Спустя ещё месяц настал день, которого мальчик боялся больше всего. Стук не прозвучал. Тихо было и на следующий день, и после, и через неделю. Женя стучал сам, слушал тишину, и каждым ударом по стене забивал раскалённые гвозди в своё ранимое детское сердце. Прошло несколько невыносимо долгих месяцев, прежде чем стук раздался снова. Грубый, бессмысленный, требующий замолчать и исчезнуть. Женя не сдавался неделю. Может, его друг забыл азбуку Морзе? Может, у него был плохой день, и он хочет побыть один? Семь оправданий – по одному на каждый день, успел придумать Женя, когда к нему подошла женщина, наводящая трепетный ужас на всех воспитанников.

‒ Евгений, сегодня приходили с жалобой, что ты стучишь в стену и не даешь людям спать. Они только недавно заехали, очень устали и им совсем не до твоих глупых шалостей. Веди себя как подобает, – отчитала мальчишку директриса, оттащив в укромный уголок, чтобы никто не слышал. В её глазах таилась печаль и жалость, но с губ продолжала срываться лишь строгость и напускное раздражение. Им и так позволили слишком много – разместить весь приют в многоквартирном доме, предназначенном под снос. Год, чтобы успеть отстроить до конца новое здание или оказаться на улице.

‒ Хорошо… ‒ едва пролепетал мальчик, подавляя непрошенные слезы обиды. Его бросили. Снова.

Больше никто не звал на помощь, не рассказывал про Китай, Индию, Вьетнам и другие далёкие страны. Ещё через три дня Женя смирился и попросил кровать у окна. Ждать ему было больше нечего – человек, который жил в его сердце, ушёл. И всё же… Сдаться так просто мальчонка не смог. Украдкой расспрашивал соседей, подслушивал беседы новых жильцов под окном. О его друге было практически ничего не известно. Да и человеком хорошим он не был: вечно пьяный, шумный, агрессивный мужчина лет сорока, всегда без денег и в поисках какого-то мусора, чтобы найти и обменять его на самую замызганную копеечку. Копеечку, уходящую на горючее пойло. Детская обида выходила горькими слезами, когда никто не видел.