Дело было в лихие «девяностые»…

Ночью, когда палата уже спала, и видела сны, я проснулась от постороннего шума. Наша Сара сидела на подоконнике, и в форточку, разговаривала со своим мужем.

– Веня, – говорила она, почти шёпотом. – Ты мне больше сосисок и бананов не приноси, девочки из палаты оказались антисемитками, и нашу нацию, на дух не переносят. Они отобрали еду, и заставляли меня есть «плохое». Ты завтра мне копченую колбасу принеси. Только порежь её сразу, и прям резаную передай. А то и это отнимут, скажут, что нельзя такое есть – закончила она диалог, и закрыла форточку. Я, как авторитетный предводитель «стаи» женщин, насилу успокоила палату, которая конечно же все слышала. Потихоньку объяснив каждой, что это «шизофрения» в бытовом проявлении. И это не лечится.