Там, на Угрюм-реке

Вот такой получился мой первый рейс – непростой и нелёгкий. Никто не смеялся над моей слабостью, будто ничего и не случилось. Все уже поужинали, я тоже навернул каши с тушёнкой, напился сладкого чая с печеньем, и жизнь снова засверкала всеми своими красками.

– 8 —

Вечером сидели у костра, курили, делились впечатлениями. Пока мы с Вилем были в рейсе, остальные занимались кто чем: Альберт вёл наблюдения на баростанции, Олег варил еду да проверял лошадей, Валерка Крепец бездельничал, а Славка Суворов ходил рыбачить. Он, оказывается, заядлый рыбак и охотник, для него это дороже сна и еды. Он рад был, что у него случился свободный день, собрался и пошёл на Большую Ямную, где я воду набирал и которую речкой назвать у меня язык не повернулся. Пошёл он вдоль речки потихоньку, смотрит, где она расширяется, ямки образует. Подкрадётся к ямке и бросает мушку, глядишь, хариуса и выдернет. Главное, чтобы хариус тебя не увидел, иначе он мушку не возьмёт. Славка за день поймал восемь хариусов, хорошие такие, как селёдки. Он их посолил, завернул в крафтовую бумагу (из которой бумажные мешки делают) и закопал в мох, завтра будем есть.

Перед сном мы с Вилем посмотрели на карте мой завтрашний маршрут, он аналогичный сегодняшнему, двадцать километров, только в другую сторону от магистрали. Рабочим со мной пойдёт Славка Суворов, он уже не первый год в экспедиции и сможет что-то подсказать в трудной ситуации. Костёр догорает, все заползают в спальники, и я тоже, а сапоги свои надел на колышки, чтобы опять какой-нибудь злой корень не подобрался к ним.

За ночь я хорошо отдохнул, будто и не было вчерашней усталости, встал бодрый, готовый к новым «подвигам». Мы со Славкой завтракаем первыми, нам в рейс, остальным можно не торопиться. Наученный вчерашним днём, положил в рюкзак побольше еды: кроме тушёнки взял ещё банку сгущёнки и сухарей побольше. Взял девять шпулек ниток (вот сколько мы их размотаем по тайге за день!), тюбик краски, топор, ну и, конечно, приборы. Славка ещё взял ружьё – одностволку двадцатого калибра. Через плечо у меня перекинута полевая сумка, простая дерматиновая, конечно, не то, что у Виля – кожаная офицерская планшетка, в которой карта вставляется под прозрачный плекс. Ничего, доживём и мы до такой!

Всё готово, Виль даёт последние наставления, я делаю сверку прибора с баростанцией, записываю первые показания в свой журнал, и мы уходим. Альберт вслед нам поёт из Высоцкого:

 
Вы лучший лес рубите на гробы —
В прорыв идут штрафные батальоны!
 

Про гробы мы всерьёз не воспринимаем, понимаем, что это юмор у него такой, всё будет нормально.

Уходим мы втроём, с нами ещё бежит Бельчик, молоденький кобелёк, лайка, Славка его выпросил у знакомого тунгуса сходить в тайгу. Мы идём по просеке, а Бельчик рыскает по сторонам – то там принюхивается, то в другом месте что-то роет. Славка идёт впереди с прибором и топором, а я сзади со спидометром, за мной разматывается нитка – меряет расстояние. Никаких проблем у нас не возникает: прошли четыре километра магистрали, свернули на профиль, делаем пикеты, лупим комаров, периодически останавливаемся покурить – дым хорошо отгоняет кровососущих.

Вдруг в стороне послышался лай Бельчика, лает непрерывно, будто зовёт к себе. Славка сразу определил: кого-то держит, надо идти к нему. Мы оставили приборы на просеке и осторожно двинулись на лай. Подошли поближе и увидели: сидит на ветке тетерев (в Сибири его зовут косач), весь чёрный, хвост в разные стороны загнут, смотрит на собаку. А Бельчик (вот что значит охотничья собака!) знает, откуда мы подойдём, и облаивает его с другой стороны, так что косач сидит к нам спиной и не видит. Я сроду не охотился, ружья в руках не держал (кроме карабина в армии), говорю Славке: «Дай стрельну!», он мне ружьё и отдал. Прислонил я ствол к дереву (вспомнил, как делал Афоня, когда стрелял по глухарю), прицелился и выстрелил, косач камнем свалился на землю. Всё произошло как-то буднично и особой радости мне не доставило, охотничьего азарта я не почувствовал. Поднял птицу – красавец: брови красные, крылья с синим отливом и несколько капелек крови алеют на шее. Первая моя добыча!

Пошли дальше по профилю и вскоре вышли на берег Нижней Тунгуски, здесь я её увидел впервые. Река здесь делает большую дугу, и профиль проходит по касательной, не пересекая её, это видно и на карте.

Вот она – знаменитая Угрюм-река длиной почти три тысячи километров. Ширина её не более пяти метров, течения почти незаметно – ничего великого. Это и понятно, мы находимся в самом верховье реки, она здесь только начинается. Мы уселись на берегу, пообедали тушёнкой и сгущёнкой и поочерёдно сфотографировались со своей добычей – косачём на берегу Нижней Тунгуски. Это моя первая таёжная фотография.

После обеда продолжили маршрут: вышли на магистраль № 6, дошли до нашего профиля № 10 и по нему пришли к началу маршрута – пикету «112». Петля замкнулась. На пикете «112» провёл наблюдения, посмотрел – они значительно отличаются от утрешних, давление за день изменилось. Это видно и по погоде: стало пасмурно, ветер шумит в деревьях – не было бы дождя. От пикета до палатки добежали быстро, нас ещё даже не ждали, время всего шесть часов – вот что значит не было приключений и задержек в пути. В лагере мы сверили показания прибора с баростанцией, я записал последние отсчёты в журнал наблюдений, и всё – наша работа на сегодня закончена! А Альберт будет вести наблюдения на баростанции ещё полчаса, такая методика работы.

Ужинали все вместе, у всех хорошее настроение, рады, что у меня первый рейс удался. Мы со Славкой даже и не устали сильно, вполне можно так ходить. Виль с Валеркой тоже днём немного поработали: сделали «связку» по магистрали № 7 – прошли с прибором от пикета «112» по четыре километра туда и обратно, на юг и на север, это необходимо для точности расчётов, чтобы увязать показания разных маршрутов.

За ужином кроме каши с варёным косачём ели солёных хариусов, за сутки они вполне просолились, мы их всех и съели зараз – объеденье! Завтра будем переезжать на новое место, пойдём по нашей магистрали на юг восемь километров, до профиля № 8, с этого перекрёстка будем делать два рейса одновременно: Виль с Валеркой и я со Славкой, дальше так и пойдёт.

Ночью прошёл небольшой дождь, намочил кусты и ветки деревьев, но пока мы позавтракали, пока собрались и загрузили лошадей, всё почти и высохло, сырости мы и не почувствовали. Труднопроходимых мест на пути не встретилось, пересекли пару ручьёв, но лошади их просто перешагнули. Наш перекрёсток оказался совсем рядом с Нижней Тунгуской, мы на берегу и разбили свой лагерь, лучше места не сыскать: открытая поляна, ветерок продувает и сгоняет комаров, хорошая трава для лошадей и вода под обрывом. Славка взял ружьё и ушёл рыбачить до вечера, Виль его отпустил без разговоров: хорошо, когда есть приварок к нашим консервам. Оставшиеся установили палатку, натаскали дров, пустили лошадей пастись и вечер отдыхали.

Мы с Вилем просмотрели карты завтрашних маршрутов, вроде ничего страшного нам не светит. Ещё он просмотрел внимательно мои записи во вчерашнем маршруте – всё нормально, косяков нету.

– 9 —

Славка вернулся поздно, уже почти стемнело, принёс всего пару хариусов – не всегда везёт. Мы за день не устали, долго сидели у костра: травили байки, курили, делились случаями из прошлой жизни, обзнакамливались. Народ в отряде подобрался вроде неплохой, во всяком случае конфликтов между собой никаких нету, все мы беспрекословно слушаемся Виля, его авторитет для нас непререкаем.

Как мы со Славкой стали самостоятельно ходить в рейсы, жизнь отряда стала стабильной и размеренной, вошла в рабочий ритм. Один день мы с Вилем делаем рейсы: закладываем двадцатикилометровые петли я влево, а он вправо от магистрали, на другой день один из нас делает связку по магистрали (шестнадцать километров), а остальные в это время переезжают на новое место, на следующий перекрёсток, это восемь километров по магистрали. Получается: две ночи переночевали на одном месте – и переходим, ещё две ночи – опять вперёд, и дальше всё так же. Магистраль закончилась – переходим на другую и продолжаем двигаться с работой, только в обратном направлении. Не работа, а сплошной турпоход! Да, о такой работе я и мечтал: ходить по глухой тайге, жить в палатке, преодолевать трудности и выходить победителем из любых передряг. Джека Лондона я начитался в своё время, крепко он засел в голове.

Через неделю дошли до первых продуктов, которые Виль забросил вертолётом, они лежали в широкой долине речки Урики, заросшей карликовой берёзкой. Нам они очень кстати, как раз взятые с собой практически закончились, точно Виль рассчитал с заброской.

А на следующий день произошла неожиданная задержка – пропали лошади. Утром Виль с Валеркой ушли делать связку по магистрали, а нам, оставшимся, надо делать переход. Наш каюр Олег Митрохин сварил завтрак и ушёл за лошадьми, мы его ждём, собираемся потихоньку, а его всё нет и нет. Наконец появился и без лошадей, говорит, ушли куда-то, не нашёл. Стали думать, что делать. А что делать? Надо искать, сами они не придут. Место нашей ночёвки для лошадей совсем непривлекательное – глухая тайга, мох, недалеко болотинка, на которой только и попадаются отдельные клочки травы, видимо, в поисках еды они и упороли куда-то, хотя были и стреножены.

Порешили так – искать лошадей пойдём мы со Славкой, больше некому: Альберт ведёт наблюдения на баростанции, а Олег в годах, он слабоват для больших походов, неизвестно, сколько нам придётся рыскать по тайге. Собрались мы быстро: кинули в рюкзак перекусить, я взял карту и компас (да он всегда со мной), Славка закинул за плечо свою одностволку, свистнул Бельчика, и мы отправились. Пошли туда, куда вечером отвели лошадей, стали смотреть следы. Это в книгах следопыты типа Улукиткана читали следы, как открытую книгу – и когда прошёл, и куда пошёл, всё скажут. Мы же со Славкой, сколько ни присматривались, не могли определить, куда же они пошли? За ночь мох расправился и затянул следы, лишь кое-где удалось определить, что это след лошади. Мы поразмыслили и решили, что лошади не глупые, они должны пойти туда, где много травы, а последнее такое место было на берегу Нижней Тунгуски. Решили в ту сторону и идти. Достал я карту, посмотрел: ближе всего до реки можно дойти по девятой магистрали, а потом свернуть по третьему профилю на восток, и это около десяти километров, порядочно. Но делать нечего, пошли.

Идём, внимательно смотрим под ноги, следы есть, но что-то определённое сказать трудно. Во-первых, мы здесь проходили два дня назад, только в другом направлении, и, сколько мы ни рассматривали, не могли определить направление следа, во мху от копыт остаётся только круглое углубление или вообще ничего. Но идём, смотрим, периодически останавливаемся и слушаем: на шеях у лошадей привязаны ботала, вдруг услышим звон? Ещё надеемся на Бельчика, что он их учует и залает, но он бегает вокруг, занимается своими собачьими делами и никуда нас не зовёт. Дичь тоже не попадается, это в первый день нам повезло с косачём.

Так прошли магистраль, свернули на профиль, явных следов лошадей так и не видно, вот попалась бы куча навоза – тогда мы бы точно могли сказать, что здесь прошли лошади. Между тем мы вышли на берег Нижней Тунгуски – неширокая речка плавно петляет среди кустов, открытые места покрыты травой и цветами, будто это не глухая тайга, а деревенский луг. Осмотрели первую поляну – помятой травы не видно, где искать дальше? В какую сторону идти? Можно разделиться и пойти в разные стороны вдоль реки, так шансов больше, но мы не решились, вдвоём спокойнее. Посмотрели ещё раз карту и решили, что вероятнее пойти вправо, кони могли выйти на реку по одному из небольших ручейков. Мы уже поняли, что шансы найти лошадей ничтожны, в этой бесконечной тайге наши кони меньше, чем иголка в сене, но бросить поиски, пока светло, не могли. Шли, свистели, слушали, продирались через прибрежные заросли, в душе уже ни на что не надеясь.

Всё произошло так неожиданно, что мы даже не успели удивиться: вышли на очередную поляну, а наши красавцы стоят смирно и на нас смотрят. Не знаю, везение это или Бог помог, но радости нашей не было предела. Кони сытые, пуза аж раздулись, подпустили нас к себе без проблем и позволили надеть уздечки, которые мы предусмотрительно утром кинули в рюкзак. Всё, теперь мы спокойны, до лагеря-то как-нибудь доберёмся.

Идти своим следом назад нет смысла, мы напетляли – к ночи не доберёмся. Решили пробиваться вдоль ручья, как шли лошади, где-то должны выйти на магистраль, а уж по ней-то придём и на табор. Время уже ближе к вечеру, целый день мы прошарахались по тайге, но всё равно сели, хорошо перекурили, перекусили на дорожку и потом только двинулись к «дому». На душе у нас легко, радостно, представляем, как сейчас переживают за нас на таборе. Я Славку пустил вперёд, а то он, коротконогий, всё обижается на меня, что за мной не угонишься, пусть идёт своим темпом. Мы ведём каждый по лошади, за направлением следим по солнцу, оно склоняется всё ниже и ниже, вот уже и прохладой стало обдавать в низинках.

Как и рассчитывали, вышли на девятую магистраль: просека с затёсами пересекала наш путь под острым углом, мы свернули на неё. Теперь мы точно знаем, что до лагеря нам осталось около семи километров, дойдём. Местность слегка всхолмлённая, попадаются небольшие подъёмы и спуски, гривки, болотинки. Один из ручьёв образовал широкую долину, заросшую карликовой берёзкой. Когда мы к ней подошли, то сначала даже не поняли, что за белая река пересекла нам путь – плотный туман тонким слоем заполнил низину широкой лентой. Славка как шёл впереди, так и погрузился в туман, а я остановился вверху, на берегу – интересно было смотреть, как по поверхности тумана движется лошадиная голова, а всё остальное, в том числе низкорослый Славка, скрыто в белой пелене. Наконец они «выплыли» на другом берегу, и в молочную реку окунулся и я.

А сумерки понемногу сгущаются, хотя дорогу мы ещё видим, глаза привыкают к темноте. И тут раздался выстрел – наши беспокоятся, дают знать, где находятся и что беспокоятся. А осталось совсем немного, но мы тоже ответили выстрелом, пусть знают, что мы рядом. Минут через двадцать вышли к костру, подвели к дымокуру и «беглецов» – но что с них возьмёшь? Они себя виноватыми не чувствуют. Олег на ночь привязал их к деревьям, они сытые, переживут. Ну, а мы ужинали, рассказывали, как искали лошадей и как нам дико повезло. День, конечно, для работы потерян, его не вернуть, на новое место будем переезжать завтра.

– 10 —

И опять пошли трудовые будни: рейсы, связки, переходы. Понемногу обрастаем бородами, об кусты, ерник и сучки рвётся наша одежда, дубеет кожа на лицах и на руках, всё остальное тело плотно закрыто одеждой, иначе кровососущие заедят. С работой дошли до самой «вершинки» Нижней Тунгуски, расположились табором на левом её берегу. Река здесь совсем узкая, мы её перешагиваем одним шагом: раз! – и ты уже на другом берегу великой реки. Славка, как только пришли на место, пошёл рыбачить, река хоть и узкая, но попадаются глубокие ямки, есть шанс покушать рыбки. И правда, вернулся уже в темноте, принёс каждому по хариусу, засолили, завтра съедим.

На следующий день мы со Славкой совершили «выдающийся» рейс – увидели исток Нижней Тунгуски. Маршрут сложился так, что, стартуя утром на левом берегу и не пересекая реки, вечером мы оказались на её правом берегу, то есть обошли её исток. В середине маршрута нам попалось болотце, мы его прошли, но русла, даже маленького ручейка, в нём не было, вот из этого болотца, значит, и вытекает великая река. Я в пикетажке так и записал: «исток Нижней Тунгуски» и отметил координаты. Может, мы со Славкой первые, кто здесь побывал (кроме рубщиков, которые провели здесь профиль), места здесь совершенно нехоженые, как говорится – не ступала нога человека.

А между тем заход наш приближается к концу, подобрали уже и вторую заброску продуктов, и её доедаем. Я вполне освоился с работой, всё у меня получается, набираюсь опыта, от ежедневной ходьбы накачиваются ноги.

Со Славкой, с напарником, мне крупно повезло, у нас сложились такие крепкие отношения, какие могут сложиться только при совместной трудной работе. Он мне сразу понравился – невысокий, коренастый, рыжий и кудрявый. Теперь я уже знаю про него кое-что, на перекурах рассказал. Родом он из Ростовской области, из Батайска, из донских казаков, вот оттуда, видимо, его смелость и отчаянность. Семья была большая, в шестнадцать лет Славка ушёл из дома (просто ушёл – и всё!) и с тех пор скитается по Советскому Союзу, а сейчас ему двадцать шесть. За это время он успел два раза посидеть понемногу: то за драку, то за воровство, уже три года, как осел в Сибири. Работать в экспедиции ему нравится: обут, одет, кормят, есть хоть тряпишная, но крыша над головой, работа, конечно, тяжёлая, но, с другой стороны, можно поохотиться и порыбачить, а для него охота пуще неволи. Зимой хуже – надо где-то жить, и самый лучший вариант – устроиться куда-нибудь в кочегарку. Такова судьба всех бичей, так здесь называют сезонных рабочих.

Я на него гляжу и удивляюсь: после работы вечером все мечтают поваляться под дымокуром и отдохнуть, а он попросит у меня карту посмотреть, есть ли где поблизости речка или озеро, и уходит с ружьём, если есть хоть час светлого времени.

На днях он после переезда на новое место тоже собрался поохотиться, в четырёх километрах от нас кучка небольших озёр, должны утки быть. Я ему говорю:

– Компас хоть возьми!

А он:

– На фиг он мне, всё равно не умею пользоваться.

И ушёл. Утки на озёрах, видимо, были, потому что несколько выстрелов до нас донеслось, но потом небо потемнело, пронёсся шквал ветра, и началась гроза. Сверкали молнии, лил дождь, мы, конечно, спрятались в палатку и переживали, как там наш Славка? Когда дождь кончился, было уже совсем темно. Мы периодически кричим, чтобы Славка нас услышал и взял направление, но далеко, не слышит. Потом услышали выстрел и стали кричать все хором, чтобы погромче. Видимо, он всё-таки услышал, потому что следующий выстрел прозвучал уже поближе. Тут уж мы стали кричать почти непрерывно и через какое-то время и его крик услышали. Так он на наш голос и вышел: весь мокрый насквозь с ног до головы, рыжие кудри прядями свесились и прилипли, но вид бодрый, неунывающий. Достал из рюкзака двух уток, нам работа – щипать их, опаливать, потрошить. Костёр мы раскочегарили к его приходу хороший, он аж готов залезть в него, до того промок и замёрз. Тут же у костра стал переодеваться в сухое, сам что-то рассказывает, и вдруг в костре как жахнет взрыв! Все аж присели. Это патрон из славкиного кармана упал в костёр, когда тот переодевался, и взорвался. Мы к нему:

– Ну-ка проверь патроны, может, ещё рванёт?

Проверил, ещё два подобрал около костра, остальные в наличии, мы вздохнули свободно. Уже часов в двенадцать только легли спать, но ничего, утром, как обычно, пошли в рейс.

16 августа мы этот заход закончили, запланированную работу выполнили и 17‑го с утра двинулись на базу, в Токму. Утро выдалось солнечное, настроение у всех выше некуда – увидим людей, расслабимся, отдохнём. Перед отходом я поставил свой дырявый сапог на пень (весь заход так и проходил в дырявом сапоге с мокрыми ногами) и сфотографировал на память – хороший снимок вышел!

До Токмы 14 километров, шли сначала по профилю, потом вышли на охотничью тропу, по ней совсем хорошо идти, и к обеду мы были на месте:

– Здравствуй, славное стойбище Токма!

Это в местной газете мы вычитали такое выспренное обращение, оказывается, на этом месте испокон веков было тунгусское стойбище, сейчас стало село. Тунгусам (эвенкам) при советской власти построили рубленые дома, но они всё равно ставят во дворе конические чумы и летом живут в них.

– 11 —

Мы опять расположились на поляне аэродрома, парни стали ставить палатку, а мы с Вилем пошли в контору отчитываться о работе и закрывать наряды. Все были на месте, и Крисан, и Зуевский, и женщины-камералки обрадовались нам, ведь все переживают за полевиков, которые скитаются по глухой тайге, всякое может случиться (и случается). Да и работу мы выполнили быстро, это очень хорошо, надо до холодов постараться закрыть всю площадь. Вместе с Зуевским, нашим главным геодезистом, мы подсчитали объём выполненных работ, вышло неплохо, норму перекрыли почти в три раза, значит, и заработок будет неплохой, а это немаловажно: романтика романтикой, а деньги получить приятно. Я особенно доволен – такой классный турпоход совершил, да ещё за него деньги немалые получу. Вот работку нашёл!

Следующий заход наметили дня через два, будем отрабатывать юго-восточный угол площади, а пока отдохнём и будем собираться, затариваться.

Пока мы были в конторе, наши разбили лагерь, наварили макарон по-флотски (это любимая вилева еда, он готов есть их хоть каждый день), скинули с себя таёжное рваньё. Всех, конечно, интересует, что мы заработали, услышали прикидочные цифры – остались довольны.

Кроме нас, на поляне народа немного, в основном все в тайге. Появились ещё двое новеньких: молодые парни, им всего по 18 лет, из Тулы, приехали искать таёжной романтики. Забегая вперёд, сразу скажу, что один из них, Витя, в первом же заходе разрубил топором ногу, его вывезли вертолётом в Киренск, и никто его больше не видел. А второй, Генка Огородников, длинный такой, с виду хиляк, но настырный, старательный, отработал этот сезон в отряде гравиков, приехал и на следующий год и показал себя неплохо – окреп, натаскался. Вот тебе и «тульский самовар», как его сразу прозвали.

Ещё в экспедицию прилетел Паша Пентин, техник-гравиметрист («гравик», так мы их зовём), но я с ним только мельком успел познакомиться, он уводил свой отряд в тайгу. Паша мой одногодок, он, как и я, только что отслужил армию, но он успел до армии закончить геологоразведочный техникум и немного поработать в этой экспедиции, такого специалиста здесь очень ждали: осень не за горами, а гравиразведки ещё очень много, пока всего один отряд работает.

Пока отдыхали и собирались, мы неожиданно попали на свадьбу. Наша кладовщица Зинаида Павловна (все её зовут просто Зинка-бичиха) решила устроить свадьбу со своим «возлюбленным» Генкой, рубщиком просек, он как раз с напарником тоже вышел на базу. Водки в магазине нету, но Зинке, видимо, лётчики привезли несколько бутылок, и вот они объявили о своей свадьбе. Она сшила себе белое кисейное платье, приладила фату на голову, с утра ходит накрашенная и гордая.

Всё началось чинно и благородно: уселись на поляне, открыли банки тушёнки, маринованных огурцов, компотов, налили по первой в эмалированные кружки, другой посуды не имеется. Роль тамады сразу взял на себя наш Алик Светлолобов, он здесь самый красноречивый – встал в театральную позу, одну руку завёл за спину, другой поднял свою кружку и выспренно провозгласил:

– Без базара, сегодня, бля буду, незабываемое событие – свадьба наших лучших корешей: Зинаиды Павловны и Генки…э-э, ладно, просто Генки. Желаем вам любви и куль червонцев, век воли не видать!

После этих слов он картинно выкинул левую руку из-за спины, в ней оказался завёрнутый в крафтовую бумагу небольшой букетик простеньких полевых цветов, по берегу Непы нарвал, и, изобразив галантность, протянул невесте:

– Что за свадьба без цветов? Пьянка, да и всё!

Все одобрительно зашумели: «В цвет сказал!» – а Славка даже попробовал продолжить Высоцкого: «А на нейтральной полосе цветы необычайной красоты!», но в общем гвалте замолк, всё равно не слышно.

Много не говорили, ораторов больше не нашлось – выпили за молодых и сразу стали кричать «Горько!», а потом повторять и повторять. Получилась самая настоящая пьянка – шум, гам, тарарам. Зинка перепилась больше всех, фату она потеряла, да и вообще, вскоре все, кажется, и забыли про свадьбу, начался пьяный базар про тайгу и просеки, про медведей и заработки, про всё, кроме свадьбы. Зинке взбрело в голову пойти в контору и пригласить начальство, она залезла в дюральку, чтобы переплыть на другой берег, оттолкнулась от берега, но её качнуло, лодка перевернулась, и наша Зинаида Павловна, невеста в белом кисейном наряде, плюхнулась в воду. Воды неглубоко, она барахтается в воде, поднимает муть со дна, матерится. Люди и на том и на этом берегу смотрят, смеются, Генка-жених подбежал, давай её вытаскивать, урезонивать:

– Зинка, пойдём, люди кругом смотрят.

А Зинка открытым текстом на всю вселенную:

– Да пошли они все …тра-та-та-та-та!

Для меня такие сцены впервые, ну что ж – познаю жизнь. Я этой пьянки удачно избежал, с утра ушёл с Вилем в контору, специально, чтобы не тянули за рукав к столу. Я выпить, конечно, могу, но в этой гулянке участвовать не хотелось.

Назавтра все мучаются с похмелья, но водки достать негде, так что бичи варят чифир (крепкий чай), им раскумариваются. Опять все собрались у общего «стола» (вокруг костра), травят всякие были и небылицы. Зинка рассказала, как они с подругой ходили на танцы, ещё там, в городе:

– Пошли, мы, значит, с Зойкой в Дом культуры, у нас там по выходным всегда танцы. Всё нормально, танцуем, и кавалеры нас приглашают неплохо. Мы поддатые немного, по стакану красного пропустили перед танцами – какой дурак трезвым на танцы пойдёт? Короче, танцуем, всё хорошо. И уже вечер в самом разгаре, можно сказать, мы довольны, только во время танго я чувствую, у меня – дзинь! – лопнула резинка в трусах. Вот чёрт, что делать? Трусы вниз поползли. Тогда я посильнее к своему кавалеру прижалась и веду его в самую толпу, в самую гущу, а он рад-перерад, лапает меня по всему периметру. Чувствую, трусы всё ниже и ниже, наконец, упали на пол, я через них переступила и повела парня в другую сторону. Музыка закончилась, все ушли с круга, а посередине лежат розовые женские трусы. Что тут началось! – свист, крики, кто-то выбежал и пнул их, запинали куда-то в угол. После танцев я Зойке призналась, что это у меня авария случилась, вот уж мы нахохотались!

Мы тоже смеялись от души над Зинкиными приключениями, да и ещё всяких историй, смешных и грустных, наслушались в этот день. Но закончилось это застолье не очень весело – «молодожёны» рассорились из-за чего-то, Зинка развязала свой язык, стала Генку обзывать, он тоже парень простой: схватил дрын и огрел её по бочине. Зинка взвилась как тигрица, подскочила, задрала подол платья перед всеми, тычет пальцем в ляжку:

– Всё! Синяк одиннадцать на пять, я тебя посажу, все свидетели! Все видите?

Все видят, но смеются, знают, что всё это несерьёзно, такие конфликты среди бичей не редкость.

– 12 —

А наш отряд между тем готовится ко второму заходу, лето не бесконечно, а работы ещё много. Сейчас мы пойдём отрабатывать юго-восточный, самый удалённый край площади. Опять мы получили продукты, теперь не только Виль, но и я участвую в расчётах, вникаю во все тонкости. Я взял на складе новые сапоги, но уже за свой счёт, спецодежда даётся на сезон только одна. Сапоги я взял резиновые, в них лучше, кирзачи в постоянной мокрети расползаются очень быстро. Продуктов взяли на две недели, половину возьмём с собой, а вторую половину надо забросить вертолётом. Но с вертолётом затык – пока не дают, нет свободных. А ждать нам некогда, время уходит.

Договорились с Зуевским, что мы уходим работать, а как появится вертолёт, он забросит наши продукты на берег Нижней Тунгуски в определённую точку, обозначенную на карте. Здесь очень важно правильно определиться на местности, не выбросить в другом месте, а то будем потом искать.

22 августа наш отряд в полном составе опять уходил из Токмы. Мы уже немного пообтёрлись, не те зелёные новички, что были раньше, покидали базу сдержанно-уверенно, со знанием, что нас ожидает. Путь у нас неблизкий, восемнадцать километров, нам надо выйти на перекрёсток 5‑й магистрали с 8‑м профилем, это пикет «№ 84».

Весь день шли. Попадались ручьи, заболоченные места, чащоба, как-то пробирались и продирались, особо подозрительные места обходили стороной. Днём на речке Большая Тира остановились пообедать, лошадей расседлали и пустили пастись, трава здесь хорошая – ох, как они на неё набросились. Хорошо и мы отдохнули, а к вечеру пришли на место, на свой пикет. Пикет стоит очень удачно, буквально в ста метрах течёт небольшая речушка Гулакан, и трава на ней есть, есть что лошадям покушать. Разбили лагерь, поужинали, наметили маршруты на завтра и расползлись по спальникам.

Опять начались трудовые будни. Опять мы со Славкой разматываем нитку из спидометра – меряем тайгу, опять делаем пикеты, берём отсчёты по прибору, ломимся сквозь чащу, утопаем во мху на болотах.

Дома, уже зимой, мне никак не хотели верить, что я каждый день разматывал по двадцать километров ниток по тайге и бросал их, не сматывал назад, пока я не показал фотографию, на которой видно, как из ящичка в моей руке тянется нитка и скрывается вдали. Поверили.

В этом заходе мы попали на детальный участок: здесь профиля пробиты не через 4 километра, а через 2, и пикеты ставятся не через 500 метров, а через 250, то есть сеть пикетов получается гуще. Я так понимаю, что это наиболее перспективный участок на нефть, и поэтому его надо разведать более тщательно, детально. Ну, а у нас за счёт этого получаются более короткие петли, всего 16 километров, а не 20. Но и дни укорачиваются, приходится поднажимать, чтобы успеть завершить маршрут засветло. В этот раз с нами нет Бельчика, его хозяин-тунгус ушёл с ним в тайгу готовить своё зимовье к зимней охоте. Но Славка ружьё всё равно берёт в рейс, иногда встречаются рябчики, они глупые птицы – рассядутся и не улетают, только посвистывают, их и без собаки легко добыть.

В работе дни пробегают быстро, но ещё быстрее тают продукты, этому помогает и непогода – два дня пришлось просидеть из-за дождя, поливал не переставая. Прошло восемь дней, и у нас почти всё кончилось, а до заброски своей мы ещё не дошли, на пару дней не хватило. Мы с Вилем помозговали, и вырисовалось такое решение: надо после маршрута кому-то сбегать на Нижнюю Тунгуску и принести немного продуктов, чтобы дотянуть эти два дня. «Кому-то» получается мне, моя петля ближе. Значит, мне и идти. Так и порешили.

Я с утра запасся фонариком, а компас у меня всегда с собой. Утром в рейс вышли пораньше, но всё равно рано закончить не удалось, солнце уже начало склоняться к верхушкам деревьев. Плохо, что у нас стоянка почти в двух километрах от конечного пикета, ближе не нашлось воды. Замкнув петлю, мы со Славкой разошлись: он пошёл на табор, а я за продуктами на Нижнюю Тунгуску, до неё шесть километров. Представляя, как я буду возвращаться в темноте, я наказал, чтобы Славка протянул за собой нитку из спидометра до самого лагеря, я буду идти перпендикулярно, на неё наткнусь и по ней приду к палатке.