Новгородец тоже внимательно на девицу смотрел. Взгляд был напряжен, мышцы чуть подрагивали, когда она к ранам его прикасалась. Голод мужицкий снова волной в нем поднимался. Хоть и ушел молодец на весь день да много крови пролил, пытаясь жар свой природный унять, тот еще необузданнее стал, еще бесконтрольнее, свое требовал. Думал обмануть сам себя сотник, когда рано утром из хижины вышел, мол, на морозе полегчает. Да только на время придержал уздцы страсти своей, и теперь она рвалась вскачь, еще более дикая и неистовая. А объект его желания – вот он, совсем рядом, с златыми косами да губами алыми. И полностью в его власти…
Ярослав не выдержал более, схватил девицу за косы рукою сильной да задрал ей голову вверх. Святослава ахнула от испуга и замерла, глядя в глаза серые и холодные. А новгородец приложился к ее губам поцелуем страстным, да таким обжигающим и властным, что ноги у девицы подкосились от волнения. Сотник тут же ее поймал да на руки поднял. Подошел к тюфяку, положил на солому и посмотрел сверху на девицу, как хищник на жертву загнанную.
– Не надо, Ярослав, прошу тебя, я девка еще… – взмолилась Святослава.
Молодец же только ухмыльнулся да водрузился на нее сверху. Стал одежды снимать, сначала плечики оголяя, потом грудь нежную девичью. Подумаешь, девка! У него и раньше их много было.
– Нет. – упёрлась кулачками в грудь его могучую дочь купеческая да стала отбиваться, как кошка.
Ярослав сразу придавил ее к тюфяку своей рукою тяжелой. Да так придавил, что дыхание у девицы сбилось.
– Пора и по долгам заплатить! Я не благородный ромей, чтоб девок спасать за спасибо.
Святослава распахнула глаза свои широко от таких грубых слов, ушам не поверив. Только сейчас поняла, что судьба ее забросила один на один с хищным волком, который ни чести, ни совести не знает. Вот и решил он воспользоваться ее беспомощностью. Здесь, в лесу, она никого на помощь не позовет. И на чудо надеяться без толку, их никто не искал и никто не придет, вон снегопад какой. Сопротивляться было бессмысленно. Если сама не даст, чего он хочет, силой возьмет. А о жестокости его да лютости Святослава наслышана была.
Почувствовав, что девица немного присмирела, Ярослав улыбнулся, оскалив клыки свои белоснежные. «Волку досталась, лютому волку!» – застонала в душе Святослава, увидев оскал его звериный и глаза холодные, но решилась предпринять последнюю попытку к избавлению.
– Неужели ты меня для того и спас, чтобы понасильничать? Лучше бы не спасал вовсе!
Ярослав посмотрел на девку, сверкнув глазами, да засмеялся ледяным голосом.
– Мы все еще можем исправить. Вон выход, – и указал на дверь, – девкой в Киев возвернешься. Если только раньше не замерзнешь или волки тебя не выследят…
Святослава еще больше перепугалась, посмотрев на дверь. За дверью лютый ветер свистел, а за оконцем темнота, хоть глаз выколи. Она вся съежилась от страха утробного. Сразу живо представила, как волки ее загрызают, в ножки да ручки девичьи зубы свои острые вонзая. Волосы у нее дыбом встали от ужаса.
– Нет! Не пойду! – вскрикнула девица, обхватив себя руками и ноги подобрав. Сжалась вся в комочек от страха. – Только не к волкам! Не пойду.
Ярослав посмотрел на нее торжествующе.
– Тогда не рыпайся, больно не сделаю, – и развернул её к себе, вновь навалившись.
Все ее естество противилось неотвратимому, но перед глазами волки стояли голодные. Может, это и не так страшно, как девицы описывают? Сам вон сказал, что боль не причинит, если она рыпаться не станет. И лежала купеческая дочь под сотником, словно обмершая. Молила богов, чтобы поскорее все закончилось.
Ярослав же не спешил быстрее все закончить, как девица надеялась. Стал губы ее искать. Святослава не давалась. Еще чего, не получит он ласки ответной!
Сотник же разозлился, что она ему противится. Схватил рукой подбородок упрямый и стал держать, чтобы лицом не вертела. Так и начал целовать в губы сомкнутые.
Святослава испугалась грубой хватке да приоткрыла губки алые.
Молодец тут же напал на них с лаской неистовой. Отпустив губы ее, разбухшие, Ярослав лицом в волосы златые зарылся и вдохнул аромат их что есть мочи. Травой свежей пахнет да цветами! Застонал от запаха этого. Жар такой молодецкий обуял! Снова воспоминания прежние на него нахлынули, когда он только и мог мечтать о любви этой девицы. А теперь она в его власти, полностью. От мыслей буйных горячо ему стало, да сладко. Святослава лишь руками лицо, от стыда покрасневшее, прикрывала, да всё видела. Как его мышцы стальные играют по всему телу, отливая золотистым светом от огня в печи. Хоть и страшно ей было немного от такой силы мужской, что могла придавить ее насмерть в одночасье, но глаз не смогла отвести от сотника. Он был действительно красив, словно древний бог, сотворенный из камня и железа.
Тут Ярослав, будто почувствовав на себе взгляд девичий, заглянул в очи изумрудные. И всё в нём перевернулось, застонало всё внутри. Любви захотелось ему, настоящей, отзывчивой. И всё в миг переменилось! Нежность, давно в глубине души запрятанная, словно никогда и не было её вовсе, втоптанная и растоптанная, сама наружу вылилась, лаской трепетной проявилась. Почувствовав эту нежность на себе, Святослава не могла более противиться и раскрылась молодцу, как весенний цветок лучам солнечным раскрывается.
– Славочка… – лишь прошептал Ярослав, да к губам её припал поцелуем длительным, а внутри всё запело, засверкало. Вот оно, долгожданное, чувство радостное, словно и не было никогда черноты в нём губительной, словно излечился он вовсе.
Глава 17
Придя в чувство, Святослава взглянула на полюбовника своего. Тот лежал подле нее на боку, опершись на локоть, и задумчиво смотрел на огонь. Языки пламени отражались в его серых глазах. Но ни по ним, ни по его лицу невозможно было понять, о чем молодец думает. Святослава решила не тревожить его и тоже на огонь уставилась. Все смешалось у нее в голове. И обида, и чувство унижения, и страх перед людским позором. Тут же ей вспомнились и сладкая нега, которая захватила ее всю и унесла к кромке небесной. Девица понимала, что уже никогда ей не стать прежней. Она познала всю себя, и то, что ей открылось, было началом новой жизни, нового бытия.
Она снова взглянула на Ярослава. Молодец заметил взгляд и обратил на нее очи свои серые. Было трудно понять, о чем он думал, глядя на девицу. Но в его глазах не было привычного холода.
Святослава поняла, что теперь ее счастье, ее судьба зависят только от сотника. Теперь она связана с этим сильным молодцем, с этими серыми глазами навеки какой-то нитью, которую нельзя заметить, можно только почувствовать. Святослава подчинилась ему, ему одному. Она чувствовала, что теперь он хозяин ее жизни. И как ей сейчас хотелось, чтобы он прижал ее к себе, обнял, согрел своим горячим дыханием, защитил от стужи, что за окнами, да от людской молвы, что ждет ее в Киеве. Ярослав сильный, ему все нипочем, а вот ей стало страшно, как вспомнила о граде стольном. Что с ней там станется? Ведь не утаишь уже ничего, люди не поверят. Но девица решила сейчас не думать об этом. Около витязя было покойно и хорошо, как будто его сила духа и ей уверенность придавала. Сердечко девичье наполнилось умиротворением. Пока Ярослав рядом, он защитит ее от всех напастей.
И Святослава повернулась к нему, уткнулась носом в грудь широкую да сильную, будто хотела, чтобы он защитил ее от врага таинственного, что в ночи поджидает дочь купеческую. Ярослав откликнулся на жест девицы и обнял ее своей рукою горячей. Святославе так стало хорошо от тепла его, что она повернула свое личико к сотнику и улыбнулась, засияв, как солнышко. Дружинник стал пристально на нее смотреть, погружаясь в свет очей изумрудных.
И Ярослав почувствовал, что от улыбки искренней девичьей у него снова внутри огонь пробуждается. Может, оттого, что у него никого давно не было? Но дело было не в том. Природное очарование Святославы, коим ее сама Лада одарила, колдовски действовало на дружинника. Призывало, будоражило и разжигало огонь. Но витязь ни в жизнь себе в том бы не признался. Предпочитал думать, что дело именно в долгом отсутствии ласк девичьих.
Святослава, не ведая о мыслях молодца, что внимательно на нее смотрел, почувствовала прилив нежных чувств к сотнику княжескому. Сама себя не осознавая, стала его белокурые локоны на свои пальчики наматывать. И все улыбалась, как будто это была игра забавная – замотать локон, который все время разматывался. И не заметила, как огонь в серых глазах быстрее и горячее заплясал, как рука дружинника чуть сильнее сжала талию девичью.
Ярослав не выдержал да поцеловал губы алые, что ему улыбались. Святослава замерла от неожиданности. Сотник, не замечая ее удивления, снова повалил её на спину. А за окном ветер совсем стих, снег мягко-мягко ложился, словно боялся помешать двоим, что в хижине лесной уединились, да огонь до ранней зорьки не гасили.
Уже под утро Ярослав, на спину опрокинувшись, да глаза сонные смыкая, сказал:
– Давай спать. Завтра рано встанем, в Киев пойдем, чай, буря закончилась, – и заснул тут же, как младенец.
Святослава на спящего посмотрела внимательно. Как был мил он ее сердцу, как нужен со всей своею силою! Она чувствовала себя рядом с ним такой беззащитной и беспомощной, что уже и не могла представить, как раньше без него жила да жизни радовалась! А поутру предстояло в Киев вернуться. Тревога девичья снова ее грудь наполнила, лишая покоя. Ярослав либо возвысит ее завтра, либо бросит в пучину позора. Святослава прильнула к нему, пытаясь отогнать переживания и словно боясь, что он куда-то денется. Только рядом с сотником она чувствовала себя в безопасности. Ощущение же его тела горячего сразу успокоило девицу, и она тоже погрузилась в сладкий сон.
***
А поздним утром они покинули хижину.
– Надо до темноты успеть в Киев возвернуться, – сказал сотник девице, когда бесцеремонно растолкал спящую, что на груди его широкой почивала да сладкие сны видела.
Святослава послушно встала, оделась в одежды теплые, замоталась в шкуры волчьи, что Ярослав ей протянул, и вышла за ним из хижины лесной, напоследок окинув взглядом уютное гнездышко, где обрела одновременно и свой позор, и счастье негаданное.
Так и шли вдвоем через лес. Хищных зверей рядом не было. Но Святослава их и не боялась, ведь с ней Ярослав, Волк киевский, грозный воин! Подошли уже к реке бурной, где девица три дня назад чуть не утопла. С интересом взглянула на поток стремительный. И как же Ярослав умудрился ее отсюда вытащить? Он же прежде всего своей жизнью рисковал, когда за ней бросился. И Святослава посмотрела на сотника княжеского с такой благодарностью и теплом, что витязь даже отвернулся, не выдержав столь красноречивого взгляда девицы.
Двинулись они далее вверх по реке. Витязь зорким взглядом брод выискивал, чтоб на другую сторону перейти. И нашел. Речка там лишь по пояс была. Посмотрел он на Святославу, подошел, ни слова не сказав, и взял ее на руки. Та была легка, как перышко, и не затруднила Ярославу переход речки. Когда оказались на другой стороне, снова ее на ноги поставил.
– Спасибо, – только и сказала девица.
– Не за что, – отмахнулся молодец, будто в этом не было ничего особенного. – Ты лучше мне шкурки волчьи дай, что на тебе намотаны. А то замерзнут ноги мои, и не дойду до Киева.
Святослава тут же сняла с себя шкурки теплые, сразу почувствовав, что ей холоднее стало. Но ничего не сказала. Ярославу они нужнее были, вода-то ледяная и одежда по пояс промокла, тело холодя. Сотник скинул с себя мокрые одежды, вылил из сапог воду и намотал шкурки на тело. А когда предстал пред Святославой в таком виде, та не сдержалась и рассмеялась:
– Тебе бы еще на лапы передние встать, точно от волка не отличишь!
Ярослав ухмыльнулся довольно да рукой махнул, чтобы за ним следовала.
– Быстрее надо идти, чтоб не замерзла ты до Киева, а то вон какой тулупчик тонкий.
Святослава и обрадовалась его словам, и огорчилась. Обрадовалась тому, что он о ней заботится, да огорчилась от упоминания о Киеве. Сердце снова застонало от тревоги девичьей. В Киеве все начнут выспрашивать да разнюхивать, как выжила, где все это время была, почему Ярослав подле нее оказался? Поперву, может, и получится врать, если сотник сам не сболтнет лишнего, да все равно люд всякое говорить начнет. Никто не поверит, что она девицей вернулась. Тем более все знали Ярослава и то, как он до баб охоч. А рассказывать, что они в лесу вместе жили и он ее ни разу не тронул – то же самое, как рассказывать, что подсолнух зацвел в конце зимы.
А вдруг она еще и понесла от него? Сердце девицы сжалось от этой мысли, наполнившись ужасом. Живот уж точно от людей не утаишь! А по весне за ней посадник Смоленский приедет. Как она ему объяснит отказ свой от замужества? Наверняка пойдут по Киеву толки да пересуды. От позора такого да срама людского ее может спасти только сам Ярослав, назвав своей суженой. Того и сердце ее страстно желало, ведь любила она этого волка лютого, еще больше любила, чем ранее.
Вот и решила Святослава, что он непременно станет ее мужем. И тогда все само собой наладится. Да и Ярослав не должен быть против, ведь она девка красивая, вон как любил ее до зорьки ранней. Да и сама Святослава из семьи почетной, купеческой, не крестьянка она простая, чтобы не быть ему женой достойной. И приданое у нее есть хорошее, батюшка уже позаботился. Но сердце девицы одна мысль все-таки тревожила. А вдруг сам Ярослав не захочет ее женкой назвать? Святослава тут же прочь отогнала эту мысль как глупую. Почему не захочет? Он уже и ранее ей руку предлагал. Ведь теплится в его сердце волчьем еще то чувство сильное… После ночки томной да взглядов его нежных и пламенных поняла, что теплится.
Так и шла купеческая дочь за сотником, еле поспевая. Дружинник быстро меж деревьев пробирался, то на небо глядя, то деревья да снег осматривая, то к ветру принюхиваясь. У него так ловко получалось через лес идти, что ветки его совсем не цепляли, чего не скажешь про Святославу. Все ветки собрала, руки да лицо расцарапав, все ноги посбивала о пни да кочки.
***
Уже смеркаться начинало. Святослава было подумала, что заблудились они, да по улыбке молодца поняла, что верно идут. Видимо, и Киев рядом. Преодолели они последние деревья и предстали пред градом стольным. Только поле широкое да заснеженное от него отделяло. Девица сразу это поле вспомнила, чай, на нем на санках каталась. Знала бы тогда, к чему приведут эти катания, ни в жизнь бы не поехала, хотя… Кое о чем ей приятно будет вспомнить. И купеческая дочь вся от стыда покраснела. Нелегко признавать, что ласки Ярослава ох как по душе пришлись.
Сотник же опять вперед устремился, уже к стенам града. Святослава снова за ним чуть ли не бегом побежала. От созерцания Киева сердце ее заныло, застонало болью, наполняясь естественной тревогой девичьей. А Ярослав, как назло, ни слова не говорит. Но то понятно, молодцы никогда о бабах не думают, когда свое дело сделают.
– Ярослав, постой! – крикнула она ему в спину, не выдержав напряжения душевного.
Сотник остановился и посмотрел на девицу непонимающе. Чай, Киев уже рядом, что ей еще надобно?
– Ярослав, – обратилась к нему Святослава, когда ближе подошла. – Мы уже у Киева, так скажи мне наконец, как жить-то дальше будем, после всего?
Дружинник сначала не понял, о чем его спутница толкует, но потом, видимо, его озарило. Вон каким хмурым стал.
– О чем ты? – только и спросил витязь, своим вопросом круша все надежды девичьи.
– Как о чем? – обомлела та. – Ведь не девка я теперь.
– И что?
– Как что?! – вскрикнула Святослава, а злость пронимать её стала. – А то, что позор на мне. И ты к нему причастен!
Сказала это девица да пожалела. У Ярослава лицо такой свирепой яростью исказилось, что страшно было на него смотреть. Но сотник тут же взял себя в руки и спокойно ответил, язвительно улыбнувшись:
– А-а-а, вот ты о чем. Да не переживай так! Ты, чай, не первая и не последняя, кого я опозорил.
Святослава обомлела. Уж лучше бы он разгневался, чем это холодное спокойствие и язвительная усмешка.
– Но, Ярослав, ты же меня принудил! Я бы и не опозорилась, если бы ты не понаси…
Святослава не успела закончить, что сказать хотела, как сотник к ней близко подлетел да жестко за руку дернул, сверкая гневно глазами серыми.
– Так, значит, принудил?! Теперь это так называется, когда девка сама к молодцу ласкается? Я помню всю ночку прошлую. И не было в том принуждения.
Купеческая дочь ничего не смогла на это ответить. Правда глаза колола. Если в первый раз она не по своей воле отдалась, то все последующие точно сама хотела. Что тут скажешь?
– Разве не ты меня тогда из хижины хотел выгнать в ночь да глушь лесную? Вот и отдалась, жизнь спасая, – пыталась она оправдаться.
– А если б ты была девкой честной, пошла бы прочь из хижины. Но я бы не дал тебе помереть в лесу, не для того спасал. Возвратил бы тут же да пальцем не тронул. Просто решил проверить тебя тогда. Вот и проверил!
Святослава рот открыла от услышанного. Так это всего лишь проверка была? И вовсе он не собирался ее волкам на съедение отдавать? Как же сотник жестоко с ней поступил!
Тут такой гнев праведный обуял девицу, что она зарычала, словно рысь раненая, да набросилась на Ярослава с кулаками.
– Ах ты подлец, мерзавец, тать! Как ты посмел меня так обмануть? Я тогда и вправду решила, что ты меня волкам отдашь! А ты? Подлец! Ненавижу тебя!
Святослава впала в неистовство! Изорвала молодцу тулуп, расцарапала руки сильные, коими он сдержать ее пытался, а теперь рвалась глаза ненавистные серые выцарапать. Оскорбленная гордость девичья требовала отмщения за обиду смертную да за позор бесчестный!
Ярослав отбивался от нее да силы не рассчитал, когда отмахнулся не глядя.
– Хватит! – крикнул он ей. – Знай свое место, девка!
Святослава, от боли на снег осевшая, расплакалась от унижения.
А сотник был беспощаден. Стал дальше мучать словами жестокими.
– Ты, видно, надумала, что в женки свои позову? Вспомнила, как я слабину проявил два лета назад? Да только с тех пор я ума-разума набрался. Понял, какое вы все сучье племя да змеи подколодные. Вот и сейчас: сама ночью ко мне ласкалась, а вину на меня за все переложить решила? Не бывать тому! Даже если и есть в том моя вина, все равно ни одна девка позором своим не женит меня на себе. Вон я их сколько опозорил! И пока не женат, как видишь. Ты для меня, как и все остальные, ничуть не лучше. Так что можешь слезы свои понапрасну не лить, не поможет. У меня таких, как ты, с дюжину было! Всех и не припомню. Не того ты своей девичей честью заманить решила, девица, просчиталась. Вот сама теперь и выбирайся, как можешь, чай, ты лживая лиса, надумаешь, что муженьку будущему сказать про девичество потерянное.
И Ярослав окинул ее презрительным, уничтожающим взглядом да пошел прочь к Киеву, оставив одну на снегу сидеть.
У Святославы же все вскипело внутри. Просчиталась? Честью заманить решила? Сказал ей то, будто срамной какой-то, да давно уже поруганной, словно и не была она с ним девицей невинной в первый раз.
Вскинулась купеческая дочь со снега что есть мочи. Сверкнула глазами своими яркими да закричала в спину молодцу, что уходил от нее стремительно, оставив одну-одинешеньку с позором девичьим.
– Я любила тебя! – закричала диким голосом, заставив Ярослава остановиться. – Любила все эти два лета! Ни к кому в женки не шла, тебя ждала! А ты? Ты предал мою любовь, чувство честное. Так и майся теперь всю жизнь! Не будет тебе теперь покоя вовеки, ибо всех богов я призываю на твою голову, чтобы отомстили за мой позор бесчестный! Чтобы наказали твое сердце холодное и раскололи его на части, словно льдинку бездушную! Майся, Волк, всю жизнь майся!
Крикнула то Святослава, да тут же умчалась в зорьку вечернюю прочь от стен городских. Ярослав же побледнел от слов ее гневных, хотел было кинуться за девкой и побить как следует, но та уже исчезла в полутьме. Как сотник ни прищуривал свой взор зоркий, не увидал ее более. Сплюнул на снег от злости да пошел к Киеву. Не убоится он слов девичьих, чай, сам Перун ему покровительствует, а он бог главный, от всех напастей защитит.
Да только все равно на душе тяжело было. Чувствовал, что нехорошо поступил. Хотел лишь сердце свое от чар Святославы защитить, вот и наговорил грубостей, чтоб она обиделась и не приставала более. А оно вон как вышло. Видно, сильно девку задел. Ну, ничего, в Киев как возвернутся, постарается свою вину загладить. Чай, не было в нем того равнодушия, о коем он сказывал. Глаза изумрудные девичьи снова в душу молодцу запали, как когда-то, да и сладость её уже вовек не забыть. Раз попробовав, не оторваться. Только она одна сможет жажду утолить молодецкую, только она одна сможет согреть сердце Волка.
***
Однако Святослава не вернулась в Киев ни в первый день, ни во второй, ни через три дня. Ярослав уже нервничать начал и посылал тайно своих дружинников на поиски, да те ни с чем возвращались. На все расспросы ее родных да люда киевского сотник не решился правду сказать, а именно что поссорились они уже под стенами града, после чего дочь купеческая и исчезла. А не решился сказать потому, что слава о Волке мрачная ходила, мол, жесток он с девицами. Вот и начнут люди судачить, что это он Святославу погубил. Оттого сотник и стал ложь сказывать, а на все расспросы отвечал, что вовсе девицы не видел, мол, и не нашел ее тогда, когда спасать бросился. Что сани в речке бурной утопли вместе с конями, с обрыва сорвавшись. Купец Никита Кузьмин, отец Святославы, ходил белее белого. Он уже смерился с тем, что дочери давно нет на этом свете.
Но Ярослав знал, что девица жива, чувствовал то да поиски Святославы продолжал. Сам было пошел по лесу искать, дружинникам не доверяя. Но ни следа девицы не обнаружил. В сердце тревога закралась, что с купеческой дочкой случилось что-то неладное. Может, она в лес возвернулась, да там зверь дикий задрал? Но ни одежды, ни следов крови либо костей человеческих тоже не отыскалось. Святослава как сквозь землю провалилась. Сотник еще месяц до самой весны теплой в лес ходил, девицу разыскивая, но та бесследно исчезла.
– Перестань маяться, – сказал ему как-то Радомир. – Нет ее уже в живых.
– Чувствую, что жива, вот и ищу.
– Даже если и жива, она уже очень далеко. И не найти вовек. За месяц можно было до Хазарии пешим дойти.
– Что же ты предлагаешь делать, Радомир? На мне эта вина. На мне! – и Ярослав схватился за голову. – Такого ей тогда наговорил, вот и ушла прочь.
Радомир посмотрел на друга своего и соратника, да только вздохнул тяжко. Все знал, что между ними случилось в тот день. Ярослав сам рассказал, не мог один тяжкую ношу на себе нести.
– Того, что сделано, уже не вернешь, Ярослав. Жить надобно далее. Святослава – девка умная да красивая, с ней ничего дурного не станется. Найдет себе и терем добрый, и мужа хорошего. Ты лучше о себе подумай.
– Не могу о себе думать. Все о ней.
– Думами уже ничего не изменить. Отпусти ее… Найди себе какую-нибудь девицу хорошую, полюбись славно. Глядишь, и начнешь забывать дочь купеческую.
Ярослав решил прислушаться к совету. Нашел себе девицу хорошую и полюбился с ней, надеясь забыться в объятиях новых. Да не смог. Все дочь купеческая стояла пред глазами с очами яркими, изумрудными. Вот и стал любить не ту девицу, а Святославу, нежно лаская и томные слова на ушко приговаривая. А когда очнулся витязь поутру от сновидений сладких, потянулся было к девице, да и понял, что не Святослава с ним рядом лежит, а совсем другая баба. Выругался сотник княжеский, поднялся с перины и в сторону отошел. Не мог поверить глазам своим. Как сейчас помнил, что Святослава с ним всю ночь провела. Да, небось, то лишь видение было.
– Ты чего с утра ругаешься? Чай, не понравилось? – спросила ехидно девка, что на перине возлежала.
– Все понравилось, – нахмурился сотник. – Но ты лучше к себе иди. Один побыть хочу.
Девица оделась и вышла из терема с видом обиженным. Чай, старалась ночью его обхаживать, а теперь за дверь выставил, словно и не были близки ночкой темной. Но Ярославу не было дела до ее обид. Как только девка вышла из хором сотника, сел за стол деревянный да голову руками стиснул.
– Чай, сбываются твои слова, Святославушка. Не видать мне теперь покоя, буду всю жизнь маяться за вину свою.
Радомир его таким в тереме и застал. Сидит себе сотник, руками голову сжимая, да о чем-то думает.
– Ты чего задумался? Опять о ней?
Ярослав лишь кивнул утвердительно.
– Тогда я вовремя пришел. Новость первым скажу тебе хорошую.
Сотник оживился, поднял голову. Неужели Святослава нашлась?
– Князь Киевский возвращается! Уже на подступах к городу. Через три дня прибудет. Да возвращается не просто так, а с победами славными!
Ярослав выслушал друга, но не проявил той же радости. Еще больше погрустнел. Не то его сейчас заботило. Радомир, заметив, что сотник и дальше сидит в печали, рассмеялся громко.
– Я б на твоем месте так не горевал! Князь в Киеве долго усидеть не сможет, вон, уже на Византию посматривает да на болгар. Волка верного непременно возьмет в походы славные. Ты как меч в руке почувствуешь, так и уйдут прочь все печали.
Напоминание о походах ратных и мече верном заронили в сердце Ярослава надежду на избавление от глаз изумрудных, душу мучающих. Друг прав был. Хорошую новость принес. Улыбнулся ему сотник княжеский.
– Ай да Радомир, вот и друг верный! – и обнял он товарища старшего. – Мне бы в дело ратное с головой уйти, а там и жизнь начну сызнова. Чай, Перун мой покровитель, вот и поможет обо всем забыть, когда я ему послужу, кровушку вражескую проливая.
И Ярослав снова обнял десятника своего дружески. Избавление само шло к нему. Чай, через три дня уже будет в Киеве.
Глава 18
Великий князь Киевский Святослав въезжал в град свой престольный после славного разгрома Хазарского каганата. Все, от люда простого до бояр, приветствовали его криками да шапки вверх подкидывали. Княгиня Ольга с сотником Волком встречали его подле хором княжеских.
Ярослав, конечно, рад был возвращению князя, но невольно нахмурился от вида дружины его славной. Он должен был с ними быть да хазар громить, а не штаны в Киеве весь год просиживать. Святослав заметил хмурый взгляд сотника, сразу поняв, отчего тот осерчал:
– Чего нахмурился так, сотник? Кто на поле ратном кагана убил, кто в Саркеле мне ворота открыл да перебил там хазар полдюжины?
– А Итиль да Семендер с тобой не брал, вот и нахмурился, – ответил Ярослав.
– Ничего, Волк, еще будет тебе дело ратное, славнее прежнего. Есть враги у Руси и посильнее хазар. Там без твоей смелости и хитрости никак не обойтись.
Слова князя целительным бальзамом на душу Ярослава пролились. Подержит он еще меч боевой да порубит врагам головы!
Увидев, как дружинник от его слов приободрился, князь рассмеялся и, хлопнув сотника по плечу, добавил:
– Тебе все кровь проливать да головы сносить! Женить тебя надобно, а то что с тобой делать, когда всех врагов Руси изведем?
И Святослав вошел в хоромы свои, а за ним княгиня Ольга. Волк же замер на месте от слов княжеских. Святослав его женить удумал? Да что ж он ему плохого сделал, что князь решил его так наказать! А может, просто пошутил правитель? И Ярослав, решив, что это шутка, спокойно вошел вслед за ними.
Киев три дня и три ночи праздновал возвращение Великого князя. Славная победа над хазарами всем кровь горячила, медовая рекой лилась.
На пиру княжеском воеводы, сотники да бояре речи хвалебные Святославу сказывали да хмельное из ковша пили, до самого дна его осушая. Так и гуляли, пока не окосели полностью. Ярослава же хмельное не брало, хоть и пил на равных со всеми. Сидел, о чем-то задумавшись, пока сам Святослав его не окликнул:
– Эй, Волк, присядь подле меня, хочу с тобой толк вести!
Сотник сел рядом с князем.
– Думаю я, что пора нам земли Руси раздвинуть. Двигаться к морю хочу.
– Это на Византию, что ли?
– Э, нет, брат, Царьград – крепкий орешек. Да вот владения византийские, что в Таврике, послабее будут.
– Ну что ж, хороша земелька там, пригожая, – улыбнулся волчьим оскалом сотник.
– И я о том же. Но чтобы завоевать нам земли новые, чуть окрепнуть стоит, после хазар восстановиться. Я думаю пока племена соседние покорить, вятичей к примеру. Уж больно независимые стали.
– Но вятичи наши друзья, они вон и воев дали.
– Вот поэтому и хочу, чтоб они под Русью были, мне такие вои и далее нужны. Так пойдешь со мной к вятичам?
– Пойду, князь. Хоть на край земли пойду!
– Знаю, за то и ценю. Да вот только до этого женим тебя.
Волк нахмурился.
– Я было подумал, что это шутка…
– Нет, таково мое твердое намерение, – сказал князь. – Ты вой славный, вон и сотник уже в годы молодые. Такие, как ты, должны за собой потомство на Руси оставлять.
– Но мне женитьба не мила, мне бы меч острый да кровушки вражеской! Зачем мне баба, что я с ней делать буду?
– Да как что делать? Детишек ораву, вот что!
Волк задумался. Дети-то, конечно, хорошо, вон у Радомира уже малец родился, сын первый. Но баба?!
– Ты слову моему не перечь, раз сказал, что женим тебя, значит, женим. И девку славную найдем, из боярских.
Сотнику ничего не оставалось, как смолчать. Раз князь так хочет, значит, быть свадьбе, хоть с боярской дочкой, хоть с крестьянской. Да только на сердце его тяжело стало. Образ Святославы снова пред очами возник, как видение. Искрится вся золотом да улыбается призывно глазами изумрудными. Если бы на ком он и женился, так только на ней! Но сгинула купеческая дочь, никто ее более не видывал. Толи в чаще погибла лесной, толи ушла в земли далекие, там и схоронилась. А ему жить дальше надобно. Детишки – доброе дело. Только ради них и стоит бабу в дом привести.
***
Через неделю князь вызвал к себе в хоромы сотника верного. Пришел Волк, а там девица стоит с отцом своим боярином да дружиннику улыбается.
«Неужто на ней женится?» – подумал Ярослав, приглядываясь к той. Хороша была дочь боярская. Волосы чернявые, очи голубые, губки ягодкой да щечки наливные, розовенькие. Вся как яблочко стоит, такая же крепкая и свежая. А грудь пышная да бедра широкие говорят о том, что много молодцев славных нарожает Киеву.
Святослав заметил, как сотник внимательно невесту рассматривает.
– Радмила ее имя. Из семьи хорошей, дочка боярина Суслова, приданое знатное за ней дают. Да и сама вон какая крепенькая, чай, сыновей много нарожает. Берешь в женки девицу?
– Беру, – ответил Волк не задумываясь, ведь все равно поженят.
На том и порешили. Свадьбу назначили на Купаловы гулянья, что в летнее солнцестояние праздновались. Волк дом для невесты готовить начал, Милу попросил о том позаботиться. Нужную утварь по ее указке закупил да перину обновил с подушками. Но грусть из сердца не уходила. Свяжет он свою жизнь на веки вечные с бабой незнакомою, а что от нее ждать, неведомо.