Треснутое зеркало

– Пошли, наш пристыженный «первый сыскарь на районе» уже в машине. Сейчас начнет шипеть.

Семен снова вырвал Гратко из транса, и двое мужчин направились к автомобилю.

*-*-*

Они сидели втроем в кабинете начальника. Когда вся страна взяла курс на европейское развитие, и даже в сараях устанавливали пластиковые окна, а любая бабка могла с легкостью рассказать о типах ламината, то здесь царил дух прошлого. Темные тона, оббитые до середины деревом стены, тяжелые пыльные шторы, не пропускающие дневной свет. Завершали мрачный ансамбль массивная настольная лампа и дубовый стол. Такие столы стояли сейчас разве что в кабинетах директоров солидных банков и министерствах. Иван каждый раз хотел расспросить об истории этого предмета мебели, но каждый раз ситуация казалась не подходящей для такого вопроса. Вот и теперь глядя на сдвинутые брови начальника, под которыми сверкали глаза, ему показалось, что стоит повременить со своим любопытством.

Мужчина лет пятидесяти пяти с массивным телосложением и абсолютно лысой головой разогревался, готовясь к непростому разговору. Его мясистое лицо приобрело пунцовый оттенок, а в уголках большого командного рта собрались слюни, которые отчетливо контрастировали на красной коже. Ивану было неприятно смотреть на эту картину, но служебное, вернее рабочее, положение обязывало иногда устремлять свой ясный взор в лицо начальства. Звали начальника в звании полковник Кратов Николай Львович, но между собой подчиненные именовали его как Кролевич, из-за больших передних резцов и вытянутых ушей.

– Говори, Виктор, – наконец, озвучило свои мысли вышестоящее руководство, вытирая носовым платком слюни в уголках рта.

Та спесь, которая била фонтаном из Виктора на месте преступления куда-то испарилась, и теперь на стуле сидел кроткий студент с подрагивающими пальцами.

– На данный момент мы владеем следующей информацией, – он откашлялся, пытаясь уловить перемену в настроении начальства, а главное справиться со своим неожиданным фальцетом.

Полковник же, казалось, полностью сосредоточилось на платке с остатками выделений из собственного рта. Виктор продолжил.

– Личность потерпевшей установлена – это Летова Елена Станиславовна. Двадцать пять лет, работала учительницей русской литературы в пятьдесят третьей школе. Вчера в двадцать два сорок четыре вышла от подруги, та утверждает, что посадила ее в маршрутное такси номер триста сорок пять, красная “газель” с вмятиной на дверях салона. Водителя нашли, он заявил, что сломался через три остановки, раздал всем деньги и его оттянули в гараж. Проверили, все совпадает. Беременную девушку он не помнит. Больше никто о ней ничего не слышал. С тем, – Виктор сделал паузу, – юношей и его родителями поговорили. Ничего нового добавить они не смогли. Опрос жильцов близлежащих домов ничего не дал, никто ничего не слышал, отсюда и предположение, что убийцы привезли уже труп девушки в те развалины.

– Убийцы? – Ивана удивило, что Кролевич заметил это слово в докладе Виктора.

– Мы считаем, что их было как минимум трое, – закашлялся в конце фразы Виктор.

По его тону, всем стало понятно, что это предположение он придумал только что.

– На каких таких основаниях? – брови начальства вновь стали одной сплошной линией.

– На основании того, что ее нужно было быстро затащить в машину… – глаза Виктора уткнулись в пол, он прекрасно понимал, что это не аргумент в защиту его версии.

Это понимал и Кролевич, он нервно перебросил свое внимание на остальных гостей кабинета и стал изучать лица мужчин, прежде чем заговорить.

– А как со всем этим вяжутся приклеенные волосы, хвост?

Виктор молчал.

– А что нам скажет наша научная экспертиза? – слова полковника сочились сарказмом.

– Только то, что это был один человек, – Иван встретился взглядом с боссом и не спешил отводить глаза. – Возможно, с располагающей к доверию внешностью.

Начальник заулыбался, посмотрел на Виктора, затем вернул взгляд психологу и откинулся на спинку стула.

– Позвольте полюбопытствовать, на каких основаниях вы смеете выдвигать столь смелые версии?

– Как сказал Виктор к месту, где жила девушка ее привезли уже без признаков жизни. Зачем, если это была веселая компания отморозков, им это делать? При этом она была почти мать, а именно самкой, которая вынашивает детеныша. Я прошу прощения за грубость, но ее инстинкты не позволили бы ей бродить по ночному городу в таком состоянии, и уж точно она бы держалась подальше от мужских компаний. Убийца же своим видом вселил в нее чувство безопасности, и она ему доверилась, отсюда внешность.

По глазам слушателей Ваня понял, что его немного занесло, он засмущался.

– Да, засиделся ты парень без работы, – начальник покачал головой, а на губах Виктора блуждала идиотская улыбка. – Тут у нас совдепия, страна Лохотряндия, а не юг Калифорнии с блуждающими маньяками. Весь твой дедуктивный труд рушится о пьяную кодлу, которая убила девчонку, возвращавшуюся домой…

– Убийца был один, – при этих словах Иван ударил ладонью по столу, от такого поведения, у всех перехватило дыхание. – На теле пострадавшей не обнаружено следов мужского семени, а неужели в вашей версии среди трех ублюдков не нашлось хотя бы одного, который не захотел бы поиметь эту брюхатую сучку?

Рты у начальника и Виктора закрылись, как по команде. Никто не возразил в ответ.

– Убийца был один, – вновь продолжал Иван. – Она села к нему в машину сама! Если бы ее туда затащили силой, то вряд ли бы спрашивали домашний адрес!

– Тогда мы желаем слышать и мотив, – начальник вновь владел ситуацией и вернул себе утраченное спокойствие.

– Мы прорабатываем версию с таксистами, – встрял в разговор Виктор, боясь, что Иван первый скажет о ней. – Проверяем исходящие, а также всех операторов такси. Возможно, среди них есть кто-то невменяемый. Так же версия юноши и его семейства. Я так понял, что семья эта зажиточная, и она не особо рада раннему внуку и еще от учительницы сына. Эту версию отработаем параллельно.

– Это не такси и уж точно не семейка парня! Она не вызывала такси, ты же сам видел распечатку исходящих по ее номеру, а к частнику бы она не села, к стати телефон ее так и не нашли, при том, что кошелек не тронули, – Иван не смотрел в глаза собеседников, но четко произносил каждое слово. – С семейкой версия тоже выглядит странно. Зачем этот клей? Зачем относить тело к развалинам? Да и смысл такое делать, если уже все знают от кого ребенок!? Ее бы просто где-то закопали, а потом написали заявление о пропаже.

– Так может, как раз в этом и план, чтобы отвести от себя подозрение, – не убедительно заявил Виктор.

– И что это все тогда значит? – Кролевич сделал вид, что не услышал Виктора. – А главное, зачем тогда ее привезли почти под дом, и сделали черт знает что?

– Из той информации, которая имеется на данный момент, я не могу этого сказать, – Ваня вновь опустил голову.

– Короче, Холмсы хреновы, – босс решил прочитать напутственную речь. – Вы свои теории засуньте в ж.., мне нужны факты, улики, подозреваемые. Журналюги от нас не отстанут! Поэтому если дома у вас есть запасные задницы, то стоит их достать, они вам понадобятся, если через три дня вы будете продолжать пересказывать мне вшивые фильмы, вместо железной версии. А теперь идите работать.

Все встали, и успели сделать шага по три в сторону дверей, когда тяжелое сопение подчиненных вновь нарушил Гратко.

– Ее так посадили, чтобы мы знали кто она, а почему именно там? Чтобы мы узнали об этом как можно скорее! И только это!

Все замерли, испуганно глянули на психолога. Словно он не высказал версию происходящего, а громко испортил воздух в церкви.

– Что мать твою ты несешь? – полковник привстал над столом.

– Неужели вы еще не поняли? Она лежит, голова задрана, поводок, хвост?

Все молчали.

– Хорошо, я буду той сволочью, которая озвучит ваши догадки! Ее выставили сучкой! Нам это показали! Строгий ошейник-удавка! Что это? Она – норовистая, могла покусать, вернее, дать сдачу, ответить на обиду! Но! Запрокинутая голова, и положение лежа – это заискивание перед хозяином! Убийца ее знал, и хотел нам рассказать об этом же! Она была настоящей сучкой, которая любыми методами добивалась своего. Однако, тому, кто ее убил, удалось ее приструнить! И она из властной «снежной королевы» превратилась в заискивающую дворнягу.

– А телефон? – тихим голосом спросил Виктор.

– Телефон – мне кажется это попытка скрыть что-то важное.

– Но мы ведь получили распечатку от оператора связи с ее контактами. У тебя есть номера, но нет имен, адресов, а многие просто не станут брать трубку, если ты начнешь прозванивать с незнакомого им номера. Так что частично убийце удался замысел. Он если не обрезал, то довольно сильно спутал нити, которые привели бы нас к разгадке.

Иван задумался.

– Но что тебе не нравится в твоем бреде? – злился Кролевич.

Иван пропустил обидные слова.

– Я не могу понять, зачем убийца сообщает нам о ее характере?

– Зачем? – впервые за всю встречу сказал Семен.

Иван вздрогнул, пожал плечами и вышел из кабинета. Оставшиеся трое настороженно переглянулись и отвели взгляды, словно застали друг друга за просмотром порно на рабочем месте.

Что-что, а работать в тот день Иван не смог. Вернее, не смог выполнять привычные для него функции, такие как разборка письменных жалоб граждан. Хотя какие сейчас граждане – господа. Куда не глянь сплошные господа! Мочатся в подъездах господа, мусор выбрасывают в окна господа, водку жрут господа. Его порой так бесила реклама, где хорошо поставленный голос произносил «только для солидных господ». Он лично видел как вот такие солидные “господины”, вылезая из крутых иномарок с выглядывающими пупками сквозь не сходящуюся рубашку, смачно плюют себе под ноги, и, зажав барсетку под мышку, направляются в магазин. Он видел, как эти же господа не могут сказать пару завершенных по смыслу предложений, но довольно бойко обкладывают нерасторопную продавщицу семиэтажным матом, выдумывая такие обороты, что не заучишь с первого раза.

Иван сидел в своем кабинете и немигающим взглядом буравил точку на противоположной стене, где-то за окнами шумел город, ходили люди, а у него перед глазами лежал труп беременной девушки. Гратко не пытался строить какие-то схемы, мысленно рисовать образ убийцы, для этого у него было слишком мало материала. Он лишь пытался понять, чем движим человек, чтобы убить девушку, да еще с маленькой жизнью внутри нее.

Иван снова и снова натыкался на банальные фразы пособия юного следопыта. Для того, чтобы поймать или выследить преступника – нужно думать как он, видеть как он, дышать как он. Ваня прекрасно это знал и понимал, вот только смириться с таким превращением не мог. У него не было сомнений, что если пожелает, он сможет перевоплотиться в то чудовище, убившее девушку. Проблема заключалась в другом, сможет ли он стать прежним. Эти, казалось бы, пустые мысли тревожили его разум. Однако как не противно было в этом признаваться, но существовал от этих неприятных рассуждений один позитивный момент. Пока он думал о монстре, убившем беременную девушку, о том, что ему самому предстоит примерить облик этого чудовища, психолог не думает о зеркале, о Дарье, о все том, с чем пора давно проститься. Теперь он решил твердо. Он выбросит зеркало из ванны, он сожжет все фотографии, он обнулит свои воспоминания, он перестанет жить прошлым. С этим решительным настроем он поднялся и вышел из кабинета. Вставил ключ в замочную скважину.

– Здравствуйте, Иван Сергеевич.

Женский голос за спиной оказался знакомым, но от неожиданности Иван вздрогнул. Повернулся, так и не успев, закрыть двери. Перед ним стояла девушка лет двадцати пяти. Уборщица Лиля. Ростом чуть ниже Ивана, с красивой фигурой, брюнетка. Волосы обрамляли слегка удлиненный овал лица с высокими скулами и бледной кожей. Эту бледность подчеркивали алые аккуратные, совсем не девичьи, губы и такие же черные, как и волосы, тонкие длинные брови. Она была красива, но скорее красива, как злая мачеха из сказки о Белоснежке. Такая жесткая красота. Типичный образ прекрасной стервы. И с этим образом никак не вязался синий халат спецодежды, резиновые рукавички и швабра с мокрой тряпкой. Ей бы сидеть за рулем «красной иномарки» в норковой шубке и в «лабутенах», но она стояла перед ним, мило улыбалась и излучала доброту.

Она всегда была добра к Ивану, с первого дня. Не смотря на то, что они были почти одногодки, Иван всегда воспринимал ее как добрую тетушку. Именно Лиля помогала разгребать завалы в кабинете, отмывать стены и снимать паутину с потолка. С ней он говорил много, в том числе и о том, как ему неуютно в коллективе. И она всегда внимательно слушала. Быть может, только благодаря ей и Семену, Гратко до сих пор оставался в этих стенах, смиряясь с насмешками, рутиной и неблагодарностью.

А еще жила в ней какая-то загадка, как и в столе Кролевича. И даже не в самой Лиле, а в шраме на ее лице, который объяснял почти все: и несоответствие образа стервозной красавицы с кротким нравом, и резиновые перчатки, и отсутствие норкового манто. Этот рубец, который в своем роде предрешил судьбу молодой женщины, брал свое начало над левой бровью и тянулся почти до середины левой щеки. Поэтому если вы находились по правую руку от Лили, пред вами стоял ангел неземной красоты, нисшедший до разговора с вами, но стоило вам перейти на левую сторону, белая борозда кожи возвращала вас на землю. Она не выглядела безобразно, но становилось понятно, почему работает именно тут и старается меньше говорить с людьми.

Иван моргнул, заставляя себя смотреть в глаза девушке, а не на шрам. Он давно уже признался себе, благодаря цинизму, который выдавался каждому работнику этого здания вместе с пропуском, что его не интересуют люди как целостный образ. Его интересовали детали. Этот рубец, как магнит притягивал взгляд Ивана. Словно серия сериала, закончившаяся на самом интересном, теребила разум Гратко вопросом не о том, что будет дальше, а что было до этого. Откуда на лице красивой девушки появилась эта отметина? Гратко вздрогнул, пауза затягивалась.

Лиля, держащая в правой руке швабру с тряпкой, с которой капала вода, мило улыбнулась. Хотя, милой стала правая половина лица. На левой – белый шрам покрылся маленькими морщинками и стал походить на большого морского червя с огромным количеством ножек. Иван, в который раз попытался отвести взгляд от шрама, но глаза, как привязанные, натыкались на изъян.

– Фух, ты меня напугала, – ему удалось посмотреть в темно-карие глаза девушки.

– Что много работы? Все уже ушли.

Теперь стоило и ему задуматься над ответом, он целый день просмотрел в одну точку, можно ли было назвать это работой? Ваня вяло улыбнулся, представив, что сказал бы по этому поводу начальник.

– Ты когда заканчиваешь? – Иван вышел из ступора и задал неожиданный вопрос.

Лиля опешила и сделала шаг назад, на ее лице появилось непонимание.

– Около девяти, – не уверено ответила она, стараясь скрыть свое смущение.

Ваня забыл о своем желании вычистить дом и разум. Бравый настрой развеялся, как только он покинул кабинет. Теперь Гратко боялся возвращаться в свою квартиру, он точно знал, что уснуть сегодня ему не удастся, поэтому хватался за любую возможность отсрочить миг щелчка замка в пустом помещении.

– Ваня, ты идешь?

Этот раскат грома вновь заставил психолога вздрогнуть, он глянул в сторону звука и увидел Семена, стоящего в конце коридора.

Несколько секунд Иван сомневался, а затем мило улыбнулся Лиле, как бы извиняясь за свой недавний вопрос, кивнул на прощание, повернул ключ в двери и зашагал по коридору. Они вышли на крыльцо, Семен автоматически зажал в губах сигарету и склонился над пламенем зажигалки, Ваня отрешенно уставился на окружающий мир.

– Классная телка, если бы не шрам… – с этими словами Семен выпустил струю дыма.

В целом, Иван считал Семена единственным нормальным мужиком во всем отделе, но иногда тот, как в подтверждение общеизвестного факта, что все мужики сволочи, становился полным дураком. Ваня непонимающе посмотрел на коллегу. Тот сделал еще одну затяжку, хитро подмигнул и продолжил свой монолог.

– Жалко девчонку, такие формы и пропадают, наверно еще не опробована?

– Так ты платочком ей лицо накрой, или представь, что под тобой твоя Светлана и действуй, – Ваня решил изображать такую же сволочь.

Это ему удалось, его слова долетели до собеседника, когда тот делал очередную затяжку, Семен подавился дымом, закашлялся, превращаясь в красный помидор с выпученными глазами. Он был женат, и не просто женат, а на крупной девушке с близлежащего поселка с зычным голосом и суровым характером. Ивана так и подмывало узнать причину столь необычного выбора своего сослуживца, но все время его чувство такта сдерживало парня, чтобы не спросить об этом напрямую. Трудный день сыграл свою роль, и Ваня был зол на всех.

– А еще лучше поверни ей голову другим боком, так вообще шикарный агрегат получится, – не успокаивался он.

– Да пошел ты!

Семен выбросил окурок, надул губы, как школьница. Он уже решил оставить товарища одного, начав спускаться с крыльца, но Гратко остановил его окриком.

– Семен! Постой, – Иван сделал несколько шагов вниз, догнав собеседника. – Ты ведь сам виноват, такую мерзость начал нести.

– Я понял, проехали. Но больше не надо мою Светлану сюда приписывать.

Обида еще оставалась на его лице и в голосе, но глаза вновь стали добрыми. Иван усмехнулся, и понял, что перед ним большой ребенок, и что именно, такая как Света нужна такому мужчине.

– По бутылочке пива?

Ваня внимательно следил за борьбой соблазна с наставлениями благоверной, которая отображалась на лице товарища.

– А, давай, – Семен махнул рукой, и они зашагали к ларьку.

Осень выдалась на удивление жаркой, даже сентябрьские ночи еще не приносили спасение, поэтому, проведя целый день в кабинетах без намека на кондиционирование, двое мужчин с неким трепетом держали в руках запотевшие бутылки с хмельным напитком. Они стояли в тени огромного тополя, глядя в никуда и думая каждый о своем. События утра не располагали к шуткам, но говорить снова о них не хотелось. Вот так молча, Семен и Иван пили пиво.

– Ты никогда не задумывались над тем, что заставляет взрослых мужчин, посвящать свою жизнь служению господу?

Семен вздрогнул, поперхнулся пивом и испуганно посмотрел на психолога. Тот даже не глянул на собеседника, все так же задумчиво смотрел в пустоту, держал возле рта бутылку, словно говорил в микрофон. Он продолжил, не ожидая ответа Семена.

– Почему некоторые из них, лишая себя многочисленных мирских услад, закрываются в монастырях, облачаясь в рясы? Нет, я не верю в то, чтобы нормальный мужик, пришедший с работы, съев свой честно заработанный ужин и хлопнув жену по пышному заду, вдруг решил, а не уйти ли мне в монастырь. И вот через некоторое время это уже не сосед Вася, а отец Василий со степенными манерами и приобретенной солидностью как в теле, так и в речах. Вот ты веришь в прозрение наркомана или вора, открывших в себе бога? В моих словах много богохульства или нездорового скептицизма, который недопустим в данном случаи? Но ведь это как минимум забавно, сегодня ты изнасиловал тринадцатилетнюю девочку, а затем после месяца тюрьмы даешь интервью какому-то провинциальному репортерешке, который забивает недостающие несколько тысяч слов в очередном выпуске газеты. И вот появляется статья о мученике, который полон терзаний, ведь вчера перед отбоем он вдруг открыл для себя бога. Это прозрение перевернуло его мировосприятие, и он уже не тот гад, который тушил бычки о гениталии девочки, а глубоко раскаявшийся грешник, пример для нас “заблудших овец”, работающих по шестьдесят часов в неделю и не уделяющих времени на спасение собственной души. В нем живет господь, а в нас искуситель, который требует гребаных утех, новый мобильник, одежку поприличней для жены и новый велосипед детям. Почему все так?

Гратко закончил так же резко как и начал. Опустил глаза, и даже не глянул на товарища. Словно он находился на исповеди, высказался, а наставлений ждать не стал. Семен хотел ответить, но понял, что ответа от него не ждут. Замялся. Какое-то время молчали, пока допивали уже теплое пиво.

– Ну, что пойдем?

Семен как-то нерешительно задал свой вопрос, глядя на задумчивое лицо собеседника.

– Да, конечно.

Через несколько метров Семен пожал руку товарищу и свернул на тенистую аллейку, ведущую к его дому, Иван же зашагал дальше сам. Проходя мимо церквушки с баллонами вместо колоколов, он надеялся еще раз увидеть священнослужителя, но дворик пустовал, а из открытых дверей слышалась музыка и пение большого количества человеческих голосов. Непонятный соблазн зайти внутрь охватил Гратко, он даже сделал несколько шагов в сторону церквушки, но затем резко повернул и зашагал прочь.

Замок привычно щелкнул, Иван открыл двери квартиры и зажег свет. Каждый день, возвращаясь с работы, он непонятно почему надеялся на какие-то изменения в обстановке. Он просто жаждал увидеть сдвинутые на пару сантиметров тапочки, или переложенную на другое место грязную рубашку или что-либо, что изменило свое положение за время его отсутствия, но… Но все упорно оставалось на местах. Гратко усмехнулся и направился на кухню, только теперь он вспомнил, что хотел зайти в магазин, так как холодильник пустовал еще со вчерашнего дня. Но вновь выходить на улицу пусть даже за съестным психолог не захотел. Ужин оказался аскетичным: корка засохшего хлеба и чашка полусладкого кофе.

Иван лежал на кровати, глядя на свет уличного фонаря, который заливал потолок его спальни. То ли кофе действовал на его организм, то ли голод, но спать не хотелось. Он более часа изучал узор на потолке, стараясь уловить нить всевозможных мыслей, которые хаотично метались в голове.

Он ничего не сделал из того, что запланировал еще в кабинете. Перед тем как оказаться в кровати он в ванной долго изучал трещину, затем положил руки на зеркало, и даже снял его с гвоздя, но так и держал над раковиной. Держал до тех пор пока не заболели плечи, еще бы минуту и он уронил бы его на пол, и быть может одной проблемой стало меньше, но руки сами осторожно навесили зеркало снова на гвоздь. Иван выругался и решительно направился к небольшой кладовке. Пока пересекал коридор и комнату родительской «хрущевки», убеждал себя в том, что зеркало ему еще пригодится хотя бы для поддержания собственного эстетического вида.

«А как бриться? А как расчесываться? Вот завтра же, хотя нет, после получки через неделю, зайду на рынок и куплю новое зеркало в ванну и тогда, это выброшу!» – уговаривал он себя.

Иван решительно распахнул двери кладовки. Взгляд взметнулся по полкам и заметил край картонной коробки. Та выглядывала из-за пакета со старым спортивным инвентарем. Нужно было протянуть руки и взять ее. Не требовалось времени на поиски, не нужен был стул. Вот она. Коробка с прошлым. Стоит на том же месте, куда он ее поставил год назад. Ничто в кладовке, да что в кладовке, в квартире, в целом мире не мешало ему, снять ее и вынести на свалку. Боковым зрением он даже заметил жидкость для разведения костров, которая хранилась тут с очередного пикника.

«Тебе даже не нужно туда заглядывать, ведь за год, что бы там не лежало кроме фотографий совместной жизни, это тебе не нужно!» – логично рассуждал Гратко. – «Бери ее сейчас, бери эту жидкость и неси все на свалку, облей и спали, если не зеркало так коробку! Начни с чего то! Действуй!»

Иван не шевелился еще несколько минут, пока не затекла шея, стоять с высоко запрокинутой головой. А затем его руки аккуратно, закрыли дверцы шкафа, словно он боялся потревожить мирно спящее дитя, имя которому «прошлое».

И вот теперь психолог лежал в кровати и смотрел в потолок, пытаясь то ли заснуть, то ли навести порядок в мыслях. Считать баранов не получалось. Тогда он решил прибегнуть к проверенному способу. Отвечать на вопросы, на которые в принципе не существовало ответов. Еще в детстве он задал себе один простой, как ему казалось, вопрос о том, зачем люди живут?

Только с возрастом он понял, что последние три тысячи лет все великие мыслители только и делали, что пытались ответить на это. Тогда же он с легкостью ответил. В период одиннадцати лет Ваня решил, что хочет получить на день рождения железную дорогу. С этими мыслями он продолжал жить до знаменательной даты. После, когда железная дорога была добросовестно разобрана до болтика, вопрос о смысле жизни вновь начал тревожить его разум. Тогда все уперлось в поездку на море, где он до того момента не был ни разу. И так до бесконечности, он жил ради какой-то простой цели, которую затем сменяла другая, третья, четвертая, вплоть до старших курсов вуза. Затем все это исчезло за вереницей “взрослой” жизни, и вот теперь этот риторический вопрос встал перед ним снова. Иван, лежа в темноте, попытался сформулировать свой нынешний ответ – что держит его тут? Жить ради детей, построенного дома и выращенного дерева? Это как шпаргалка для людей, лишенных фантазии, жить ради других – глупо и несовременно. Так ради чего? Чтобы оставить после себя след? А нужно ли это ему, чтобы кто-то заметил его след, ведь, по сути, Ивану абсолютно все равно, что будет потом. Так что заставляет его каждое утро через силу идти на роботу, встречаться с ужасными вещами, от которых просто хочется блевать? Что заставляет его выслушивать нотации начальства за мизерные подачки государства, которых хватает лишь на то, чтобы утром хватило сил дойти до работы? Зачем все это? Зачем? Страх!? Этот неожиданный ответ возник из ниоткуда. Да, страх! Именно, страх! Только перед чем? Перед тем, как в одно прекрасное утро планета Земля не досчитается в живых еще одного обитателя, или начальство на утрешнем рапорте не увидит его лица, или продавщица в ближайшем магазине продаст на одну булку хлеба меньше? Так за это можно не беспокоиться равновесие жизни не пошатнется ни на миллиметр, о нем вспомнят буквально на пару секунд, чтобы сказать: “Вот, блин, а вчера он выглядел нормальным. Я еще с ним разговаривал”. И все. Большего не жди. Да, и ему в тот момент уже будет все равно. Тогда чего он боится, если жить стало просто лень? Боится ли он того, что ждет его потом? А есть ли то потом? А нужно ли его бояться? Иван понимал, что простой детский вопрос вытянул за собой на свет много непонятного, на что никто не мог ответить. И в тот же момент он вновь возвращался к тому, чтобы хоть что-то удержало его на этом свете. И так, прячась за стеной мыслей, к нему пришел долгожданный сон.

*-*-*

Утро началось, как и вчера, только теперь в голове вертелся на один неразрешенный вопрос больше. Иван вышел из подъезда и прищурился от лучей раннего утреннего солнца. Пятница, очередная пятница, сколько подобных он пережил за последний год. Пятницы, четверги, понедельники, которые были похожи один на другой, как две капли воды. Они создавали иллюзию нескончаемого дежавю. Эта цикличность действовала на нервы лучше любой камеры пыток, разлагая мозг на кашу, не способную не то, что генерировать какие-то мысли, а просто оставаться сами собой. Ваня направился к газетному ларьку, делая небольшой круг по пути на работу. Он не читал газет, относя их к разряду напечатанных сплетен и перекрученных фактов, для повышения тиражей и привлечения денег рекламодателей. Но в это утро он все-таки купил свежий номер городского вестника. Просмотрел обложку, на которой среди огромных букв липовых сенсаций и громких новостей, была небольшая сноска на пятую страницу, о зверском убийстве беременной учительницы. Сегодня это была лишь только пятая страница, но что-то недоброе подсказывало, что скоро первая страница любого печатного издания области будет посвящена их команде. Откуда у него появилось такое предчувствие, Иван не знал, но и полностью избавиться от этих мыслей не мог. Гратко открыл газету и пробежался по статье глазами.

Журналист рассказывал о страшной находке, не стесняясь вставлять собственные догадки и поливая грязью милицию за полную профнепригодность. Он приводил массу заплесневевших фактов вплоть до одиннадцатого века о том, что подобные убийства, как правило, остаются не раскрытыми, и завершал свой опус очередной нотой негодования в сторону правоохранительных органов. Иван никогда не причислял себя к защитникам правопорядка, и его не задевали такие нападки, но побывав на месте преступления и зная, что зацепиться действительно не за что, мысленно причислил этого журналюгу к враждующему клану.

Ваня скомкал газету и выбросил ее в первую попавшуюся урну. Только теперь заметил, что на автопилоте, читая статью, прошел большую часть пути. Сейчас он находился рядом со знакомой обителью божественного духа. Гратко непроизвольно всматривался в окна здания, в котором почитался лик божий. На порог вышел все тот же мужчина, который вчера красил опоры для колоколов. Их взгляды встретились, и голова священника кивнула приветствие. От такого поворота событий Иван вздрогнул, но на приветствие ответил кивком, затем ускорил шаг, пытаясь избавиться от ощущения, что за ним внимательно наблюдают.

Иван вошел во двор розыска и вновь наткнулся на беременную дворнягу. Сегодня она казалась толще. Гратко прогнал от себя эти мысли, понимая, что за сутки такой разницы невозможно заметить. Но глаза не хотели соглашаться с разумом и видели то, что беременная сука стала толще. Она вновь пристально смотрела на человека, выворачивая душу наизнанку взглядом черных глаз, и вильнула хвостом. Иван вздрогнул и отвел глаза в сторону, собака то ли зарычала, то ли кашлянула. Глаза мужчины вновь встретились с ее. Если с самого утра на душе было тревожно, то теперь стало омерзительно. Гратко решительно обошел животное и зашагал к двери, поймав себя на том, что ощущает на себе чужой пристальный взгляд.

Дежурный на входе кивнул. Иван ответил на приветствие и зашагал к своему кабинету. Чья-то заботливая рука воткнула в дверную щель чуть выше замка конверт. Гратко взял послание, вошел в кабинет, уселся и достал из конверта фотокарточки с места преступления. Долго смотрел на лицо девушки и не мог понять, что его беспокоит. Она была красива, и даже мертвой она не потеряла своей привлекательности. На ней почти не было косметики, глаза закрыты. Казалось, Иван рассматривает снимки в каком-то глянцевом журнале, если не обращать внимания на синяки на шее жертвы. Глаза снова и снова всматривались в снимки, но найти причину того, что кажется ему неправдоподобным, Иван не мог. Сколько он так просидел Гратко не знал, но только через какое-то время раздался телефонный звонок.