Да здравствует Государь! Три книги в одном томе

Text
Leseprobe
Als gelesen kennzeichnen
Wie Sie das Buch nach dem Kauf lesen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

Даже число балов ограничил четырьмя в год.

Потому то обиженные и шептались по углам – и мужиковат, и неотесан совершенно не царской жизнью жил в быту…

А сколько стрел было выпущено и левыми журналистами и писателями-эмигрантами и придворными острословами по поводу грубости и равнодушия отца к искусству! А ведь Георгий знал, что отец чаще, чем кто-либо из Семьи, бывал в опере, и даже недурно музицировал сам. На тромбоне он играл столь искусно, что как вспоминала матушка еще будучи цесаревиче собрал свой собираться маленький оркестр духовых инструментов, в который входил он сам и еще несколько музыкантов – офицеров гвардии. С течением времени этот кружок превратился в «Общество любителей духовой музыки»..

Кто из салонной публики и разночинцев похвалил отца за то что тот еще в 1869 году стал одним из основателей Русского исторического общества? Что он был попечителем Исторического музея?

Помнил ли про это вообще кто-то кроме близких? А ведь из этого не делалось тайны – но определенно каждый видит лишь то, что хочет. Но ведь и даже сам Георгий удивился когда разбирая отцовские бумаги нашел счета придворного ведомства и личной канцелярии им подписанные… Не на вина или лошадей – на произведения русского искусства.

Первым в России отец стал приобретать полотна современных ему художников, а о старых европейских мастерах сказал однажды: «Я должен бы их любить, ибо все признают старых мастеров великими, но собственного влечения не имею».

Зато он собрал большую коллекцию картин русских художников – Брюллова, Боголюбова, Боровиковского. А еще – поддерживал Репина, Поленова, Савицкого, Васнецова, Дмитриева? И рублем – и одним своим вниманием – ибо где-где, а под родными осинами не решаться обидеть художника на которого пала благосклонность августейшей особы.

Кто то это вспоминает вслух? А, например, то, что у нуждавшегося скульптора Антокольского царь купил бронзовые статуи Христа и Петра Великого, а потом и ставшие знаменитыми – «Летописец Нестор», «Ермак», «Ярослав Мудрый» и «Умирающий Сократ»?

Ценит ли кто то из служителей муз тот факт, что собственно говоря именно благодаря батюшке русская живопись толком вышла из передней – где была со времен крепостных художников? Нет – увы! Не вспоминают сие всякие вольнодумные витии и жрецы искусства – обожающие эпатировать публику изображая измученных податям нищих крестьян или пьяных попов валяющихся в канаве (и при этом получающие за такие полотна столько денег, что хватило бы пропитать иное сельцо полгода)?

А вот еще… В мае 1883 года государь император повелел возвратить проживающему в Москве декабристу Муравьёву-Апостолу ко дню празднования 200-летнего юбилея Лейб-гвардии Семёновского полка, в котором тот служил, солдатский «Георгий», полученный Муравьёвым-Апостолом в Бородинском сражении. И лично генерал Черевин отвез в Москву где проживал старец изъятый из судебного дела Знак Отличия Военного ордена № 51802 «для доставления по принадлежности». Кто-то кроме самого бывшего великого мятежника поблагодарил Государя? Об этом кажется и не узнали – ибо не интересно сие никому в салонах…

Увы – «общество» ничего этого не замечало да и не хотело – а видело одни лишь грубые сапоги и бороду.

Или вот – кто то обращал внимание что Александр III был совершенно безупречен в вопросах семейной морали?

Он жил в честном единобрачии с Марией Федоровной, не заведя себе ни морганатической жены, ни гарема любовниц – не в пример ни отцу с его княгиней Юрьевской, ни деду иногда брюхатившему по четыре фрейлины в год… (Ни – грустный вздох – получается что и ему – своему сыну)

Но вместо этого твердят что Александр III был горьким пьяницей – и это всем, мол, известно. Но Георгий – как и все близкие люди знали что царь выпить может и любил, но «во благовремении», то есть никогда не пил и капли, пока не были сделаны все дела. Но и тогда никто не видел его пьяным…

А его юмор – не грубоватый казарменный – чем например Николай I был славен – а по своему изящный и добродушный? Например, когда великий князь Николай Александрович подал ему прошение о разрешении жениться на пригожей петербургской купчихе, Александр учинил на нем такую резолюцию: «Со многими дворами я в родстве, но с Гостиным двором в родстве не был и не буду». Георгий вспомнив этот эпизод решил что наверное обратись к нему с таким прошением любой из его родственников он бы его удовлетворил не раздумывая.

Тем более – вступивший в неравный брак член Семьи терял всякие права на престол… (Или может быть – в особенности по этому.)

Что еще можно было сказать об отце?

Царь-миротворец – который как-то одернул адмирала Пещурова сказавшего что то насчет де легкой победы над турками в семьдесят восьмом – мол турок только ленивый не бил…

– Вы милостивый государь там не были, а я на Балканском театре эту с позволения сказать легкость наблюдал своими глазами!

Как узнал Георгий уже после смерти отца – тот был в свое время одним из самых больших сторонников русско-турецкой войны – как собственно и вся петербургская публика… Однако увидев войну вблизи – с разорванными грантами телами солдат, с замерзшими на Шипке, с могилами в которых лежали тысячи умерших от тифа, переменил свое мнение. «России незачем искать союзников в Европе и вмешиваться в европейские дела. …Во всем мире у нас только два верных союзника – наша армия и флот. Все остальные, при первой возможности, сами ополчатся на нас». «Нашей силы боятся. Не воюй, как станешь править Россией!» – не раз говорил он брату Николаю, рассуждая о политике. Но при этом отец не был слабым и неуверенным в себе царем – как говорили другие. Ведь только его непреклонной воле Россия обязана победой в той войне – когда он настоял на третьем штурме Плевны.

В 1884 году, на русско-афганской границе, в районе Кушки, объявился крупный афганский отряд, руководимый английскими инструкторами. Атаковать? Но не вспыхнет ли война? И командующий Туркестанским округом немедленно запросил царя по телеграфу: что ему делать? «Выгнать и проучить как следует», – незамедлительно ответил Александр III. Нарушителей границы выгнали и казаки долго преследовали их, желая взять в плен английских офицеров…

Британский посол в Петербурге заявил протест и потребовал извинений.

Взволнованный министр Гирс доложил об этом императору. «Мы не только не сделаем этого, – сказал Александр, – но я еще и награжу начальника отряда. Я не допущу ничьего посягательства на нашу территорию». И наградил генерала Комарова выбившего нападавших орденом Св. Георгия 3-й степени. В ответ англичане прислали ноту, и осторожный умница Гирс опять предложил извиниться, ибо это могло привести к войне с Англией. Вместо извинений и объяснений царь отдал приказ о подготовке Балтийского флота к военной кампании, несмотря на то, что британский флот был гораздо сильнее.

Через две недели Лондон предложил создать совместную русско-английскую комиссию для разрешения афганского инцидента…

А за год до того была ссора с Австро-Венгрией угашенная в зародыше.

В 1883 во время официального обеда в Зимнем дворце австрийский посол произнес речь полную завуалированных угроз, требуя у России не препятствовать поползновениям Вены. Александр, хотя и слушал его, но никак не реагировал. Посол стал раздражаться все больше и больше и под конец не сдержавшись заявил что мобилизация двух или трех корпусов вероятно сделает русского монарха внимательнее. Александр, не изменившись в лице, взял со стола серебряную вилку, и завязал ее узлом.

«Вот что я сделаю с вашими корпусами», – негромко и совершенно спокойно сказал отец…

Разумеется, ни о какой мобилизации впредь не возникало и речи.

Правда Боснию австрияки все равно заняли…

Потом – задним числом говорили что лучше было бы договорится с Веной – и разделить сферы влияния на Балканах еще в семидесятых. Но дескать все испортил Горчаков – немцев не терпевший.

Да что уж теперь говорить!

Георгий вдруг с грустью подумал что наверняка его не назовут «миротворцем» – ведь на его век наверняка придется хотя бы одна – и хорошо если так! – война.

Но это наверное все же внешнее в отцовских деяниях…

Главное – нечто иное…

Было что-то еще в отцовском правлении – не мягком – скорее суровом – но вместе с тем как-то по особенному человеческом и русском.

«У нас царь не механик при машине, но пугало для огородных птиц», – написал однажды историк Ключевский. Его отец был последним наверное – кто пытался быть хоть и не механиком при государственном механизме – как шведские или бельгийские к примеру государи или все эти президенты – но уж точно не пугалом или золоченой куклой на троне.

Что-то такое важное и неуловимое ушло вместе с ним. Ибо хотя Георгий не умел подобрать нужные слова – но понимал – наступили такие времена и в России и в мире – что так как правил отец уже править и царствовать у него не выйдет.

Сейчас он вспоминал афоризмы из дедовской тетрадки – ее показывал погибший монарх детям.

«Власть царя над человеком происходит от Бога, но не делай эту власть насмешкой над Богом и человеком». «Уважай закон. Если законом пренебрегает царь, он не будет храним и народом. И наконец – «Революция – есть губительное усилие перескочить из понедельника прямо в среду. Но и усилие перескочить из понедельника в воскресенье столь же губительно». А Победоносцев ведь хочет именно этого. Увы – неглупый человек – но не понимает что как ни жаль – а по старому нельзя. И того не разумеет что Россия это все ж нечто большее, чем выдуманная им «Ледяная пустыня, по которой бродит лихой человек с топором».

За окнами меж тем стемнело. Внутри поезда движение мало ощущалось – лишь по теням, мелькавшим в щелях занавесей можно было понять что они пересекают пространство Русской равнины, отделяющее новую столицу от старой…

Под потолком зажглась матовая полусфера – поезд был полностью оборудован электрическими лампами (чему способствовал вывод Следственной комиссии что возгорания после крушения были вызваны газово-калильным освещением в некоторых вагонах)

 

Светильники в стиле модерн на пятьдесят вольт напряжения и с лампами на двадцать пять свечей – как он помнил.

Прозвенел звонок и в дверях появился поездной служитель в особой форме – на нем был русский кафтан, украшенный поясом и зелеными нашивками. Еще старая отцом придуманная… Он осведомился: не нужно ли государю чего, и исчез…

А Георгий же почему-то подумал об одном отцовском решении трехлетней давности – касающемся дел заморских.

В феврале 1886 года в Россию вернулся знаменитый путешественник Николай Николаевич Миклухо-Маклай. Он стал героем дня. Газеты и журналы сообщали о его приезде, излагали биографию… Но подвижника мало волновали знаки почета.

Он сразу же направился в Ливадию, где добился приема у Александра III. Он предложил царю основать русское поселение в Новой Гвинее – еще на тот момент никому официально не принадлежащей и взять ее север как минимум под протекторат. Александр III в свое время переживавший за проданную отцом Аляску заинтересовался и поручил новогвинейское дело специальной комиссии. Комиссия как это водится судила-рядила чуть не полгода и в конце концов признала проект авантюрой. И царь вынес вердикт: «Считать это дело конченным. Миклухо-Маклаю отказать». А потом как рассказал великий князь Павел, добавил не без иронии – «И без папуасов уже дикарей в России довольно!». И одновременно вспомнился достопамятный Самоанский кризис – точнее его разрешение месяца два назад, когда 14 июня над архипелагом Самоа был установлен совместный протекторат трёх держав – Германии, САСШ и Великобритании. О чем был подписан договор в Берлине. При этом острова то копеечные – а ведь свара была нешуточная! Но тут – Георгий невольно перекрестился – вот и слушай наших атеистов! – Всевышний помог, наслав ту бурю разметавшую флоты…

Интересно – в Тихом океане есть острова открытые русскими морякам – не заявить ли на них претензии? Скандал однако будет – те острова почти все за какой-то державой уже записаны… Да и не нужно это… Выходит прав был батюшка с Миклухо-Маклаем? Не нужно? А Германии нужно? А Франции? Им нужно значит и нам нужно. Или не обязательно глядеть в Европы? У них королевств в иную нашу губернию по пяти штук не самых мелких влезет. А у нас владения на двадцати одном с лишним мильонах квадратных верст. И при этом железная дорога только до Урала. Да и не осталось свободных заморских земель – только вот в Западной Африке есть какие то дикие негрские королевства – где в гвардии у царьков служат самые настоящие амазонки с луками и копьями и где до сих пор в ходу людоедство.

Британцам впрочем четверть земного шара принадлежит – а однако ж польстились на никчемные вроде островки: чуть ведь до войны не дошло.

Мысли его приобрели другое течение…

…Вот он вспоминал Новую Гвинею… А по этому поводу пресловутый Козьма Прутков высказался что де хорошо что нет в России эфиопов – а то ведь наши чиновники затеют «отбеливать известкой их черные зады»…

Надлежит это изменить? И если да – как? Скажем в 1883 году тогда еще сенатор Манасеин, по поручению Александра III, исследовал то что в докладах деликатно именовали «проблему внутренней расшатанности управления в прибалтийских губерниях» а газетиры – «немецким засильем в крае». Он и в самом деле нашел что не все слава Богу и выдвинул проект мер, цель которых – эту систему управления восходящую кое в каких вопросах чуть не к Ливонскому ордену «прибрать к рукам». Например – низшие школы и народные училища изъять из ведения местных властей и передать в министерство просвещения. Ландегерихты заменить мировыми судьями, которые могут назначаться и сменяться только министерством юстиции. Отец однако затормозил проект. Не пришло ли время привести его в исполнение? Но немцы – как ни ругали их славянофилы и просто неразумные патриоты – верны трону, принесли и приносят немало пользы державе. Да и обрусели уже изрядно – многие по-немецки хуже него говорят. Только и разница что лютеране – так ведь силой веру переменить же не будешь заставлять – не по Божески… Может не случайно батюшка эту затею генерал-прокурора отложил до времени? Или сделать латгальцам с прочими чухонцами такие же ландраты с ландегерихтами? Вон русские мужики себя в волостных судах сами судят и сами же себя и порют. …Тонкая однако материя все эти племена и народности!

Вот к примеру что написал в докладной записке Витте – которого Бунге прочит в министры. (Кстати весьма пришелся этот умный толковый железнодорожник) Пишет правда не про деньги или паровозы. По его словам не все у нас в верхах понимают что со времени Петра Великого и Екатерины Великой Российская Империя – уже не прежнее Московское царство. Примерно треть населения инородцев, а русские разделяются на великороссов, малороссов и белороссов. Невозможно вести политику, игнорируя этот исторической важности факт, игнорируя национальные свойства других, национальностей, вошедших в Российскую Империю – их религию, их язык и даже их предрассудки…И вывод – нужно нечто могущее сплотить все население, создать одну политическую душу. Ну правда тут же свернул на известный вопрос с иудейским племенем. Мол неплохо бы проработать вопрос об отмене «Временных правил» восемьдесят второго года, и вернутся к порядкам Александра II упразднившего черту оседлости и прочие ограничения вновь введенные отцом…

Что было то было – отец не просто евреев недолюбливал – но был именно что пристрастен. Правда при нем крестившиеся евреи производились в генералы военные и статские и царь даже стал Почетным попечителем Общества взаимной помощи русских художников основателем и секретарем которого был богач и меценат барон Гораций Осипович Гинцбург. Но отец же решительно – со злым ремарками – отверг письмо того же Гинцбурга о постепенном смягчении законов касающихся рекомого народа.

Но вопрос сей и правда сложен. Хотя и помимо Витте уже в прессе предлагали обратить на это внимание. Причем и не возразишь толком – господа резонно отмечают, что не подобает отказывать подданным иудейского вероисповедания в тех правах, что имеют даже дикие тунгусы и горцы, столь много крови попортившие империи (о поляках уж и говорить невместно).

Георгий глубоко задумался – и в самом деле отцу было проще – новые веяния над ним не имели силы. Да и среди убийц его отца было аж трое из этого племени. А вот самого Александра III погубили свои русские гешефтмахеры и русское разгильдяйство. С этим ведь со всем что-то надо делать…

Ну довольно уж об иудеях! – он ощутил глухое раздражение.

Это ведь лишь одна из тех le question что нагрузили государственный корабль России сверх меры.

Корабль… Сейчас ему пришла на ум история приключившаяся несколько лет тому с «Ливадией» – великолепной императорской яхтой, и ее бесславная кончина. Георгий – как тогда считалось, будущий в некоем пусть и не близком времени генерал-адмирал – флотскими делами близко интересовался. И эта история впечатлила – как мелкая ошибка губит вроде бы великолепно задуманное дело.

В 1878 году адмирал Попов и судостроитель Эраст Евгеньевич Гуляев разработали проект новой царской яхты – на том же принципе что и броненосцы-«поповки» ставшие знаменитым на всю Европу – с эллиптическим понтоном и устойчивую к качке – но уже мореходную и скоростную в отличие от круглых низкосидящих судов береговой обороны.

Как водится отечественные судостроители проект не осилили и яхту заказали в Англии. Что и говорить – корабль вышел хоть куда. Три с половиной тысячи тонн водоизмещения, скорость как у иного крейсера и ослепительная роскошь.

Общий объем залов, салонов и кают, предназначенных для царя и его свиты, составлял восемь с лишним тысяч квадратных аршин.

Огромная приемная императора, имеющая высоту свыше двух саженей, напоминала дворцовые покои в стиле Людовика XVI – его Версальского дворца и Фонтенбло. В приемной так же разместился фонтан и цветочные клумбы… Главную гостиную на средней палубе, меблировали в восточном духе, а остальные помещения оформили в английском стиле.

И вот этот великолепный корабль вышел в свое первое плавание – двинувшись через славный штормами Бискай.

«На судне ничего не падало» – говорилось в рапорте командира: «Высокие канделябры и сервировка стола оставались недвижимы как при штиле, ни вода в стаканах, ни суп в тарелках не пролились» – это при накатывающих десятиаршинных валах.

Судостроители и в самом деле не ошиблись – даже в самый жестокий шторм яхта почти не испытывала качки. Все было намного хуже…

Да уж – натура – как выражались философы «осьмнадцатого» века славно отомстила самонадеянным человекам!

Даже при незначительной зыби, сила волн не погашаемая качкой вся обрушивалась на корпус корабля, так что от ударов сотрясались переборки и надстройки, разлетались стеклянные стаканы в буфетах, а от того, что волны били в плоское днище, ломались заклепки и расходились швы корпуса. Так что после этого – первого же – перехода «Ливадия» стояла семь месяцев на ремонте в испанском Эль-Ферроле.

Потом все таки добравшаяся до России «Ливадия» выполнила, как оказалось, свой единственный рейс – под флагом командующего Черноморским флотом, приняла на борт сразу двух великих князей – генерал-адмирала Алексея Александровича и Михаила Николаевича, и направилась в Батум. Высокородным пассажирам не повезло: был шторм, и от его ударов яхта содрогалась как в лихорадке.

Спешно собранная флотская комиссия изучив вопрос вынесла приговор – конструкция была признана неудовлетворительной. То что годилось для броненосцев береговой обороны судну открытого моря не подходило.

Яхта ушла в Николаев, где и стала на прикол. Имущество и мебель потихоньку свозилось на склады порта; «Ливадию» в газетах деликатно упоминали как «бывшую яхту». Потом с нее сняли машины. В итоге бывший плавучий дворец гнил себе у причальной стенки, превратившись в номерной блокшив.

Что-то символичное виделось ныне молодому императору во всей этой истории…

Огромный державный корабль с мощными машинами и роскошной обстановкой, отборной командой и спроектированный умнейшими людьми – оказался беспомощен перед волнами и ветрами, которые выдерживали куда как более скромные суденышки. Ибо те не сопротивляются слепо титанической мощи морской стихии – а следуют ей.

Как бы и России не оказаться в подобном положении!

И что надо будет изменить из отцовских установлений, чтоб этого не случилось? Вот например просвещение и народные училища… Увы – сколь много говорят недовольные о том что народ наш темен, а власть и пальцем не шевелит – и вот тут уж не поспорить: в чем, а в этом не сильно врут.

Из армии пишут – толковых грамотных солдат, чтобы обслуживать новейшие пушки и митральезы и военные телеграфы найти нелегко. Земцы плачутся – не хватает врачей и землемеров. Министерство государственных имуществ отмечает, что для казенных рудников не хватает инженеров… Купцы и те жалуются – толковых десятников и мастеров для иноземных машин не сыскать. Увы – отец считал, что образование не может быть общим достоянием и должно оставаться привилегией дворянства и зажиточных сословий, а простому народу, как говорили «кухаркиным детям», подобает уметь лишь читать, писать и считать до ста.

А ведь еще прадед Николай – тот еще бурбон – не отрицал что «Народ без просвещения – это народ без достоинства. Им легко управлять, но из слепых рабов легко сделать свирепых мятежников».

Но это было забыто, и министром графом Дмитрием Толстым уже летом 1882 года был принят циркуляр о гимназиях, запрещавший обучение в них детей несостоятельных родителей. Вот к слову – Толстой – который как раз недавно отошел в мир иной. (Как поговаривали в свете – от застарелого сифилиса)

Когда то ведь был либерал каких поискать – дружил с Салтыковым-Щедриным и поэтом

Плещеевым, одним из членов кружка Петрашевского. С последним он был настолько неразлучен и близок, что когда того арестовали и посадили в Петропавловскую крепость, то знавшие их считали, что следом за узником в крепость пойдет и Толстой.

Но уже в конце шестидесятых взгляды его резко изменились, – злые языки поговаривал что потому что Толстой, будучи крупным землевладельцем много потерял с отменой крепостного права. Вольнодумец был скуп и жаден и рассматривал земельную реформу как откровенное посягательство на свой карман. («А и недорого стоят идеи-то»!)

Обладая большим умом и твердой волей, он вместе с тем был коварным, злым и мстительным, что делало его страшным человеком, получившим прозвище «злой гений России». Грех конечно – но не жаль его. Что и говорить – министров батюшка ему хороших почти не оставил…

Горемыкин, Делянов, Муравьев… – не гении одно слово. Гирс неплох – хоть и осторожничает. С военными вот хуже – кого министром сделать – как не перебирай кандидатуры – подходящих и нету. Точнее все с какого-то боку и хороши – но в целом – нехороши каждый по-своему. Разве что Гурко?

 

Но тут уж ничего не поделаешь.

Еще Александр Благословенный сказал «честные люди в правительстве – случайность», и что у него такие министры, «которых он не хотел бы иметь лакеями». Да разве одни министры? А те кто ниже – масса чиновничества – карьеристы, взяточники, мастера втереть очки? Гимназические преподаватели и журналисты официальных листков – по приказу насаждающие сегодня то, что завтра будут ругать, и наоборот, и при том всегда доказывающие, что и насаждение и ругань – на благо России.

Цензоры – которые сами толком не знают чего запрещают. К тому же – уставы цензурные так хитро составлены, что никто никогда не может знать, как взглянет на его труд и в какую минуту тот или другой цензор. Случалось, что московская цензура пропускала то, что запрещала петербургская, и наоборот… В России не бывает лучшей рекламы, чем «попасть под гнет сатрапов». «Запрещенный товар – как запрещенный плод: цена его удваивается от запрещения…»

Он и сам читал Кюстина именно поэтому – хотя казалось бы пора уже дозволить сие сочинение – уж четвертое царствование идет с описанной им поры…

(Разрешить, может быть, личным приказом? Но с чего бы царю снисходить до одной книжицы? Ну да Бог с ним с этим мужеложцем французским! Не в кюстинах ведь дело, а в наших русских Ваньках…)

В памяти Георгия намертво засел рассказ генерала Черевина – о некоем жандармском ротмистре каким-то боком причастным к знаменитому и позорному делу Дегаева.

Тот, занимаясь изъятием нелегальной литературой, имел занятное увлечение – коллекционировал карикатуры на царя – кои изымал из секретным образом ввезенных иностранных газет, прокламаций, и брошюрок. Три альбома насобирал – и даже показывал особо близким друзьям – то показывал, за что других отправлял в крепость и сдавал в солдаты…

И дальше – вплоть до околоточных и заседателей… Читая отчеты жандармов и письма отцу из провинции он временами готов был ругаться черными словами.

А кто виноват? А царь! Не серый же Акакий Акакиевич из Цензурного комитета и не дубинноголовый столоначальник из Синода. Сей ребус трудно решить – тем паче в одночасье. С этим всем надо что-то делать… Ну вот опять «что-то делать»!

«Надо делать хоть что-нибудь! Пусть хоть что-нибудь да сделает правительство!» – так по донесениям восклицали многие земцы, жалуясь на неустройства и беды. И никто не посоветует – что это такое «что-нибудь»? И хоть бы кто подсказал из этих прогрессивных дельцов – с чего начать? А то ведь потом ежели не так пойдет – будут призывать кары небесные на головы власть имущих и лично его…

Георгий шумно вздохнул.

…Решено – раз никто не может подсказать – начнем с народного просвещения. Закон о кухаркиных детях отменим – не прямо сейчас, но вскорости после коронации. Либерализму хотите? Будет вам и либерализм! И иудейский вопрос – дойдет черед – решим ко благу России и к удовлетворению народа библейского. А кто не удовлетворится… – Георгий недобро прищурился – тому казни египетские вспомнятся!

…Однако и спать пора – ибо даже царям хоть иногда отдыхать надо. Завтра предстоит тяжелый день…

Не раздеваясь, он лег на диван и смежил веки, погасив светильник поворотом фарфорового рычажка. Салон-купе заполнил глубокий мрак, нарушаемый лишь лучикам лунного света сквозь занавеси…

Бородатый уставший человек внимательно смотрел со снимка на задремавшего сына – как будто чего-то ожидая.