Прощальный подарок
TextОдна из старух шепнула ему, чтобы он не боялся, вторая ободряюще покивала головой, после чего обе тени отползли к дверям комнаты, где и замерли, выжидательно смотря то на него, то на неё.
«А я и не боюсь», – подумал Миша.
Затянувшееся молчание заволокло пространство комнаты тяжестью, и когда воздух стал ощутимо увесистым и уже начал давить на плечи, он глубоко вдохнул и сказал:
– Привет.
– Привет! – звонкий голос прожурчал как ручеёк, скачущий по камням, и воздух в комнате вновь стал невесомым.
Никогда раньше не слышавший её голос, Миша удивился и впервые прямо посмотрел ей в глаза. Они были чистые и бездонные, как две Марианские впадины, на дне которых плавают загадочные огоньки, и он увидел, что она смеётся, но не над ним, не над его робостью, а оттого, что вся состоит из света и радуется ему. Её лицо оставалось неподвижным, её пластилиновые губы иногда самопроизвольно слегка шевелились, но он уже не видел всего этого, потому что её глаза смеялись и в них плавали светящиеся искорки.
И Миша улыбнулся в ответ:
– Меня зовут Миша.
– А меня зовут Маша. Я знаю, ты приехал на лето к бабе Клаве и живёшь на первом этаже, прямо под нами.
– Да, я каждый год приезжаю.
– Я знаю, ты любишь играть во дворе и рассказывать друзьям истории, которые прочитал в книжках. А иногда ты их сам сочиняешь, и мне кажется, что твои истории даже интересней.
– Правда? А откуда ты знаешь? Я же тебе никогда не рассказывал!
– А ты расскажи!
– Расскажу, обязательно.
И они говорили без умолку час, другой. О книгах, которые он прочитал, о дворовой собаке Чапе, у которой появились щенки, о цветах в её комнате и о море, которого он никогда не видел. Во дворе уже закончили играть в футбол, и ребятня затеяла игру в выбивалы, которую Миша обожал, но теперь он даже не реагировал на азартные крики, доносившиеся из окна.
Маша удивительно много знала и о море, и о цветах, и о многих вещах на свете. Его это нисколько не поразило, он принял это как данность, как принял её всю, впервые заглянув в её глаза и отозвавшись на свет, льющийся оттуда.
Когда он уходил, одна из старушек шепнула ему в дверях:
– Спасибо, что поговорил с Машенькой! Миша, ты очень добрый мальчик.
Он искренне удивился – за что его благодарят? Ведь он ничего такого не сделал, а общаться с Машей оказалось совсем не в тягость, и вообще, его переполняла радость от зарождавшейся новой дружбы. Он только и сказал на прощанье:
– Я ещё приду.
Вечером бабушка сказала ему, какой он молодец, что поговорил с Машей, на что он пожал плечами:
– Что в этом такого особенного?
– Ну, знаешь, с ней ведь, поди, не очень интересно, она ведь молчит всё время, и во дворе всякое болтают.
На что Миша весело рассмеялся:
– Молчит? Да она ужасная болтунья! – и убежал смотреть вечерний мультик, оставив бабушку в осторожном молчании.
Он стал заходить на второй этаж, чтобы поболтать с Машей, всё чаще, и всё реже появлялся во дворе. Оказалось, что две скорбные тени, жившие с Машей, это не её мать и тётка, а бабушка со своей сестрой. Баба Валя и баба Шура. А настоящая мама бросила Машу почти сразу после её рождения и жила теперь где-то в другом городе. Но Маша на неё не обижалась, сказала, что давно простила её.
Миша бросал все игры со сверстниками, когда Машу изредка выводили на прогулку, и неизменно составлял ей компанию, что вызывало недоумение у всех, кто наблюдал эту картину. Но что им до косых взглядов и пересудов, если во время недолгих встреч они не успевали наговориться обо всём, что их переполняло! Они словно огораживались от внешнего мира в полупрозрачном хрустале собственной вселенной, за пределами которой они почти не замечали мелькание человеческих теней, кружащихся в каком-то странном суетливом хороводе. Они были слишком выделяющимися, словно невесть откуда взявшиеся цветные персонажи на чёрно-белой фотографии, и, конечно же, дворовое сообщество не могло долго оставлять их в покое.
2
Рома почесал непослушные рыжие вихри, потом смачно сплюнул и бухнулся на лавочку рядом с Коляном. Старший брат, мало того, что здоровый как медведь, да ещё развалился так, что места рядом с ним оставалось совсем чуть. С другого конца сидел худощавый Олег, а Андрей примостился на корточках рядом. Вся компания дружно гоготала над каждым словом Коляна, который живописно повествовал о своих похождениях в пионерском лагере, из которого только что вернулся. Брат рассказывал уже по второму кругу, как «отметелил какого-то оборзевшего чувака», и как тот потом ныл «словно баба» и до конца смены прятался от Коляна где только мог.
Пацаны вокруг него одобрительно ржали.
– Здорово ты его, – вставил Рома.
Колян не то, что не ответил, даже не повернулся в его сторону. Словно и не слышал.
Рома толкнул Андрея:
– Мы тут тоже одного отметелили, правда, Андрюха?
Но Андрей даже ухом не повёл, продолжал ухмыляться, как идиот, над очередными шуточками Коляна.
Рома разочарованно отвернулся и наткнулся взглядом на сидящих у соседнего подъезда Машу и Мишу. Они были одни, бабушки настолько привыкли к Мише, что иногда оставляли Машу с ним.
– Гляди, тупая корова и её женишок! – заорал Рома.
Колян и все пацаны, как по команде, обернулись и одобрительно осклабились.
Рома почувствовал, что наконец завладел их вниманием.
– Эй, Мишаня, поцелуй невесту, чего стесняешься? Или не хватает рук, чтобы её обнять?
Вся компания громко захохотала, а Колян одобрительно хлопнул его по спине:
– Ну, ты, братишка, даёшь!
Рома сложил ладони в рупор и заорал:
– Давай! Горько! Горько! Свадьба на свиноферме!
Грянул шквал хохота, Олег чуть не упал, согнувшись пополам. Рома, довольный собой, смеялся громче всех.
Но тут в открытое на первом этаже окно по пояс высунулся дед Семён в выцветшей майке:
– Ах вы, паршивцы! Я сейчас выйду и выбью из вас дурь!
Вся компания сорвалась прочь от подъезда.
Миша сидел потемневший от гнева, до боли сжав кулаки.
– Миш, – позвала его Маша, – ты чего?
– Я им отомщу, этот Ромашишка у меня за всё ответит!
– Да брось, это того не стоит. К тому же их много.
– Я тоже не один, я ребят позову. Там один Санёк чего стоит, знаешь он какой? Он никогда не отступит! Этот Ромашишка ответит за всё, что тут наговорил!