Проще пареной репы
– Что больше всего изменяет образ и стиль жизни сейчас, в наше время? – с этого вопроса начала встречу-семинар «Как стать счастливым в 21 веке» стройная женщина с короткой стрижкой медно-красных волос. Зал промолчал, только кто-то приглушенно кашлянул в последних рядах. В полном зале царил полумрак, лишь ярко освещенная сцена привлекала внимание зрителей. На сцене сиротливо стояли журнальный столик, на котором лежало несколько мелких предметов, трудно различимых из зала и низкое кресло. Никто не представил ведущую, видимо устроители посчитали достаточным того, что желающие попасть на семинар видели ее имя на афишах и большом экране в фойе драматического театра. Отсутствие на сцене помощников и обычного нагромождения аппаратуры, создающей аудио-видео эффекты могло показаться зрителям необычным. Современный зритель уже привык к тому, что чем примитивнее и проще был текст выступлений, тем больше было громкой музыки, света, дыма и других отвлекающих процессов. Зал еще не успел решить, как реагировать на такое незатейливое начало и продолжал похрустывать пакетами с поп-корном и шелестеть конфетными фантиками.
– Давайте подумаем вместе, – улыбнулась ведущая, поправляя телесного цвета перчатки на руках и прошлась по сцене, словно демонстрируя себя. Зал следил за ней настороженно сотнями глаз, пытаясь определить возраст ведущей и оценить внешность. Женщина была невысокого роста и хорошо сложена, это не скрывалось ее одеждой, даже наоборот, как бы подчеркивалось при каждом движении. Хотя сама одежда казалась простенькой – отливающая перламутром блузка с рукавами до локтей и свободные золотистые штаны-шаровары, собирающиеся складками на щиколотках. Невысокие каблучки золотых туфелек не стучали по деревянному настилу сцены, и двигалась женщина мягко, словно плыла, плавно перемещаясь по сцене с непринужденной улыбкой на лице. Многие в зале (в основном, мужчины) посчитали, что ей не больше 30, но и не меньше (так решили женщины).
– Какие средства и методы можно считать важными, формирующими современный стиль жизни? – повторила вопрос ведущая и остановилась, ожидая ответа. Зал понемногу ожил, загудел, и вот уже первые руки робко потянулись вверх, привлекая к себе внимание. Ведущая с доброжелательной улыбкой кивнула первому смельчаку, – это был полный мужчина в мятом костюме и сбившимся набок галстуком. Среди сидевших вокруг пестро одетых отдыхающих он заметно выделялся и явно тяготился этим, а может, ему было жарко.
– Реклама! – заявил он, привстав на мгновение, и снова плюхнулся в кресло, вытирая мятым платком вспотевший от волнения лоб. В зале облегченно рассмеялись, поднялось еще несколько десятков рук.
– Так, хорошо, – поощрила ведущая и взглядом разрешила высказать свое мнение молодой женщине в первом ряду, лениво приподнявшей руку, обильно декорированную золотом.
– Телевизор и радио! – не вставая, уверенно заявила женщина сварливым тоном и посмотрела на своего соседа справа, словно требуя от него подтверждения. Сосед в дорогом темно-синем костюме при галстуке тут же покорно кивнул, выдавив из себя улыбку. Женщина удовлетворенно откинулась на спинку кресла и с видом победительницы оглянулась вокруг.
– Интернет! Кино! Видео! – теперь зал оживленно и торопливо выдавал свои версии. Ведущая улыбалась, каждый поднявший руку обязательно удостаивался ее благосклонного кивка, словно награды за подвиг.
– Семья! Школа! ВУЗ! – залу понравилась эта игра, но на втором десятке ответы начали повторяться, и ведущая неторопливо свела руки перед собой. Зал послушно затих.
– Вот видите, как много современных средств и методов используется для того, чтобы воздействовать на каждого жителя Земли. Рассмотрим сначала воздействие на общество в целом, а затем перейдем к воздействию на личность. Средства массовой информации стараются внести свой вклад в формирование общественного и частного сознания разными методами, но у них много общего. Очень часто они противоречат друг другу, ведь контроль над ними осуществляют владельцы, со своими вкусами и пристрастиями. К этому еще примешивается и воздействие тех, кто на деле проводит политику владельцев в жизнь, а это тоже люди, со своими взглядами на жизнь. Получается, что на каждого человека влияют не какие-то абстрактные СМИ, а несколько сотен или тысяч людей, которые отличаются от остальных семи миллиардов только тем, что имеют деньги или обладают властью.
Ведущая произносила фразы передвигаясь по сцене так, словно беседовала с невидимым собеседником, находившимся рядом, неторопливо поводила руками и шевелила пальцами. И каждый присутствующий в зале постепенно проникался убеждением, что это именно с ним беседует такая симпатичная и умная женщина, и старался не пропустить ни слова из того, что она говорила.
– В результате получается смесь, мешанина из множества мнений, часто противоречащих друг другу. Тем не менее, воздействие осуществляется и чаще всего оно сводится к рекламе. Реклама чего угодно и кого угодно, – эти слова вызвали смешки в зале, ведущая тоже усмехнулась. – Да, сегодня музыку заказывает тот, кто платит. Деньги или власть – какая разница, ведь действуют они одинаково. И это тоже, в конечном счете, сводится к людям, у каждого из которых свои пристрастия и мечты. Что получается в результате?
– Винегрет! Каша! Солянка! – выкрикнули из зала, и снова по рядам прошла волна смешков.
– Верно! – поведя руками, успокоила зал ведущая. – Каждый канал телевидения, радио или печатное издание рекламируют то, за что им заплатили или приказали. Неважно, кто и почему, важно другое – кто может разобраться в этой мешанине? Реклама, как известно, двигатель торговли. Но ведь недаром было сказано также: реклама, в отличие от спирта содержит 98 процентов воды и 2 процента правды.
– Точно! В бровь!.. Давай-давай! – засмеялся зал, но ведущая не обращая внимания на выкрики, неторопливо продолжила.
– Получается недоразумение какое-то: или все дружно рекламируют одно и то же, что вовсе не совпадает со вкусами большинства, или каждый рекламирует что-то свое, что опять же не выражает всей гаммы вкусов, присущих человечеству. Много ли от этого пользы? Вряд ли, должно быть право выбора, но кто об этом спрашивает нас? И это касается не только общества, но и каждого человека в отдельности. Надо ли такое терпеть и дальше?
Зал всколыхнулся одобрительным гулом: мол, нет пользы, и терпеть незачем. Ведущая вновь успокоила зал движением рук.
– Сегодня мы попробуем вместе разобраться с этим. Неторопливо и обстоятельно. Только четко определим основу для построения счастья. Что это такое, из чего состоит?
Зал уже не надо было учить – множество рук потянулось вверх.
– Достаток! Здоровье! Удача! – зал явно жаждал наград, и ведущая щедро раздавала улыбки.
– Свобода от условностей! – вскочил без очереди юноша в кожаной куртке с заклепками и заплетенными в косичку волосами. Он хотел продолжать, и ведущая приглашающее протянула к нему руки, а он неожиданно обмяк, повалился в свое кресло с недоумением на лице. Сидевшая рядом девушка с копной торчащих во все стороны волос толкнула его локтем в бок и что-то возмущенно зашептала. Ведущая пожала плечами, улыбнулась и кивнула следующему желающему высказать свое мнение.
Любовь! – звонко выкрикнула девушка в желтом сарафане и смущенно нырнула обратно в кресло. Ведущая только руками развела, словно подчеркивая несерьезность такого заявления, и зал поддержал ее смехом.
– Деньги и власть! – заявил с ухмылкой высокий парень с золотой серьгой в ухе и обернулся за поддержкой к сидевшей рядом компании, которая поддержала его топотом ног и ударами по подлокотникам. Ведущая направила в их сторону правую руку, словно предлагая продолжить и, словно в нетерпении, пошевелила пальцами.
– Жратва и выпивка! – добавил парень с серьгой и довольный собой свалился на кресло. Компания веселилась, приветствуя своего вожака. Ведущая слегка нахмурилась, но все-таки кивнула, а компания неожиданно успокоилась, лениво пошевеливаясь на своих местах. Зал, притихший было в ожидании каких-то эксцессов, снова зашумел, вытягивая вверх руки.
– Путешествия! Развлечения! Семья! – продолжали выдавать из зала, но скоро фантазия зрителей иссякла, ответы начали повторяться. Ведущая плавно свела руки перед собой, снова предлагая остановиться, и зал послушался. Только одна рука настойчиво продолжала тянуться вверх.
– Пожалуйста, – терпеливо разрешила ведущая и послала в зал улыбку-извинение.
– Желание стать Человеком, – негромко произнес похожий на студента парень с льняными волосами до плеч, в джинсах и черной футболке. Ведущая недоверчиво приподняла брови, словно удивляясь, и зал отреагировал недовольным шепотом. Парень невозмутимо обвел зал взглядом и сел на свое место.
– Что ж, не считая некоторых… отклонений, мы разобрались с тем, что составляет счастье для современного человека. Прекрасно, – прошлась по сцене ведущая и остановилась у рампы почти по центру. – Остается выяснить основной вопрос: как стать счастливым. С помощью чего можно этого добиться и как сохранить достигнутого. Для этого мы здесь и собрались, не правда ли?
Зал ответил гулом согласия и ведущая довольно улыбнулась, бросив мимолетный взгляд на студента. Тот лишь пожал плечами и склонился над раскрытым на коленях компьютером. Женщина подошла к столику, взяла один из предметов, уместившийся в ладони, и вернулась к рампе.
– Каждый хочет быть счастливым и имеет на это право. Надеюсь, с этим никто спорить не будет. Вспомним народную мудрость: каждый сам кузнец своему счастью. Теперь посмотрим, что же на самом деле является определяющим, какие факторы способствуют созданию счастья.
Ведущая приподняла левую руку и тут же вокруг нее появилась зеленая лужайка, скорее даже газон, ведь трава была густая и ровная, такой в лесу не увидишь. К тому же на заднем плане возвышался двухэтажный дом, и даже не дом, а шикарный особняк, с резными наличниками и деревянным крыльцом, богато украшенными резьбой. К дому подступали с обеих сторон невысокие деревья с густо-зелеными листьями. Одним словом, мечта городского жителя, ежедневно глотающего выхлопные газы машин и поднятую ими пыль, если в городе или поблизости нет заводов, добавляющих свою порцию ядовитой гадости.
Женщина неторопливо двинулась к крыльцу и зрители последовали за ней, у каждого возникло ощущение движения, и зал дружно охнул от неожиданности. Ведущая невозмутимо поднялась по ступенькам и открыла дверь, приглашая войти.
– Пройдемся по дому, в котором может жить счастливый человек.
И зал заворожено последовал за ней. Обстановка дома была под стать внешнему облику, они проходили по уютно обставленным комнатам, поднимались по удобной лестнице и заглядывали в красиво отделанные ванные и туалетные комнаты…
– …Можно стремиться к обладанию всеми вещами сразу, но это несбыточные мечты, – ворковала, словно горлинка ведущая. – Для каждого есть свои вещи, предназначенные только для него и гармонично подходящие именно ему. Надо учиться выбирать то, что подходит лучше всего, позволяет в полной мере обрести уют и душевное равновесие…
Затем они проследовали в гараж, где ведущая предложила прокатиться на одной из стоящих в нем машин и зрители с нарастающим восторгом выехали по тенистой аллее на широкую автостраду и с ветерком покатили к недалекому городу, празднично поблескивающему чистыми стеклами витрин, за которыми зрителей ожидали удивительные сюрпризы и неожиданные находки. Каждый зритель замечал то, что ему больше всего хотелось бы иметь, но не успевал ни заметить ценников, ни задаться простым вопросом: а сколько же это стоит, как уже оказывался в другом месте, где его снова окружали приятные глазу и милые душе вещи. Магазины и рестораны, парк развлечений и кинотеатр… Словно радужный веер развертывался перед каждым, лаская душу и тело, обещая невиданные наслаждения и полное удовлетворение.
– Каждый может получить удовольствие и комфорт здесь и сейчас, вовсе не обязательно гнаться за призрачными химерами за тридевять земель, на край света… Надо только определиться с тем, что тебе необходимо, рационально распределить свой доход и брать от жизни то, что она предлагает. Научись выбирать правильно то, что подходит тебе и плата не будет высокой, если знаешь себе цену. Организуй себя, стремись достигать желаемого без насилия над собой и другими, всего можно добиться, если правильно выбирать путь. Работа может быть скучной, но ты можешь украсить свою жизнь, превратить ее в бесконечный праздник, если научишься выбирать правильно то, что будет с тобой, на тебе и вокруг тебя…
Голос ведущей обволакивал невидимой пеленой каждого зрителя, отодвигал на задний план тревоги и заботы, словно прохладный родник в жаркий полдень дарил покой и удовлетворение собой и окружающим миром.
– …Мелкие радости жизни не замедлят положительно сказаться на вашем здоровье. Вы будете чувствовать себя крепко стоящими на ногах, бодрость духа и свежесть восприятия не угаснут со временем, лишь позволят вам более тонко чувствовать новые цветовые оттенки и вкусовые тона тех вещей, которые вам еще предстоит обрести…
Час пролетел незаметно и, когда ведущая снова свела руки перед собой и яркие краски вокруг нее поблекли и затем исчезли, по залу прокатился дружный вздох сожаления. Словно предваряя вопросы, могущие возникнуть у зрителей, ведущая с неугасающей улыбкой заверила зал:
– Наша встреча не последняя, мы только начали беседу и в ближайшем будущем продолжим её. Нам предстоит еще рассмотреть такие темы, как семья и работа, о которых сегодня лишь вскольз упомянули. Это очень важные темы, каждая из которых потребует отдельной беседы, и я надеюсь, что это обязательно произойдет. И если не вживую, то с помощью современных технологий мы сможем встретиться в Сети. На входных билетах есть наш адрес…
Остальное потонуло в нарастающем шуме аплодисментов, которые не стихали несколько минут. Счастливая женщина на сцене несколько раз с благодарностью склонила голову и дважды поклонилась в пояс, принимая из зала букеты цветов.
Весьма довольные зрители начали покидать зал, двумя потоками выливаясь в небольшой театральный сквер, под тенистые кроны деревьев, оживленно переговариваясь. Под лучами клонящегося на закат солнца они разбредались в разные стороны: люди постарше сбивались в кучки у скамеек, затевая неторопливое обсуждение, дети тащили родителей к киоскам с мороженым и прохладительными напитками, а молодежь неторопливо направлялась на пляж.
– Это было прекрасно, – склонился к руке ведущей директор театра, изображая поцелуй. Жена, бросив в сумочку неработающий телефон и приказав ему не возвращаться домой без ведущей, спешно покинула театр. Он покорно поднялся на сцену. Ведущая приглашение на вечер в домашнем тесном кругу вежливо, но твердо отклонила, сославшись на скорый отъезд. Директор, удивляясь самому себе, не стал настаивать, хотя он умел уговаривать упрямых гастролеров. Даже предстоящая ссора с женой не пугала его, вопреки обыкновению. Он только с сожалением развел руками и отступил. Женщина с сияющими глазами благодарно кивнула ему и сопровождающей его свите, обернулась к полутемному залу.
– Рома, Ната! Собирайте хозяйство, жду вас в гримерной. Отправляемся через пятнадцать минут.
– Хорошо, уже собираем, – донеслось из опустевшего зала. Женщина довольно кивнула и направилась за кулисы, мимо замерших в почтительном восторге рабочих сцены и пожарника.
Директору хотелось сейчас же закрыть глаза и вновь очутиться в прекрасном доме, который был показан сегодня этой прекрасной женщиной, вновь, хоть на несколько минут ощутить себя хозяином такого великолепия… Но нетерпеливо переминавшиеся рядом режиссер и художник, ждали решения и пришлось сделать усилие, напрячься и заставить себя кивнуть, давая «добро». Пусть попробуют, если сумеют. Режиссер с художником тут же кинулись следом за женщиной, которая могла сделать их счастливыми сегодня. А директор устало спустился со сцены, присел в ближайшее кресло и вновь погрузился в сладостные грезы. Он уже прикидывал, во сколько может обойтись постройка собственного дома на том участке, который ему недавно предлагали по сходной цене. И во что встанет обстановка мебелью, какую он видел сегодня на сеансе. И еще подумалось ему, что было бы хорошо, если бы режиссеру с художником удалось уговорит эту упрямицу сделать еще пару выступлений. Для театра это будет хорошо и для него тоже, по нынешним временам таких бескорыстных артистов днем с огнем не найдешь.
Художник нагнал женщину в коридоре за несколько шагов до гримерной, которую ей отвели. И, когда она обернулась на его топот, умоляюще прижал руки к груди.
– Извините, пожалуйста, можно вас задержать на минутку? Мы с Сергеем Михайловичем, нашим режиссером…, – оглянулся художник на отставшего режиссера, утиравшегося на ходу мокрым платком и шумно пыхтящего. – Мы хотели бы поинтересоваться…
Да, я к вашим услугам, – улыбнулась приветливо ведущая.
– Вот, уважаемая Степанида…, – тут художник замялся, пытаясь вспомнить отчество ведущей, но вспомнить никак не мог, а потом припомнилось ему, что на экране в фойе указывались только имя и фамилия (или псевдоним, что более вероятно) ведущей: Степанида Архангельская. Женщина только кивнула, словно соглашаясь, что имени будет достаточно, и художник торопливо продолжил: – Ваш семинар – просто восхитителен, это запомнится надолго! Очень вам благодарны… И мы хотели бы только узнать, какой системой проекции вы пользуетесь. Такое качество и яркость красок, просто совершенство! А звуковое оформление – это же выше всяческих похвал… Японцы или американцы аппаратуру делали? Если это не секрет, конечно.
– Спасибо, спасибо. Только я не специалист в таких вещах, этим занимается мой помощник Роман. Но название вам ничего не даст, – женщина кокетливо поднесла к лицу букет роз и, вдохнув аромат, слегка прикрыла глаза. – Это какой-то опытный образец, еще не вышло в массовое производство. И сделано у нас, к вашему сведению. Спасибо вам за букет и добрые слова, а сейчас я должна вас покинуть.
– Да, да, конечно, – закивал разочарованный художник, – если это опытный образец, тогда конечно…
А режиссер, переводящий дух, спохватился, когда женщина, опустив букет, уже повернулась к ним спиной.
– А где вы остановились, Степанида? Мы бы хотели просить вас сделать еще одно…
– Извините, но Степанида действительно торопится, – раздался позади режиссера низкий грудной голос, заставивший вздрогнуть от неожиданности и режиссера, и художника. А Степанида побледнела, когда обернулась и разглядела обладателя голоса.
– Но погодите…Это ведь очень важно! – раздраженно воскликнул режиссер, обращаясь к высокому парню в светло-сером льняном костюме, который проскользнул мимо него и уже успел взять под руку Степаниду Архангельскую, на лицо которой возвращался румянец.
– Извините, но я действительно уезжаю, – произнесла с сожалением Степанида и, в последний раз кивнув растерянным мужчинам, решительно развернулась. Рослый парень многозначительно посмотрел на них через плечо, пресекая дальнейшие вопросы. Степанида, руку которой парень так и не отпустил, исчезла за предупредительно распахнутой парнем дверью гримерной.
– Ну и дела, – протянул режиссер, посмотрел на художника, задумчиво теребившего подбородок. – Менты или фискалы?
– Копай глубже, – криво усмехнулся художник. – Или бери выше, смотря откуда смотреть.
– Контрики? М-м, возможно. Не было печали, так черти накачали, – досадливо хлопнул себя по бокам режиссер. Что-то звякнуло, он торопливо полез в карман и вытащил связку ключей. Оглянувшись воровато по сторонам, режиссер шагнул к двери смежной гримерки и быстро нашел подходящий ключ. Понимающе переглянувшись, художник и режиссер быстро вошли и осторожно прикрыли за собой дверь.
В гримерной, где запах косметики навечно смешался с запахом пота и застаревшего сигаретного дыма, они на цыпочках прокрались к разделявшей комнаты перегородке, вдоль которой располагались два столика с зеркалами. Прижавшись к перегородке, они принялись жадно вслушиваться. Оказалось, что Степаниду уже ждали в гримерной, по крайней мере, один человек там уже был. Это был человек в возрасте, голос у него был глуховатый, с хрипотцой.
– …Снова принялись за старое, устроили какие-то гастроли. И давайте сюда перчатки, они теперь вам не понадобятся.
– Да, я имею на это право! – Голос Степаниды стал резким, и фразы она теперь произносила жестко. – Вы не можете запретить использовать мои разработки для дальнейших исследований. Я столько сил и средств в эту программу вложила, что никакая компенсация никогда не покроет.
– Не об этом ведь речь, – терпеливо убеждал Хрипун. – Только проводить исследования можно только с нашего согласия. Вы ведь подписывали соглашение…
– Да разве я знала тогда, что вам нужно только средство оболванивания! Я ждала развернутых исследований, моя группа надеялась… Да что говорить, теперь уже поздно. А вы всё никак в солдатики не наиграетесь, секретность развели, слежку…
– Разве вы не тем же сегодня занимались? – поинтересовался иронично голос, принадлежащий рослому парню. – Хорошо хоть недолго длилась ваша лекция, пара дней и всё позабудется. А ведь многие из зала словно зомби выходили, вам дай волю – всех заставите под свою дудку плясать…
– Погоди, Виктор, не заводись, – попросил Хрипун, но в голосе его прозвучал приказ и парень больше не сказал ни слова.
Степанида все же язвительно ответила парню: – Нет, я никого не хочу делать простым исполнителем чужой воли. Это вам такого результата хочется добиться, да только не получается. Я хочу научить людей главному: жить с удовольствием. Дайте каждому из них возможность реализовать свои желания, тогда и наступит всеобщий мир, без войн и насилия.
– Если бы это было возможно – реализовать все желания, – выразил сомнение Хрипун и приглушенно откашлялся. – Тогда и программа наша стала бы ненужной, да и сами мы стали бы не нужны никому. Но этого еще делать не научились и вряд ли научатся в ближайшее время, не правда ли?
– Вы никогда не научитесь, – подтвердила с ноткой снисходительности Степанида. – Надо правильно организовать желания, сформировать их сначала. А затем научить людей их реализовывать, постепенно, шаг за шагом. И они начнут получать от жизни удовольствие, некогда станет глупостями заниматься, каждый будет стремиться к своей цели, без ущерба для остальных.
– По вашему сценарию, да? А если он меня не устраивает? – поинтересовался со смешком Хрипун. – Чем же вы тогда лучше нас?
– Да не поймете вы, Генрих, сколько раз об этом говорили, – вздохнула Степанида.
– Много. Много раз говорили. Только я еще раз повторю: рано! Лет через десять, не раньше можно будет попробовать. А сейчас – нельзя!
– А я не могу ждать! Нет времени, да и у вас тоже его нет. Скоро локти кусать начнете, да поздно будет. А я вот не собираюсь ждать…
– Поэтому и сбежали после выхода из модуля, да? Помощников себе нашли, оборудование украли! – В голосе Хрипуна появилось раздражение. – Нет, вовремя мы вас перехватили. Пока на вас потрачено больше, чем вы нам дали, и эксперименты проводить будете там, где мы скажем. И когда мы разрешим. Нам еще долго вместе работать…
Разговор прервался негромким стуком в дверь и новый мужской голос встревожено сообщил: – Вот, полюбуйтесь, шеф, что они с собой утащили.
– А, помощники нашей Цирцеи,– насмешливо ответил Хрипун. – Все собрали? Тогда пора отправляться. Будет вам кнут, если пряника мало показалось, кандидаты. Забудете про науку, нары осваивая.
– Да вы на это посмотрите, шеф, – в новом голосе билась тревога. – Они весь сеанс транслировали в Сеть.
– Это плохо, – после небольшой паузы проворчал Хрипун, но без особого волнения и скомандовал: – Ладно, давайте всех в машину. Приедем, разберемся, насколько это серьезно.
– Что, испугались? – язвительно поинтересовалась Степанида. – Молодец Рома, и ты Ната молодец. Не бойтесь, ничего они вам не сделают…
– Разберемся. Давайте, на выход, – снова скомандовал Хрипун, и в комнате задвигались, потом затопали в коридоре. – Виктор, скажи операторам, пусть снимают блокировку…
Шаги затихли, режиссер на слабеющих ногах добрался до стула перед столиком и принялся утирать мокрое лицо скомканным платком. Художник подошел к двери и осторожно выглянул в коридор.
– Никого. Пойдем, посмотрим, как там наш бедный директор?
– Ты думаешь, его тоже зацепят? – встрепенулся режиссер, глядя на художника через зеркало.
– Черт его знает, – художник покачал с сомнением головой. – Какие-то они странные, не находишь?
– Это не наши, – громким шепотом сказал режиссер и оглянулся на окно, наполовину закрытое выцветшей синей шторой. Художник подошел к окну, ничего интересного кроме густых крон деревьев театрального сквера не заметил и обернулся.
– Они за ней пришли, а мы их не интересуем. Они – там, мы – здесь. Не должны пересекаться, понимаешь? – бормотал, словно в бреду режиссер, глядя мимо художника в окно.
– Чушь какая-то, – художник торопливо подошел и встряхнул режиссера за плечи. – Сергей, ты чего? Опять давление скакнуло?
Тот ничего не ответил, свесив голову на грудь. Художник торопливо огляделся, затем озабоченно бросился к столикам и в одном из ящиков нашел искомое. Быстро скрутив пробку, сунул пластиковую бутылку с минералкой режиссеру. Тот сделал несколько глотков из горлышка, благодарно кивнул, снова приложился и протянул бутылку обратно. Художник облегченно вздохнув, вытер пот со лба, сделал пару глотков и поставил бутылку на столик.
– Мать твою, как ты меня напугал.
– Нет, при чем тут давление? Скорее сердце…, – посмотрел на него режиссер с раздражением и икнул. – Вот черт, с газом не люблю. Я тебе говорю, – тут он снова покосился в сторону окна, – что это люди не из нашего времени. Параллельный мир, другое измерение, понимаешь?
– Опять ты за своё, – разочарованно, но с облегчением вздохнул художник. – Начитался дешевых книжек, вот и блажишь.
– Нет, Саша, я серьезно. Ты же сам видел – такой техники у нас ещё нет, камеры с яблоко летают по залу, проекцию от реальности не отличишь, да еще перчатки эти… Я вот, только сейчас понял, что она могла нас заставить сделать что угодно, хоть друг друга целовать, хоть убивать. Это же такая сила, что окажись в нашем времени – нам не сдобровать. Такое устроили бы…
– Да ну, ничего такого и не было, – отмахнулся художник, но в голосе его не было уверенности. – Сейчас чего только не делают, может и проекторы голографические уже есть, только до массового производства не дошло. И видеокамеры сейчас всякие есть, хоть в авторучке, хоть в кольце тебе сделают, только заплати. Вспомни, как быстро сотовые распространились, или плазменные панели. Сейчас вот пленочные в ход пошли, сам наши афиши видел – запустил картинку на сервере, на всех рекламных экранах она сразу появилась. Прогресс, однако.
– Не-ет, Саша, тут ты не прав, – поднялся со стула режиссер и махнул рукой в сторону двери. – Вот, давай, проверим.
– Как это?
– Пошли, внизу узнаешь.
Режиссер уверенно направился к двери, художник скептически усмехнулся, но спорить не стал и молча последовал за ним. В коридоре они вздрогнули, когда одновременно запиликали телефоны, о которых они не вспоминали последние два часа и с тревогой переглянулись.
– Вот видишь, – прошептал побледневший режиссер, вытягивая из кармана пиликающий телефон, – они и такое могут. За все время выступления ни одного звонка в зале!
– Это еще не доказательство, – попытался усмехнуться художник, доставая свой, и с некоторой опаской вглядываясь в экран. И отвечать на вызов не стал.
Никто не заметил, как покинули здание театра Степанида и ее спутники, два служебных входа работали по карточкам, а в фойе полусонный охранник обсуждал с дежурным администратором последний матч местной команды, ему было не до того, чтобы следить за теми, кто покидает театр. Режиссер предложил выйти на улицу и поспрашивать тех, кто сидел в скверике на скамейках, но тут появился директор, злой как черт после разговора с супругой, разозлился еще больше, узнав, что Степанида покинула театр и никто не знает, где ее можно отыскать. Начали подходить актеры, задействованные в вечернем спектакле, художник побежал готовить сцену, а режиссеру пришлось успокаивать директора в буфете рюмкой коньяка…
Вновь о Степаниде и ее выступлении художник напомнил режиссеру только через неделю, весьма насыщенную событиями их тесного театрального мира. Директор с сердечным приступом после ссоры с женой попал в реанимацию, на режиссера свалились чужие заботы и хлопоты. Начались закулисные интриги и склоки среди актеров, поговаривали о смене руководства театра и в этой суете о Степаниде, казалось, все забыли.
– Посмотри, что я нашел. – Художник бросил на стол три листа, и устало присел напротив. Режиссер сначала недоуменно перебрал листки, на рисунке карандашом узнал знакомое лицо, с интересом просмотрел остальные. Пару минут он сравнивал рисунок с фотографией на втором листе, затем поднял глаза на художника.
– Ты считаешь, что это одно лицо?
– Да, хотя здесь она выглядит лет на двадцать старше. Но это фото сделано два года назад, больше я ничего не нашел.
– Здесь какая-то доктор Горячева И.В. изображена, на встрече с депутатом Думы, а у нас вроде бы Архангельская была? Да, сильна пластическая хирургия, если смогла сотворить такое чудо, – покачал головой режиссер.
– Нет, это невозможно, я бы заметил следы, – уверенно заявил художник. – Тут совсем другое… Сходство на девяносто процентов, это она и есть. Кстати, доктор она не медицины, а социологии. Но больше никаких сообщений по ней нет, видно почистили Сеть. Кстати, ты посмотри сводку, я собрал местные сообщения за последние пять дней. Кражи в магазинах средь бела дня, драки на пляже без видимых причин, шесть попыток угона машин, директор наш в больницу угодил, да и не он один…
– Хочешь сказать, что это как-то связано с тем семинаром?
– Ничего я уже не хочу говорить, поздно, наверное. Ты, кстати, как себя чувствовал последние дни? Ничего не заметил странного за собой? Только честно.
– Знаешь, в эти дни мне было не до самоанализа, – криво усмехнулся режиссер. – Сам знаешь, как все закрутилось, не продохнуть от забот. Выспаться мечтаю.
Художник смотрел на него выжидающе, но режиссер отвел глаза в сторону и поинтересовался: – А у тебя что-то было?
– Покоя мне не давал тот проектор, всё мерещился. Ах, какие спектакли можно было поставить с такой техникой, не декорации малевать – а использовать реальный фон! Я всю Сеть обшарил, но ничего похожего не нашел. Зато нашел это вот фото, я ведь в тот же вечер сделал несколько набросков и в поиск по Сети запустил. Сильно ты меня тогда напугал, вот я и решил на всякий случай посмотреть. А вчера вроде бы отпустило, проектор этот меня уже не волнует, беспокоит только это вот сходство.