Последние дни Пангеи. Первое чувство

Шаман ещё некоторое время созерцал сие неясное явление, а потом понял, что происходит, но вдруг виденье затряслось. Рошан стал слышать тревожные голоса, а красная звезда, что полыхала перед взором, внезапно разлетелась на осколки. Вождь сильней сосредоточил взор, и перед его зраком без кож и волос проявились людские силуэты…

Кострище – ночь вторая

Целый день в деревне только и ходили разговоры о вспышке в ночном небе и зародившейся звезде. И стар, и мал обсуждали новоявленное знамение. Сородичи с нетерпением ждали вестей из Храма Созидателя. Больше всех о случившемся болтали юные потомки. Они каждому взрослому и старцу, что проходил мимо, высказывали свои предположения о явленности. Очень много трёпа досталось и Варну. Он целый день провёл с подростками на тренировочной арене, и молодь постоянно задавала ремесленнику разные глупые вопросы: «А зачем загорелась звезда?», «А когда она погаснет?», «А будут ли ещё?»… Будто Варн зажигал небесные звёзды и нарочно ничего о них не рассказывал!

Встречались в поселении и те, кто даже не слышал о небесном чуде. Это были дозорные, сменившие посты в первой половине ночи. Но дети тут же вещали о таинственном свечении незнающим соплеменникам, и в стойбище к наступлению сумерек не осталось ни одного сородича, который не ведал о явленной звезде.

Как только умолк гул дневной живности, женщины повели своих чад на араукарии в шалаши. Всем мальцам велели готовиться ко сну, даже несмотря на их просьбы остаться в ночь со старшими хлопотать с Тотемом Пламени и заодно посмотреть на причудливые частицы раскалённой смолы и сияние красной звезды. Помогать возводить Кострище остались лишь будущие охотники – те, кому напутствовала вторая сотня лун.

С приходом сумерек загорелись первые звёзды. Безоблачное небо украсило ночное светило, а рядом с Луной, обратив на себя взоры дозорных, засияла и таинственная явленность… Первые люди зажгли светочи. Некоторые старцы по зову Хорда спустились с пещер. Наступила ночь.

В Шатре Пламени как обычно стоял шум-гам. Соплеменники собирались толпами у трапезных костров: женщины варили мясные яства и угощали ими молодняк и стариков, юнцы под руководством Аны и Варна возводили огненный тотем. Молодь очень торопилась с сооружением Кострища, невзирая на то что запалят его, когда Луна достигнет середины небосвода. Юным охотникам не терпелось увидеть огненные завихрения, и они считали, что чем скорее возведут Тотем Пламени, тем быстрее пролетит утомительное ожидание, поэтому суматоха в шатре стояла ещё та.

Задор и непоседливость молодых соплеменников постепенно поднимали настроение Ане, а она очень беспокоилась за вождя. Рошан до сих пор находился в единстве. Охотница знала, что раньше никто не пытался постичь обитель звёзд, и это настораживало её. Но веселье молоди помалу отвлекало женщину от тревожных раздумий, и порой она даже улыбалась и смеялась от всяких глупостей и неуклюжестей будущих охотников.

Вскоре в шатёр вошла Инга и несколько старцев. Знахарка тут же углядела светловласую охотницу и не спеша направилась к ней.

– Здравствуй, дитя моё!

– Инга-а-а! Здравствуй, Инга! – Ана радостно обняла старуху. – Давно ты не спускалась в стойбище! Ты принесла нам свои новые снадобья?

Знахарка рассмеялась, прижимаясь в ответ.

– Нет, милая. Не принесла. Последнее, что я приготовила из мудрёного питья, отдала Рошану.

– Неужто ты красный цветок добавила? – взволнованно спросила охотница. – И как он? Расскажи. Его быстро настигло единство?

– Да, добавила. Да-да, очень быстро!.. Не переживай, Ана, с Рошаном всё в порядке. Он сильный, он справится! Я думаю, если варить из этой гадости мясной отвар, то можно ящеров травить, – сменив тему беседы на другой лад, заговорила Инга. – Разавров и всяких там Рапторов. Я слышала, что зубастые недоростки совсем заполонили рощу.

– Да, Инга, да! Всех Полосунов извели… Хорошая идея! Думаешь, эти твари не учуют красный цветок? Приготовь и для меня это зелье. Рошан вернётся – я пойду на охоту, испытаю.

– Приготовлю-приготовлю. Как Оми? Она в шалаше? Научилась стрелять из лука?

– Да, надеюсь, она уже спит. Стреляет, стреляет! Пока только по бабочкам, – задорно ответила Ана.

– Ма! – Варн кинул дровину наземь и бросился на знахарку.

– Здравствуй, мой хороший! – старуха обняла ремесленника. – В пещерах говорят, что ты шатёр этот построил. Молодец, сынок! Старцы и шаманы гордятся тобой. И вождь тоже!

– Благодарю тебя, Ма! А ты что принесла нам в этот раз? Эликсир Большой Охоты? Кто-то из следопытов теперь станет ловчее и быстрее?

Старуха расплылась в улыбке.

– Ой и шутник же ты, Варн! А может и принесу завтра. С Аной и проверишь – Большой Охоты он или вовсе не годится, – ответила она, смеясь.

Погуторив с сородичами о том о сём, о событиях минувшей ночи, Инга взялась помогать Ане и Варну с Кострищем. И вскоре огненный тотем был возведён. Когда Луна достигла своего пика, в шатёр прибыли Радон, Хорд и несколько дозорных. Под благостные речи и напутствия отрядам Большой Охоты Радон запалил Кострище. А когда в Шатре Пламени стало совсем жарко, соплеменники покинули постройку. Как и прошлой ночью, они расположились рядом, на поляне возле костра.

Тёплый муссон опустился к подножию Великого Вулкана. Ветер внезапным порывом взбудоражил огни светочей, что освещали обходные тропы, посты и хижины поселения. От дуновений ветров силуэты теней уклада деревни заплясали на холмах и отвесных уступах пьедестала горы. Мерцание света под властью ветреной стихии охватило полночный дух стойбища таинственностью, а новорожденная звезда на восточной стороне поднебесья заверила эту таинственность своим причудливым алым сиянием. Она приковала внимание первых людей. Сородичи, уплетая недоеденный в Шатре Пламени ужин, сосредоточенно уставились в ночное небо. И не все подметили в тот час, что звезда изменила своё пребывание среди других светил и стала немного больше, чем её явленность прошлой ночью. А те, кто подметил, подумали, будто им показалось. Все так посчитали, но только не Хорд.

Когда жар достиг предела, Варн выпустил частицы раскалённой смолы в дымоотвод, и Тотем Пламени своим свечением коснулся небосвода. В ожидании очередного чуда, соплеменники, сидя у костра, поглядывали то на огненные завихрения, то на красную звезду, но в ночном небе ничего удивительного не происходило. Старцы-шаманы ещё некоторое время сосредоточенно прислушивались к внутренним позывам, чтобы снова уловить голоса предков. Каждый раз вздрагивая от внезапного треска костра или порывов ветра, сородичи ещё сильнее вострили уши, но духи молчали… Совсем скоро старцы присмирели, а диво явленной звезды и свет раскалённых частиц стали обыденными для взора – тут и наступило время познавательных историй.

***

Среди балагана молоди и говора взрослых соплеменников к старшему дозорному обратился У́нга – младший родич Таро. Будущий охотник или шаман – смышленый юнец ещё не решил, на какой станет путь, но его интерес к единству вождя привлёк внимание к беседе с Радоном и других сородичей.

– Радон, а когда вождь вернётся-то? Почему он так долго в единстве?

– Да! Да! Когда? – заголосила молодь.

– Почему же долго? Совсем недолго, – ответил дозорный. – Уверен, к утру Рошан спустится с пещер, – поглядывая на старших соплеменников, убедительно молвил Радон.

Подростки одобрительно закивали.

– А что там, в единстве вождя, Радон? – продолжал выпытывать Унга.

– Это ты у мудреца Ва́лана спрашивай, мой друг, – Радон махнул рукой в сторону сидящих старцев. – Он больше всех бывал в единстве. Я выбрал другую стихию. Мне по душе охота.

Юные потомки тут же обратили взоры на пожилых сородичей, расположившихся напротив. Молодь попыталась высмотреть, кого это Радон назвал Валаном, но свет от пламени костра был слишком тусклый, и углядеть, кто там среди старцев мудрец единства, никак не получалось. К тому же подростки могли и не видеть Валана прежде. Мало кто встречал его в поселении – старый шаман предпочитал проводить свои луны в пещерах. И даже во время проливных дождей он уединялся в Храме Созидателя. А вот строение Варна и его Кострище ещё прошлой ночью вызвало у пращура любопытство, и он с другими старцами спустился сюда – к Шатру Пламени.

Хорд и несколько сидящих впереди сородичей обернулись в сторону соплеменника – его тёмного силуэта в балахоне. Пыхтя, таинственный старец нехотя поднялся со своего места и, еле передвигая ногами, направился ближе к костру. Подростки пристально наблюдали за незнакомцем. Его зелёное одеяние болталось до самой земли, а капюшон балахона был изрядно натянут на голову и скрывал лицо старого шамана. Пращур, пока обходил соплеменников, случайно зацепился за свою же накидку и чуть не рухнул наземь – его придержали другие старцы. Выбравшись из толпы в передние ряды посиделок, Валан уселся на свой плащ и, слегка приподняв наголовник, обратил взор на Унгу. Свет костра коснулся смуглого лица шамана и обнажил его обличие: из-под капюшона старца торчали длинные седые космы, в которые были вплетены клыки ящеров, тени в ямках морщин его лика при тусклом свечении огня заострили черты и ещё больше притемнили кожу, а горбатый шипастый нос и карие глаза блестели от сияния пламени.

– Никто не знает, мой юный друг, – начал сказ Валан. – Никто раньше не созерцал Её глазами звёзды. Вот если бы Рошан земли познавал, далеко лежащие, болезни плоти нашей да ручьи ядовитые или живительные, то единство можно было бы предположить. Любое видение Её глазами, даже первое единство охотника, похоже одно на другое.

Юнцы напряглись, пытаясь понять смысл услышанного, и на миг у костра воцарилась тишина. Безмолвие прервал Ронин:

– А что там, в первом единстве охотника?

– Да! Да! Что? – тут же зашумели и другие дети.

– А вас ещё не учили разве? – удивился Валан.

– Да куда им там, – вступил в беседу Варн. – Им ещё рано об этом думать.

– Ничего не рано! Пусть послушают мудреца, пока его голова разумна! – воскликнул старый шаман и обратился к юным сородичам: – В первом единстве – в единстве охотника – познаётся прана Пангеи, что на высеченной гравировке пламенем величают и что силу даёт небывалую, – начал ученье Валан. – До тех пор, покуда прану не познаете, быть вам загонщиками на Большой Охоте или дозорными до конца лун вам отведённых. Охотиться-то вы сможете. На вольную пойдёте – мелочь всякую гонять, Пискунов, например, что шустрее шустрых, что на один зуб, и то застрянет, – пока не попадётесь какому-нибудь Хамелеону на ужин. А чтобы на высеченной гравировке пламень зажечь да стойкого гиганта пламенем поразить, придётся, самое малое, в единстве пройти путь Её глазами.

Взрослые сородичи зашастили*, поддерживая сказ старого шамана.

– В любом единстве, будь то первое или другое, дарует Пангея глаза свои, дабы видеть вы могли взором Её просторы Ею сотворённые! – воскликнул старец и развёл руками. – И ведёт Она по своим просторам каждого охотника, который единство пожелал познать. А среди просторов этих частицы света изначальной жизни обитают. И каждое творение Её из этих частиц и состоит. Из одной частицы семя в древо вырастает, из другой – стихия ветра в бурю воплощается. В третьей болезнь живёт невиданная, а в десятой – из яйца ящерицы ящерица слагается. И множество таких частиц заключаются в единстве. Вот из них прану и надо изъять и в пламень обратить!

Молодь была очарована рассказом Валана и, раскрыв рты, внимала каждому слову.

– У каждого охотника свой путь в единстве, – продолжал наставления мудрец. – Как говорил Ази́с, звёздное небо душе его, единство – в наших головах и в мыслях наших. Что представишь в забвении, то и увидишь Её глазами. И возникнет перед взором стезя по Её обители да стихии представленные и творения… – Валан задумался на миг, а дозорные, заслышав речи об Азисе, вопрошающе уставились на старца, ожидая, что тот о старом шамане расскажет что-нибудь ещё, но Валан продолжил вещать о единстве. – Как я и сказал – творения Её из частиц света складываются. И частицы одних творений отличны от других, и хранят они в себе прану изначальной жизни – пламя. И дабы прана частиц в пламя обратилась, надо в единстве из каждой частицы воплощения приглядевшегося, будь то травинка или целый куст, а может цветок какой или тварь примитивная, стрекоза, например, прану изъять. Из всех частиц воплощения изъять, до последней! Ни одной крупицы не оставить! Так и соберётся из них стихия пламени в одно целое – в пламень. И тому, кто пламень в единстве познал да призвал её гравировкой внушительной, будет видим пламень глазами Заврини. И все стойкие следопыты, – старец махнул в сторону Хорда и некоторых бывалых, сидящих поодаль, – кто прану изъял однажды, могут пламень один одного лицезреть! – мудрец единства поднял указательный палец, чтобы обозначить важность следующего уточнения. – Но если гравировка не тебе принадлежит, а другому охотнику, то дабы в ней пламень воплотить, нужно послание высеченное и важное того охотника воспринять и разумом, и духом! – закончил пояснения Валан, а молодь тотчас принялась шушукаться, пытаясь уловить истину из всей этой вереницы неясностей, сказанной мудрецом.

– А почему пламя только глазами Заврини углядеть можно-то, а людскими – нет? – поинтересовался Ре́нри – отпрыск одного из главарей Большой Охоты.

Скулы старого шамана растянулись в едва заметную улыбку, и он ответил:

– Потому что Пангея сотворила Заврини по своему подобию – по подобию мыслить и созидать. А дабы мыслить и созидать, Она в чрево ящера – Разавра бездушного – свою стихию изначальной жизни запечатлела. И не просто запечатлела, а в ока прижила, дабы были Заврини связаны с Нею Её глазами, дабы разумными были и видели истину, и жизнь творить могли. Вот и видно то пламя, что вождь ваш Рошан Её взором добыл, зраком охотника – воплощением Заврини! – пояснил старец-мудрец. – Так наши пращуры ведали нашим предкам, и я вам сейчас говорю, дабы истина никуда не делась – не растворилась в бытии.

Дети мало что поняли из услышанного, но лица их изображали восторг.

– А как выглядят Её глаза? – выкрикнул кто-то из юнцов, а среди старших сородичей послышались усмешки.

– Её глаза увидеть невозможно! – незамедлительно ответил Валан. – Только смотреть ими дано… – Валан задумался на миг. – И помните! – тут же добавил он. – Когда прану изымать возьмётесь в первом единстве своём и в пламя воплощать, главное, не спутайте частицы с чуждыми им претворениями других частиц!

– А что будет, если спутать? – спохватью поинтересовался Унга.

– Да, да, а что будет? – загалдели юные потомки.

Валан нахмурился:

– Иначе – смешается прана чуждых воплощений и растворится в пустошах представленного. И придётся по новой частицы собирать и прану из них изымать. И…

– А если и вовсе не получится собрать? – перебил Ронин.

– Что значит – вовсе? – ещё пуще насупился старый шаман. – Не было сроду ещё охотника такого, который, предавшись первому единству, прану в пламень обратить не смог. То ли дело это пламя на высеченной гравировке повторить в действительности, да заставить символ в истинную стихию воплоти…

– Слишком рано ты им, Валан, ведаешь об этом, – прервал Радон. – Пусть сначала орудия охоты держать научатся правильно.

– У-у-у, – загудели дети, не одобряя говор старшего дозорного.

Радон улыбнулся.

– Ничего не рано! – продолжал настаивать старый шаман. – Пусть знают! Чего уж тут. Кому ещё их учить? Варн единству не научит! Научил уже – без глаза теперь ходит!

Варн недоумённо посмотрел на старого шамана, а взрослые и молодь переглянулись.

– Ну будет тебе, Валан! – Хорд вступился за отпрыска. – Старый ворчун. Смотри – язык у тебя отсохнет!

– Ладно, ладно, – успокоился шаман и обратился к Унге: – Вот ты, юнец, какой путь выбрал? Шамана или охотника?

– Эм-м… – задумался Унга.

– Вот! – поспешно возгласил мудрец. – Чтобы шаманом стать, нужно понимать, чего ты хочешь. Чего узнать желаешь у Пангеи? Что увидеть норовишь? А это не так просто, мой юный друг, – молвил старец. – Настанет время – охотником будь и не бойся. Первое единство принимай и помни, что я говорил в эту ночь. Глядишь – окрепнешь, и шаманом быть тебе.

Подростки зашептались между собой, обсуждая напутствия старого мудреца.

– А почему ты не пошёл в Храм смотреть на звёзды? – неожиданно спросил Унга.

Валан нахмурился и оглядел других старцев.

– Я давно не молод, мой мальчик, а единство отнимает много сил. И что там, среди звёзд, творится? Никому не ведомо… Боюсь, если я загляну туда, то моё сознание не вернется обратно, и стану я ношей для племени…

*зашастили – зашумели.

***

– Валан, а скажи, – Эльна несмело подсела поближе к мудрецу, – почему?.. Почему у нас нет глаз Заврини, – девочка указала на себя и на других детей, – а у взрослых есть?

– Да, Валан, почему так?

– Мы тоже хотим смотреть взором охотников!

Юнцы и девы обиженно зашумели, а взрослые сородичи дружно рассмеялись. Неподдельное чувство досады молоди из-за неспособности воплощать глаза Заврини не могло не вызывать улыбку у бывалых соплеменников. Но этот недостаток имел своё начало, и помнили об этом начале многие.

– Было это в далёкие времена, когда предок мой и ваш, Алак, последний, перенявший глаза ящеров по роду своему, по происхождению, ещё охотиться мог и Лунами восторгаться, – внезапно начал сказ старый шаман. – Ока Заврини передались Алаку и его сородичам по крови от пращуров, а пращурам от прапращуров, а прапращурам от Заврини, и воплощать глаза ящеров сородичи и Алак могли с рождения. Но кровь наша и плоть меняются с прожитыми лунами, как и звёзды в поднебесье. В чём-то мы становимся лучше и сильнее, а в чём-то слабее. Вот и появились тогда на свет от потомков Алака слепые охотники, и я среди них. И ока предков нам были неведомы.

– Вы совсем ничего не видели, что ли? – недопоняв, спросил Ронин.

– Да нет же! Слепые – значит, глаз Заврини у нас сроду не было. Так-то мы видели, как сейчас видишь ты, юноша, и остальные.

Ронин кивнул.

– И никто тогда не знал, почему так произошло, – продолжил Валан. – И помыслили наши родичи, что болезнь у нас невиданная, и пошёл старый Алак у Пангеи ответов искать. Долго он был в единстве с Ней, а когда вышел, то ослаб сильно и в слабость погрузился от стройного месяца до полной Луны. Тогда все огорчились этому. Думали – помрёт. А охотились в те времена только дети Алака и братьев его, кто с глазами Заврини с рождения бегал, да некоторые родичи, кто силы свои не потерял за луны прожитые. Юнцы, мальцы, да я в их числе, в поселении сидели. И молодые охотники тоже – взглядом суровым людским сторожили стойбище от ящеров. Да, Хорд? – мудрец обратился к бывалому ловчему.

– Да, помню то время, – подтвердил Хорд. – Боялись тогда сородичи без глаз на промысел ходить. Любая ящерица за тридевять оврагов замечала людей, травоядные совсем не подпускали к себе, а хищники да Разавры с открытой пастью в те времена таились в зарослях повсюду – заползай, не бойся!

– Куда заползай? – переспросил Унга.

Старцы еле сдержали улыбки, а молодые дозорные залились смехом.

– Куда-куда? В пасть к Хамелеону! – воскликнул Хорд. – Говорю тебе – без глаз охотника опасно было выходить из стойбища!

Дети хихикая, зашумели.

– Тяжело было в те луны прокормить наше племя, – продолжил Валан свой сказ. – Ещё не ведали первые люди, что пламя Пангеи из праны творится, и Большой Охоты не было вовсе. И вот тогда-то сородич мой – Лассо́, молодой совсем, который лассо придумал для травли – впервые на охоте и познал глаза предков. Осмелел он тогда, не хотел мириться со слепотой и пошёл в одиночку на вольный промысел! Следил он, значит, за Полосунами, а те – прохвосты умные и зрячие. Видят они Лассо издалека, да каждый шаг его знают наперёд. А у Лассо через заросли ничего разглядеть не получается, пока в упор к ящерам не подойдёт. Дождутся ящеры, когда он их обнаружит, и тут же наутёк – шагов на сто. И так целый день – туда-сюда. Лассо-то понял, что ящеры за нос его водят, а он им носом сделать ничего не может. Стало Лассо печально от этого. Как ни старался он, как ни щурился – не мог углядеть проныр первее.

– У-у-у, – загудела соболезнующая сородичу молодь.

– Смеркаться стало уже, но Лассо не сдавался. Решил в сумерках Полосунов обойти! Присматривался он, присматривался, и вдруг побледнело всё перед ним да ока ему явились. И принёс он в тот вечер туши разной, и рассказал о прозрении своём, но вздумал, что сумерки ока пробудили – не умел он ещё сосредоточением владеть в совершенстве, – на этом сказе Валан обратил свои глаза в глаза охотника, а дети ахнули и принялись пристально рассматривать рептилоидное воплощение мудреца. – И после прозрения ходил Лассо на охоту и молодых с собой водил в сумерках ещё одну луну, а потом в одиночку в ночь пошёл. И после ночи той не воротился. Нашли его тело в овраге обглоданное до костей…

Старый шаман вернул людской взор и замолчал, помянув прошлое, а дети и старшие сородичи сочувственно заохали.

– А когда Алак сил набрался, то про ока нам рассказал. Будто понял он в единстве, что глаза Заврини у нас и у потомков наших теперь с лунами являться будут, будто сама Пангея так ре…

Внезапно со стороны юго-восточной сторожевой вышки раздался звук горна – незатейливая мелодия в несколько гудков.

Соплеменники невольно подскочили.

– Брун вернулся?! – воскликнул Радон. – Отряд Бруна вернулся с Большой Охоты!

– Так быстро?! – удивился Хорд.

– Идёмте встречать! – выкрикнул кто-то из подростков.

Начался балаган, и сородичи, оставив костёр, выдвинулись к восточной лазейке приветствовать охотников.

***

– Эльна, тс-с! Эльна! – шёпотом позвал Ронин.

Голубоглазая девочка следовала за соплеменниками вниз по тропе к Дому Охотников. Услышав зов, Эльна настороженно обернулась.

– Ронин, это ты, что ли? Ты чего там сидишь? – недоумённо спросила она.

Юнец притаился в папоротниковых зарослях у тропинки. Его лицо было вымазано зелёным настоем саговника и смотрелось как маскировочный окрас охотника.

– Тс-с, тише! Пойдём с нами?

– Куда? Ты опять собрался из стойбища выходить?

– Нет, в пещеры!

– В какие пещеры? – уже шёпотом спросила Эльна, оглядываясь по сторонам и не понимая таинственности происходящего.

– В Храм Созидателя! Посмотрим на единство вождя.

Тут же из кущей показалась голова Унги, и его лицо тоже было разрисовано.

– Эльна, давай с нами!

– Вы серьёзно? – девочка подошла ближе к зарослям.

Ронин немного вылез из укрытия и протянул ей руку. Эльна робко посмотрела на юнца. В темноте она видела, как блестели его зелёные глаза. Всматриваясь в черты подростка, она на миг задумалась о чём-то своём и застыла.

– Ты мне доверяешь? – неожиданно выпалил Ронин.

– Я? Эм-м… – замешкалась Эльна, а юноша тут же схватил её за руку и затащил в заросли.

Унга захихикал.

– А разве нам можно в Храм Созидателя? – насупившись, спросила девочка.

– Ну ладно тебе уже! Говорят, что нельзя, но мы сходим тихонечко, и никто не узнает, – предложил Ронин. – Разве тебе самой не интересно?

– Интересно, но я боюсь.

– А мы не боимся! Пойдём посмотрим на вождя! – глаза Унги горели от предвкушения похода к пещерам.

– А если нас кто-нибудь из старцев заметит? – засомневалась Эльна.

– Не заметят. Большинство старцев – в Доме Охотников, а те, что остались у пещер, скорее всего спят, – заверил Ронин. – Просто посмотрим, что там делает вождь, и вернёмся обратно. Никто не заметит!

– А как же дозорные?

– Мы же будущие охотники! – воскликнул Унга. – Представим, что дозорные – это ящеры, и обойдём их!

Эльна задала ещё с десяток вопросов, но у юношей были ответы на все случаи жизни, и они таки уговорили девочку пойти в Храм.

Подростки, пробираясь среди троп и растительности, вернулись к Шатру Пламени, а вскоре подошли и к араукариям.

– Тс-с! – прошипел Ронин, притаившись за камнем. – Смотрите – огни на поветях. Может, там кто-то есть из взрослых?

Унга и Эльна затаились рядом, рассматривая ветви хвойных деревьев.

– Да вроде тихо всё, – сказал Унга. – Нет там никого. Все слышали горн. Точно пошли к Дому Охотников.

– Тогда главное – не разбудить малышей, – прошептала Эльна. – Иначе они испугаются и начнут звать на помощь. Не зацепите растяжки!

– Давайте за мной, – скомандовал Ронин, решительно перепрыгнул через валуны, на цыпочках прошёл под араукарией, ловко прогибаясь между натянутых погремушек, и снова заскочил в заросли.

Юнцы последовали за ним.

Чем бесшумней дети старались ступать, тем, казалось, громче был треск сухих листьев, веточек, камней и шелест травы под ногами. Даже стрекот и цокот ночных цикад и прочей живности не был таким слышимым в тот час, как хруст растительности под сандалетами будущих охотников, словно сама ночь прислушивалась и следила за каждым шагом юных сородичей, Луной освещая нетронутые факелами окрестности.

Так – от одного дерева к другому, от уступов к зарослям, от хижин к хижинам – дети пробирались по деревне. Чудом они обошли два дозорных отряда, и это было настоящим испытанием! Ведь прокрасться мимо дозорных незамеченным ещё никому не удавалось! Правда, раньше никто и не пытался этого сделать…

Эльна очень испугалась, когда охотники повстречались на пути. Она понятия не имела, что будет, если их обнаружат, и предчувствие, которое взрослые называли чувством Заврини, в тот час, казалось, впервые заговорило с ней. Будто внутренний голос шептал юной деве, что это всё не к добру. Но Унга и Ронин её постоянно подбадривали и уверяли, что в их путешествии нет ничего зазорного.

Вскоре весёлое настроение подхватило и Эльну. Подростки надумали себе игру в охотников и представили, что за ними кто-то следит. Дети дурачились, тихонечко хихикали, изображали рептилий и следопытов, прячась среди валунов и зарослей. Юнцы преследовали друг друга, прятались в кущи и устраивали ожидаемые засады. И через некоторое время добрались юные сородичи до той самой тропы, у которой начинались уступы и подъём к пещерам старцев. Путь в гору подсвечивали вбитые факелы, и пройти незамеченными, казалось, не было возможным.

Молодь затаилась в зарослях.

– И как дальше? Что делать-то будем? – озадачилась Эльна.

– Хм… Если мы поползём через кустарники вдоль тропы возле обрыва, то нас особо-то и не будет заметно, – сообразил Ронин.

– А если кто-нибудь упадёт?

– Да брось, Эльна! Посмотри сколько места. Поползём осторожно. Если что – поможем друг другу. Идёмте, – уверенно ответил Ронин и взял Эльну за руку.

Внезапно позади детей раздался шелест. Подростки аж подпрыгнули от неожиданности! Ужасно напуганные, они медленно обернулись.

«Дозорные», – первое, что промелькнуло в голове Ронина. А Унга и вовсе подумал, что это рептилия. Но из зарослей папоротника, отряхиваясь от прицепившихся веточек и листьев, выглянула маленькая девочка.

– Эльна, возьмите меня с собой?! Я хочу с вами! – дочь вождя жалобно смотрела на старших сородичей.

– Оми? Во имя Пангеи, как ты здесь очутилась? – юная дева подскочила к ребёнку и обняла его.

Ронин и Унга переглянулись и вздохнули с облегчением.

– Во имя Пангеи, я так испугался! – выдохнул Унга, и у него едва не налились слезами глаза.

– Оми, ты почему не в шалаше? Как ты здесь оказалась? – стал допытываться Ронин.

– Мне приснился страшный сон, а потом я стала думать про Па. А потом я услышала, что кто-то ходит внизу, и увидела вас. Мне было страшно звать вас в темноте, и я просто пошла за вами, – чуть не расплакавшись, протараторила Оми.

– Вот это новость! – восхитился Ронин. – Ты шла от самых араукарий? Оми, ты – настоящий охотник!

– Хорошо, что так случилось и мы не дошли до пещер, – сказала Эльна, глядя на юнцов. – Неизвестно, чем бы это всё закончилось. Нужно возвращаться!

– Эй, а как же Храм Созидателя? Как же вождь? – возмутился Ронин.

– Я хочу к Па, пойдёмте к вождю! – воскликнула девочка.

– Тише, тише, Оми, не кричи! Ронин, только не говори, что мы возьмём её с собой, – Эльна уставилась на подростка, ожидая вразумительного ответа.

– А почему нет? Она уже взрослая. Она за нами следила от самых араукарий, обошла дозорных. Её никто не слышал, даже мы! Пускай идёт, тем более там её вождь, её отец. Мы посмотрим на вождя и сразу вернёмся!

– Да, да, я хочу с вами, – обрадовалась Оми.

– Да, да, Оми пойдёт с нами! – подхватил Унга.

Эльна нахмурилась и нехотя согласилась:

– Ну ладно… Но только туда и обратно. Обещаешь, Ронин? – смиренно посмотрела она на подростка.

– Обещаю! Туда и обратно!

***

В нише возле входа в пещеру догорал трапезный костёр. Угасающие языки пламени иногда вздрагивали от резких порывов ветра, а хруст обугленной древесины после внезапных дуновений затягивал трескучую мелодию пламенной стихии. То возбуждая огонь, то подавляя его вовсе, восточный муссон вылавливал в дымке тлеющих поленьев ароматы недавно съеденного мяса и разносил их по тропам Великого Вулкана. Неподалёку от костра, вдоль остроугольных стен, на подстилах спали старцы. Их храп эхом разлетался по утёсам могучей горы. Время от времени отголоски глубоких сновидений пожилых соплеменников сливались в монотонный гремящий рокот, будто где-то среди скал приютился на ночлег древний Гигантозавр.

По наставлению Радона этой ночью сторожили ход в Храм Созидателя молодые охотники – Барда и Велес. Когда старцы после ужина и познавательных бесед погрузились в сон, дозорные вышли из грота и расположились под открытым небом на уступе у самого обрыва.

– Удивительно, правда? – Велес указал рукой на огненный столп. – И как он до этого додумался? Представить себе не могу…

Поток раскалённых частиц Тотема Пламени раскачивался от порывов ветра и при этом сдерживал свою целостность, будто неведомая сила заставляла огоньки цепляться друг за друга. Странное явление – самобытная стихия, ни с какой другой стихией не схожая – тянулось из едва видимого с высоты пещер дымоотвода шатра. Тусклое свечение огненного столба еле-еле освещало уклад поселения и покатых склонов Великого Вулкана, словно раскалённые частицы сдерживали потоки света в себе, не выпуская их за пределы круговерти. Но в центре свечение было ярким и ослепляющим. С возвышенности казалось, что окутанное со всех сторон ночной теменью завихрение возникло из пустоты – из черни ночи. Только огни стойбища местами освещали вездесущий мрак.

– Варн молодец! – воскликнул Барда. – Теперь охотничьи отряды без труда смогут найти дорогу домой.

– Это точно! – подхватил сородич.

– Велес, а ты случаем, пока мы ужинали, не слышал горн? Мне почудился сигнал, будто следопыты вернулись с Большой Охоты.

– Нет, брат, не слышал, – озадаченно ответил Велес. – Да вряд ли это был горн. Шестая ночь всего. Так быстро никто не мог вернуться. Тут такой ветер – почудиться может всё что угодно.