Хроники Мастерграда. Книги 1-4

День начался хуже некуда. Щурясь от северного ветра, осыпавшего лицо мелкими и холодными капельками, которые ползли по лицу, словно слезинки, она шла по пустынной улице, и едва не плакала. То, что парней, за исключением немногих счастливчиков – отличников, отчислили из сельскохозяйственной академии и городских институтов, а затем забрали в трудовую армию – это нормально. Городу не нужно столько будущих юристов, менеджеров, агрономов и прочих, к тому же большинство студентов были иногородними и больше некому оплачивать учебу и проживание. На полном довольствии города парни будут трудится на стройках и одновременно получать нужную городу профессию. Заодно обучатся военному делу. А желающие после двух лет смогут заключить контракт с городом и продолжить службу военным или, к примеру, полицейским. Но призывать слабый пол… это полный беспредел! Девушка нервно сжала пухлые губы, снова переживая посещение военкомата. Не должны женщины служить по призыву и все! Да, она читала, что в Израиле даже девушки служат, но они же живут в России… или, по крайней мере, жили.

Когда вчера вечером Оля обнаружила в почтовом ящике повестку в военкомат, это повергло ее в шок и недоумение. Первым желанием было забыть про непонятную бумажку, но поразмышляв, она решила все же сходить по повестке. Городская власть не церемонилась и желающих поиграть с ней в прятки осталось мало. Чуть что и мигом суд. Желания на месяцы отправиться в штрафники, разбирать городскую свалку или на другую не менее приятную работу, не было! На следующее утро девушка переступила порог военкомата и к обеду получила на руки приказ завтра к восьми утра с вещами явиться на призывной пункт.

Разбрызгивая мутные капли из лужи, по проезжей части пролетела легковушка с нелепой нашлепкой газогенератора позади кузова – за сравнительно небольшую сумму их устанавливали в авторемонтных мастерских. Оля испуганно шарахнулась к стене ближайшего дома. Брызги, слава богу, не долетели. Облегченно выдохнула – стирать проблематично, моющие средства почти исчезли из продажи. Изготовленное после Переноса мыло хотя и приятно пахло хвоей, но его было мало, к тому же оно не подходило для машинной стирки, а вручную стирать Оля не любила.

У первого подъезда двухэтажного деревянного дома, почти барака, где она снимала комнату, какие далеко не редкость в старинных уральских городках, (Их называли жактовские дома) перекрывала тротуар машина. Облокотившись о капот, смутно знакомый мужчина, с худощавым хищным лицом и бритой головой, слегка за тридцать, рассматривал ее в упор. Оля гордо выпрямилась и презрительно поджала пухловатые губы, демонстративно игнорируя нахала. «Ну и что на меня смотрим? На мне узоров нет! И к тому же она на улице не знакомится, не из таких!» Девушка сошла на проезжую часть, чтобы обойти незнакомца.

Мужчина раздвинул в вежливой улыбке тонкие злые губы, сказал деловито, без единого намека на флирт:

– Ольга Николаевна Соловьева?

– Да, – девушка остановилась. Ледяной взгляд Снежной королевы замер на лице мужчины. Откуда он ее знает? Сколько не напрягала память, но вспомнить не могла, но все же кого-то он напоминал.

– А вы кто, молодой человек? Я вас не знаю и на улице не знакомлюсь!

Мужчина насмешливо хрюкнул.

– За молодого человека отдельное спасибо, но, вы ошиблись. Я не с целью познакомиться. Я помощник вашего двоюродного дяди Виктора Александровича Соловьева. Он хочет поговорить с вами, – мужчина, заметив на лице девушки колебание, вытащил из кармана плоскую коробочку мобильного телефона, – Секундочку.

Набрал номер:

– Это я, Виктор Александрович. Она здесь, передаю трубку, – и передал телефон девушке.

Оля посмотрела на мужчину с сомнением, но все же взяла телефон.

– Здравствуй, Оленька, душа моя, – необычайно приветливый голос дяди, хотя и видела его всего один раз и то год тому назад, узнала сразу. Дядя сказал, что Оля его единственная родственница на всем белом свете и, что он вместе с женой просит переехать ее жить к ним. На слабые попытки девушки возразить, что она должна завтра явиться в военкомат, дядя хохотнул и заявил покровительственно, что решит проблемку. Девушка вначале растерялась. Затем, едва скрывая радость, ответила согласием…

Тетя до вечера так и не приехала. На часах было десять, когда бухнула входная дверь, когда сквозь закрытую дверь ворвался приглушенный мужской голос. Оля выскочила в прихожую. Соловьев, с землистым от усталости лицом, опираясь об стенку рукой, переобувался в домашние тапочки.

– Оленька, здравствуй! – дядя вяло улыбнулся. – Приведу себя в порядок, зайду к тебе. Подожди немного.

– Виктор Александрович, здравствуйте, меня…

Соловьев скривился, точно от зубной боли и перебил:

– Никаких Викторов Александровичей, для тебя я просто дядя, – заметив, что Оля хочет что-то сказать, произнес с ноткой недовольства, – Все потом, когда приведу себя в порядок.

Решительно повернулся и вышел из прихожей. Оля пожала плечами и вернулась в комнату.

Следующие полчаса провела словно на иголках, тысячи вопросов, одновременно вертелись на языке и главный из них – почему всесильный глава города и знать не хотевший дальнюю и забытую родственницу воспылал к ней интересом?

В дверь негромко постучали, не дожидаясь ответа, в комнату вошел дядя. Он переоделся в белоснежный махровый халат, лицо посвежело. Улыбался. Глаза сияли. Вид именинника, получившего долгожданный подарок. Он окинул одобрительным взглядом родственницу. Черные, как ночь, ресницы и такие же волосы, личико славное. Интеллигентное, явно не с Гончарки с тамошними даунятами, тут порода чувствуется. И фигурка, такие бывают у занимавшихся балетом. Оля и действительно в детстве ходила в балетную студию, но потом умер отец и занятия пришлось бросить.

Положительно, не будь она родственницей, а он – помоложе, то ух!

Племянница зарумянилась, поспешно вскочила с дивана и выключила звук у телевизора. Виктор Александрович

Приобняв племянницу за плечи, ткнулся сухими губами в пахнущую свежестью девичью щечку.

– Пойдем, покажу тебе дом. Теперь ты будешь здесь жить, – протянул покровительственно.

Отказываться неудобно, и Оля отправилась в повторную экскурсию. Соловьев, с видимым удовольствием вспоминал, как строил дом и где, и как приобрел обстановку очередной комнаты. Наконец, экскурсия завершилась, они возвратились в комнату, Оля села на диван, а дядя, пододвинув поближе кресло-качалку, развалился, качнулся разок.

– Устал Оленька, работы, – Соловьев провел ребром ладони по горлу, – Во! Но ничего, прорвемся! Чтобы мы, Соловьевы, да не справились? Да не бывать такому! – дядя молодецки подмигнул.

На экране телевизора безмолвно шел мультфильм: кукла Барби, с вечной дурацкой улыбкой, брела по густому лесу вслед за снежно-белым единорогом.

Оля, похлопала наращенными ресницами, что сделало ее неуловимо похожей на героиню мультфильма.

– Виктор Александрович, я…

– Оленька! – перебил мужчина, улыбаясь, шутливо погрозил пальцем, – Мы же договаривались! Дядя или дядя Витя!

– Хорошо, дядя, – девушка сверкнула глазками, но тут же скромно опустила в пол.

Немного помолчали, в комнате повисло неловкая тишина, за окном темнело, деревья в саду расплывались теряли форму, сливались в серую, потом в темную массу.

– Кхм, – дядя внушительно откашлялся, сейчас он выглядел заботливым родственником, озабоченным счастьем двоюродной племянницы. Качнулся в качалке и доверительно прикоснулся к руке девушки, – Ты моя единственная родственница в городе и я решил! Ты будешь жить здесь на правах дочери.

Оля нервно прикусила губу. Вот тебе и раз! Живи на правах дочери! Не верила она в бесплатный сыр, но и отвергать сходу щедрое предложение, глупо. Посмотрю, что от нее нужно, тогда и решу, как поступить.

– Дядя, тут такая проблема… я училась на юридическом, а меня отчислили. Что мне делать?

– Юристы больше не нужны, так что возвращаться в сельхозакадемию смысла нет. А там, глядишь, замуж выйдешь? А, Оленька? – дядя залихватски подмигнул, а девушка округлила глаза.

– Ой! Дядюшка, а откуда вы знаете про нас с Сашкой? – всплеснула руками.

– Какой Сашка? – Соловьев нахмурился, некое смятение коснулось лица и застыло в приподнятых бровях.

– Он военный, лейтенант с рембазы… ой! Из батальона! – девушка запунцевела, став еще краше и затараторила, – Александр Петелин, мы с ним дружим уже скоро год и хотим расписаться! Он хороший, правда-правда! И меня очень любит!

Виктора Александровича сжал губы в блеклую нить, пальцы правой руки тревожно пробарабанили по подлокотнику. «Лейтенантик в качестве зятя неподходящая кандидатура, если из вояк, то хотя-бы за майора собралась… Нет, выйдет замуж за кого решу!» Под пристальным и немного скучающим взглядом девушка смешалась.

– Оленька, – сказал непреклонно, кисло, как теща, у которой сватает дочку нищий зять, улыбаясь, – ты мне как дочь и голодранцы типа этого, – после паузы продолжил, выплевывать слова, – Сашка нам не нужны. Найдем более достойного мужа!

И добавил про себя: «и выгодного мне. Надо подумать, кого с помощью брака с девчонкой привязать к себе».

После Переноса жена Виктора Александровича поубивалась – в двадцать первом веке остался сын, но спустя несколько дней успокоилась. В конце концов, он взрослый, самостоятельный человек, жив и здоров. А то, что никогда больше его не увидит, так это изменить нельзя и, как увещевал батюшка Михаил из Храма Живоначальной Троицы, его она очень уважала, с этим надо смириться.

Соловьев к сыну относился подчеркнуто холодно. Тот оказался слишком похож характером на отца, а двум медведям в одной берлоге не ужиться. Три дня тому назад супруга за традиционным совместным завтраком напомнила о существовании единственной оставшейся на всем белом свете родственницы – Оли. Соловьев тогда рявкнул на супругу, дескать, зачем ему эта нищета, воспитывавшаяся черт знает где? Жена обиженно поджала губы и замолчала, но с тех пор Виктор Александрович задумался, ему шестьдесят, кому оставит все заработанное и нажитое? Чем дольше думал об этом, тем больше мысль удочерить племянницу нравилась ему… Он столько сделал для города и столько еще сделает… неужели он не достоин стать основателем династии наследственных МЭРОВ, да какая разница как называть, хоть царем!? Пусть не племянница, хотя бы ее дети могут пойти по стопам дяди. Все равно родная кровь. Цари Соловьевы! Звучит! Пройдут столетия, а обо мне будут помнить, как о родоначальнике царей Соловьевых! Хотя один город… это мелко. Маловат размерчик то! – вспомнил старый мультфильм и, почти детская улыбка тронула губы. Россия – вот достойная цель! Но об этом рано, сначала город должен укрепиться… В любом случае, девчонку необходимо забирать, и если не ее, то ее ребенка объявить наследником.

Слова родственника ошеломили Олю. Растерянная и покрасневшая, несколько мгновений безмолвно смотрела на дядю. Она и так не слишком жаловала родственничка, а сейчас почувствовала к нему неприязнь. Перед мысленным взглядом девушки появился облик жениха: чуть курносый нос, пухлые губы – мать говорила, значит добрый, на которых вечная добродушная улыбка. Облик не портила даже борозда, стекавшая наискось через лоб, незнакомая, пугающая какой-то отчужденностью, появившаяся после экспедиции по освобождению пленников из Селинного.

Девушка дерзко взглянула в лицо всемогущего родственника:

– Дядя! Мне никто другой не нужен! Мы с Сашей любим друг друга и я…

– Так, – двоюродный дядя бесцеремонно перебил, – Я, как старший родственник, запрещаю встречаться с ним!

– Дядя! – девушка повысила голос, – Я…

– Все я сказал! – рявкнул Виктор Александрович, весомо прихлопывая ладонью по подлокотнику, – Ты слишком молода, чтобы решать свою судьбу самостоятельно, будет как я сказал!

Подумал с одобрением: «Упряма, под себя гребет. Наша порода!»

Мультфильм закончился, на экране мрачные типы в кожаных куртках гонялись друг за другом по улицам американского города и стреляли из пистолетов.

Девушка замолчала, искоса украдкой взглянула на каменное выражение лица дяди. Он хочет, чтобы я была его дочерью, но я боюсь его, боюсь благодеяний от него, боюсь… Ах, если б уехать отсюда, где он бы не смог достать! Когда она познакомилась с Александром, он понравился и показался хорошей партией. Шло время, Оля лучше узнавала парня и в конце концов по уши влюбилась. Пусть делает что хочет, но она выйдет замуж только по любви и за кого сама пожелает! Никто, и даже новоявленный родственничек не помешает самой решать собственную судьбу!

Уперев ладони в крутые бедра, повысила голос, подрагивая верхней губой (первый признак сдерживаемого бешенства):

– Тогда не нужно мне от вас, Виктор Александрович, ничего! Я хочу вернуться к себе!

Несколько мгновений мужчина тяжело смотрел в глаза племянницы, но девушка так и не отвела взгляд.

– Девка не дури! Я, – голосом выделил последнее слово, – сам решу, что для тебя лучше! Будешь жить у меня! И никаких Сашков!

В своей самонадеянности Соловьев не знал, а возможно забыл – жена всегда покорялась ему, что не стоит обижать женщин. Они ничего не забывают и обязательно мстят.

– Я, Виктор Александрович, вам не девка! Ишь благодетель какой выискался! Сто лет не хотели знать, а тут вдруг вспомнили!? – голос девушки достоин снежной королевы, – Права не имеете! Я совершеннолетняя и сама отвечаю за себя! Хочу и уйду!

Соловьев равнодушно, словно паук на запутавшуюся в ловчих тенетах жертву, смотрел на племянницу, и Оля поняла, что старания не произвели никакого впечатления.

Порывисто прикрыла ладонями лицо, жалко дрогнули тугие губы. Между изящных пальчиков с алыми, словно обагренными алой кровью ноготками, просочилась прозрачная капелька, покатилась, оставляя на коже влажный след. Закапали неудержимо. Украдкой взглянула на дядю в щелочку между пальцами. Опять неудача. Испытанное оружие слабой половины человечества не оказывало привычного воздействия – дядя все так же, со скукой, разглядывал родственницу. Пальцы нетерпеливо барабанили по подлокотнику.

Придется применить последнее средство! Девушка вытащила платок. Тщательно вытерла лицо. Взглянула в зеркало. Так… и тушь потекла. Черт! На кого я похожа! Ну и пусть!

– Дядя, ну миленький, ну пожалуйста, я не могу не выйти замуж за Петелина, – прохныкала, на властительного дядю уставились заплаканные глаза, – я беременна!

– Что? – непонимающе произнес дядя, – Говори громче!

– Я, – глубоко вдохнула, набрав в легкие побольше воздуха. − Беременна!

На лице Виктора Александровича отразилось досадливое удивление, сцепив пальцы на груди в замок, несколько мгновений безмолвно покачивался в кресле, размышляя. Оля с тревогой наблюдала за мужчиной.

«Так это даже хорошо… Можно не думать о наследнике, родит ребенка, будет кому все оставить… Жаль, что с сыном не сошлись характерами, такой же упертый, как и я… Дай бог чтобы родился парень и дай бог сил, воспитать по-своему, не допустить ошибки, как с сыном. Его я упустил. Решено, родит, а мужа ей потом подберу». Раздражение на лице, поменялось на удовлетворенное выражение.

– Посидишь дома, тебе нельзя сейчас волноваться. А я пока порешаю вопросы, – криво ухмыльнулся. Поднялся с кресла и вышел в дверь.

Ольга опустила голову, спина сгорбилась. Мы ещё посмотрим, чья возьмет дяденька…

***

Давно закончился официальный рабочий день. Сумерки сгущались. Мелкий пылевидный дождь, шедший весь день, прекратился, но зато с севера задул холодный пронзительный ветер. На фоне лимонно-багровой полосы закатного неба мокрые деревья размахивали едва различимыми в сгущающейся тьме ветвями с едва проклюнувшейся листвой, выше громоздились рыхлые сине-черные тучи.

Устало передвигая ноги, гудящие после вечернего марш-броска, Александр захлопнул дверь КПП части. Ни огонька. Где-то поблизости пронзительно забрехала собака. Легкий ветерок нес резкий и пряный аромат сирени, раскачивал керосинку перед входом. Маленький пятачок света вырывал из мрака то табличку с номером части, то прятал ее от любопытных глаз. Холодно. 12 мая на календаре, но, по ощущениям погода максимум конец апреля. Гораздо прохладнее, чем в двадцать первом веке, думал Петелин, зябко ежась. Пожалуй, еще чуть-чуть и лужи покроются льдом. Закоченевшие пальцы застегнули верхнюю пуговицу бушлата руки нырнули в карманы. Все правильно – самый разгар малого ледникового периода. Так что с ранними веснами придется распрощаться.

Малый ледниковый период (МЛП) – период глобального относительного похолодания, имевший место на Земле в течение XIV—XIX веков. Данный период является наиболее холодным по среднегодовым температурам за последние 2 тысячи лет.

Вытащил из кармана аккумуляторный фонарик, взятый напрокат у старшины. Дрожащий круг света выхватил из темноты клочок мокрого асфальта. Александр брел мимо молчаливых заборов, мимо едва угадывающихся в полутьме крыш. Глухо и дробно звучали шаги. Дома не ночевал почти неделю – все как-то в казарме и в казарме, а про выходные успел забыть, но времени ни на что не хватала категорически. Даже на свидания с Олей, что ее сильно злило. Последний раз она позвонила вчера днем. Оказалось, что она дальняя родственница градоначальника и будет жить в его семье. На следующий день Александр несколько раз звонил, но трубку никто так и не взял, заставив теряться во всевозможных догадках. Впрочем, справедливо решив, что в доме у новоявленного родственника ей ничего не грозит, молодой человек особо не беспокоился. Мимо проплывала кованная ограда пожарной части, когда на дороге показались два быстро приближающиеся огонька – полицейский патруль на велосипедах. Подъехали поближе, но увидев человека в форме, повернули назад.

После похода по освобождению пленных, комбат поблагодарил Петелина перед строем, а затем вызвал в кабинет и устроил выволочку по полной программе за пререкания со старшим по званию. Еще и просчеты нашел в управлении боем. Зато начальника штаба уволили, а на его место назначили замкомандира радиолокационного батальона.

Коттеджи закончились, потянулись мрачно-серые громады пятиэтажек. Пропахшие весенней сыростью пустынные и темные улицы тянулись и тянулись. Нигде ни души. Только кое-где в окнах мелькали слабые огоньки керосинок и аккумуляторных фонарей. Александр подходил к улице Советской, когда навстречу пронесся, обдав влажным ветром и едкой вонью жженой древесины, микроавтобус. В целях экономии дефицитной солярки городские автобусы поставили в парк, а вместо них на линии вышли микроавтобусы, с газогенераторами, работающими на древесине. Сквозь забрызганное слякотью лобовое стекло на миг показалось полутемное нутро автомобиля. Александр успел разглядеть водителя, по виду таджика и несколько усталых пассажиров.

Он завернул за угол своей панельной пятиэтажки, у дверей подъезда раскаленными угольками алели точки зажженных сигарет, во время затяжек освещая угрюмые, сосредоточенные лица двух мужчин, похожих словно однояйцовые близнецы: возрастом под тридцать, в кожаных куртках и одинаковых черных шапочках – они вполне тянули на звание тех, кого в народе называли «шкаф». Напротив, на проезжей части стояла красная тойота с погашенными фарами–престижная в городе машина. Ни у кого из жителей дома такой не было, да и не появится никогда.

Луч фонаря осветил угрюмые лица.

Сигареты раскаленными звездочками упали на землю, а парни заступили дорогу.

Александр остановился, смотря на незнакомцев скорее удивленно, чем с настороженностью. После повальной облавы криминалов и, посадки их в трудовой лагерь, преступность практически сошла на нет.

– Убери фонарик, – произнес хрипловатым голосом, растягивая слова по блатному, и, прикрываясь от света ладонью, парень немного повыше ростом. От него тянуло табаком и немного перегаром. Лицо не отягощено интеллектом.

– Что надо? – опустил фонарик Александр.

– Ты Петелин?

Из-за туч выглянул острый серпик только что народившегося месяца, заливая спящий город мертвенным серебром и высветив на скуле парня белый зигзаг старого шрама.

– Ну я, – протянул Петелин, с легким недоумением разглядывая заступившего дорогу человека. Явно не с его района – обоих парней видел первый раз,

– Ты это… долго, не дождешься, блин. Заработался че ли? – неуклюже обронил «шкаф», – Закурить есть?

Второй, до этого безмолвно наблюдавший за товарищем, коротко гоготнул, блеснув золотой фиксой.

Александр с удивлением посмотрел на «шутника». После Переноса табак спустя пару дней исчез с полок магазинов. Пачку сигарет отоваривали по талонам раз в две недели, еще курево можно добыть у спекулянтов, но по бешенной цене. Сердца курильщиков грела надежда на будущее изобилие: на самосад, из садов пары древних дедков из деревни Полушкино – в планах были посадки на больших площадях, да туманные перспективы на торговлю с Америкой. Так что теперь просили угостить сигаретой только ближайших друзей.

– Не курю, – бросил в ответ Александр и хотел пройти, но парень со шрамом протянул руку, останавливая:

– Подожди фраерок, ты Ольгу Соловьеву знаешь? – произнес многообещающе.

– Да, – глаза лейтенанта настороженно сузились, что от него надо этим блатным? – А тебе какое дело?

– Уважаемые люди просили передать, чтобы ты отстал от нее, – качнувшись с носка на пятку, сказал второй, с фиксой.

Петелин резко дернулся, взгляд загорелся предостережением и потемнел. Хамства и наглости он не прощал никогда и никому.

– Чего? Да пошел ты, – сквозь зубы процедил офицер.

– Следи за метлой, баклан! – набычился тот, что со шрамом, а второй демонстративно сплюнул под ноги.

Следить за метлой (тюремный сленг) – не допускать в разговоре оскорбительных выражений или отдельных матерных слов.

Баклан (тюремный сленг) – хулиган. Слово имеет презрительный оттенок; авторитетных, уважаемых заключенных, даже осужденных за хулиганство, бакланами называть не принято.

Александр скрипнул зубами и шагнул в сторону, чтобы обойти блатных.

Мелькнула рука. Умелый апперкот в живот столь стремителен, что лейтенант даже сообразить ничего не успел.

Его согнуло почти пополам, дыхание перехватило, словно из легких выбили весь воздух. Он не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Фонарик выпал из ладони, звонко разбилось стекло. Покатился, световое пятно уткнулось в серую панель стены.

Короткий боковой хук «быка» со шрамом. Резкая боль прострелила ребра. Петелина отшвырнуло в сторону.

Следующим ударил «бык» с фиксой. Сокрушительный хук по скуле, из глаз посыпались искры, Александр рухнул, чувствительно приложился спиной об асфальт. Рот наполнило соленым вкусом крови.

Несколько мгновений скрюченный Александр хватал воздух ртом, потом кислород живительной струей проник в легкие, наполняя организм счастьем дышать. Бешенство охватило его. Сердце заколотилось словно безумное, в висках набатом застучала кровь. Мысли исчезли, осталась первобытная ненависть зверя, стремящегося добраться до горла врага.

Он затаился.

– Баклан, – процедил презрительно и довольно «бык» с фиксой. Подхватил с земли разбитый фонарь, луч осветил скрючившуюся на земле фигуру. Злорадно хохотнул и шагнул к жертве.

Широко, по футбольному, размахнулся, как привык, добить лежачего.

Александр использовал шанс до конца. С утробным хеканьем распрямился, впечатал каблуки офицерских берц (офицерские ботинки) в живот блатного. Словно словив пушечное ядро, тот отлетел назад. Покатился, с трескам сминая кусты около подъезда. Все же парень Петелин был далеко не хилый.

Стремительно вскочил на ноги. Вернее, ему показалось, что стремительно, потому что второй из «быков» был быстрее.

Сокрушительный удар! Скулу пронзила боль. Искры фонтаном из глаз. Александр вновь рухнул с размаху ударился землю затылком. Перед глазами все поплыло.

Со звериным хеканьем «бык» ударил в живот ногой.

Александра подбросило над землей, удар по голове и вновь по голове, заплясали искры.

– Хватит, хватит я сказал! Забьете нахрен! – словно сквозь вату донеслось до Александра.

«Бык» со шрамом матерно пробормотал под нос, отошел, второй, с фиксой, с трудом поднялся на четвереньки, ошалело замотал головой.

В голове Александра сплошной гул, словно кто-то от души саданул по медному колоколу, порождая оглушительный звон, который вот-вот разорвет череп. Саднило спину и живот.

Хлопнули двери автомобиля. Наклонился белый овал лица. Глаза неизвестного сверкали холодно, словно принадлежали не человеку, а рептилии. В суетливых движениях чувствовалась нечто от грации гадюки, готовящейся к стремительному броску.

– Жить хочешь? – неизвестный рыкнул раздраженно. Голос не походил на грубые голоса «быков». В нем чувствовалось сила привыкшего к беспрекословному повиновению человека и неплохое образование. Александр сплюнул на землю кровь и упрямо сжал губы.

– Хочешь, я знаю, – казалось, что говоривший ехидно улыбнулся, но когда он продолжил, в голосе появились стальные нотки, – тогда запомни, чтобы больше тебя возле Ольги я не видел, иначе убью!

Александр ненавидяще глядел в белесую муть лица. С ветки на лоб упала капелька, поползла по скуле, щеке и пропала в земле.

Человек выпрямился, провел пальцами по уголкам рта словно смахивая невидимые крошки:

– Упрямый, – вроде даже одобрил, – Ладно я тебя предупредил. Все, пошли.

Хлопнула, открываясь, дверь автомобиля. Пострадавший «шкаф» подбежал к Александру и с руганью пнул полубесчувственное тело.

– Я сказал поехали!

Глухо бормоча нечто матерное под нос, «бык» подчинился. Грохнула, дверь, загудел мотор, зашуршала шинами отъезжающая машина. Звук затих вдали.

Александр заворочался. Опираясь о шершавую стену дома, поднялся на ноги. Кровь тяжело бухала в висках. Мучительно болели бока, отдаваясь тупой болью в голове, болела скула, ребра, наверное, сломаны, но сильнее боли – стыд. Словно мальчишку избили, порвали форму. Унизили…

Замутило, согнулся в приступе бурной рвоты. Наконец, полегчало. Вытер разбитые губы тыльной стороной ладони и прислушался к окружающей ночи. Мертвая, угрожающая тишина, ночь, ветер прилег на крыше, перестав колыхать ветвями деревьев и кустов. Сверкнули в лунном свете рассыпанные по земле пуговицы.

Подошел к подъезду, скрипнула, открываясь дверь. На лестнице темно, хоть глаз выколи. Нога нащупала ступеньки, опираясь рукой о стенку, поднялся на второй этаж, пытаясь не материться от простреливавших бока вспышек боли. Свет с улицы нарисовал на полу переплет оконных рам, на двери блеснул номер квартиры – тридцать шесть. Позвонил в дверь и облегченно выдохнул про себя – наконец то дома. Долго не открывали, наконец дверь открылась, в проеме показался сосед-летчик с зажженным фонариком в руке. Узкий и болезненно-яркий конус света вырвал из тьмы окровавленную физиономию Александра и форму в грязи. Глаза «летуна» удивленно округлились.

– Это кто так тебя отметелил? – голос дрогнул.

– Там… какие-то уроды, – ответил с видимой неохотой и махнул рукой в сторону подъезда.

Сергей прищурился, взгляд стал острым и цепким, губы отвердели. Перед Александром стоял боец, готовый в ответ на пощечину не подставить другую щеку, а ответить беспощадным хуком.

– Пошли, – подхватил осторожно приятеля под руку, отвел в ванную, из крана с шипением хлынула тугая струя воды.

– Сам умыться сможешь?

– Да.

Вода, смешиваясь с кровью, розоватой струйкой стекала в раковину.

Через минуту дверь в подъезде с грохотом отлетела в сторону, Сергей, с пистолетом в одной руке и включенным фонариком в другой, выскочил на улицу. «Летунам», в отличие от пехоты-матушки, на прошлой неделе выдали личное оружие. Пронзительно выл в ветвях ветер, прохладно и холодно, мяукали, призывая невест коты – весна. Пару минут луч хаотично метался, выхватывая из тьмы то фрагмент асфальта, то серый бетонный угол дома, то мечущуюся на ветру нежную, листву берез. Нападавших ни следа, только на земле кровавое пятно и лужа блевотины.

– Козлы, – с чувством обронил молодой человек и закрыл за собой дверь.

***

Иван Савелович выплыл из мутных пучин сна, глаза открылись, моргнули. В комнате постепенно светлело. Взгляд упал на пустую половину дивана, где должна была спать голубушка, лицо жалко сморщилось. «Ну и за что это мне?» – по сердцу полоснула ноющая боль. После ранения жены время словно повернуло вспять, в юность. Законная супруга вновь стало для Иван Савеловича не чертовой бабой, а голубушкой. Операция прошла благополучно и, слава богу, она выздоравливала. Вчера вечером он ездил проведать в железнодорожную больницу. Увидится в реанимацию не пустили, но удалось переговорить со строгой, но, сразу видно, опытной заведующей хирургическим отделением. Врач обнадежила, что все с женой будет хорошо. А еще хвалила, дескать, молодец, быстро доставил жену в больницу и этим спас ее жизнь.

«Цок, цок, цок» – заклацали по полу когти домашнего любимца: дворняги по кличке: Жук. Собака подошла к дивану, хвостик бешено завилял. Не забудь вывести меня на прогулку!

Старик поднялся, дивана возмущенно скрипнул. Наклонился к собаке, потрепал по холке, шершавый язык благодарно лизнул руку.

Тяжелая штора отлетела в сторону. Огненный шар солнца, поднимался над горизонтом, пустил огненные стрелы по верхушкам деревьев. Мир просыпался. На листьях деревьев и траве бесценными алмазами мерцала роса, высокое, безоблачное небо обещало погожий денек. Из полуоткрытой форточки пахнуло зябкой свежестью и цветущей сиренью, начал торопливо одеваться. Дон-дон-дон-дон! – сорвавшись с колокольни, хрустальный звон залил город, пронесся над коробками пятиэтажек и затих над речными просторами. Звонили к заутрене. Птички щебетали, старались. Вздохнул всей грудью – а славное утро! Грустных мыслей как не бывало – все будет хорошо, доктора вылечат голубушку и заживет он с ней лучше прежнего. И не утерпишь, сходишь на утреннюю рыбалку! Утро – самый клев!

В безоблачном небе, на таком расстоянии, что немалый воздушный аппарат казался не больше мухи, беззвучно нарезал круги мотодельтаплан. Прошла неделя как с аэродрома ежедневно взлетала на патрулирование границ парочка сверхлегких аппаратов. Периодически они вылетали для разведки сопредельной территории, подолгу кружили над ближайшими стоянками туземцев и местами, удобными для прохода кочевых орд.

Час полета вертолета стоил дорого, да и запчастей с авиационным топливом на складах не так много, как хотелось. Так что как не экономь невосполнимые ресурсы, но в лучшем случае через пару лет, город останется без авиации двадцать первого века. Выход нашелся сразу. Мотодельтаплан – далеко не космический корабль «Буран». Летающую самоделку несложно изготовить даже в обыкновенном гараже, было бы из чего и, были бы преданные малой авиации энтузиасты. Спустя неделю после Переноса первый мотодельтаплан, сердцем его послужил низкооборотный четырехтактный двигатель с воздушным охлаждением от мотоцикла «Урал», протарахтел в городском небе. А окрыленный успехом коллектив самодельщиков приступил к строительству более серьезного аппарата. Благо в технической библиотеке вертолетного отряда нашлись чертежи «старых» самолетов, авиационные справочники и учебные пособия, а в городе – автомобильные двигатели мощностью от 100 квт и выше и дюраль для основных силовых элементов. В планах были самолеты, а точнее гидросамолеты, с двумя двигателями, способные летать долго и без аварий, не нуждаться во взлетной полосе и нести серьезную бомбовую нагрузку.