Эскадра

Дождавшись, когда помощники выйдут за территорию, Шевелёв вместе со служащим вышел из проходной. Снаружи толкались с десяток людей, среди которых выделялась искомая троица. Все трое подозрительных типов имели явную выправку и цепкий взгляд. Шевелёв приглашающе махнул им рукой. Они слегка сгорбились, нацепили добродушно-глупые выражения лиц и подошли, заискивающе улыбаясь.

– Hello, gentlemen, I've been told you're looking for a job at our shipyard. Toobad, butwedon'thireEnglishspiesyet. (Здравствуйте, господа, мне сказали, что вы ищете работу на нашей верфи. Очень жаль, но английских шпионов мы на работу пока не берём).

Улыбающиеся рожи сразу полиняли, чужаки начали озираться и отступать. Шевелёв поднял руку и продолжил по-немецки:

– Куда же вы, господа, мы ещё толком не поговорили. У меня к вам несколько вопросов.

Англичане попытались скрыться, но двое с разбегу налетели на кулаки морпехов, подошедших сзади, а третий выхватил из-под рабочей куртки бельгийский «браунинг» и, не целясь, почти в упор выстрелил в Шевелёва четыре раза. Ударившись в тело пули с жужжанием отрикошетировали, а офицер вывернул пистолет из руки обалдевшего англичанина и от души накатил ему в ухо.

– Гадость какая. С ним по-человечески, а он пукалку свою достал. Вяжите их ребята и в караулку, – Шевелёв кивнул головой потрясённым немцам и кинул руку к кепи в приветствии.

Чем более прорисовывались контуры будущих кораблей, тем чаще происходили подобные инциденты. Поражённые неуязвимостью морпехов немцы принялись добровольно таскать охранникам подозрительных личностей, из которых половина оказывалась простыми зеваками, а вот за другую половину бдительные немцы неизменно получали пару серебряных марок.

Безусловно, вся эта возня не имела принципиального значения, ведь, в конце концов, корабли всё равно придётся проводить датскими проливами и мимо Англии. Но в данном случае имели значение выигрыш по времени, секреты внутренней компоновки и технологии сборки. После десятка случаев проникновения чужаков на стапели Фридрих Крупп приказал усилить внешнюю охрану, оставив морпехам внутреннее пространство верфей и охрану специалистов.

Отправив судостроителей за кромку, я временно распустил команду, дав мужикам пару выходных дней. Мне тоже эти два дня не помешали. Я буквально не отходил от жены и сына, чем немного смягчил её обиду на невнимание и чёрствость, «особенно сейчас, когда нам так непросто». Пришлось уговорить Марка зайти к нам в гости вместе с женой. Как я и предполагал, Соня отлично разрядила обстановку, да и мы с Марком под шумок опрокинули по паре банок пива.

На третий день вся наша команда, все 22 человека прибыли в Порт-Надежду. Там в морском городке при порте, в клубе ветеранов и в морском собрании полным ходом шло формирование экипажей. Некоторые моряки удивились и расстроились, когда финальное слепое тестирование показало, что по отдельным специальностям мои хронодесантники значительно опередили опытных мореманов. В итоге по результатам испытаний авторитетная комиссия во главе с вице-адмиралом Авакянцем назначила людей на должности, распределив по экипажам, а звания привела в соответствие с морским уставом 1900 года.

Как и ожидалось, командиром линейного крейсера «Тур» назначили капитана первого ранга Супрунова Николая Васильевича, его старпомом – капитана второго ранга или на флотском жаргоне – капдва Эссена Алексея Антоновича, старшим штурманом – капдва Красина Анатолия Фёдоровича.

Начартом, вернее командиром БЧ-2 стал капдва Шитько Василий Семёнович, возглавивший аж 320 артиллеристов. Должность командира дальномерных постов получил лейтенант Ларин Эдуард Владимирович, и два десятка моряков пошли к нему в подчинение. В составе БЧ-2 оказались и наши хронодесантники: командиром башни «А» главного калибра стал Лунь наводчиком Динго, в башне «Б» – Сфера-Ромео, в башне «В» – Хоттабыч-Черчилль, в башне «Д» – Хакас-Рокки.

Третьим человеком на корабле, старшим механиком, «дедом», командиром «маслопупов» стал капдва Карпенко Тимофей Ильич. К нему в подчинение пошли наш Тула – замом, Техник – командиром турбинной группы, Финн – командиром котельной группы и Стерх – командиром дизельной группы.

Командиром БЧ-4 главным «радистом» назначили лейтенанта Крашенко Павла Борисовича. К нему в подчинение попали Марк – заместителем, и мой братец Олег, вернее Новик, зачисленный в команду мичманом в качестве инженера-радиотехника.

Боцманское хозяйство по праву принял наш Дитрих, возглавивший тридцать человек боцманской команды.

Всего команда линейного крейсера «Тур» насчитывала 680 человек. В два раза меньше, чем экипаж его прототипа «Дерфлингера».

Командирский мостик на балкере «Фортуна» занял капитан первого ранга Марычев Сергей Фёдорович, его старпомом стал капдва Симаков Леонид Петрович, штурманом – лейтенант Фролов Михаил Сергеевич, стармехом – капдва Анненков Алексей Сергеевич, начартом – лейтенант Григорянц Размик Артакович.

Там же на балкере разместилась боевая группа десанта числом в двадцать человек во главе со Ставром и его замом Стингером. Приписанные к балкеру команды торпедных катеров «Волк», «Рысь», «Пардус» и «Тигр» насчитывали по шесть человек каждая. Всего на «Фортуну» зачислили 320 моряков. Итого тысяча на оба корабля.

По требованию вышестоящего начальства меня утвердили координатором эскадры, что-то вроде комиссара всей экспедиции без права командования кораблями и экипажами. В мою команду вошёл Валет начальником особого отдела, Сашка (Шет) и Ванька (Зуб) вестовыми, и Ополь оператором-хроникёром.

И, пока в прошлом медленно рождались наши корабли, в нашем времени их экипажи с утра до вечера учились на них воевать. Казалось бы, чему можно научить профессионалов. Оказалось, много чему.

– Мне, конечно, приятно открывать вам глаза на мир, будоража пытливый флотский ум, – в своём неповторимом стиле внушал капитан Супрунов, глядя, как опытные моряки слегка подрастерялись в освоении пушечного линкора постройки начала прошлого века. – Но я не заезжий лектор, а полномочный представитель великой инквизиции, и кое-кому могу сделать больно, и тем самым оживить сознание и придать ускорение тугодумам и бездельникам.

Удивительно, но никто из нынешних моряков не умел работать на старых горизонтальных дальномерах, старинных ламповых рациях, понятия не имел о старых системах управления огнём, не говоря уже о башенных орудиях и управления ими. Самым паршивым было то, что тренироваться и упражняться было не на чем. В стране не осталось ни одного линкора или крейсера начала 20 века. Дошло до того, что все спецы на неделю отправлялись стажироваться на крейсер «Аврора», стоящий на приколе у питерской набережной. Возили моряков самолётами, а что делать?

Всех без исключения моряков от матроса до капитана корабля инструкторы гоняли до седьмого пота, доводя до состояния, когда разбуженный среди ночи каждый без запинки мог ответить на любой вопрос по специальности. Особо строго старики-наставники относились к артиллеристам, от которых во многом зависел успех боя. Их тиранили и теоретически, и на тренажёрах, и дважды возили в Питер на «Аврору». Вместе с наставниками повсюду успевал капитан Супрунов, который упрямо гнул свою линию под хохот экипажа:

– Истинно говорю, матросы они, как дети малые. Спроси любого ребёнка, кого он больше любит папу или маму, и он тут же ответит: стаканчики с мороженым. И любой честный матрос тоже сразу признается, что хочет не служить, а спать. Поэтому его надо настойчиво к службе принуждать. Но и это не главное, много хуже то, что наш матрос, выспавшись, становится не в меру любопытным и шаловливым. Нагуляв после сна аппетит, он непременно рванёт в хлеборезку воровать масло, и, пробегая по коридору, обязательно ткнёт пальцем с обгрызенным ногтем в большую круглую кнопочку на симпатичном приборчике, и, услышав громкий щелчок, радостно подпрыгнет и помчится дальше. И нет ему, шалуну дела до того, что он вывел из строя систему управления огнём главного калибра.

Конечно, все понимали, что потешные капитанские монологи произносились исключительно для красного словца. На самом деле, никого подгонять не требовалось, в экипажах собрались исключительно добровольцы, сознательно пошедшие на известные лишения и трудности. Не смотря на изматывающую однообразную рутину занятий, никто и не думал сачковать, все без исключения добросовестно пахали, прекрасно отдавая себе отчёт, что пока им достаются только цветочки, а ягодки придётся отведать на кораблях.

И, хотя времени на все неотложные дела катастрофически не хватало, я умудрялся изредка общаться с профессором Артемьевым.

– Совсем ты, Паша, забыл старика, – притворно проворчал профессор, улыбаясь, – так ведь, и вся наука скоро встанет. Ты всё воюешь, да эшелоны с золотишком грабишь, а кто головой думать будет?

– Вы меня удивляете, Сергей Иванович, – я скорчил удивлённую гримасу. – Во-первых, грабил не я, а во-вторых, разве можно думать иными частями тела, кроме головы?

– Можно, Паша, можно. Именно этим, кстати, многие человекообразные и занимаются. Но в сторону лирику. – он поудобнее устроился в кресле. – По «Мелите» ничего сказать не могу, она тебя дожидается. На Онекотане закончены главные работы, увеличился завоз грузов и оборудования, полным ходом идёт монтаж и началась отладка агрегатов. Предстоит переправить в прошлое сотни тысяч тонн. Эвакуировать Центр, всю специальную промышленность и кучу разного барахла не шутка. Вчера с Александром разговаривал, он говорит, что на западе после твоего орбитального рейда полная неразбериха. Доллар и евро почти ничего не стоят, в цене только золото, так что вовремя мы с эшелонами подсуетились. Теперь главное. Твоя идея о гравитационном винте нашла ещё одно материальное воплощение. На Паужетке началось испытание дисколёта, в просторечье – тарелки. Аппарат работает, но есть проблемы. Наши разработчики никак не могут обеспечить стабилизацию в пространстве и управляемость.

– Чертежи, конечно, имеются? – мне даже стало интересно немного отвлечься от морской тематики.

– Держи, – профессор выложил на стол пачку чертежей, будто заранее знал, что они мне потребуются.

Взяв бумаги, я пошарил по закоулкам памяти, и одновременно подсознание начало перелистывать бесчисленные страницы данных. Молодцы инженеры, разработка, действительно, была великолепной, но… изначально обречённой на несовершенство. Всё равно, что летать на вертолёте без стабилизирующего винта.

– Никакой проблемы не вижу, Сергей Иванович, – я вернул ему чертежи, – аппарату не хватает стабилизатора. Это может быть противовинт, как на вертолётах Камова, или компоновка движителей треугольником, тогда, изменяя силу и вектор тяги, можно добиться сложного перемещения в трёх плоскостях.

– Я всегда говорил, что ты, Паша, мерзавец, болтаешься в прошлом и кулаки там чешешь, а должен быть здесь и генерировать идеи. Вот опять за пять минут ты решил, казалось бы, неразрешимую задачу. Может, всё-таки вернёшься в науку, а, Паш? – он участливо заглянул мне в глаза, увидел там мой ответ, тряхнул головой и обречённо махнул рукой, – иди уж, головорез. Но не задерживайся. Дел полно.

В непрерывных трудах и заботах прошёл 1901 год. Усилиями и интригами Англии обстановка на Дальнем Востоке продолжала накаляться. После смерти королевы Виктории эта небольшая островная страна, возомнившая себя владычицей мира, совсем съехала с катушек. Проявив изощрённую агрессивность, коварство и упорство, английское правительство, резко усилило своё политическое влияние на Дальнем Востоке.

Огромные кредиты Японии, заключение англо-японского договора, прямые поставки в Японию оружия и боевых кораблей вплотную подтолкнули Японию к войне с Россией. А поводом японцы посчитали присвоение Россией спорных территорий в Маньчжурии и на Ляодунском полуострове.

Формально Россия проявила агрессию. Но, если она действовала в Китае по острой необходимости, вынужденная обеспечивать безопасность своих границ от полчищ бандитов-ихэтуаней и физически защищать своих граждан, то Япония откровенно и цинично захватывала удобные ей земли.

Японцы напали на Порт-Артур осенью 1894 года, и повели себя в захваченном городе как хладнокровные живодёры. Только по приблизительным данным они обезглавили 20 тысяч мирных горожан, дочиста ограбили город и все окрестности и с трудом увезли добычу. Согласно Симоносекскому договору в 1895 году залитый кровью Квантунский полуостров, в том числе и Порт-Артур, по факту захвата Япония объявила своей собственностью, а заодно потребовала от Китая контрибуцию в пересчёте на рубли в 400 миллионов золотом.

Однако союзники: Россия, Германия и Франция, резко воспротивились такому произволу, опротестовали аннексию Квантуна и договор дезавуировали. Под сильнейшим давлением этой троицы Японии пришлось из Китая уйти, так и не получив китайское золото. Обезлюдевшие разорённые порты Дальний и Порт-Артур недолго оставались бесхозными, поскольку лично Николай II принял решение занять опустошённый Ляодунский полуостров. Опережая англичан, русские корабли вошли в бухту пустующего Порт-Артура. Именно этот акт японцы сочли национальным позором и оскорблением достоинства империи.

Сорвавшаяся с резьбы Англия продолжала будоражить весь мир. И теперь по ту сторону времени мы могли наблюдать это воочию. На юге Африки громыхала подлейшая Англо-бурская война. В Китае по воле невидимых кукловодов заполыхало восстание ихэтуаней, в которое поневоле втянулись войска европейских стран. В то время, когда в Париже с невероятным успехом проходила Всемирная выставка, в Пекине уже шли жестокие бои, а на севере кровавые беспорядки докатились до Амура и границ с Российской империей.

Спуску корпусов кораблей на воду предшествовала переброска первой большой группы моряков, технарей и механиков. Им предстояло немало потрудиться на доводке и наладке механизмов, а главное предстояло тщательное «бронирование» генераторами-преобразователями всего корпуса и внутреннего оборудования. Подводную часть корпусов и винты наши спецы-корпусники и их помощники практически закончили обрабатывать на стапеле. Измучились, но сделали всё, как надо. Теперь и вновь прибывшим предстояла огромная по объёму работа. Сорок приборов-преобразователей отправились в Бремен, а шестьдесят остались на линкоре, благо питание от сети позволяло использовать их круглосуточно.

Местные рабочие и мастера недоумённо пожимали плечами, глядя, как наши моряки расчертили весь корпус и оборудование мелом на квадраты, пронумеровали их и принялись с подвесных люлек махать над бортами какими-то непонятными штуковинами. Технарям пришлось не впример хуже, когда ползком и накарачках они лазали по всем закоулкам, облучая внутренний набор и агрегаты.

Между тем под воздействием рекордеров из легированной мартенситной стали, хромо-вольфрамо-титанового сплава, карбина и асбеста корабли начали превращаться в непробиваемые, неломаемые, неизнашиваемые и несгораемые, совершенные машины войны.

Зима в Германии иная, чем в России. Здесь сырой промозглый ветер нудно вытягивает тепло из всего живого: людей, животных, птиц, голых деревьев, пожухлой травы, а холодные дожди превращают землю в вязкую грязь. Снег, если и выпадет пару раз за зиму, то непременно растает. Холодный ветер и студёная сырость, вот что такое зима в Германии.

Несмотря на отвратительную погоду, немецкие судостроители вместе с нашими инженерами, техниками и матросами упорно строили корабли. В отличие от прототипа «Дерфлингера» наш «Тур» имел не прямой, а скошенный (атлантический) форштевень, что по тем временам считалось революционной новинкой в военном судостроении. Чуть выгнутый наружу корпус и приподнятый фальшборт на баке и полубаке с одной стороны прикрывали палубу от осколков близких взрывов, с другой, предотвращал заброс воды на ходу, особенно при волнении, чем грешил «Дерфлингер», который по заслугам называли «мокрым линкором». Продольный набор обшивки одинаковыми относительно «лёгкими» 50- и 100-миллиметровыми железными листами позволил клепать корпус точно, прочно, быстро и аккуратно.

Наступила весна, а за ней и лето 1902 года. Внутри кораблей «маслопупы» доводили до ума котлы, турбины, холодильники-конденсаторы, дизели и валы, тщательно облучали их преобразователями, делая практически неубиваемыми.

На палубах монтажники и такелажники начали сборку башен главного калибра. В огромные колодцы, краны опускали башенные шахты, оборудование, лифты, и, в конце концов, осторожно и точно ставили на погон колпаки башен. Ещё более осторожно устанавливали 52 тонные пушки, по два ствола на башню. Наши судостроители учли ошибки предшественников и сместили башни от носа к центру корабля, что рационально перераспределило колоссальный вес и снизило залповую нагрузку.

К началу зимы орудия на обоих кораблях встали на свои места, и судостроители приступили к монтажу механизмов, возведению и обустройству надстроек. А потом начались не такие тяжёлые, но до невозможности нудные и кропотливые работы по установке и отладке оборудования, прокладке электросетей, налаживанию систем управления и связи. Всю зиму и весну 1903 года корабелы и спецы вдыхали жизнь в металлические громады. А специально обученные матросы по специальной схеме обработки тщательно бронировали каждый сантиметр поверхности.

Весной 1903 года строительство фактически закончилось. До крайности измученные наши судостроители вместе с морпехами отправились домой в наше время, передав корабли экипажам.

И пока немецкие корабелы докрашивали корпуса нашими красками в шаровый цвет, моряки начали обживаться на новом месте, прежде всего занимаясь приборкой и выгребая тонны строительного мусора из всех закоулков. В ответ на их ворчливое недовольство капитан Супрунов неизменно ухмылялся, закатывал рукава и сам брал в руки метлу или носилки:

– Если понадобится, то и говно таскать будем. И знайте, таскать говно не стыдно, стыдно получать от этого удовольствие.

Каждый день к причалу подгоняли вагоны и цистерны, из которых портовые краны перегружали боеприпасы, снаряжение, оборудование, продукты питания, а мощные насосы перекачивали тысячи тонн топлива в корабельные танки. Команды работали днём и ночью, заполняя погреба, трюмы, кладовые и разные ёмкости. Сутки напролёт жужжали и щёлкали генераторы-преобразователи, меняя свойства тех или иных грузов.

Погрузочные работы затянулись до начала лета из-за задержки некоторых боеприпасов, и дольше всех тянул с поставками торпед завод «Торпедо Веркштатт». Впрочем, мы сами в том были виноваты, поскольку заказали новейшие мины С45/03Д с подогревателем. Именно такие нам были нужны для катеров. Пришлось подождать, пока завод по нашей документации освоит выпуск новой продукции и сделает 32 штуки под наш заказ.

Одновременно с последними торпедами в артиллерийские погреба и на склады балкера легли и последние снаряды главного калибра. Теперь нас в Германии ничего не задерживало.

На финальной встрече с Фридрихом Круппом наше командование решило перегон из Германии в Черногорию считать ходовыми испытаниями, и до подписания приёмного акта оба корабля будут ходить под германским флагом с перегонными командами от концерна Круппа. За время перегона наши моряки пообщаются со спецами, наберутся практического опыта и привыкнут к будущим рабочим местам и боевым постам. Да и лимонники пусть призадумаются, увидев на суперсовременных судах немецкие вымпелы.

Свои первые робкие метры наши новорождённые корабли прошли ясным июньским утром, когда отшвартовались от стенки причала и по узкому фарватеру медленно двинулись к морю. По руслу реки их пришлось буквально протискивать, почти цепляясь днищем за грунт, и большую часть этого речного участка до балтийской воды кораблям натужно помогали паровые буксиры.

Ни я, ни наши механики ничуть не сомневались в надёжности механизмов, получивших уникальную прочность после обработки преобразователями. Но немецкие перегонщики ничего не хотели об этом слышать и, как положено по регламенту, повышали нагрузку на машины постепенно, давая им время и возможность притереться, и кропотливо проверяли возможности механизмов в разных режимах на скорости не выше 10 узлов вплоть до точки рандеву у острова Шарнхёрн. Дальше оба судна немного ускорились и взяли курс на север. Миновав Датские проливы, наша маленькая эскадра пошла по большой дуге через Атлантику в обход Британского архипелага.

Немного нервозную обстановку, сгладила прекрасная погода, с которой нам сильно подфартило. Лёгкий летний бриз, чистое небо с кучевыми облачками, и лёгкая волна в один-два балла.

С интересом наблюдая за работой командования и экипажа, я облазил весь линкор, но чаще находился либо в дальномерных или штурманских постах, либо в башнях главного калибра. Там наши мужики из команды и артиллеристы не теряли времени и энергично осваивали всю начинку башни: приборы, казематы, погреба, лифты и кабины командира и наводчиков.

– Командора Бора капитан приглашает в ходовую рубку, – проговорил голос по громкой внутренней связи. Раз приглашают, значит, нужно идти. Интересно, что они там затеяли?

На мостике было относительно многолюдно: капитан, штурман, вахтенный офицер, немецкий лоцман, немецкий и наш рулевые, два представителя корпорации Круппа и дирекции верфи, сигнальщик, связист, вестовой и я до кучи.

– Павел Сергеевич, слева в пяти милях два английских лёгких крейсера идут на сближение и пытаются нас подрезать, – проговорил капитан, передавая мне бинокль, – Идут ходко, на 25 узлах. Ваше предложение?

– Не пора ли нам проверить максимальную скорость? – усмехнулся я, глядя на два густо дымящих чужих кораблика. – В конце концов, это ходовые испытания, или нет.

– Согласен, – ответил капитан и отдал приказ, – средний вперёд, – через пять минут, – полный вперёд, – ещё через пять, – самый полный!

Через металл палубы чувствовался идущий изнутри гул, а не обычная для паровых машин того времени вибрация, что очень меня порадовало. Как известно, вибрация корпуса даже при минимальном волнении была главной причиной рассеивания при стрельбе крупным калибром на дальние дистанции.

Прилично разогнавшись за пятнадцать минут, крейсер полетел вперёд, обгоняя ветер, и даже в рубке слышался шум рассекаемой воды, двумя мощными «усами» разлетающейся в обе стороны от форштевня. Сзади в пяти кабельтовых держался наш балкер, но потихоньку отставал.

– Скорость? – не оборачиваясь спросил капитан.

– Тридцать четыре узла и ещё растёт, – ответил совершенно обалдевший представитель верфи, зачарованно переводя взгляд с приборов на капитана и обратно. – Господа, это невозможно! Тридцать восемь узлов! И ещё резерв хода! Боже мой, что же такое мы построили?!

Вскоре оба англичанина остались далеко позади. Достигнув расчётных тридцати восьми узлов, капитан дал команду на средний ход. Немецкие судостроители громко и заслуженно ликовали. И впрямь, молодцы немцы, удивительно трудолюбивый и аккуратный народ, я ни на секунду не пожалел, что мы заказали корабли именно в Германии.

Сделав немалый крюк вокруг Британских островов, корабли пересекли Бискайский залив, ночью прошли Гибралтар, и через три дня крейсерского хода по Средиземному морю приблизились к побережью Черногории.

Вид диких безлюдных мест вызывал сомнение, туда ли мы подошли. Корабли медленно ползли вдоль берега, пока за длинной каменистой грядой не обнаружился глубокий залив с признаками порта. Внимательное изучение берега в несколько биноклей и сопоставление с картой привело нас к выводу, что это и есть портовый городок Бар.

Эхолоты показывали большую глубину и ни одной мели. Впрочем, это было видно и невооружённым глазом: за бортом струилась тёмно-синяя вода без малейшего просвета. Подрабатывая машинами, капитанам и лоцманам удалось осторожно подвести корабли поближе к пирсам. Надо отдать должное правителю Николе, деньги он потратил не зря. Здесь уже работали верфь, сухой док и два достроечных причала с подведёнными дорогами, портовыми и грузовыми кранами и с большими ангарами. То, что нам нужно.

Наверняка у вас возник вопрос: а за каким, пардон, лешим нам сдался этот заход в Черногорию, коль корабли показали себя в высшей степени надёжно и достойно, а закрома полны топлива и боеприпасов? А затем, что по известным причинам мы не могли переправить в Германию иновременное оборудование, снаряжение, оружие, одежду, продукты питания и приборы. Кроме этого германские перегонные команды должны были подтвердить, что доставили корабли именно в Черногорию. И наконец, нам был необходим тихий уголок, чтобы спокойно, без оглядки дооснастить и дообработать корабли, облучить боеприпасы и привести их в нужное нам состояние.

Едва затих грохот якорных цепей, как заявился чиновник, который доставил послание Николы Петровича. Недовольная физиономия визитёра объяснялась тем, что, дожидаясь нас, он уже больше месяца торчал в этой дыре, чтобы передать депешу от правителя. Естественно, текст послания касался денег, Никола волновался и намекал на обещанную премию. Ничего не поделаешь, слово сказано, обещания даны, придётся платить.

В бухте оба наши корабля, как киты среди стайки кильки, возвышались над скоплениями рыбацких лодок, небольших баркасов, шлюпок, пары буксиров и трёх пассажирских пароходов допотопного вида. Вполне очевидно, что наше появление вызвало в этом местечке настоящий фурор. Повсюду на пирсе, на берегу, в городе и на воде, царило небывалое оживление. Я усмехнулся, предвидя фантастические по местным меркам доходы в местных тавернах, кофейнях, ресторанчиках и гостиницах в ближайшие две недели.

Немцы-перегонщики не стали задерживаться и, получив копию акта приёмки и премию, на тех самых допотопных пароходах отплыли в Италию. Теперь корабли целиком и полностью принадлежали нам и нетерпеливо ждали доработки.

В большей степени дополнительные работы касались крейсера. У «Фортуны» была иная задача. Её экипаж должен был за три-четыре дня успеть привести судно в порядок, перекрасить, и установить необходимое оборудование. Затем без малейшей задержки балкер отправится через турецкие проливы в Чёрное море, где в Батуми у фирмы Нобилей нами были заказаны 15 тысяч тонн лучшей бакинской нефти, две тысячи тонн солярки, или, как её называли в это время – «солнечного масла». Специальные масла и смазку было решено доставить из Лукоморья. Заодно в Батуми нужно было залить в танки 5 тысяч тонн чистой ледниковой воды.

Спустя четыре дня аврала «Фортуна» покинула порт, а на крейсере работы продолжились в полный рост. Через открытый в большом ангаре портал из Лукоморья перемещались тонны разных грузов. Вокруг ангара круглые сутки не прекращались работы, в связи с чем пришлось усилить караульные посты, которые уже замучились отгонять от ангара вездесущих любопытных черногорцев.

Все члены боцманской команды с промокшими от пота форменками с утра до вечера и с вечера до утра принимали и распределяли грузы. А потом начали менять облик линкора. Не знаю, где Дитрих отыскал столько ветхой рабочей одежды, кистей и вёдер, но несколько дней под его строгим присмотром сотня моряков, облачившись в потёртые куртки и портки, по шаблону перекрашивала корабль. Теперь линкор получил оригинальный камуфлированный окрас: на фоне общего матового серого шарового цвета появились светло-серые глянцевые и синие матовые горизонтально вытянутые треугольники разного размера. Теперь со стороны линкор пестрел продольными пятнами, и в отдалении сливался с морским фоном, и вряд ли даже с двух миль его сможет различить самый зоркий наблюдатель. К тому же новые модифицированные котлы с горячим наддувом дожигали нефть полностью, и даже на ходу над двумя невысокими трубами вился лишь небольшой полупрозрачный дымок.

Пока моряки красили корабль, перераспределяли и укладывали грузы и устанавливали новое оборудование, наша команда «Темп» плотно занималась боеприпасами. После недолгого спора решили модифицировать взрывчаткой CL-20 только половину фугасных снарядов и пометить их красной краской. Почему только половину? А потому, что 405 килограммовые германские фугасы имели 52 кило взрывчатки, а после обработки их мощь увеличивалась в двадцать раз. Итого 1040 кило, 65 пудов! А теперь представьте себе взрыв этакой дуры! Свыше тонны, это не кошка чихнула! По такому взрыву пристреляться будет практически невозможно. Поэтому мы их приготовили для накрытия уже пристрелянной обычным фугасом цели. Чтобы наверняка.

Таким же макаром обработали и снаряды среднего и малого калибра. Когда вернётся «Фортуна», придётся перебираться к ним и поколдовать над складированными боеприпасами и над их собственными 105 мм снарядами, а главное над торпедами, которые придётся модифицировать все до одной. Посчитав силу взрыва такой торпеды, я слегка содрогнулся. При собственном заряде в 176 кило после обработки она рванёт как три с половиной тонны! Мама дорогая, даже представить невозможно, что будет с вражьей лоханкой после такого бабаха! И вся эта страсть, на которую даже глядеть то боязно, уляжется в трюмы и погреба балкера.

Все члены экипажа вкалывали с утра до вечера. Многодневный тяжёлый и нудный труд изрядно утомил экипаж, но уставшие моряки неизменно растягивали рты в улыбке, слыша в самых разных закоулках корабля добродушное ворчание своего капитана:

– Сегодня суббота, завтра воскресенье, чертовски хочется поработать.

Никто не мог понять, когда он шутит, когда серьёзен. Капитан с суровым выражением лица «ездил по ушам» командирам БЧ, а они почему-то прикрывали ладонями улыбки:

– Если про актрису больше не говорят, что она блядь, это значит, что её популярность падает, а, если своего командира подчинённые между собой, хотя бы иногда, не называют о…уевшим мудаком, значит, его пора снимать с должности.

ГЛАВА 4.

Незаметно закончился июль и подошёл день начала похода. С носового и кормового флагштоков спустились стояночные флаг и гюйс, на грот-стеньгу взлетел длинный вымпел, а морской флаг Черногории с белым двуглавым орлом ветер расправил на гафеле. Издалека ярко красные вымпел и флаг смотрелись весьма грозно и вызывающе. Крейсер начал поднимать пары. Не рано ли? Нет. Мы решили выйти в поход заранее, за полгода до событий, чтобы обучить команды, наработать навыки и при необходимости запутать или напугать вездесущих англичан отвлекающими манёврами.

Линкор снялся с якоря и покинул порт до рассвета, а к вечеру уже огибал итальянский «сапог». На другой день «Тур» лёг в дрейф в пятнадцати милях от южной оконечности Сицилии, где нас должна была поджидать «Фортуна». Должна, но не ждала. Не появился балкер и на следующий день.