидало приезжих. Перрон был пуст. Ни встречающих, ни станционной обслуги. В состав входил всего один пассажирский вагона, все остальные – грузовые платформы. На одной стоял закреплённый бульдозер, на другой – дизельный экскаватор с огромным ковшом. Со слов инженера – новинка, изготовленная в княжестве Грасс. Вся лучшая техника поступала оттуда. Две последние платформы были и вовсе наглухо укрыты брезентом, под которым лишь угадывались громоздкие и угловатые то ли механизмы, то ли большие коробы.

Антон, подхватив вещмешок, вышел из вагона. Ветер, сухой и жаркий, несущий мельчайшую колкую пыль, неприятно опахнул лицо. Вывалились на платформу фермеры и работяги, степенно спустилась пожилая пара. Паровоз, коротко прогудев, тронулся малым ходом к депо. Ворота, выкрашенные в тяжёлый свинцовый цвет, со скрежетом разъехались. За ними маячили синие фигуры с карабинами через плечо, поблёскивали на солнце примкнутые палаши.

Однако строго у нас тут стало, отметил Антон. Такого он не помнил. На кирпичном заводе охрана была, как во всяком другом месте, где делают полезные вещи. Просто чтоб не растащили продукцию. На проходной дежурили обычные усатые дядьки со старенькими револьверами в брезентовых кобурах. Кирпич, кстати, всё равно выносили: чаще через ограду, пользуясь знакомствами в той же самой охране, или через карьер, что требовало немалой физической силы и выносливости. Тем не менее, находились и ловкачи, и силачи.

Но вооружённая охрана у депо?!

За спиной Антона, за железнодорожным полотном простиралась степь. Слева втягивался в раздвижные ворота состав, справа притаился вокзал. Туда быстрым шагом направились приезжие. Далее виднелись приземистые, длинные пеналы складов и пакгаузов, глухие заборы.

За станционным зданием, как помнил Ант, располагалась небольшая площадь. Раньше из Идиллии до станции гоняли на бричках братья Лихие, и ездили они довольно часто. Даже вешали табличку в зале у касс, который из братьев на месте, а который в рейсе и в какое время появится. В любом случае, идти следовало вслед за всеми на вокзал. Не топать же в Идиллию пешком!

Антон почти дошёл до дверей, когда на грунтовой дороге, огибающей вокзальную постройку, показался грузовик. Потрёпанный с виду тягач уверенно взрыкивал мощным отрегулированным двигателем, и, судя по высокой посадке, обладал к тому же неслабой проходимостью на ухабистых степных дорогах. На брезентовом тенте, порядком выцветшем на солнце, была выведена краской аляповатая надпись: «Контора Грановски: закупки и продажи».

Грузовик, не сворачивая, проехал к депо, к ещё незакрытым воротам, и резко затормозил, подняв тучу пыли. Из кабины высунулся некто в цветастой рубашке, прокричал что-то охранникам, и автомобиль плавно вкатился вслед за составом – мимо вооружённых жандармов, прямёхонько на территорию охраняемого объекта. Вот как? – удивился Антон, значит, запреты распространяются не на всех? И толкнул двустворчатую дверь.

В холле он слегка зажмурился, привыкая к полумраку после яркого солнечного света, а когда проморгался, перед ним стеной вырос патруль. Жандармский капрал: немолодой, сухощавый, судя по плотно сжатым губам и цепкому, оценивающему взгляду – опытный служака. Синий мундир выгорел до неопределённого серо-голубоватого колера, висел мешком, сапоги в пыли. Только жандармская бляха на груди начищена до нестерпимого блеска. Кобура с армейским револьвером не сбоку, как того требует устав, а на животе. Сзади двое рядовых с карабинами и палашами на поясе. Вид такой же затрапезный, как и у командира: воротнички расстёгнуты, фуражки сдвинуты на затылок. Стоят в расслабленных позах, не проявляя особого интереса к происходящему.

– Документы, – отрывисто пролаял капрал.

Антона успел отметить, что все вошедшие перед ним, свободно проследовали вглубь вокзального помещения. Пожилая пара с дорожными кофрами, работяги с мешками и фермеры. Никто из них не задержался. Даже инженер с баулами протащился беспрепятственно, но Антона капрал остановил.

– Прошу, господин капрал.

Он протянул служаке паспорт и подорожную.

– Цель приезда? – продолжал жандарм, просматривая документы.

– Там написано… – В подорожной действительно было вписано – трудоустройство.

– Я вижу! – оборвал капрал. – Я вижу, что здесь написано. Некто Антон Кросс, зарегистрированный в Дубостане, прибыл чёрт знает для чего прямиком в нашу дыру. – Он сложил документы, и не возвращая бумаг, скрестил руки за спину. – Сунг?

– Мать была сунгелой, – сдержано ответил Ант. Сколько лет прошло, но здесь, похоже, ничего не изменилось. Сунгов в городе не любили. Да они, за редким исключением, в Идиллии и не селились, предпочитая свой посёлок у озера Зеркального, которое так и называли – Озеро, с заглавной буквы. Что-то было в их религии, круто замешанное на этом водоёме у самой границы степи. Но что именно, дарийцы не знали, да и не хотели знать.

– Полукровка, – удовлетворённо кивнул служака. – Сунги не живут в Дубостане. Они вообще не любят покидать окрестностей Зеркального. Ты что, родился в Идиллии?

– Вы проницательны, господин капрал.

– Значит, жил на Бараках. Или в Мастерских. Потом уехал и долго гулял по свету. А теперь вот вернулся. Нужен нам сунг, вернувшийся из Дубостана? Притом, что неизвестно, чем он здесь будет заниматься и какая от него польза? Одна серьга чего стоит. И нож. Разрешение на оружие есть?

Странно, у Антона сохранилась память о малой родине как о месте, куда может приехать любой. Никаких разрешений, прописок, направлений не требовалось. Это всё происходило на его глазах. Он был мальчишкой, а в Идиллию приезжали новые люди, ставили отметку в Муниципалитете, регистрировались в Жандармерии, и селились. Хочешь, ставь свой дом, не на Центральной площади, понятно, но чуть дальше – у Рынка или за Мастерскими – без вопросов. Хочешь, договаривайся со старостой барака, получай комнатушку.

Про Задворки и говорить нечего. Туда съезжались и жили без всяких отметок, – да вообще без каких-либо бумаг, – такие личности, что появись они в любом другом месте, арестовали бы без разговоров. Преступники, объявленные в розыск жандармериями Астенгарда, Крозена, прочих городов и весей республики, благоденствовали на Задворках. И дела творили свои чёрные беспрепятственно. Об этом знали все.

Ну а спрашивать про нож считалось вовсе неприличным.

Однако жандармский капрал вприщур глядел на приезжего, явно прикидывая – взять его под стражу немедля, или погодить немного. А если погодить, то какую выгоду принесёт это лично ему, капралу.

Впрочем, рядовые поз не меняли, брать оружие наизготовку, похоже, не собирались. Антон понял, пришло время пустить в ход главный аргумент.

– Конечно, есть, господин капрал, – Антон подал жандарму титульную карточку отряда «Гепард», где нож значился непременным атрибутом формы одежды названного отряда. Не забыв вложить внутрь полусотенную банкноту.

– Ага, вольный стрелок. То-то я вижу, кошка в ухе. Ну ладно… – кивнул капрал, просмотрев бумагу. Деньги при этом растворились чудесным образом. – Ты ж теперь в копачи наладишься, не иначе, – предположил насмешливо. – Или картошкой торговать пойдёшь. С твоими-то навыками… Но мне это неинтересно. Главное, чтоб не нарушал порядок на вверенной территории. Автобус до Центральной площади будет через сорок минут, Антон Кросс. И через сорок минут я не желаю тебя видеть ни на вокзале, ни поблизости от него. Понятно изъясняюсь?

– Куда понятнее, господин капрал… – кивнул Антон. – Тут раньше братья Лихие извозом занимались?..

– Ты действительно давно у нас не был. Слишком лихо занимались, не всем это нравилось. Так что, жди автобуса. Удачи тебе, вольный стрелок.

Фермеров встречали родичи на телегах – шумно загрузились и быстро отъехали. Пожилую пару встретил молодой человек скромного обличия на таком же скромном экипаже. Господин Реус сел в видавший виды, пропылённый автофургон. На борту явственно просматривались большие стилизованные буквы «ГДП» в лавровом венке. Ага, казённый транспорт, вот только и ежу понятно, за высоким начальством присылают что поприличнее.

На остановке (шаткий навес с лавкой) остались маяться работяги. С краю примостился Антон, закурил папиросу. Вот он и дома. Ну, или почти дома. И куда теперь? Сразу разыскать родной барак, комнатушку, где жил когда-то? Остался ли там кто-нибудь из близких, или хотя бы знакомых людей? Почему-то Анту казалось – вряд ли.

***

Давным-давно обжитой юг республики Даирия оканчивался на городке Дубостан, что расположился на границе лесной зоны. Далее простирались обширные и безлюдные пространства лесостепи. Лишь охотники уходили далеко от города за черно-бурыми лисицами, мех которых ценился очень высоко. Походы эти оставили в перелесках охотничьи домики и зимовья, других поселений здесь не было.

Лесостепь простиралась по течению реки Алтаны, берущей своё начало в отрогах Алатуйских гор на северо-западе страны. Река неширокой лентой протекала с севера на юг среди кленовых и ясеневых перелесков и впадала в крупное озеро, с высоты птичьего полёта напоминающее запятую. Северная часть его была почти круглой, словно чаша, а южная – вытягивалась этаким хвостиком, коротким и узким. От «хвостика» начиналось болото. На восток тянулся лесной массив, а с запада и юга озеро окружала степь.

Министерство недр отправляло в те края экспедицию, состоящую из геологов, картографов и прочих специалистов. Разведчики изучили водоём, определили, что вода в чаше кристально чистая, глубина приличная и рыбы полно. Но объяснить происхождение болота в сухой степи, раскалявшейся летом как сковородка, не смогли. Ценного в недрах ничего не обнаружили, зато наткнулись на малочисленный полудикий народец, населявший берега озера. Описали всё увиденное, с тем и вернулись.

Таким образом, в блистательной Ксении о сунгах знала лишь малая часть учёных-этнографов, заинтересовавшаяся отчётами экспедиции. По их мнению, народ этот имел интересную, самобытную историю, культуру и традиции. Но чиновникам было не до горстки туземцев, в республике хватало куда более насущных проблем. О сунгах на время забыли.

А вот когда Госсовет объявил Приозёрье свободной безналоговой зоной, и на берега Алтаны прибыли первые колонисты, то кое-кто сразу отправился на озеро. Тут и столкнулись они с высокими, ловкими аборигенами, говорящими на незнакомом наречии и имевшими необычный оливковый оттенок кожи. Для колонистов это оказались неприятной неожиданностью.

Туземцы занимались рыболовством, огородничеством, но главным своим источником существования считали караваны из-за Степи. Перейдя мост, караванщики делали привал: мылись в оборудованных сунгами купальнях, получали горячий ужин и ночлег. Расплачивались за постой вяленой бараниной и шерстью (сунги не разводили скот). Мясо они запасали на зиму, а из шерсти пряли нить и ткали одежду – лёгкую, тёплую и удобную, с красивой необычной вышивкой. А ещё брали в оплату ножи мигрийской выделки. Сунг без ножа, это уже вроде как и не сунг вовсе.

Аборигены враждебности не проявили, отнеслись к пришлым спокойно, даже дружелюбно, но и уходить со своих земель, от своего Озера не собирались. Пионеры, уразумев, что место занято, отошли за лесной массив, что тянулся на восток, намереваясь построить там свой посёлок.

Сейчас вряд ли кто-либо возьмётся внятно объяснить причины нелюбви дарийцев к исконным обитателям здешних мест. Неспокойные границы на западе республики, пылающее Поморье на востоке – в Даирии не привыкли к дружески настроенным соседям. Контакты случались всё больше на языке винтовок и пушек. Возможно, сработал стереотип мышления, а быть может, сказалась банальная враждебность к инородцам, незнакомым и непонятным. Как бы то ни было, стена недоверия и презрения, появившись с первых дней, не таяла, а лишь крепла с годами.

Постепенно сунги перестали появляться в Идиллии без крайней нужды, а жить в городе остались и вовсе единицы. Но отец Антона, Теофил Кросс, приехав сюда ещё во времена строительства кирпичного завода – молодым, здоровым, полным сил и желания заработать денег, – встретил как-то высокую, тонкую, с нежным личиком и огромными тёмными глазами девушку-сунгелу Милу. И влюбился без памяти.

Тео было наплевать, что о нём думают другие. Он взял Милу за руку и отвёл в храм. Святой Николас с высоты своей божественной мудрости спокойно смотрел на браки дарийцев с представителями других народов, и священник сочетал их браком по законам Церкви и Республики Даирия. К сожалению, пониманием того, что всё от Бога, и все людские расы от Бога, а браки совершаются на небесах, не обладали простые горожане.

Тео привёл избранницу сердца в барак. Где ещё мог поселиться копач с карьера? Привёл в маленькую комнатку с общей на всех кухней и нужником в конце коридора, и сказал:

– Здесь мы будем жить, любимая. Ты родишь мне детей, а я заработаю много денег. И мы построим дом. Большой и светлый. Уверен, всё будет хорошо.

Тео целыми днями пропадал в карьере, ворочая огромной тяжёлой лопатой глинозём. Господь не обидел его силушкой, да только платили за работу сущие гроши. Но сунгелу сразу же невзлюбили соседи-дарийцы. Кумушки презрительно смотрели на красивую чужачку, злословили за глаза, донимали мелкими пакостями. То соли подсыпят в кастрюлю с супом, то стирку устроят так, что застенчивой, робкой Миле не остаётся места простирнуть рубаху мужа. Мужчины тоже смотрели косо. И каждый взгляд – упрёк. Зачем ты здесь, чужая?..

Женщина терпела. Жаловаться она не привыкла – гордость не позволяла. Тем временем родился Антон. Хлопот прибавилось, и всё чаще звучало в коридоре и на кухне «глянь, опять идёт эта, червивая…» «Червивыми» называли сунгов за характерную кожу, и не было прозвища обиднее для сыновей и дочерей маленького народа. Напряжение в бараке нарастало, злость и раздражение на собственное тяжёлое житьё переливались в ненависть к красивой иноземке.

Кончилось всё грандиозным скандалом. Милу обвинили в покраже чужих продуктов, порче белья, ещё чёрти в чём, и Длинный Роб, детина необузданный и грубый, пригрозил выгнать «червивую» взашей вместе с её недоноском. И даже схватился за разделочный нож, широкий и острый…

Когда всё это случилось, на пороге появился Теофил.

В руке он сжимал дробовик устрашающего калибра, а через плечо перебросил патронташ. Ружьё держал стволами вниз, но так, чтобы одним движением можно было вскинуть оружие. Прямо в искажённую ненавистью физиономию Длинного. И сказал Тео, что если ещё раз кто-нибудь посмеет тронуть – хоть словом своим зловонным, хоть рукой грязной, а хоть даже и помыслом нечистым – его жену, быть ему в тот же миг в горних высях Святого Николаса. На Его суде.

Негромко вроде сказал, но веско, и с тех пор страсти вокруг Милы враз улеглись. Соседки замолчали и стали уступать место на кухне, отодвигать баки с бельём. Все знали бешеный нрав старины Тео, и все знали, что слов на ветер он не бросает.

Ант унаследовал характер отца. Если он считал, что так будет правильно, он брал и делал. И ох, как трудно было его тогда остановить. Невысокий, сухой и жилистый Антон не выглядел сильным бойцом. И мало кто знал, какой у парня внутри стальной стержень. Стержень этот можно было сломать, но невозможно согнуть. Он не боялся никого. Пусть противник будет старше и сильнее, пусть их будет несколько, – да хоть сам чёрт им в помощь! – если дошло до драки, он дрался.

Антона долгое время не принимали в компанию местных мальчишек. Барачники сторонились чужака, а на предложения дружбы отвечали насмешками. Это обижало парня, он хотел быть в команде. И однажды всё изменилось. Ватага собиралась на очередную разборку с извечными врагами – рыночниками. Или «капустниками», как их ещё презрительно называли. Те позволили себе лишнего в отношении девчонок с Бараков. По выходным в маленьком парке за зданием Муниципалитета играл духовой оркестр, там устраивали танцы. Приходила сюда публика чистая, приличная. Дерзаям с Задворок делать в таком месте было нечего. А вот молодняк, шкеты, в душе мечтающие со временем стать такими же взрослыми и крутыми, на танцульки заглядывали. Ничего зазорного в этом никто не видел.

Вот на танцах-то «капустники» и напортачили. Затеялись хватать девиц за непотребные места, тащили танцевать против воли. В общем – хамили. За такое наказывают. Собралась ватага, тут и подошёл Ант к мальчишкам – мол, возьмите с собой, обузой не буду. Но Красавчик Мик, парень высокий, сильный и наглый, правая рука самого Ласа Кривого, лишь сплюнул через губу – обойдёмся без червивых!

Реакция последовала мгновенно. Стремительным броском Ант кинулся на обидчика и вцепился ему в горло. Никто не ожидал ничего подобного, и сам Мик меньше всего. Он не удержался на ногах, повалился на землю. Драчуны покатились, поднимая тучу пыли. Красавчик колотил Анта руками и ногами почём зря – по спине, бокам, животу – куда мог дотянуться. Пытался стряхнуть с себя парнишку, но ничего не выходило. Ант вцепился в противника как клещ – намертво.

Лишь когда остальные ватажники заметили, что Мик начал синеть, задыхается, и не дерётся уже, а скребет руками землю, тогда только бросились они разнимать драчунов. Но удалось это не сразу. Втроём, немало попотев, мальчишки оторвали взбешённого Антона от жертвы. Лицо полукровки заострилось, глаза горели безумным огнём. Он порывался вырваться, выкрутиться из рук ватажников и завершить начатое.

Невдалеке стоял Лас и наблюдал за происходящим. Когда пыль улеглась, Антона отпустил, и он отошёл в сторону, отряхивая штаны и зло сплёвывая через зубы, а Мик ещё сидел на земле, отхаркивая мокроту пополам с дорожной пылью и дико вращая глазами, вожак негромко сказал:

– Пацан пойдёт с нами. Нам такие нужны.

С тех пор за Антоном закрепилась кличка Клещ и было ему тогда всего двенадцать лет.

***

Едва Антону исполнилось пять, Мила родила братишку Марка, а ещё через два года сестричку Еву. Отец по-прежнему вкалывал в карьере, его повысили до помощника бригадира и стали платить чуть больше. Денег всё равно не хватало, семья жила бедно. Хоть и дружно, с верой в лучшее будущее.

Тео по десять часов в день распределял и подсчитывал вагонетки с глинозёмом, а вечерами, за скудным ужином мечтал, какой дом построит для своих близких. Мила хваталась за любую работу. Вот только не любили сунгов, не всякий давал даже подёнщину. Но и сунгела не сдавалась: там постирать людям возьмётся, там помыть и убрать. Внезапно пришла мода на сунгские узоры, вышитые бисером на женских шляпках. Появились заказы, за них платили. Мама ходила счастливая, таких мастериц национальной вышивки больше не было во всей Идиллии.

Антон тоже не оставался в стороне. Едва подрос и окреп, принялся подрабатывать на рынке – таскал тяжёлые мешки в овощных рядах, потом свиные туши у мясника. Днём, во время работы всякие пацанские разборки отменялись, гнул спину наравне со вчерашними противниками. Но дружить с «капустниками» – никогда не дружил. Оставались они злейшими врагами барачников. А позже Анту повезло, взяли помощником в кузницу. Работа была тяжёлая, но платил кузнец Трей неплохо. По меркам подростка Антона, понятно.

Вот только раздражал младший брат. Марк рос хитрым и жадным. И ленивым. Пока Ант раздувал меха в кузне, брал в руки молот, – ещё не самый большой и тяжёлый, но уже средний, – Марк не желал делать ничего. Не хотел даже помочь матери по дому или последить за сопливой Евой. Он часами готов был рассматривать старые журналы, которые доставал бог весть где: решал головоломки, раскрашивал картинки. Но больше всего ему нравились карточные фокусы на последней странице. Как-то отец для потехи подарил ему колоду карт, и с тех пор он только и делал, что возился с потёртыми листками.