– Готовлю твое любимое блюдо. На вечеринках имениннику редко удается поесть что-нибудь приличное. Я подумал, за неимением подарка кое-что сделанное своими руками…

Кто-то резко постучал ручкой по его столу, под самым ухом.

– Молодой человек, вы решили сыграть со мной в игру?

«Линдсней».

– Не советую. Я не тот, с кем вам, особенно Вам, стоит ссориться в стенах этого заведения.

– Я думаю, сэр. Хочу более емко сформулировать свою мысль, как Вы учили, – попробовал прикинуться дурачком Джимми.

Осечка. Стоило промолчать. Не тот тип, чтобы иронизировать. Он и в самом деле расслабился в последнее время.

Карл Линдсней скептически приподнял правую бровь, но промолчал, хотя вид его не сулил ничего хорошего.

«Пойдет к директору ябедничать».

Было обидно и все равно в один миг. Джимми и не знал, что такое возможно. Или забыл? Очень захотел забыть…

– Ты выиграл, поздравляю. Не думал, что ты выпутаешься из этой истории.

– Не знаю.

Энтузиазм соседа не убедил Джимми.

– Брось. Ли не стал бы действовать исподтишка. Он мог просто размазать тебя по стенке или сделать так, что вы с матерью не нашли бы приличного угла в этом куполе. И в любом другом, кстати, тоже, если бы уж он завелся. Или ты хочешь взять реванш у себя? – торжествующе щелкнув пальцами, догадался сосед.

Джимми вздрогнул, наткнувшись, как на нож, на внезапную проницательность старого сводника.

– Пустое. Мужество не для таких, как мы, Джимми, – удивительно тонко схватил настроение беседы его прежний благодетель. – Да-да, я знаю. Коллекционирование фотографий многое дает в плане физиогномики, чтобы ты знал. Я не так уж глуп и плох, как ты думаешь. Это мимикрия. Возраст, сынок, страховка, опасения. Не в моем положении, Джимми, стоит выглядеть умным и смелым. Для этого нужно обладать определённым статусом или деньгами, или талантом, на худой конец. А таким, как мы с тобой, Джимми, остается только устроиться…. Более или менее комфортно. Не хочешь отплатить мне за добрый совет? Ты мог бы сделать для меня пару фотографий. Такая благодарность тебе ничего не будет стоит и укрепит наши взаимоотношения, ко всеобщему благу.

«Мерзавец».

Но Джимми не находил слов, чтобы возразить ему.

«Обыкновенные люди…»

«Обыкновенные люди не пишут сочинений. Их мнение никого не интересует. Их не посещает Откровение. Им нужно лишь переложить хрестоматийный комментарий кого-нибудь из Великих о тексте – с известной долей смирения и субъективной подачи в смысле свободы формы, – добавить кажущегося личного пристрастия, и все будет оценено преподавателем как более или менее симпатичная или нет учебная работа».

– Каков нахал!.. Нет, послушай, что он пишет дальше.

«Вопрос, поставленный автором в произведении, считаю БЕССМЫСЛЕННЫМ и неактуальным, как и сочинение на данную тему. «Средства должны оправдывать цель, разве нет?». Средства должны соответствовать цели и помогать помнить о ней, в идеале – добиваться ее. Если эти условия не выполняются, следует изобрести другие средства. Верная цель не нуждается в оправданиях».

– Разве он не прав?

Бред искренне недоумевал по поводу причин внезапного возмущения Линдснея, который сам за дружеской беседой не раз предавался размышлениям того же рода.

– Ты и в самом деле настолько наивен? Не разыгрывай из себя простака, – перебил его Карл. – Еще шаг – и он дойдет до отрицания смысла всей нашей работы. Он и так чуть ли не прямым текстом назвал меня, своего учителя, идиотом. Разве в наше время мы с тобой могли подумать о таком?!. В наших глазах учитель обладал статусом…

– Не думаю, – поморщился Бред, – что парень имел в виду именно это.

– На каникулах я скучаю по работе, и я отдаю всего себя этим негодяям, ищу темы, которые будут им интересны и полезны для развития, и что в ответ?!. Я тоже не хочу бессмысленно тратить свое время. Ноги его больше не будет в моем классе, – разгорячившись, заявил Линдсней. – Этот… паршивец…

– Не знаю…Чем он так зацепил тебя? Допустим, как ты и говорил, не все могут … соответствовать требованиям «Быть человеком». Возможно, парень не твоего поля ягодка, возможно, он не литератор. Не все могут… Как по мне, каждый имеет право стремиться быть лучшим в своем, в том, что дорого. Для меня это и значит быть человеком: расти самому и помогать другим, по возможности, или хотя бы не мешать.

– А если он собирается стать лучшим серийным убийцей или новым диктатором? Поможешь ему и в этом? А если он вообще не верит в идею развития? – зловеще прошипел Карл. – Подожди, он предаст и тебя. Ты думаешь, что на этого сосунка можно положиться? Нет, поверь моему опыту. У него за душой ни грамма морали. Совесть атрофирована начисто. Не-е-т, он гнилой. От корки до самого нутра. И когда он в полной мере проявит себя настоящего, ты вспомнишь наш разговор. Только не говори, что я тебя не предупреждал.

И все же благодаря Бреду, выплеснувшись в последней язвительной тираде, ему удалось успокоиться. Действительно, чего он, в самом деле, завелся? Ну, выбрасывает молодой человек свою жизнь и свои способности в мусорное ведро?!. Так это его право. Он, Карл Линдсней, честно делает свою работу и не играет ни в какие игры. Отдается своим студентам от начала и до конца. И требует, кстати, в ответ от своих учеников только одного: элементарного уважения к его личности и его труду. А если человек не чувствует грани, то лучшее, что может сделать настоящий учитель, – это дать такому ученику адекватную обратную связь, чтобы тот понял и в реальной жизни, когда на кону будет нечто гораздо большее, чем оценка за сочинение, не плевал против ветра.

– А ведь ты не читал его личного дела, – внезапно врезался в размышления Линдснея Бред.

– Читал, – невозмутимо соврал Карл. – Это не имеет значения. Трудная судьба не дает человеку права хамить.

– А все-таки, что он тебе сказал? Дело ведь не в сочинении. Между нами… Я могу наставить его на путь истинный, как тренер.

– Нет, – не согласился Линдсней. – Этот стервец вьет из тебя веревки. Не спорь, я вижу. Но я знаю, где искать на него управу.

– Не горячись в поиске, – обеспокоенно предостерег его Бред. – Парень все же не совсем… плох. Дай ему шанс. Повзрослеет, сойдет эта ершистость…

Карл ошеломленно уставился на друга.

– Да… А ты ведь и вправду не замечаешь… Он плохой человек, Бред. Поверь моему слову. И твоей команде будет гораздо лучше, если вам удастся избавиться от него чем скорее, тем лучше. Меньше будет грустных последствий. Такие люди имеют способность разъедать окружающую среду и тянуть на дно других. Сами, кстати, всплывают часто в последний момент, а хорошие ребята пропадают. Подумай об этом. Один или несколько… Без него будет лучше… Для тебя и ребят.

В их разговоре возникла неловкая пауза.

– Не думал, что ты мыслишь стереотипами, – под конец выдавил из себя Райджари. – Интересно, а я у тебя в каком списке?.. Отправляешь человека в утиль только за то, что он сказал что-то, что тебе не по духу?.. Допустим… Мальчик излишне резок. Максимализм…

– Причем тут стереотипы!.. – смутившись, опять взвился Линдсней, сатанея от невозможности достучаться до друга. – Он подлец. И не верь его объяснениям. Этот парень коварен и лжив насквозь. Ему соврать, что священнику перекреститься.

– С каких пор ты вспомнил о религии? – попытался сменить тему Райджари.

– Думаешь, под воздействием эмоций я не могу судить объективно? – раскусив его замысел, прямо спросил Карл. – Ладно… Поживем – увидим. Не хочу с тобой ссориться из-за этого паршивца. Только не поворачивайся к нему спиной. Не хватало только, чтобы ты пострадал от своего прямодушия. Такими, как он, должны заниматься другие…

Глава восьмая. Раскаяние

На сердце у Джимми было неспокойно. Зря он сорвался на Линдснея.

«Ты слишком эмоционален. Придется мне подучить тебя самоконтролю. Хорошо, что ты признаешь свою неправоту, но за ошибки надо платить», – сказал ему в тот злополучный вечер Ли, и устроил для себя праздник, по-своему…

С тех пор Джимми старался не срываться.

Во всяком случае не на тех, кто мог ответить.

Но учителя часто ставили его в тупик. Ему никак не удавалось классифицировать их в работе. Они все время менялись, перетекая из одного качества в другое: то вели себя прилично, как обычные люди, то – стоило задеть какие-то туманные «святые принципы» – буквально перерождались, как Карл Линдсней, становясь мстительными, бьющими исподтишка тварями. Джимми так и не научился вычленять их сразу из серии более безобидных, но подобных им педагогических существ. Приходилось каждый раз действовать методом проб и ошибок. На своей шкуре, так сказать. Но что поделаешь… Нет предела совершенству… Что ж, возможно, когда-нибудь это будет его следующая стадия развития. Имеет же он право ошибаться в оценке противника?.. Имеет. Он еще молод.

«Не стоило с ним связываться,» – подал голос заблудший было инстинкт самосохранения.

Факт.

«Твое положение и без того уязвимо».

Еще один.

«Стоило просто промолчать».

Это Джимми понимал. Но та самая уязвимость и необходимость все время «быть в форме», «держать лицо» в месте, где с каждой стены тебе кричали лозунги о безопасности и свободе самовыражения, в вещах, в которых от тебя требовали похожей на откровенность и искренность лжи, сводили его с ума.

Он жутко устал жить в раздвоенном, рас-троённом мире, сейчас – больше, чем когда бы то ни было. Может быть, потому что раньше его жизнь была по-настоящему опасна и «игра масок» была единственным средством выживания и по-другому было совсем плохо, а сейчас…

Бесперспективность его усилий, его кажущейся свободы, протеста или смирения – не все ли равно, если будет один и тот же результат?.. – грубо, ежедневно, беспощадно душила его. Никакой паузы, никакой жалости, никакого удовольствия и просвета впереди, – и никакого отчаяния. Все чаще и чаще пустота в голове и нежелание что-либо делать.

Если бы не обещание миссис Ди продержаться трезвым один месяц, Джимми давно бы дошел до ручки.

В сочинении он написал, что, если средства плохи, стоит изобрести другие средства. А может ли он изобрести другую цель? Под стать тем средствам, которые он использовал?.. Цель, которая оправдала бы все, что он натворил?..

Можно ли в жизни пойти от обратного?..

Сначала взорвать бомбу, а потом обрести идею, ради которой ты это сделал?..

Говорят, в политике так бывает. Но то в политике. А в жизни?..

В жизни тоже, возможно, получится… Ведь удавалось же кому-то!.. Можно! Но только не в его…

Как говорил Ли, «ты слишком умен, чтобы обманывать себя и слишком наивен, чтобы не хотеть этого сделать».

Смешно.

Неприятно, но в самую точку.

Джимми решил, что потерпит ради приличия столько, сколько сможет, надеясь, что время подскажет ответы. Время… или люди… Они всегда были, в целом, добры к нему, и Джимми ценил доброту. Хотя иногда у него не сразу получалось назначить ей нужную цену. Еще один навык, которому в его возрасте стоило подучиться…

Видеть на каждом столбе объявление «Распродажа!» и оставаться счастливым человеком отнимало у Джимми порядочную долю дневных усилий.

Он едва пригубил бутылку, как в комнату вошел брат.

– Что это? Ты пьешь?

– Не говори отцу.

– Какому?

– Обоим.

– Это плохо кончится.

– Давай не сегодня. Мы уже достаточно наговорили друг другу.

Проклятый сон снова навалился на Джимми, только почему-то в этот раз его брату было лет 13-14, а ему 17. Как будто в том, сонном мире, время текло по-своему.

– Здесь кто-нибудь стучится в доме?

Это уже он – Джимми – недовольно, резко выкрикнул биологическому отцу, когда тот нежданно-негаданно вошел в его комнату. Выслушал унылые нотации о вреде алкоголя.

– Я понял. Вылью. Потом.

– Сейчас.

«Второй Джимми» проследовал до ванной комнаты и вылил всю бутылку в раковину.

– Доволен?

Вот это сон!.. Сногсшибательно!.. Не удивительно, что ему не хотелось ложиться в кровать.

В жизни, правда, Джимми тоже так делал. Два раза. Один – от отчаяния и глупости – для матери, второй – для себя, когда понял, что теряет контроль. С тех пор он не покупал больше одной бутылки в дом. Знал, что может не удержаться.

– Поговорим завтра.

– Я достаточно трезв.

– Завтра.

Джимми ненавидел это слово, но во сне воспринял его достаточно спокойно.

– Тебе так плохо у нас?

– Нет. Просто привычка…

Он почувствовал, что напугал биологического отца.

– Я сделаю так, как ты хочешь, – попробовал он успокоить родных по крови и бесконечно далеких по жизни ему родителей.

– Мы обратимся к специалистам…

Равнодушно Джимми пожал во сне плечами, желая одного: чтобы его оставили в покое, отвязались…

– Группа взаимопомощи? Пожалуйста.

Для Джимми ни наяву, ни во сне это не было проблемой. Он ни в грош не ставил такие собрания, а мать – а, сидя за ее спиной, и он сам – посетили их немало. Бессмысленные встречи. Там все играли роли, притворялись теми, кем на самом деле не были, включая врачей, маскирующихся жажду власти и острых эмоций под альтруизм доброго самаритянина.

«Все в ваших руках…»

«Поддержим его выбор…»

«Откройте для себя помощь Господа…»

Мать называла эти собрания сходкой стареющих вампиров и считала, что реальная жизнь гораздо сложнее любой театральной труппы. В ней нельзя просто так взять – нажать на кнопку – и переключиться…

Даже объяснить иногда не удавалось. Произнесенные, слова искажали истину, или реальность, или нечто, что видел ты сам…

– Слушай, я не специалист по красивым жестам и словам, но мне кажется, у тебя хорошая семья, – во сне пытался успокоить его несуществующий в реальности друг.

В реальности Джимми не мог никому верить.

– Ух ты?!.

Джимми не знал его.

– Оставь мою семью мне.

– Ладно, – приятель вскинул руки ладонями вверх, но не отстал. – Тебе в любом случае не стоит столько пить. Твой первый-второй отец, черт, Джимми, назови их уже как-нибудь, не будет сюсюкаться с тобой, когда вернется.

– Не учи меня жить!

– Как знаешь… Я не понимаю, что с тобой не так, приятель. Ты и вправду нашел нормальную семью.

И тут он сорвался.

– Я боюсь.

Во сне, как и в жизни, он не дал себе договорить до конца.

Мать, его настоящая мать, из плоти и крови, мать, которая родила его, которая учила: «не стоит выливать ушаты грязи на непричастных», «незачем просить о помощи у тех, кто не поможет», «не стоит застревать в прошлом» …

Сама она соблюдала два урока из трех.

Джимми усвоил один. Два других давались ему тяжело, но гордость помогала.

Раньше он всегда мог остановиться, не дойдя до крайней точки. Сможет и сейчас.

«А не полечить ли тебе нервы, парень? – шутливо спросил он себя сам, разглядывая незамысловатый узор на стене. – Дурные мысли – дурные сны».

Он сел, по-турецки сложив ноги и стал сильно, до боли тереть щеки, подбородок, пытаясь освободиться от наваждения. Не помогало.

Под утро, сквозь липкое, приятное своей темной негой забытье, он ненароком вынырнул на поверхность, – и снова оказался в другой реальности.

– Любовь связана у меня с мужчинами, лишь с некоторыми, женщины – с удовольствием, – напившись, болтал сам с собой один из его клиентов, из Тех, на которых собирал компромат мистер Ли.

Джимми едва не стошнило. Это был не сон, а дерьмо. Дешевое дерьмо.

Словно почувствовав позывы хозяина тела, дебильный философ – порождение сонного разума – резко крутанулся на стуле, меняя угол обзора, словно это имело значение, ведь перед ним были стены – не люди.

– А, кстати, где все?

– Я знаю, это неправильно, – признался незнакомец («Надо же!..» – сыронизировал про себя Джимми). – И я не дам…

Он сделал паузу, собираясь с мыслями.

Образ говорящего поплыл, словно размываемый от умственного напряжения, наслоился на другой, меняя не только внешность, но и окружающую обстановку.

– Защищу брата. Любой ценой.

Вот эту часть сна Джимми ненавидел больше всего. Как говорил Ли, «твой недостаток, парень, в том, что ты все помнишь и не умеешь врать себе. А это полезно».

Факт.

Но Ли ошибался. Иногда Джимми все же врал. Отлично знал, какую заплатит цену, – и врал, а как же иначе?..

Правда была невыносима.

Ему было больно. Он чувствовал, что отлежал руку, что начал задыхаться – кондиционер некстати вырубился и температура в комнате, должно быть, поднялась до 30 градусов, – но так и не смог проснуться, чтобы прервать разговор двойника с биологическими родителями.

– Послушайте, – обратился тот, другой, к матери и отцу. – Я хочу, чтобы вы меня ПОСЛУШАЛИ.

Джимми тревожно заметался в постели, не желая второй раз наблюдать этот бред.

Родители из сна тоже не были в восторге от инициативы сына. «Джимми-2» почти насильно усадил их в кресла и закрыл дверь гостиной.

– Мой отец… человек, который меня воспитал, – поправил себя «Джимми-2», – имеет склонность к мальчикам определенного возраста. И ваш сын… Мой брат… Я не хочу, чтобы с ним случилось что-то плохое.

Они смотрели на него, как на заигравшегося ребенка.

– Думаете, я вру?

– Сынок…

– Вы не понимаете.

Он резко дернул ворот рубашки и повернулся к своим новоиспеченным родителям спиной. Во сне Ли только что вернулся из долгой поездки, и Джимми было, что показать.

Отсчитал 30 секунд. Потом оделся, но разворачиваться не стал. Не хотел видеть их лица, но слышал их. А они говорили…

Наконец ему удалось прервать их излияния.

– Вы не идеал, и я тоже. Будем честны: лучше мы просто уедем.

Только теперь он рискнул обернуться и встретиться с биологическими родителями взглядами.

– Не трогай меня, – холодно отстранил он мать. – Мне не нужна жалость. Живите ЛУЧШЕ. У вас хорошая семья. Не рушьте ее. Не впускайте в нее чужих вам людей! Вот и все, что я хотел ВАМ сказать.

– И еще, – добавил Он, выходя из комнаты. – Никакого СК. Иначе я вскрою себе вены. Меня лично ничто в этом мире не держит. Мне нечего терять. Лучше сделайте что-то по-настоящему стоящее, защитите СВОЕГО сына… реально ВАШЕГО.

Подчиняясь своей логике, картина сна снова сменилась.

Забавные перипетии судьбы…

Кто бы мог подумать, что в его сон вкрадется мисс Свон? Скорее, ему стоило увидеть миссис Ди. Издержки молодости, сказал бы Карл Линдсней?.. Все-таки мисс Свон была моложе и красивее.

– Как сотрудник СК я должна принять у вас заявление, но как человек, верящий в то, что вы любите своего сына и что вам небезразлична его судьба, не советую предавать это дело огласке. Заберите сына к себе, смените купол.

– Что ты сделал?

Второй раз за ночь Джимми позавидовал своему двойнику: у того и в самом деле был друг.

– Вырыл себе могилу… Надо выпить. Думаю, у меня больше нет брата. И семьи.

– Ты не прав.

– Ты не понял. Я никогда не брошу его, но он не должен больше знаться со мной, со всем моим кругом, они так решили. Я думаю, они уедут.

Почему ему без конца снится этот дурацкий сон? Ведь все было не так. А как было?..

Во сне Джимми сильно прикусил губу и почувствовал привкус крови.

– Не надо, – снова попросил он Ли. – Оставь. В конце концов, разве мы плохо жили? Я найду тебе хорошего мальчика, если захочешь. И не одного. Ты же знаешь, я все умею.

– Зачем вам эта грязь? Но она – моя жизнь, – это «Джимми-2» бросил в лицо биологическому отцу, когда тот каким-то образом нашел их новый с Ли приют.

СНОВА И СНОВА.

Это было НАВАЖДЕНИЕ.

Джимми вскрикнул.

– … и что ты с этим сделаешь?

К счастью, это был уже не он – кто-то другой. Он – Джимми – стоял в стороне, словно за стеклом наблюдая за сменяющимися друг за другом сценами фильма.

– Все равно ты мой, наш сын.

Неизвестный покачал головой.

– Не стоит бросаться словами.

Потом все закончилось. Перед глазами снова встала тьма, и Джимми почувствовал облегчение.

Сны не должны были расстраивать его. ОНИ ЖЕ НЕ НАСТОЯЩИЕ. Как можно расстраиваться из-за фантазий?..

Родители «Джимми-2» поймали того на воровстве.

– Оставьте меня, – повторил он. – Я вас уважаю и хочу любить, но это моя жизнь. И я буду делать, что хочу, и портить себе здоровье, как хочу. Моя жизнь принадлежит мне.

«А ведь ты разговариваешь сам с собой».

«Во сне?»

Третий голос в этой комедии положений был для Джимми лишним.

– Я сорвался… чуть-чуть… но я остановился, – наивно, как в детском сериале откровенничал его призрак с другом. – Я уже выправился. Беда в том, что мне трудно признать, сказать ему, что это для меня такая же проблема. Мне нужно свыкнуться с мыслью, что …

– Ты должен преступить черту, иначе застрянешь.

На миг Джимми показалось, что мнимый друг обращается лично к нему, что он стал видимым для них обоих – этих странных актеров навязчивой истории, о которой ему каждый раз стыдно было вспоминать утром.

– Что ж, говорят, наши предки выживали и не в таких переделках, – парировал другу «Джимми-2».

– Это не Земля и не время Переселения.

– Уже поздно. Ты же должен быть дома.

Картина снова сменилась, и Джимми услышал голос миссис Ди.

– Мне не хочется туда идти, – честно признался он ей.

– Что-то случилось?

Знакомая забота звучала в ее голосе.

Впервые во сне он заплакал.

– Мама умерла…

Слезы проползли по щеке и противно намочили подушку, и он наконец-то проснулся. Встал с кровати и, посмотрев на себя в ванной, решил, что сегодня в школу он не пойдет. С него хватит. Ему нужен перерыв.

Благо отца – настоящего отца – не было дома.