Kostenlos

Киевская Русь. Волк

Text
11
Kritiken
Als gelesen kennzeichnen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

– Какая же ты у меня умница. Как женюсь на тебе, станешь царицей прославленной.

Теперь рассмеялась Тодорка.

– Не обещай того, что не сделаешь. Знаешь же, что царь никогда не разрешит нам пожениться…

«Ага! Значит, не из царской семьи. Полюбовница просто царская! Хорошо, что не схватил ее. За такую, как она, град не отдадут», – размышлял Волк, все подслушивая да за всем наблюдая.

– Но когда я царем стану, сам повелевать буду. Вот тогда…

– Ты сначала русов побей, а потом и царем станешь, – усмирила Тодорка пыл болгарина.

Но Борис не обиделся. Еще пуще стал смеяться. Видно, и любил девицу за язык острый да ум находчивый.

– Побьем русов, побьем, – шепнул ей на ушко.

Да не удержался. Отодвинул шелка белые с шейки своей полюбовницы и поцеловал кожу персиковую. А сквозь ткань дорогую блеснула коса девичья, златом отливая.

У Волка тут же развеялись все сомнения. Это была Святослава!

И тут же ярость в нем подниматься стала. Он все два года о ней забыть не мог, маялся. Вон и жизнь его наказала, жену нелюбимую послав да дочку равнодушную. Но он все стойко принял, знал, что за гибель девицы неповинной расплачивается. А девица невинная вовсе и не сгинула, как он ранее думал. Живет себе припеваючи и горя не знает, в отличие от него! Вся в шелках да в жемчугах редких. И сапожки златые. Да самого царевича в полюбовники себе выбрала. Вон как лобызается, бесстыжая. Да с кем? С врагом Руси Киевской!

Хотел было сотник наброситься на них обоих да заколоть тут же пред палатами царскими, чтоб не срамила девка русская свой народ, а царевич не лобызал ее кожи нежной, да не успел. Вышел из палат тот советник, коего он хотел языком сделать.

«Спокойно, Волк, – сказал сам себе сотник княжеский. – Сейчас главное – советник царский. А со Святославой ты позже разберешься. Не уйдет от суда твоего за то, что с врагом снюхалась да против Киева наставляет. Не уйдет!»

И снова Волк за стогом сена замер. Теперь за советником стал следить. А парочка царская, что смеялась да лобызалась бесстыдно, его уже не интересовала. Придет время, за все спросит!

***

Советник же, царевичу да полюбовнице его поклонившись, пошел прочь со двора царского. Когда и парочка ушла в палаты, а во дворе никого не осталось, Волк за советником кинулся. Проследил того аж до его хором. Как ночка на град опустилась, так и залез в покои советника да нож к горлу приставил.

– Не ори, тогда не прирежу! – тихо сказал он болгарину.

А тот даже и не думал кричать. От страха за шкуру свою онемел весь да затрясся. Волку его поведение понравилось, правильного языка выбрал.

– Толковать с тобой хочу, – сказал он советнику, нож слегка отодвинув.

– О чем, рус славный?

– Да о граде твоем, кой мы голодом изморим сначала, потом трупы воинов с лошадьми закидывать через стену станем, чтобы мор вас всех взял, а потом весь сожжем да баб понасилуем на крови их собственных мужей, умерших в агонии бесславной.

Советник сглотнул слюну тяжко да глаза от ужаса расширил.

– Да ты не боись, тебя не тронем, – улыбнулся Волк.

– Это почему же?

– Потому что ты нам поможешь, и князь Киевский тебя своим советником назначит. Будешь в Киеве жить – не тужить, боярином станешь. На злате яства вкушать начнешь да женку свою каждый день любить. А коли женка надоест, будут тебе другие девки-красавицы, чай, у нас их много.

– Ты что же, мне предать предлагаешь?

– Почему сразу предать? Избавить град свой возлюбленный от мук пожара да крови. Если поможешь, то болгар простых бить не станем, отпустим с миром. А не поможешь, всех вырежем, ни старика, ни младенца не пожалеем. Всех до одного. Ты ведь наслышан о нашей лютости?

– Наслышан, наслышан, что вы в Саркеле натворили. Был град, да не стало.

– Вот и ваш град такая же участь ждет, если князь Киевский разозлится. Все равно Преславец наш, и ты о том ведаешь. Византия не станет помогать. Она нам за то заплатила, чтоб мы вас разбили.

Советник задумался. Знал, что правду рус говорит о Царьграде. Те подлую политику вели, хотели чужими руками соседа грозного сломить, златом князя русского на земли болгарские приманив.

Волк же, чтобы время не терять да не давать советнику думать, свою речь продолжил:

– Вот ты скажи, что у вас там с водой? Поговаривают, что она всегда в граде есть.

– А кто о том поведал? – удивился советник осведомленности руса.

– Да все в городе поговаривают, чай, рты не могут держать на замке.

– Нет, с водой ничего не выйдет. Она из-под земли бьет. Да источник очень глубокий. Ни попортить, ни перекопать.

– Тогда с чем выйдет?

– Есть в стенах дверь потайная… – тут советник запнулся, понял, что невольно предателем стал.

– Да ты не бойся! Как я сказал, что в Киеве на злате есть станешь, так и выйдет.

– А как вы меня вытащить из Преславца собираетесь? – начал торговаться советник. То, что предаст, и так понятно было. Теперь осталось обсудить мелочи, кои очень важными были.

– Мы когда нападем в условленный день, ты в хоромах своих укройся. Я прикажу тебя охранять, чтоб наши же не пожгли. А как утихнет все, так я тебе коня дам, чтоб прочь из города скакал да князю Киевскому кланялся. Он о тебе знать будет. Скажу ему, что ты свой человек.

– А если обманешь?

– У тебя только два выбора. Либо погибнуть со своими да женку моим другам отдать на поругание, либо рискнуть и стать боярином славным в Киеве. Но в одном могу точно заверить: князь никогда тех не бросает, кто ему помогает. На том клянусь!

И сплюнул Волк смачно на пол, якобы подтверждая слова свои жестом варварским.

– Тогда слушай. Ну а коли обманешь, боги тебе судьи! – залепетал советник царский. – Есть в стене лаз потайной. Для лучников сделан, чтоб они незаметно на стенах появлялись да исчезали так же, противника с толку сбивая. Чтоб подсчитать не смог да определить, где силы главные. В лаз тот проникнуть можно только со стороны града. Но в одной части лаза стена уже давно прохудилась. Царь о том не ведает. Там подкопать можно и проникнуть в лаз, что меж стенами идет. А из лаза уже и в град попасть немудрено.

– Толково говоришь, болгарин, – сказал довольный сотник. – Да сам-то ты откуда о лазе знаешь?

– Я инспектор сооружений городских. Вот и заметил. Отчет положил царю, а тот его вниманием не удостоил. Теперь пусть сам на себя и пеняет.

– Важная у тебя должность, инспектор сооружений, очень важная, – ухмыльнулся Волк. – Где же стена прохудилась?

– А вот здесь, – и нарисовал на пергаменте советник план стены, да указал крестиком место непрочное. – Там еще рядом ручеек протекает. Из-за него стена прохудилась. Вода подмыла камни со временем.

– Ладно говоришь. Только смотри, советник, – и Волк схватил его за шиворот рубахи ночной, – я свое слово сдержу, а если ты меня предашь, то мои дружинники тебе публичную казнь устроят. Меж лошадьми разорвут, а потом собакам останки твои скормят.

– Что ты, что ты? Да как я предать могу такого молодца! Все знают, что тебя Волком лютым кличут, что боги тебя любят да победы шлют. Я бы никогда не решился.

Сотник отпустил советника царского.

– Тогда пойду я.

– А когда копать-то начнете? – поинтересовался болгарин.

– А это уже не твоего ума дело. Ты лучше готовься в Киев отбыть.

И Волк уже хотел было уйти, да обернулся.

– Ты мне вот еще что скажи, что за девка у Бориса-царевича?

– Ты о Тодорке толкуешь?

Волк утвердительно качнул головой.

– Ох, девка та опасная. С ней все боятся связываться. Умна больно да жестока. Быстрая на расправу, коли что не по ее сделается.

– А как она до царевича добралась? Чьих будет?

– Да ничьих! Никто не знает, откуда взялась и зачем прибыла. Царевич ее в граде случайно встретил, а она своего не упустит, вскружила голову ему тут же. Так и оказалась в царских палатах.

– А где она почивает, сможешь указать?

– Ты и ее задумал уговорить на предательство? Не согласится Тодорка. Она русов не любит, и все о том ведают. Быстрей ты головы лишишься, чем она на сговор пойдет.

– За мою голову не беспокойся. И не на сговор мне к ней надобно. Другой толк есть. Так где ее покои? Ты же инспектор по сооружениям, наверняка знаешь, где спит девица.

– Знаю, как же не знать! Сам к ней хаживал да палаты проверял, где златая лепнина от стен отвалилась.

Начертил на пергаменте советник покои Тодорки да сказал напоследок:

– Ты смотри, сам на ее чары не попадись. Девка больно хитрая!

Волк лишь ухмыльнулся в ответ и обратно через окно вылез.

***

Знал сотник, зачем шел к полюбовнице царской. Не за чарами, а за предсмертным криком ее. Придушить хотел собственными руками предательницу.

Когда к палатам царским приблизился, затаился сначала под покровом ночи. Ждал, когда караул обход свой сделает. И только после того как стража удалилась, бросился на стену. Да и залез, чай, силы и удали в нем много было. Пробежал через царский двор и в палаты вошел. Стражники все спали, громко похрапывая.

«Славно охраняют, когда враг на пороге стоит!» – подумал сотник и дальше двинулся. Тихо бежал, еле слышно.

Вот и покои перед ним девичьи. А вдруг и Борис там? Придется и его придушить. Отворил сотник дверь да зашел внутрь. Краем глаза увидел лампаду, в кой фитиль еле догорал. Взял ее и стал осматриваться. Подле стены перины какие-то лежали, но на них никого не было. Почуял, что не Святослава здесь спит, скорее, служанка. Тут же заприметил напротив себя еще одну дверь. Туда и устремился бесшумно. Вошел. Снова осмотрелся. Слева какая-то люлька маленькая стояла, а справа Святослава почивала, рассыпав свои златые волосы на подушках белоснежных пушистых. Рядом с ней никого не было. Вот повезло, не придется меч славный о царевича марать! Поставил Волк лампаду на столешницу, что подле него была, дверь за собой на замок затворил, да и подошел к постели девицы.

 

Святослава спала безмятежно, улыбаясь чему-то во сне. «Чай, полюбовника своего представляет, предательница подлая!» – гневно подумал Волк.

Достал он меч тихо из-за спины и хотел было уже провести по горлу девицы лезвием смертельным. Да рука застыла. Не решился сотник вот так Святославу погубить. Столько лет о ней думывал, мучался. Да и во сне только тати убивают. А он не тать, он пришел суд праведный вершить!

Волк еще раз посмотрел на Святославу. Красавица такая беззащитная была и пригожая. И тут она перевернулась на другой бок. Волк было подумал, что разбудил ее. Но Святослава продолжала спать сладко и невинно. И только сейчас сотник заметил, как из-под рубахи ночной ножка стройная выглянула. Сотник сглотнул нервно. Давно он такой кожи мягкой да персиковой не ласкал. Ох как давно, чай, с последней их встречи. И тут взыграл в нем огонь мужицкий, да такой сильный, коего он уже давно не чувствовал ни к одной девице. И решил сотник сначала понасильничать предательницу, а уж потом погубить.

Протянул к ноге девичьей руку свою горячую да стал ласкать кожу нежную, рубаху все выше и выше задирая. Тут Святослава проснулась.

– Борис? – сквозь сон спросила. Но в ответ полюбовника своего не услышала, а ногу кто-то еще пуще ласкать стал.

Красавица молниеносно выхватила кинжал из-под подушки и полоснула гостя незваного с размаху. Волк чудом спасся от удара смертельного, только удаль молодецкая и помогла от лезвия увернуться, но все равно девица его зацепила, руку поранив до крови алой.

Волк от кровати отскочил и заругался на чем свет стоит.

Святослава тут же с подушек сорвалась и устремилась к двери, но та была заперта и без ключа. Тогда девица стала кричать, служанку вызывая, но Волк ее опередил.

– Там никого нет, не старайся, – сказал он ей на славянском родном, киевском. Знал, что поймет его Тодорка, чай, сама с Руси была.

Святослава обернулась, кинжал грозно перед грудью выставив.

– Кто тебя ко мне послал? Князь?

– Никто меня к тебе не посылал, сам пришел.

– Зачем? Что тебе надобно? У меня нечего брать.

Волк рассмеялся с издевкой.

– А я и не тать. Я пришел суд праведный над тобой вершить! – и шагнул он к ней вперед, к свету лампы поближе, чтоб девка могла его рассмотреть.

Святослава долго всматривалась в образ, что в полумраке стоял. На нее же глаза смотрели серые да холодные, а лицо было обрамлено локонами белокурыми, что на плечи спадали.

«Должна узнать! Всего лишь два годка прошло. Неужто позабыла?»

И тут Святослава все вспомнила. Ахнула, когда поняла, кто перед ней стоит. Опустила кинжал да к стенке откинулась в ужасе.

– Не может быть, не может быть того, – твердила, как ополоумевшая.

Волк же меч в руки взял, подошел к ней да приставил лезвие холодное к горлу.

– За все ответишь Святославушка, за все.

– Мне пред тобой отвечать не за что, Ярослав. Меня боги и так прокляли за те беды, что я на голову твою призывала тогда под Киевом. Вот и забери мою жизнь бесславную, коя только в тягость стала.

– Прямо-таки в тягость? – сверкнул сотник глазами серыми гневно. – Мне сказали, что хитра ты больно стала, вот и сейчас обмануть надумала? Где же в тягость, коли ты в шелках да в жемчуге ходишь? Не родилась еще ни одна девка на свете, коей бы в тягость такие богатства были. Да и полюбовничек у тебя вон какой, кровей царских!

И Волк прижал ее к стене сильно да лезвие жестче приставил. Не обманет его!

– Только мне одной ведомо, сколько бед я вынесла, чтоб шелка да жемчуг меня окружали, – промолвила Святослава, чуть дыша. – Когда убежала от тебя тогда, думаешь, сразу в царские покои попала? Нет, Ярослав, дорожка та долгая была да болезненная. Но тебе плакать о том не стану и время отнимать. Делай, за чем пришел! – сказала повелительно.

И Волк было уже решился лезвием провести по шейке лебединой предательской, как позади голос детский услышал:

– Мама?

Сотник обернулся. Не думал, что в опочивальне еще кто-то есть. На него из маленькой кроватки, что справа стояла, смотрел малец.

Волк сразу сообразил, что это сын Святославы. Видно, от царевича своего понесла. Может, и этого щенка прибить, тем самым девке отомстив, что с врагами Руси спуталась.

Будто прочитав его мысли, Святослава бросилась между ним и кроваткой.

– Меня убей, коль сердце твое крови хочет, но сына не трогай, он ни в чем не виноват!

– Виноват, – грозно сказал Волк да холодно. – Уже тем виноват, что от врага нашего рожден.

– Он не от Бориса! – вскрикнула девица. И тут же добавила: – Нагулянный от насильника, в чьем доме служанкой была.

Но не поверил ей Волк. Знал, что хитрит девка, мальца спасти хочет от участи страшной. Подошел он к Тодорке и оттолкнул жестко рукой от кроватки детской. Красавица же на него набросилась, будто с цепи сорвавшись. Стала кулаками бить да зубами острыми за руки кусать.

«Вон как волчонка своего защищает!» – выругался про себя сотник. Но утихомирил девицу ударом сильным по голове. Та на пол осела, однако рукой случайно кинжал нащупала. Вскочила снова и сзади на сотника набросилась. Хотела кинжалом спину его проткнуть. Но Волк ловко лезвие острое из рук слабых женских выхватил, да и выбросил в окно. А Тодорку оттолкнул, да так сильно, что она в другой угол покоев отлетела, спиной в стену впечатавшись.

– Чтоб не мешала более, – только и сказал холодно.

И подошел к кроватке детской.

Святослава вся обмерла. Не могла ни слова сказать. Еще миг, и не станет сына ее любимого, коего она в таких муках выносила. Поняла, что уже его не защитит. Если бросится снова, то Ярослав еще быстрее ребенка прикончит. А так, может, сжалится над мальцом, не захочет детоубийцей прослыть.

Волк же вплотную к кроватке подошел. Малец сидел прямо и без страха глядел на своего убийцу. Не понимал еще, что с ним сейчас станется. Вот и смотрел глазами широкими, не моргая, да внимательно смотрел, прищуривался. Волк тоже внимательно на мальца посмотрел. На сердце кошки скребли, не хотел малыша такого смелого бесславно убивать. Чай, воин хороший вырастет. Сотник отошел от кроватки немного, хотел, чтобы лампада осветила дитя храброе. И увидел у малыша волосы златые, как у матери, да глаза серые.

У Волка что-то внутри оборвалось. Подошел ближе, взял ребенка руками сильными, из кроватки вытащил да поднес к свету масляному, чтобы тот его всего осветил. И глаза его серые в детские уставились, точно такого же цвета.

– Не может того быть, – сказал тихо сотник, – не может быть…

Но малец говорил сам за себя, глазами серыми на отца родного сверкая. И тут ребенок ему улыбнулся, рот широко раскрыв. А во рту том два клыка уже торчат, чуть меж другими выпирая. Суровое сердце Волка от радости негаданной запело. Сын его, родной сын! Не было в том сомнения. И на вид ему годка два уже. Все сходится! Вон как малец ему улыбается да не боится. Почувствовал волчонок кровь родную, признал отца своего сразу же!

Святослава, за этой сценой наблюдая, к Волку кинулась.

– Не твой он! Не твой! От купца местного нагулянный!

– Да не ври мне, баба. Вижу, что мой, да чую, как волк волчонка своего чует.

– Нет! – вскричала Святослава да стала сына у сотника отбивать. – Он мой! Не отдам!

Волк, атаку ее очередную выдержав, рассмеялся.

– Вот и сама подтвердила, что мой, вон как кидаешься за волчонка нашего.

– Не забирай его у меня, Ярослав, – взмолилась красавица, рухнув в ноги ему да расплакавшись. – Не забирай! Я его через такую боль и беды выносила, что он мой навеки. Я от всех напастей его защищала. Себя не жалея, его спасала. Не забирай от меня Никиту. Он единственная радость моя на земле этой. Из-за него и жива по сей день!

Защемило сердце у Волка. Не мог смотреть спокойно на слезы матери сына их общего. Но уже все решил.

– Ты хорошая мать, Святослава. Вон как защищала сынишку своего, вон как молишь о нем. Да только не могу я позволить, чтоб он среди врагов наших вырос. Чтоб родину свою не познал, да кто отец его настоящий. Он мой единственный сын, мой первенец. Выращу его воином славным да храбрым. Ты лучше успокойся. Чай, с царевичем еще нарожаешь.

– Нет! – вскрикнула Святослава. – Никто мне не нужен. Ни Борис, ни кто другой! Только сыночек мой, Никита. Не забирай, заклинаю тебя!

Волк лишь промолчал на слова ее последние да с сыном на руках пошел к выходу.

Святослава рыдала ему вслед, за ноги хватала, пытаясь удержать, но сотник все равно ушел, забрав с собой ее последнюю надежду на счастье. Так и осталась девица посреди комнаты на полу рыдать одна-одинешенька. И только под утро, выбившись из сил и от горя забывшись, уснула сном тяжелым. Так и нашла ее служанка в почивальне, на полу спящую, да лекаря тут же позвала.

***

В лагере же русичей было оживленно. Все уже прознали, что Волк вернулся с Преславца, языка добыв. Утром Радомир первым поспешил в сруб к сотнику. Хотел лично услышать рассказ славный о похождениях товарища в граде вражеском.

Зашел в избу радостный, но тут же обомлел. Сидит Ярослав на полу, ножом игрушки детские строгает, а подле ноги его малец играется.

– И это язык наш? – посмеявшись, спросил Радомир.

– Нет, не этот, – спокойно ответил сотник. – Язык в Преславце почивает. Я князю уже доложил о нем еще ночью, как возвратился.

– А этот тогда кто?

– Сын мой! – твердо ответил сотник. – Никитой зовут.

– Не может того быть, Ярослав! – удивился друг. – Где ж ты сыном так быстро обзавелся? Чай, ему под два годика уже. Так быстро дети не растут.

Ярослав помолчал, а потом ответил нехотя:

– Святослава здесь. От нее сын.

– Святослава здесь? Та самая Святослава из Киева?! Не может быть!

– Я тоже так подумал, пока сам с ней не потолковал в палатах царских.

– В палатах царских? Но как… – и Радомир запнулся.

– Да как и все девки! Забралась в постель к самому царевичу Борису. В шелках дорогих ходит да помыкает воями болгарскими. Вся важная такая да царственная. Я убить предательницу хотел. За то, что беду на мою голову накликала тогда под Киевом. За то, что душу всю мою вымотала, а сама в шелках все это время хаживала, Русь предав и врага нашего обхаживая. Да не посмел, когда сына увидел. Вот и решил оставить в живых в благодарность за Никиту.

– А ты уверен, что твой? – спросил Радомир, чуть замявшись. – А вдруг…

– Мой! – решительно ответил сотник на вопрос справедливый. – Чую волчонка своего. Моя кровь. Да ты сам на него посмотри и не спрашивай более.

Радомир подошел поближе к мальцу да взглянул на него пристально. Никита поднял глаза свои серые прямо к его глазам и улыбнулся. Сомнений не было. Сам сын Ярослава на него смотрел. Вон и оскал волчий, и клыки торчат, да и глаза серые, глубокие. Такие только у Ярослава и были. А волосы златые явно от Святославы.

– Твой, сам вижу, что твой. Да ты его, смотрю, без матери вознамерился воспитывать?

– Так если она с болгарами спуталась, змея подколодная! На кой воину русскому такая мать?

– Нехорошо задумал, друг мой, нехорошо. Сам двух сыновей имею и знаю, что без мамки тяжко ему будет. Как ни крути, а до возраста сознательного мальцы за бабью юбку держатся, не отпускают. Мои от Милы не отходят, хоть и любят со мной играть да на спину карабкаться, но чуть что, сразу к мамке жаловаться бегут.

– Ничего, и без матери вырастет. Зато волком станет закаленным, что в бабах не нуждается.

– Прямо как ты, что ли? – рассмеялся друг.

– Ты лучше помоги мне, Радомир. Найди няньку какую толковую, чтоб за мальцом смотрела. Кормила, купала вовремя. Ну, сам понимаешь.

– Да понимаю, для этого мамки как раз и существуют. Да боги с тобой, найду няньку. Только ты сам подумай, Святослава здесь, в Преславце. Сами звезды тебя к ней вновь привели.

– Это не звезды, это Перун привел. А что касается Святославы, она теперь болгарка и враг нам. Вот и буду поступать с ней, как подобает.

Друг промолчал в ответ, взор свой потупив. Слова сотника могли только одно означать. Святославу ждет такая же учесть, как несчастных хазарок в Саркеле. И Радомир не сможет ее защитить от лютостей сотника, ведь тот правильно сказал. Она теперь с болгарами, а значит, враг.

И Радомир из сруба вышел, рассказав по пути Мстиславу новость о сыне Ярослава, нежданно обретенном.

Глава 21

Тем же днем князь Киевский собрал совет из воевод своих да сотников верных.

– Вот здесь копать надобно, – указал князь на карту, где стена Преславца изображена была.

– Чай, по ночам копать придется, чтобы не заметили, – заключил Волк.

– Это ж сколько деньков копать будем? – спросил Свенельд.

– Сколько надобно, столько и будем. Иначе нам Преславец не взять. Слишком крепок.

– А тем временем будем изображать, что к штурму готовимся, – посоветовал другой воевода. – Так болгар отвлечем.

 

– На том и порешим! – сказал князь да план стены закрыл.

– А кто под стену полезет? – спросили его дружинники.

– Кто-кто? Волк полезет, чай, у него опыт уже есть ворота открывать. Коль случится какая заварушка на стене, только Волк нам град и откроет. А если и не откроет, тогда лучников снимет, чтоб мы по лестницам смогли взобраться.

Все посмотрели на сотника княжеского. Ответственное у того задание было. Коли провалит, не взять им более Преславец. Волк и сам то понимал, но обещался ворота открыть или хотя бы лучников со стен поснимать.

И стали дружинники подкоп по ночам под стену делать. Земли много было. Уже две ночи копали, да никак до прохудившейся стены не доберутся. Но место верное, вон и ручеек бежать быстрее начал, да только мешал копать.

А к князю Киевскому на третий день от болгар послы пожаловали. Да не одни, а с девицей красной, что вся в шелках была да в золоте. Тодорка вошла к Святославу в сруб, но лишь слегка поклонилась князю русскому и не воздала хвалы, как послы болгарские. На равных с князем решила себя вести.

– Ну, сказывай, Тодорка славная, зачем пожаловала, – обратился к ней князь по чину, хотя знал, что девка она русская, дочка купца киевского Кузьмина. Волк князю о том поведал, когда под утро с мальцом на руках пришел.

– О мире говорить послал меня царь.

– И что он предлагает?

– Оставьте град наш, возвратитесь в земли свои русские. Доростол же за вами признаем.

– Я не для того так долго тут торчу, чтоб оставить Преславец.

– Но вам и не взять его, – спокойно ответила девица. – Вода в городе есть. Ни попортить ее, ни перекопать. Запасы еды у нас тоже знатные. До следующей весны хватит. Это вам о себе заботиться надобно, как зиму пережить. В Доростоле, чай, тоже запасов маловато после разбоев ваших.

Князь улыбнулся. Вот девка умная, все знает, все проведала.

– Тогда мы просто вынуждены будем Преславец захватить. На возвращение в Киев у нас продовольствия тоже маловато.

– О том царь наш позаботится. И продовольствием обеспечит, и златом для дружины. Победителями в Киев вернетесь. Зачем так рисковать, когда уже Доростол ваш?

Дразнила Святослава его Доростолом да златом царским. Но князь решил так рано не сдаваться.

– Ну что ж, предложение царя твоего лестное, да только дружина моя на злато не согласится. Мои вои уже давно на Преславец облизываются. Я бы ушел, да они мне не позволят.

– А я думала, на Руси князь все сам решает и не дает волю людям недальновидным, коим слава князя да государства не так важны, как разбой и насилие.

– Ловко говоришь, Тодорка. Да только мой ответ «Нет»! Не уйдем мы из-под Преславца.

– Ты, наверное, великий князь, на языка рассчитываешь. Да только очень зря. Он нам под пыткой все поведал. И мы все части стены ненадежные укрепили да двойную охрану поставили. Так что придется зимовать вам под стенами Преславца. Да от зимовки той много бед будет войску русичей.

Князь спокойно девицу выслушал, не подав вида при ее словах о языке пойманном да о зиме грядущей.

А девица продолжала, почуяв, что попала в точку:

– С ответом можешь не спешить, Великий князь. Чай, времени до зимы еще много. Царь же дары прислал князю Всея Руси в знак своего уважения к противнику достойному.

Тут послы и выложили на стол пред князем и каменья богатые, и злато яркое. Святослав посмотрел на все это, но решил пока ответа не давать. Надобно с воеводами посоветоваться. Предложение-то ему девица непростое сделала. Стоит обдумать.

– Я все-таки подумаю, – сказал князь посланнице. – А за дары спасибо.

– Дары те во много крат умножим, чтобы Великий князь со славой в Киев возвратился, – и Святослава мягко ему улыбнулась.

Вот же девка! Вон как путает. Да только князь тоже хитер был. Решил теперь со своей стороны пойти в атаку. Знал слабое место девицы.

– Попроси, Тодорка славная, послов выйти. Я с глазу на глаз говорить с тобой хочу.

Тодорка велела послам удалиться, лишь одним пальцем на выход указав. Те сразу испарились, удивив своей покорностью князя русского. Девица заметила его недоумение.

– Не удивляйся, князь пресветлый. Мне много врагов пришлось удалить с дороги своей, многим кровь под топором пролить. Вот все они и боятся меня теперь.

– А не скажешь по тебе, Святослава, – обратился к ней князь уже на русском, да именем родным назвав. – Ты вся такая хрупкая да нежная.

– Это снаружи. Лишь видимость. А внутри все закалено, как металл. Но к делу, князь, что говорить хотел.

– Да сынишку твоего видел, Никиту.

Святослава замерла. Князь сразу понял, что задел девицу за живое.

– Откуда поведал, пресветлый? – лишь спросила она, взяв себя в руки.

– Волк сам рассказал. Может, и не сказал бы о нем ничего, если бы я его поутру с мальцом на руках не повстречал, когда он с Преславца в лагерь возвращался. Не мог не рассказать, я же князь его.

– И как Никита?

– Хорошо ему, да по мамке скучает уж больно.

Святослава взглянула на князя очами горящими.

– Он у меня его выкрал, как тать, как разбойник ночной!

– Так-то оно так, да только он отец ему родной. И имеет на то право.

– Не имеет! Я сама его выносила, когда Ярослав от меня отказался. Сама свой позор пережила! Сама его от врагов защитила. Он мой сын, не его!

– Да ты не горячись так, девица. Я тебе не враг. И чувства материнские твои уважаю. Может, и подсобить в чем смогу…

– Говори, князь, не томи душу! Я так поняла, сыном моим торговаться станешь.

– Раз все поняла, тогда открой нам ворота в Преславец. Я тебе сына возверну да жизнь твою сохраню. Такая славная девица, как ты, да умница, должна жить далее. Будешь мне помогать Преславцем управлять, когда я в Киев решу возвернуться. Чай, ты в граде как своя стала, лучше тебя посадницы мне и не найти. Вон как боятся тебя болгары, во всем станут волю твою исполнять.

Святослава внимательно слушала да молчала.

– Посадница из меня не самая славная выйдет, – промолвила наконец. – Ненавидит меня местная знать, что девка безродная выше их поднялась. Не примут.

– А я их всех на кол посажу. Надо же кровь чью-то пролить. Вот всех, на кого укажешь пальчиком, и посажу!

Красавица стояла в раздумьях. Видя, что девица колеблется, князь решил еще дожать.

– Ты же наша, киевская. И имя со мной одно носишь. Тебе с болгарами не по пути. Да и сынишке твоему среди своих лучше расти. А иначе у меня и не получится Волка уговорить Никиту вернуть. Не согласится, чтоб сын его среди болгар жил. Думай девица, думай. Тебе от того только выгода одна. Еще выше вознесешься, посадницей станешь.

– Я подумаю, – ответила Святослава нерешительно.

Вся величавость с нее мигом слетела. Пред князем стояла обычная баба, что за сына своего больше радеет, чем за царство. Ухмыльнулся от того князь себе под усы, да так, чтобы девица не заметила. Не хотел обидеть. Та еще согласия своего не дала на предательство, но уже была близка к такому решению. Чуял это Святослав.

– Сына хочу своего увидеть, – сказала Тодорка, к князю повернувшись.

– Что ж, не вижу причин для отказа, – ответил тот. – Мстислав! – крикнул караульному.

Дружинник тут же в избу вскочил.

– Проводи Тодорку славную к Волку нашему. Пусть с сыном повидается.

Мстислав чуть поклонился и жестом пригласил девицу за ним следовать. Святослава от князя вышла вся взволнованная. Наконец-то сынишку увидит.

Пока шли к срубу сотника, Мстислав все рассматривал девицу. Не выдержав, сказал:

– Сразу и не признал тебя, Святославушка. Вон какая ты теперь важная стала.

– Я бы тоже сама себя не признала, Мстислав, кто бы мне зеркало подал. Вот и не смотрюсь в него вовсе.

– Ты скажи мне, зачем же Русь на болгар променяла? Ведь наша же ты. Только не думай, что я тебя осуждаю. Просто знать хочу.

Святослава взглянула на десятника. Думала отругать за дерзость, да сдержалась. Мстислав был ей когда-то другом далеко ушедшей молодости.

– Я не выбирала судьбу, Мстислав. Когда с позором своим одна осталась, жизнь меня сама к болгарам вывела, где я и родила сынишку. Вот у них и осталась. Не на Русь же мне было возвращаться, где меня, чай, давно позабыли. И что бы я батюшке сказала тогда, что вернулась с ребенком нагулянным?

– Так не нагулянный же он. Отец-то известен!

– Он меня от себя прогнал да унизил. И не рад был бы, если б даже с ребенком воротилась.

– А вот тут ты не права, Святослава. Каждый бы сыну обрадовался. Ярослав о нем все два года мечтал! Да женка ему не смогла сынишку родить.